Похищение (СИ)

8 глава

Клэр дулась на герцога целых два дня, оставшихся до бала. Она прекрасно понимала, что сама во всем виновата, но терпеть не могла, когда над ней посмеивались. А он именно этим и занимался. Даже барон заметил, что дочь не в духе и поинтересовался, что происходит.

— Ничего, — отозвалась Клэр с самым безмятежным видом, на который только была способна.

Она вовсе не хотела рассказывать отцу о случившемся. Барон посмотрел на нее скептически.

— Правда, ничего, — повторила девушка, заметив это.

— Моя дорогая, я тебя прекрасно знаю. Когда ничего не происходит, у тебя совершенно другой вид.

— Я думаю.

— О чем?

— О том, какое платье мне надеть.

— Важный вопрос, — хмыкнул родитель, — тебе не нужно об этом думать, потому что даже в самом старом платье ты будешь выглядеть сногсшибательно. Да все дамы умрут от зависти!

Клэр заулыбалась. Она любила комплименты, даже если они исходили из уст собственного отца.

— Ты ведь у меня потрясающая красавица. Правда, не знаю, в кого. Вот, разве что, в бабушку. Поклонники валялись у ее ног целыми толпами.

Девушка расхохоталась, позабыв про свое плохое настроение.

В день бала Франсин сбилась с ног, стараясь представить свою госпожу я наилучшем виде. Впрочем, и сама госпожа желала того же самого. Уж чего она никогда не пропускала, так это возможности покрасоваться перед окружающими.

Рассматривая себя в зеркало, Клэр лучилась удовольствием. Поистине, если бы у каждой девушки на свете было такое же отражение, они никогда не впадали бы в черную меланхолию. Поворачиваясь то одним, то другим боком, Клэр заметила сосредоточенное лицо Франсин, подкалывающую одну из оборок и неожиданно вспомнила кое-что.

— Скажи-ка, Франсин, — начала она с напускной суровостью, — а где это ты так долго пропадала два дня назад?

Она и не думала устраивать допрос с пристрастием, просто хотела пошутить, но служанка в ответ на ее слова вдруг залилась столь жгучим румянцем, что его цвет мог бы без труда затмить любой самый спелый томат.

— Что такое? — протянула Клэр, наполняясь любопытством, — что это ты? Франси-ин! Ну-ка, немедленно выкладывай, в чем дело.

— Ничего особенного не случилось, — пробормотала служанка, не поднимая глаз, — просто… просто я случайно встретилась с одним знакомым.

Ну, тут она солгала, поскольку встреча была отнюдь не случайна, во всяком случае для нее самой.

— Кто это? — не отставала Клэр, присев рядом и забывая про платье.

— Госпожа! — воскликнула Франсин, — дайте мне закончить!

— Дам, если ты скажешь, кто он, — воспользовалась подходящим случаем та.

— М… месье Мориньи.

— А-а, — протянула девушка, поднимаясь на ноги, — доктор. Точнее, студент. Я его помню. И где ты его встретила?

— Я прогуливалась, и он заметил меня на улице. Кстати, теперь он служит у господина Ренуара.

— Служит? Кем? — удивилась Клэр.

— Он его личный врач. Господин Ренуар чрезвычайно доволен его навыками и умением.

— Не сомневаюсь в этом. Месье Мориньи спас ему жизнь.

— Да, но… — тут Франсин понизила голос до едва слышного шепота, — месье Мориньи говорит, что его господин не оставляет попыток найти вас. Как только он поднялся на ноги, он тут же посетил тот дом, где мы скрывались и был весьма раздосадован тем, что никого там не обнаружил.

Клэр фыркнула.

— Госпожа, вы и в самом деле не хотите принять слова его благодарности? — помедлив, спросила служанка.

— В самом деле, — кивнула та, — потому что благодарность эта не заслужена. Подозреваю, что не будь Мориньи, наши усилия помогли бы господину Ренуару поскорее отправиться на тот свет. Мы ведь жуткие неумехи.

Франсин неопределенно приподняла брови, говоря тем самым, что все возможно. Может быть, господин Ренуар умер бы, а может и нет. Но именно решительные действия Клэр дали ему шанс, а это очень ценно.

— Надеюсь, ты не сказала месье Мориньи, где мы сейчас находимся?

Франсин снова покрылась нездоровым румянцем.

— Я… э-э-э… простите, госпожа, но я взяла с него слово, что господин Ренуар не узнает об этом от него.

Клэр недовольно на нее покосилась. Она прекрасно понимала тайную подоплеку поступков служанки и поэтому не стала возмущаться, но возможная встреча с господином Ренуаром ее не прельщала. В качестве поклонника он ее не устраивал. По прошествии некоторого времени она припомнила, как он выглядит и его внешность не произвела на нее никакого впечатления. Такие мужчины были не в ее вкусе.

