Поиграй со мной

ГЛАВА 14

ПРИВЕТ, МАМ. Я ИСПОРТИЛ КОВЕР

Я чертов гений.

Дружба с привилегиями с самой горячей девушкой, что я знаю, без всяких ожиданий? Еще бы. Я получаю все плюшки захватывающих, новых отношений без всего того скучного дерьма, что сопутствует долгосрочным, когда их новизна проходит и все становится обыденным.

Кроме того, с Дженни довольно весело заниматься обычными вещами. Например, смотреть телевизор, есть пиццу и перебирать пальцами по ее спине. Я даже не был против, когда она уснула на моих коленях. И даже когда час спустя она проснулась, по-королевски отсосала мой член, после сказала, что ей пора — я тоже был не против. Я проводил ее до двери, поцеловал и в полном одиночестве растянулся на своей кровати.

Знаете, чего нельзя сделать, когда вы в отношениях? Спать, лежа по диагонали.

Конечно, правило «без секса с проникновением» поначалу немного сбивало с толку, но исследовать все остальные способы, которыми мы можем довести друг друга до оргазма, чертовски весело.

А самое главное? Я больше не чувствую себя таким одиноким, когда мои приятели сразу после игр достают телефоны, чтобы написать своим женам. Даже Адам получил сообщение от Оливии, которая присматривает за Медвежонком, пока нас нет. Он с гордостью показывает нам прикрепленную фотографию, на которой Медвежонок и Дублин развалились вместе перед камином.

Пряча улыбку, я открываю свое сообщение.

Солнышко: Тяжелое поражение, большой парень. Никаких поздравительных минетов для тебя.

Я: Может, хотя бы утешительный? Лейтенанту Джонсону грустно, и только ты можешь его развеселить * грустный смайлик*

Солнышко: Не уверена, что это тебе светит.

Я: Я проверял, еще как светит. Собираюсь трахнуть твой рот, когда в конце недели вернусь домой, а потом наслажусь десертом.

На экране появляются три маленькие точки набора текста, исчезают, появляются и вновь исчезают. Мне нравится наблюдать за расцветом этой стороны Дженни. Она чертовски смелая, но немного нерешительная в спальне. Чем больше времени мы проводим вместе, тем сильнее она становится уверена в себе. Она готова ко всему, горит желанием учиться. Знаете, что еще действительно круто? Наблюдать за тем, как медленно рушатся ее защитные стены.

Хотя она все еще работает над сексом по переписке. Есть что-то особенное в том, как подобное лишает ее дара речи.

Мой телефон вибрирует, я достаю его, и слегка замираю при виде отправленной Дженни фотографии: красный фруктовый лед, который обводят ее губы.

У меня нет времени это оценить. Картер громко выругивается, я, прижимая телефон к груди, подпрыгиваю. Вот и все. Мне пора.

Картер хмуро смотрит на свой телефон.

— Олли чувствует, как ребенок часто двигается, а я не чувствую ничего. Судя по всему, он двигался всю ночь.

Мое сердце бьется чаще, и я заставляю себя сосредоточиться на шнурках на коньках, пытаясь сформулировать ответ и дышать.

— Сколько ей сейчас? Пять месяцев? Я не чувствовал сестер, пока у моей мамы не начался третий триместр. Скоро ты тоже сможешь наблюдать за тем, как шевелится малышка, это круто, но и жутковато.

— И ты продолжаешь говорить «он», — указывает Адам. — Малышка Беккет может оказаться девочкой.

Картер ворчит, скатывая хоккейные носки в шарик.

— Неа. Я видел пенис.

Эммет вздыхает.

— Я тебе тысячу раз говорил: это была рука. У твоего ребенка нет гигантского пениса.

— Зато есть у его папочки, — самодовольно отвечает Картер.

Я нерешительно снимаю с груди вибрирующий телефон и вздыхаю, когда вижу, что это всего лишь электронное письмо от Levi's. Судя по всему, у меня есть три пары женских джинсов, которые прибудут через пять-семь рабочих дней.

Я набираю короткое сообщение преступнице.

Я: Забавно, когда я давал тебе данные своей карточки, думал, ты всего лишь заменишь джинсы, которые я испортил.

Солнышко: Забавно, я думала, ты будешь уважать мой выбор одежды, а не срывать ее с моего тела.

Я: Я собираюсь проявить неуважение к твоему телу только за это.