Хорошее настроение Клэр еще более повысилось, когда они с бароном прошли в парадную залу, где уже собрались кое-какие гости. Именно всеобщее внимание было словно бальзам на душу. Восхищенные взгляды мужчин и завистливые — женщин. Кто от такого откажется! Да и барон приосанился, полный гордости за свое чадо.

Она была очень довольна тем, как обстоят дела. Ей нравился бал, нравились всеобщие восхищенные взгляды, хотелось веселиться и забыть обо всех неприятностях. Правда, недолго. Очень скоро к ним подошел герцог и на правах хозяина завел с бароном непринужденный разговор, изредка поглядывая в ее сторону. Клэр сделала вид, что ничего не замечает.

Через пару минут барон извинился, собираясь отойти, заметив какого-то старого знакомого. Клэр тут же спросила:

— Папочка, ты куда?

— Прости, детка, важный разговор.

— Важный! Кто-то обещал, что мне не будет скучно. Я что, должна сама себя веселить?

— Мадемуазель, вам не будет скучно, — вмешался герцог.

— Неужели? — вежливо усомнилась она.

Барон, усмехнувшись, отошел.

— Все еще сердитесь? — поинтересовался хозяин дома.

— На что я должна сердиться? Здесь очень весело.

— Очень интересный вопрос. Вам лучше знать. Значит, не сердитесь?

Клэр промолчала. Ей вдруг очень захотелось развернуться и уйти, желательно, куда-нибудь подальше. Кажется, он снова за свое.

— Значит, сердитесь, — понял герцог, — очень жаль, мадемуазель. Сегодня здесь будет очень много развлечений, а вы в это время будете скрипеть зубами.

— Нет, я буду развлекаться. О, кажется, вас кто-то зовет.

— Никто меня не зовет. Хотите от меня избавиться? Не выйдет.

— И почему же?

— Потому что я уйду лишь тогда, когда сам захочу.

— Тогда захотите этого поскорее, — уже совершенно непочтительно отрезала Клэр.

— Так, — сделав паузу, проговорил герцог, — кажется, это уже серьезно. Знаете, мадемуазель, я совершенно не собирался выставлять вас круглой дурой. Откуда мне было знать, что у вас совершенно нет чувства юмора.

— У меня есть чувство юмора, ваша светлость. Просто вам очень хочется послушать, как я буду весело хохотать над самой собой, а на это мое чувство юмора не распространяется. Но напомните мне об этом, когда я начну вас высмеивать. Я буду ожидать громкого хохота и аплодисментов.

Он приподнял брови и задумался. Потом отозвался:

— Хорошо.

— Что хорошо? — осведомилась Клэр.

— Обязательно напомню.

— Благодарю вас, — она изобразила реверанс, — а сейчас, если вы не возражаете…

— Возражаю.

— Но я еще ничего не успела сказать.

— Вы хотели уйти, не так ли?

И откуда он всегда все знает?

— Не знал, что вы способны так долго дуться, мадемуазель.

— Разве?

— Два дня.

— Это долго?

— Сколько по-вашему долго?

Она задумалась:

— Неделя. Месяц.

— Вы способны так долго злиться? — поразился он.

— Это зависит от того, как сильно меня обидят.

— Знаете, что? В следующий раз, когда вдруг вам вздумается разозлиться на меня за что-то, лучше стукните меня чем-нибудь, но не дуйтесь месяцами.

— Стукнуть? — Клэр вытаращила глаза от изумления, — вы серьезно? Вы понимаете, как это будет выглядеть? Я бью такого важного господина, как вы?

Тут он расхохотался.

— Можете стукнуть меня, когда этого никто не видит.

Клэр приподняла брови.

— Это абсурдно. Вы прекрасно знаете, что я не стану этого делать.

— Так попробуйте. Вдруг понравится.

— О, в этом я не сомневаюсь совершенно, — внезапно она фыркнула и рассмеялась.

— Ну вот, — заключил герцог, — теперь я вижу, что вы не сердитесь. Долго же вас пришлось уговаривать.

— Уговаривать? Стало быть, это были уговоры. Вот оно что. Простите, что не поняла этого сразу.

— Но могу вас обещать, что больше никогда не стану подшучивать над вами. Вижу, это может быть очень опасно.

— Кажется, я это уже слышала. Но всякий раз вы не можете удержаться.

— Я говорю это впервые.

— Второй раз, — уточнила Клэр.

— Разве?

Она кивнула.

— В таком случае, в этот раз я сдержу свое обещание, мадемуазель.

Девушка чуть, было, не сказала, что ей очень хотелось бы в это верить, но не стала. В самом деле, зачем? Так снова можно вдрызг разругаться. А она все-таки на приеме, и ей хотелось бы немного потанцевать. Или даже не немного.

— А теперь мне придется ненадолго вас оставить, мадемуазель, прибыли новые гости, — заключил герцог, — но на первый танец я вас непременно приглашу.

— Буду вам очень признательна, ваша светлость, — не задержалась с ответом Клэр.

— Ах, оставьте, — он махнул рукой и отошел.

Она покачала головой. На ее памяти такое случается впервые. До сих пор еще никто не вел так себя с ней. Очень странно, но почему-то в его присутствии ей постоянно хочется злиться, кричать, топать ногами и метать громы и молнии. Почти в каждой фразе герцога она видела какой-то ехидный подтекст.

Итак, герцог отошел к новым гостям, барон увлеченно беседовал со старым знакомым и Клэр осталась совершенно одна. Впрочем, она не тяготилась своим одиночеством, зная по опыту, что долго это состояние не продлится. Обычно, как только от нее отходил один поклонник, сразу же появлялся другой. Ну, иногда нужно было подождать несколько минут. Иногда это казалось девушке утомительным, иногда — забавным. В общем, скучать ей было явно некогда. И потом, девушка давно не чувствовала себя чужой в этом доме. За несколько недель она привыкла тут находиться, ей нравилось жить здесь и Клэр считала, что отъезд, обещанный батюшкой в скором времени, явился бы очень некстати. Пожить в таком шикарном доме, где все с тебя пылинки сдувают и выполняют любое, даже самое ничтожное желание, хотелось как можно дольше. Тем более, что их никто и не торопил.

Клэр рассматривала гостей, иногда задерживаясь взглядом на платье какой-нибудь дамы и оценивая его с чисто женской точки зрения. Ее больше интересовало не то, как дама в нем выглядит, а фасон платья, ткань, из которой оно сшито и, разумеется, насколько оно модно. Обнаружив несколько более свежих вариантов, чем ее собственное, Клэр немного расстроилась.

И в это время к ней подошел молодой мужчина среднего роста и крепкого телосложения. Девушка успела подумать, что его лицо ей почему-то немного знакомо, как он произнес:

— Мадемуазель, не могу выразить словами, как я рад возможности наконец вас лицезреть!

Для начала Клэр сделала над собой усилие, чтобы не скорчить гримасу, поскольку это было бы очень невежливо. Прозвучавшая фраза показалась ей глупой, напыщенной, и весьма дурацкой, если уж на то пошло. Как будто, она находилась в театре и смотрела скучную, длинную и тяжеловесную пьесу. Следующей ее мыслью была такая: «Кажется, я его в самом деле встречала. Но вот где? Совершенно не помню». Неудивительно, что она его не помнила. Люди, которые ей не нравились, быстро исчезали из ее памяти.

— Месье, — учтиво произнесла она вслух и слегка присела.

Сказанное можно было трактовать, как угодно.

— Вы несомненно меня помните, — утверждающе продолжал незнакомец.

— Месье? — это прозвучало вопросительно, и девушка приподняла брови.

С какой стати он решил, что она должна его помнить?

Но, судя по всему, он или не понял этого, или просто не придал значения. Он был уверен в том, что его непременно должны помнить, а все остальное было неважно.

— Вот уже несколько недель я ищу возможность принести вам мою самую горячую благодарность и признательность за спасение!

«За какое спасение?» — мелькнуло у нее в голове, но тут Клэр осенило.

— О, — проговорила она вслух, — вы тот самый незнакомец, который дрался на дуэли у нашей двери.

— А вы проявили поистине неземное милосердие, оказав мне неоценимую помощь.

Клэр подавила вздох. И вот с такими экземплярами ей приходится беседовать! Куда подевались остроумные и внимательные собеседники!

— Э-э… ну да, конечно, — с трудом нашлась она.

— Вы совершили чудо! — воскликнул он с жаром.

— Да? — удивилась девушка, — какое?

— Вернув меня из мира мертвых в мир живых.

Кажется, свою голову он там позабыл. Или ее вообще не было?

— Ничего подобного я не делала, месье. Я просто пригласила врача. Такая ерунда. Не стоит благодарности.

— О, какая обворожительная скромность! Небесная кротость и ангельское смирение! Позвольте же мне, наконец, узнать имя той, благодаря которой я сейчас нахожусь здесь, а не на том свете.

«Господи, пусть кто-нибудь уберет его отсюда!», — взмолилась Клэр про себя. Скромность, кротость, смирение — это явно не про нее. Кажется, он ее с кем-то перепутал.

— М-м-м, — процедила она сквозь зубы, пытаясь проглотить слова, которые так и рвались у нее с языка. Очень нехорошие слова, если честно.

— Но я не слышала вашего имени, месье, — отозвалась Клэр, делая ударение на слове «вашего».

— Боже, непростительная забывчивость! Мое имя — Шарль Ренуар, спасительница, — и он отвесил ей церемонный поклон, при том не спуская с нее глаз. Он взирал на нее с восхищением. Точнее, он просто пожирал ее взглядом.

— Кларисса де Каванте, — нехотя проговорила девушка, — прошу вас, месье, не приписывайте мне чужих заслуг. Месье Мориньи — вот ваш спаситель по праву. Именно он сумел остановить кровь и перевязать раны, что и способствовало вашему спасению. Я ничего подобного сумела бы сделать.