Солнышко: Дженни: Гаррет, 1:0

Боже. Черт возьми. Это прекрасно.

Интересно, как долго это продлится. Дженни умная, сильная, нахальная и сексуальная — лучшая во всем. Вопрос времени, когда кто-нибудь еще поймет это, и я буду вынужден отпустить ее. А еще я не уверен, как далеко мы можем испытывать нашу удачу с ничего не подозревающим мужчиной передо мной, что положил свой телефон на одну из полок в укромном уголке.

— Гаррет, пойдем, потанцуешь со мной.

Я снимаю коньки.

— Я не собираюсь сниматься в еще одном из твоих гребаных токтоков, Картер.

— Тик-ток! Давай. На последнем, в котором был ты, так много лайков. Все девушки считают тебя милым, когда ты танцуешь. Райли! — Он догоняет Джексона по пути в душ. — Я научу тебя танцевать очень быстро.

Джексон вытягивает руку, прикрывая свободной свое достоинство.

— Я голый!

— Отлично для рейтингов, — бормочет Картер. Он упирает кулаки в бедра и начинает командовать. Когда вся команда выстроилась, он переводит взгляд на меня, приподнимая брови.

— Гаррет.

— Нет. К черту это. Я не буду танцевать твой чертов танец.

Знаменитые последние слова. Час спустя я сижу в баре нашего отеля и наблюдаю за тем, как наша команда танцует какой-то нелепый тренд. Вся команда опускает руки, разворачивается и трясет задницами перед камерой. Большинство из нас наполовину в снаряжении. Джексону повезло меньше, он прикрывает свой член полотенцем для рук. Видео уже набрало более ста тысяч просмотров. Картер выглядел более гордым, лишь когда Оливия сказала «да» на свадьбе.

Сегодня здесь невероятно много девчонок, вся команата кишит ими. Джексон уже целовался с одной из, Адам продолжает уворачиваться от пальцев, пытающихся запутаться в его кудрях, и когда длинноногая брюнетка проводит рукой по моим плечам, я начинаю паниковать, отмахиваясь от ее прикосновений.

— Э-э, нет, спасибо. Нет, спасибо. Спасибо.

Эммет выгибает бровь, когда она уходит.

— Нет, спасибо? Месяц назад ты жаловался, что мы мешаем тебе трахаться. Сейчас тебя никто не останавливает.

Я прячу свое отвращение за горстью начос.

Эммет ждет, пока я проглочу.

— Что?

— Э-э… — Я чешу подбородок, когда мой взгляд скользит по столу, и останавливается на Адаме, который вежливо отшивает другую девушку, объясняя, что их желания не совпадают. — Нетфликс и расслабон, — выпаливаю я, затем отступаю. — Думаю, я перерос эту стадию. Я предпочту тусоваться дома с кем-то, кто заставляет меня смеяться. — Это не ложь. — «Смотреть Нетфликс и расслабляться», — повторяю я. — Или еще что-нибудь.

Адам ухмыляется.

— Значит, ты хочешь отношений.

— Гаррету нужна подружка, — поет Картер, дочиста облизывая куриное крылышко. — Я уверен, ты кого-нибудь найдешь.

— Это не может быть настолько сложно. У тебя же получилось.

Его кость со стуком падает на тарелку, твердый взгляд медленно поднимается.

— Я ловец, придурок.

Я хихикаю.

— Да, Олли повезло, что она не подхватила какую-нибудь болезнь.

— Ублюдок. — Картер тянется через стол, и быстро начинается игра в пощечины, когда наши руки взлетают в воздух, прежде чем в нее вмешивается папа.

Папа — это Адам. Эммет — плохой дядя, который сидит в углу и подначивает нас. Джексон — пьяная тетя, целующаяся со случайным парнем.

— Мы должны позволить естественному отбору позаботиться о вас, — говорит Эммет, когда мы расходимся. — Выживает сильнейший.

Картер сгибает бицепс, прежде чем поцеловать его.

— Это я.

— Мечтай. — Я вытягиваю руки, вены вздуваются, когда я сжимаю два кулака. — Ведь это я.

— Неважно. Моя сестра может поставить тебя на колени.

Она абсолютно точно может, уже сделала это, и я с удовольствием окажусь на них еще тысячу раз, чтобы распробовать сладкое местечко между ее бедер, пока она дергает меня за волосы и повторяет мое имя, умоляя о большем.

Я пытаюсь собраться с мыслями и сосредоточиться на предстоящем разговоре о времени, которое Адам проводит в детском доме.