— Но если бы не вы, Мориньи там бы не было. Именно вам я обязан тем, что мною занялся доктор. К тому же, было бы странно ожидать от женщины способностей к врачеванию.

— Мне, право, стыдно признавать свою собственную никчемность, но мысль о враче пришла в голову не мне, а моей служанке. Так что, я не считаю вашу благодарность заслуженной, месье, но очень рада, что вы вновь на ногах и судя по всему, чувствуете себя превосходно.

— Не разубеждайте меня, мадемуазель де Каванте. Я уверен, что своим спасением обязан только вам и никому более. Сколько в вас кротости и христианского милосердия! Ваш небесный образ незримо поддерживал меня в дни моей болезни. В бреду я видел вашу ангельскую головку, склоненную надо мной с выражением такого сострадания и светлой печали! И жалел лишь об одном, что все это я видел своим мысленным взором.

Что он такое несет? Ведет себя так, словно сошел с ума или перегрелся. А может быть, он пьян? Да нет, не похоже. Странно, каким образом он мог рассмотреть в ней сострадание тогда, когда она почти умирала от желания избавиться от его бренного тела из опасения, что он вот-вот скончается и им с Франсин нужно будет ломать голову, что делать с трупом. И вообще, он, кажется, был без сознания, разве нет? Как он вообще мог что-либо заметить? Или это ему привиделось? Говорят, в бреду людей посещают очень странные видения.

Впрочем, нет, конечно, Клэр, какая глупость с твоей стороны. Он просто несет всякую чушь, чтобы вызвать в тебе симпатию к себе, расточая комплименты и превознося до небес.

— Хорошо, месье Ренуар, — произнесла Клэр, как того требовала учтивость, — я принимаю вашу благодарность, но единственно для того, чтобы более не возвращаться к этой теме.

— Уверен, только ваша сверхъестественная скромность не позволяет вам признать заслуженность моей благодарности, мадемуазель.

— Как скромность может быть сверхъестественной? — спросила она тут же, не подумав.

— Ваша скромность, — пояснил он с придыханием.

— О-о, — протянула Клэр.

— Вы тогда поразили меня в самое сердце, мадемуазель, — продолжал месье Ренуар, понизив голос и наклоняясь к девушке, — ваш неземной образ преследовал меня на протяжение всех этих неимоверно длинных и тягучих дней. Я везде вас разыскивал. И наконец, мое желание исполнилось.

— Замечательно, — она отодвинулась, подавив желание поморщиться, — кстати, есть одна вещь, которая в тот момент меня действительно заинтересовала, месье.

— Могу вас заверить, что мое сердце свободно, — столь же тихо, как прежде проговорил он, — точнее говоря, оно было свободно…

— Ах, нет, не это. Вы дрались с тремя противниками. Неужели, вас вызвали на дуэль сразу трое? Это из-за дамы?

— О, мадемуазель, как вы могли такое подумать! — это прозвучало слегка раздосадовано, — никогда! Впрочем, из-за вас я готов сразиться даже с сотней противников.

Клэр приподняла брови. С сотней? Ты и с тремя-то справиться не сумел.

— В самом деле? — осведомилась она.

— Все дамы меркнут перед вами, — прошептал Ренуар, снова пододвигаясь к ней.

Клэр отступила, но уже не на шаг, а на целых три.

— Я слышал, что у вас какие-то неприятности, мадемуазель? — он как не заметил ее маневра, — я готов помочь вам всеми своими силами.

— У меня нет никаких неприятностей, месье, но мне интересно, от кого вы такое услышали.

— Мориньи как-то обмолвился, что вы находитесь в какой-то неприятной ситуации и очень сетовал, что не может помочь вам. Но я могу вам помочь, мадемуазель. Только скажите, что я должен делать.

— Ничего, месье. Я ведь сказала: у меня нет никаких неприятностей.

— Конечно, мадемуазель. Вы всегда можете на меня рассчитывать, — продолжал он с жаром, — я в вашем полном распоряжении. Любая просьба, любая услуга, любое пожелание, какое только придет вам в голову. Достаточно одного вашего слова.

Девушка знала цену таким обещаниям. Во всяком случае, понимать их буквально не стоило. Ведь если она сейчас скажет, чтобы месье Ренуар уходил и никогда больше не показывался ей на глаза, эту просьбу он не выполнит. Напротив, почувствует себя оскорбленным. А ей очень хотелось это сказать. Но правила приличия, вежливость, учтивость и все такое прочее. Камень на шее иногда.

— Непременно, месье, — проговорила Клэр вслух.

— Мадемуазель, я очарован.

Клэр вновь захотелось выругаться, только куда более неприлично, чем вначале. Он снова придвинулся к ней! Он что же, воображает, что это доставляет ей удовольствие?

— Как бы мне хотелось находиться в вашем восхитительном обществе вечно.

«Да не дай Бог! — вспышкой мелькнуло у нее в голове, и она вновь отступила назад, — я тогда пойду и утоплюсь, честное слово!»

Тем временем, ее персона подвергалась обсуждению. Правда, беседа происходила между людьми, один из которых был прекрасно осведомлен о нраве Клэр, а второй это примерно представлял.

— Я не хочу больше этого слышать, — сказал герцог, — вы постоянно твердите о скором отъезде, словно я вас гоню. Так вот, напротив, я приложу все усилия, чтобы убедить вас погостить здесь как можно дольше.

— Это будет выглядеть слишком навязчиво, — отозвался барон, — ведь мы у вас в гостях. Еще немного — и люди начнут судачить, что мы тут поселились. Хотя, конечно, Клэр это только на пользу. Она впервые в Париже. Жаль только, что ее знакомство с этим славным городом произошло столь неприятным образом. В обществе графа Ренье любой город покажется отвратительным.

— Но сейчас она наверстает упущенное. И вообще, не говорите глупостей, Луи. Мне нравится ваше присутствие в моем доме. Теперь здесь стало не так скучно, как обычно. А у вашей дочери очень живое чувство юмора.

— О, что касается юмора, моя дочурка всегда на высоте, — усмехнулся барон, — честно говоря, это ее чувство иногда пугает.

— Неужели? Почему? — удивился герцог.

— Да потому, что в такие минуты Клэр ужасно напоминает мне меня в молодости.

— Что же в этом плохого?

— Видите ли, Эрик, — барон вздохнул, — в молодости я был склонен ко всевозможным проказам. Я обожал веселиться также, как и моя дочь теперь. Вопрос в том, что именно вызывало во мне это веселье. Не все мои шутки были безобидны. Далеко не все. И знаете, ведь одно дело — юноша, склонный к шалостям и проказам, и совсем другое — девушка. Взять, к примеру, эту ее выходку с переодеванием. Какой еще девушке подобное пришло бы в голову?

— Не знаю, — засмеялся герцог, — но это было очень забавно.

— Рад, что вы так на это смотрите, Эрик. Я тоже думаю, что это было забавно и очень весело. Полагаю, она вволю повеселилась. Но вы плохо знаете мою дочь, если думаете, что этим она исчерпала себя.

— Это убеждает меня только в одном: в обществе вашей дочери никому не придется скучать.

— Я уже намекал вам, что ее шуточки далеко не всегда безобидны.

— Это не самый большой недостаток.

— Хм, — барон вдруг посмотрел вперед и в задумчивости сдвинул брови, — что это такое с ней творится?

— Что вы имеете в виду? А, вы говорите о своей дочери! И где же она?

— Вон там, — указал тот, — беседует с каким-то молодчиком.

Герцог посмотрел.

— И что вас так удивило?

— Она пятится как рак.

— По-моему, ее нужно спасать, — мгновенно отреагировал герцог.

— Мне не нравится этот человек, — нахмурился барон, — уж слишком близко он находится. Неужели, непонятно, что ей это ужасно неприятно?

— Позвольте пригласить вас на танец, мадемуазель, — говорил между тем месье Ренуар.

— Как, разве уже начались танцы? — Клэр оглянулась по сторонам, — я и не заметила.

— Нет, но скоро начнутся. Я только стремлюсь оказаться первым в длинной череде ваших обожателей. Нисколько не сомневаюсь, что у вас их много.

— Обычно да, но здесь я почти никого не знаю. Но, к сожалению, я не могу согласиться на ваше предложение. Меня уже пригласили.

— Кто? — с возмущением спросил Ренуар.

— Хозяин этого дома.

Месье Ренуар казался очень расстроенным.

— Я надеялся, мадемуазель, ваше снисхождение будет столь всеобъемлющим, что вы снизойдете до моей ничтожной просьбы подарить мне этот танец. Как же я ошибался! — это прозвучало с горечью.

«Ты еще поплачь», — ехидно подумала Клэр.

— От предложения хозяина дома не принято отказываться, месье, — пояснила она вслух.

— Чем же он заслужил эту милость?

— Это было бы невежливо.

— О да, я все понимаю. Вам ведь очень не хочется с ним танцевать, не правда ли? Но долг и честь обязывают вас согласиться.

Клэр подавила тяжелый вздох.

— Вы здесь с вашими родителями, мадемуазель? Или в сопровождении наперсницы?

— Я с папочкой.

— И где же он? Как он мог оставить вас одну?

— Он недалеко.

— Смею надеяться, что ваш батюшка не будет против нашему знакомству.

«Еще как будет», — снова подумала девушка.

— И почему вы так решили, месье? — неопределенным тоном осведомилась она.

— Хочется надеяться, что родительская воля не явится препятствием для двух любящих сердец.

— О месье, кажется, вас занесло куда-то не туда. Вы не думаете, что еще слишком рано об этом говорить?

Она едва успела подавить изумление, поскольку на лице Ренуара появился неописуемый восторг.

— Мадемуазель! — воскликнул он, — вы сделали меня счастливейшим из смертных!

— Каким образом?