— Я нашел свою семью в точно таком же доме, как этот, но я знаю, что не всем так повезло. Подумать только, что некоторые из этих детей сидят там годами, в ожидании того, чтобы кто-нибудь дал им шанс… — Он качает головой, хмурясь. — Это разбивает сердце.

— Я думаю, это здорово, что ты используешь свой опыт работы с системой приемных семей, чтобы помогать другим детям, — говорю я ему.

— Тебя усыновили? — Спрашивает Джексон теперь, когда его рот свободен.

Адам кивает, и Картер добавляет:

— Его отец — Дикон Локвуд.

Брови Джексон подпрыгивают.

— Дикон Локвуд, квотербек «Денвер Бронкос» в отставке и пятикратный чемпион Суперкубка, Дикон Локвуд?

Адам посмеивается.

— Он был так расстроен, когда я предпочел хоккей футболу. На самом деле, я не мог и мечтать о лучшей семье. Иногда ты не рожден у них, ты их находишь.

Джексон хлопает его рукой по плечу, и я борюсь с желанием закатить глаза. Я еще не проникся к нему теплотой.

— Рад, что ты нашел свою команду, приятель.

— Я думал о воспитании детей, но с моим графиком это невозможно. Они через многое прошли, и им нужна последовательность, кто-то, кто может приходить к ним каждый день. — Он пожимает плечами. — Может быть, в будущем, если я когда-нибудь женюсь.

Эммет тихо смеется.

— Ты встретишь кого-то невероятного и у тебя будет потрясающая семья, каким бы то ни было способом ты решишь это сделать.

— То, что случилось с Кортни, было ужасно, — вмешиваюсь я, — и я бы хотел, чтобы ты не пострадал. Ты заслуживаешь гораздо лучшего, чем то, что она тебе давала. Я не уверен, что ты ушел, если бы она не дала тебе причину.

Отношения Адама с его бывшей были шаткими какое-то время, и он достиг той точки, когда отчаянно хотел сделать ее счастливой. Поступая так, он пренебрегал своим собственным счастьем. Если бы он не застал ее с другим мужчиной, я не уверен, что он поступил бы так, как было лучше для него самого.

Адам сосредотачивается на напитке в своей руке, прежде чем поднимает взгляд и улыбается.

— Да. Блять, да. Пошла она.

— Эй, йоу! — Эмметт бьет кулаком по воздуху. — Вот это настрой, Вуди! За это надо выпить!

Хотел бы я поделиться своим настроем.

Вместо этого он остается у меня в руке, у меня отвисает челюсть, взгляд прикован к картинке в моем телефоне.

На меня смотрят два фаллоимитатора — один маленький, фиолетовый и блестящий, другой чертовски гигантский, черный и жилистый. К фотографии прилагается простой вопрос.

Солнышко: Эй, большой парниша, если бы я рассматривала возможность переспать с тобой в будущем и хотела дать себе время привыкнуть к твоему размеру, кого бы я трахнула?

Дженни отлично справляется с сексом по переписке. Быстро учится. Сверхбыстро.

У меня, с другой стороны, получается не так хорошо. Мой мозг, возможно, плавится, а член стал твердый как сталь.

Появляется вторая фотография, на которой пальцы Дженни обхватывают маленький фиолетовый фаллоимитатор.

Солнышко: Мистер «Совсем крошка».

— Почему ты корчишь такое лицо? С кем ты там переписываешься?

В ответ на вопросы Картера я прижимаю телефон к груди, радуясь, что рентгеновского зрения не существует, насколько я знаю. Когда я вскакиваю на ноги, мой стул падает на землю.

— Это моя мама. — Черт, это было так громко. — Я-я-я… — Черт. — Мне пора идти! — Я поднимаю свой телефон повыше и встряхиваю его, по какой-то гребаной причине. — Я нужен ей. Я нужен маме. Я должен… пока!

Я бросаюсь через бар в вестибюль, пальцы летают над экраном.

Я: Мистер «Совсем крошка»? Думаю, совсем наоборот.

Солнышко: Собираюсь лечь спать, чтобы позаботиться о себе. Поговорим завтра.

Я: Не смей, черт возьми.

Я нажимаю на кнопку вызова лифта девятьсот тысяч раз и заваливаюсь внутрь, когда он открывается.

Я: Дженни???