— Вы дали мне понять, что нет никаких препятствий для того, чтобы я мог…

— Что? Я ничего подобного не делала, месье.

— Вы сказали «еще».

Клэр закатила глаза. Кажется, она сейчас скажет что-нибудь неприличное. И кажется, ей уже совершенно наплевать на последствия.

— Я хотел бы… — не договорив, Ренуар схватил ее за руку.

Клэр резво ее выдернула.

— Вы переступаете границу, — предупредила она негромко и ее глаза сузились, — не смейте больше этого делать, месье.

— Я вовсе не хотел вас обидеть, — возразил тот, — я только хотел…

Клэр было совершенно наплевать на то, что он там хотел, впрочем, он и сам не успел договорить этого, поскольку заиграла музыка и к ним подошел хозяин дома. Девушка была столь рада этому, что едва не подпрыгнула от восторга. Наконец-то!

— Мадемуазель, позвольте, — сказал он.

— Конечно, — поспешно отозвалась Клэр, протягивая ему руку.

Она направилась вслед за герцогом в центр залы, оставив месье Ренуара стоять с чрезвычайно огорченным видом и изнывать от ревности.

— Надеюсь, вы не слишком расстроились от того, что я прервал вашу столь занимательную беседу с вашим кавалером?

— Занимательную?! — воскликнула она, — я вас умоляю, избавьте меня от всевозможных «занимательных» бесед с этим ослом.

Кажется, у герцога не было слов. Целую минуту он не мог подавить изумление, а потом выдавил:

— Э-э… что?

— Боже, неужели, я сказала это вслух? — ужаснулась Клэр, — прошу прощения.

— Хм… да. Ничего страшного, мадемуазель. Со всеми случается. Должно быть, он произвел на вас неизгладимое впечатление.

— Это верно, — признала она с непередаваемым выражением лица, — он… он нес такое… такое… Кажется, ему вылечили совсем не то, что следовало.

— А что следовало? — осведомился герцог, ничего не понимая.

— Голову, — последовало не менее понятное объяснение, — впрочем, полагаю, тут уже ничего нельзя сделать.

Герцог издал сдавленный смешок.

— Теперь я понимаю, о чем говорил ваш отец, упоминая о ваших не вполне безобидных шутках, мадемуазель.

— А я вовсе не шучу, — отрезала Клэр, — я, конечно, прошу прощения за резкость, ваша светлость, но этот человек исчерпал мое терпение. Оно у меня небольшое.

— Да, я знаю.

— Мне очень жаль.

— Это вряд ли.

— О, перестаньте! Послушали бы вы это, наверное, тоже вызвали бы его на дуэль.

— Тоже?

— Ах, да, я же не рассказывала вам об этом. Дело в том, что мы встречались раньше.

— В самом деле? И когда же это случилось?

— Это произошло тогда, когда я еще находилась на сомнительном попечении графа. Он уехал по делам, как он сказал, а мы с Франсин оказались свидетельницами дуэли, происходящей прямо у задней двери дома. Месье Ренуар дрался сразу с тремя противниками, и как водится, они его одолели. Его сильно ранили, и мы открыли дверь, чтобы не допустить его смерти.

— Пожалели, значит.

— Да, труп под задней дверью был бы нам некстати, — с присущим ей состраданием признала Клэр, чем вызвала в герцоге легкий кашель, которым он пытался подавить смех, — ведь тогда мы не смогли бы ее открыть. Но дело в том, что когда мы его впустили, эта опасность грозила нам непосредственно в доме. Поэтому я велела Франсин сбегать за доктором, чтобы его перевязали и все такое.

— Ясно, — кивнул герцог.

— Итак, прибыл доктор и выполнил свой долг. После чего, я попросила его отвезти пациента домой. Полагаю, графа насторожило бы присутствие постороннего мужчины в доме. Он стал бы спрашивать, откуда он взялся и как проник в дом, ведь все двери, как будто, были заперты. Но еще более странно то, что месье Ренуар, оказывается, хорошо меня запомнил, хотя большую часть времени был без сознания. Впрочем, я особенно к нему не приглядывалась. Меня в тот момент интересовало совсем другое.

— Это меня не удивляет. Но, кажется, вы произвели на него неизгладимое впечатление, мадемуазель.

Клэр непроизвольно скорчила гримасу.

— Но я ведь этого совсем не хотела. Господи, я вообще не понимаю, как он в том состоянии, в котором находился, мог вообще что-нибудь заметить.

Танец закончился, избавив герцога от необходимости отвечать. Точнее, пытаться сделать это сквозь подавляемый хохот.

— М-м-м… мадемуазель, благодарю вас за прекрасный танец. Хотите ли вы вернуться…

— Нет, — поспешно сказала Клэр, — только не туда. О господи, кажется, от идет к нам. Ваша светлость, я прошу вас, пожалуйста, скажите ему, что вы пригласили меня на все танцы, которые когда-либо будут в этом доме. И вообще, в любом другом. Ох, если бы можно убрать его куда-нибудь отсюда.

— Ладно, хорошо, я скажу все, что угодно, только не смешите меня больше. Вы ведете себя так, словно боитесь его.

— Я его боюсь, — подтвердила Клэр, — я всегда боялась сумасшедших.

Вряд ли, это выполнило просьбу герцога не смешить его больше. Он посильнее стиснул зубы.

Тем временем, месье Ренуар подошел к ним, как Клэр и опасалась. И метнув на герцога злобный взгляд, склонился в поклоне.

— Мадемуазель, не соблаговолите ли вы оказать мне честь и подарить мне следующий танец?

— Я… — Клэр повернула голову к герцогу, — я прошу прощения, но…

— Мадемуазель уже приглашена, сударь, — произнес герцог столь высокомерным и пренебрежительным тоном по отношению к собеседнику, коего Клэр от него еще никогда не слыхала, — на ВСЕ сегодняшние танцы.

«Мадемуазель» едва сдержала довольную улыбку. А на лице Ренуара появилось просто неописуемое выражение. Он уже не таясь, сверлил герцога взглядом.

— Девушка не должна танцевать только с одним кавалером весь вечер, — выпалил он, — это неприлично.

— Да неужели? — осведомился у него герцог, — вы будете учить меня приличиям в моем собственном доме?

— Я… я… нет, конечно, нет, ваша светлость. Я прошу прощения.

И развернувшись, он пересек залу торопливым шагом. Клэр повернулась к герцогу с самой очаровательной улыбкой, на которую только была способна. В глазах ее даже светилось восхищение.

— Это было потрясающе! Он убежал!

— Кажется, он захотел меня убить, — заметил герцог.

Клэр издала презрительный смешок.

— Он? Да кого он может убить!

— Я ему не завидую, честное слово. Впервые вижу такое негативное отношение у вас к кому бы то ни было. Кажется, он вызывает в вас отвращение.

— Отвращение? — Клэр задумалась, — пожалуй. Особенно, когда пытается подойти слишком близко. Но главным образом, потому, что воображает, что я должна чувствовать то же самое, что и он по отношению к нему. Не понимаю, почему?

— А что он, по-вашему, чувствует?

— Он мной увлекся.

— Даже как-то чересчур.

— Может быть, в горячечном бреду ему что-то такое привиделось, — девушка неопределенно пошевелила пальцами, — но все равно, меня это поражает.

— А почему?

— Что «почему»? — Клэр приподняла брови.

— Почему вас это так поражает? Вы что же, вообще никогда не смотрите на себя в зеркало?

— Я часто смотрю на себя в зеркало.

— И что вы там видите?

— Я красивая, — как само собой разумеющееся проговорила она, — ну и что? Этого ведь недостаточно. Должно быть что-то еще.

— Например?

— Но ведь влюбляются не только в красивых. Есть еще характер, ум, обаяние, душевные качества… Да много чего, наконец.

— Вы думаете, в вас этого нет?

Она пожала плечами.

— Полагаю, мой характер оставляет желать лучшего. Нет, не думайте, мне он нравится, но… но я стараюсь быть объективной.

Герцог издал смешок.

— Мне тоже очень нравится ваш характер, мадемуазель. А также ум, обаяние и все, что вы перечислили ранее.

— Я вам очень признательна, ваша светлость, — ответила Клэр немного неуверенно.

И не потому, что не знала, что сказать на это, просто почувствовала какое-то непонятное смущение. Смущение? Да с чего бы, помилуйте! Ее ведь никогда раньше не смущали подобные слова.

— И еще кое-что, — тон герцога вдруг неуловимо изменился, — я давно хотел вам сказать…

Клэр поспешно опустила глаза. Она почувствовала, что ее щеки горят. Господи, только бы со стороны этого никто не заметил! А особенно он.

— Мадемуазель де Каванте, я хочу, чтобы вы стали моей возлюбленной, — услышала она и не поверила своим ушам.

Все ее смущение куда-то девалось.

— Что? — изумленно переспросила она и повторила, только куда более возмущенно, — что? Вы… вы… что вы такое говорите? Вы предлагаете мне…! Да как вы… Я поверить не могу!

— И почему это вы не можете в это поверить? — осведомился он, и его тон сразу упал на несколько градусов, — что же такого особенного вы услышали?

— Вы это серьезно? Да даже граф Ренье не предлагал мне такого! Господи, я никогда не поверила бы раньше, что скажу это, но тем не менее. По крайней мере, его предложение было прилично.

— Прилично? — выпалил герцог, — ах, да, он ведь хотел вынудить вас выйти за него замуж! Ну, конечно, это было очень прилично!

— А вы?! По-вашему, это прилично? Как вы можете вообще делать такие предложения девушке?

— Разумеется, вы ждали, что вам предложат другое. Замужество, не так ли? С этой целью вы и приехали сюда. На все остальное вам наплевать.

Клэр вытаращила глаза.

— Что? Да я никогда…

— Ну, конечно, никогда! Думаете, это не заметно?

— Нет! — вскричала Клэр, — я никогда не думала об этом! Не смейте меня в этом обвинять! Это нечестно! Это неправда!

— Ха! — прозвучало в ответ.

Кажется, герцог совершенно позабыл, как следует разговаривать в приличном обществе. Еще немного — и перейдет к прямым оскорблениям. Если уже не перешел.

— Да неужели? Вы воображали, что вас позовут замуж! Да если б я захотел, то давно бы уже это сделал. Любая в этом зале без промедления согласилась бы на подобное предложение. Кстати, на другое тоже. Мне бы уж точно не пришлось их уламывать.

У Клэр даже дыхание перехватило от подобных слов. Она открыла рот, чтобы возразить и вообще, хоть как-то отреагировать, но не смогла. Она почувствовала, что все внутри у нее словно сковало железным обручем. Стало тяжело дышать, и даже в глазах потемнело. Вот, значит, как?!

— Но мне вовсе не это нужно, — продолжал герцог, — единственное, что я хотел бы, это взаимности. Чтобы меня любили.

— О-о, — выдохнула, наконец, Клэр, — вас действительно стоит полюбить после таких слов. Вылить ведро грязи, немного попинать, а потом заявить, я, мол, хочу, чтобы меня любили. Браво! Значит, любая из этих дам в зале достойна того, чтобы ей сделали предложение руки и сердца… кроме меня?!

— Не надо, — отозвался он столь свирепым тоном, что девушке даже захотелось отступить назад, — не надо перекладывать на меня свою вину, ясно?

— Вину? И в чем это я виновата? В том, что меня возмутило ваше отвратительное предложение? Это просто… аморально!

— Если бы вы действительно любили меня, то не стали бы думать, что это аморально!

— А… а… Я что же, должна была вам в любви признаться после этого? Боже мой! — не выдержав, Клэр вцепилась себе в волосы, — я не знаю… я просто не знаю, что я могу сказать на ЭТО!

— И не надо ничего говорить. Все и так ясно, — с этими словами герцог развернулся и стремительно покинул залу.

Клэр смотрела ему вслед, вытаращив глаза и глупо раскрыв рот. Ей хотелось завизжать, заорать, затопать ногами, разрыдаться или даже ударить кого-нибудь. Но она только глубоко вздохнула, обнаружив, как, оказывается, трудно это сделать. Ее словно морозом сковало. Она медленно прошла по зале, обходя танцующие пары, вышла в коридор, поднялась наверх и направилась в свою комнату. Ей было совершенно все равно, что о ней могут подумать. Ей было все равно, что отец будет ее искать. Единственное, чего ей действительно хотелось — это лечь и умереть, чтобы прекратить все это. Чтобы ей не было столь больно.

Но увы, даже этого ей не удалось сделать. Когда она вошла в комнату, там была Франсин. И разумеется, сразу же заметила, что с ее госпожой что-то не так.

— Неужели, бал уже закончился, госпожа? — спросила она.

— Нет, — коротко отозвалась Клэр.

— Тогда почему вы здесь?

— Надоело. Расстегни мне платье, пожалуйста.

— Госпожа, что случилось?

— Ничего. Расстегни мне платье.

— Госпожа, на вас лица нет, — тревожным голосом проговорила Франсин.

— Расстегни мне платье, в конце концов! — рявкнула Клэр.

Служанка даже подпрыгнула от неожиданности. На ее памяти госпожа никогда не повышала на нее голос. С ней явно что-то не так. Но выспрашивать, что именно было совершенно излишне. Поэтому Франсин молча расстегнула ей платье и помогла разоблачиться.

Не говоря ни слова, Клэр приняла ванну и надев ночную сорочку, легла в постель, накрывшись мягким одеялом по самые уши. Ей хотелось отключить свой мозг, чтобы не думать вообще. Чтобы в голове была вселенская пустота. Но к сожалению, сделать это было невозможно. В голове была целая куча мыслей и эти мысли были только об одном. Она думала, думала и думала, припоминая малейшие нюансы разговора, пыталась понять, где именно ошиблась и зачем сказала то или иное слово. Она вспоминала, что ей говорил герцог, и каждое его слово было словно тяжелый камень, водружённый ей на грудь. Так, чтобы она прекратила дышать вообще. Девушка ворочалась с боку на бок, не в силах найти удобное место и попытаться заснуть. Она не могла спать, когда в голове торчали такие мысли, словно гвозди, царапая ей череп. Клэр дошла до того, что подумала, может быть, ей поплакать, вдруг легче станет. Но как ни парадоксально, плакать она не могла. Глаза были абсолютно сухими.

Наконец, она замерла, лежа на спине и глядя в темный потолок невидящим взглядом. Рано или поздно она все равно заснет, хотя сейчас казалось, что это невозможно в принципе. Уставший организм возьмет свое. Главное, перестать думать, перестать думать… перестать думать…