Я: Клянусь богом, если ты прямо сейчас ляжешь спать, я прилечу домой пораньше и разбужу тебя своим членом в твоем чертовом горле.

Солнышко: * эмодзи поцелуя * Доброй ночи, Медвежонок Гэрри.

— Нет. Нет, нет, нет, нет. — По моим венам разливается волнение, пока лифт поднимается. Моя нога не перестает подпрыгивать. Я уверен, что у меня дергается глаз.

Я цепляюсь за двери, когда лифт останавливается, и мне требуется семь попыток, чтобы успешно просунуть карточку в дверную щель. Моя рубашка прилипает к лицу, когда я вваливаюсь в свою комнату, и Дженни отвечает на мой видеозвонок с третьей попытки, потому что она маленькая дрянь, которой нравится заводить меня.

— Мистер Андерсен, — мурлычет она. — Чем обязана такому удовольствию от ночного телефонного звонка?

Я спотыкаюсь о свои ноги, вылезая из штанов, спотыкаюсь вперед и отскакиваю от края кровати.

Хихиканье Дженни наэлектризовывает воздух.

— Что ты делаешь?

— Раздеваюсь. — Дженни краем глаза смотрит на мой член, который высвобождается из моих боксеров и подпрыгивает на месте.

— О боже. Лейтенант Джонсон, похоже, рад меня видеть.

— Он чертовски уверен в этом, и тебе придется бросить мистера «Совсем крошку». Мои пальцы могут трахнуть тебя лучше, чем он. — Я сжимаю основание своего члена и поворачиваю голову. — Теперь сними одежду, солнышко.

Откидывая одеяло, она дюйм за мучительным дюймом обнажает свои звездные изгибы.

— Какую одежду?

Мои глаза закатываются к потолку, когда я стону.

— Боже, я так хочу трахнуть тебя.

Я сбит с толку, когда ее улыбка становится застенчивой. Неужели она не знает, насколько умопомрачительно сексуальна? Я бы продал свою левую руку за VIP-билет «ешь, сколько влезет» в ее Диснейленд. Хотя «ешь, сколько влезет» пока работает чертовски хорошо.

Я перекатываюсь на кровать, ставлю телефон на приставной столик и жду, когда Дженни сделает то же самое.

Она заправляет волосы за уши, совершенно невинное движение, которое заставляет мой член пульсировать. Они длинные и беспорядочные, и я хочу провести по ним пальцами, прежде чем намотать их на кулак и заставить ее смотреть мне в глаза, когда она кончит.

— Итак, э-э, как это… работает?

— Я собираюсь трахать свою руку, пока смотрю, как ты трахаешь свою киску, и я постараюсь не устроить беспорядок, когда кончу. Ты, солнышко, можешь быть такой неряхой, какой пожелает твое сердце.

Дрожь пробегает по ее телу, и она качает головой.

— Две недели назад ты даже не мог связать целое предложение.

— Да, потому что ты горячая штучка и напугала меня до чертиков.

— А теперь ты меня не боишься?

— Нет, не так сильно. Не сейчас, когда я знаю, что могу командовать тобой так же хорошо, но по-другому. — Я наблюдаю, как ее тело краснеет, как светится кожа, порозовевшая от нервных прикосновений, как трепещут ресницы, когда она отводит взгляд в сторону, а затем возвращает его обратно ко мне. — Это тебя заводит. Тебе нравится, как я с тобой разговариваю.

— Ну и ну.

— Что тебе в этом нравится?

Она пожимает плечом.

— Я не…

Чушь собачья. Она притворяется застенчивой, боится сказать это вслух, поэтому я собираюсь помочь ей. Она больше не сможет прятаться.

— Мне нравится, что я могу заставить тебя стесняться. Самая смелая девушка, что я знаю, и я лишаю тебя дара речи. И тогда на твоем лице появляется широкая улыбка, и ты оживаешь, как будто мои слова подстегивают тебя. Ты — лучшее сочетание застенчивости и уверенности, когда ты обнажена, и мне нравится наблюдать, как у тебя это получается.

Ее зубы впиваются в эту шикарную нижнюю губу. Она проводит пальцем по своему бедру.

— Мне нравится… Мне нравится, когда ты говоришь мне, что хочешь со мной сделать. Это заставляет меня чувствовать… — Ее щеки пылают, когда она отводит взгляд.

— Заставляет тебя чувствовать что?

— Желанной, — признается она вполголоса. — Я давно так себя не чувствовала.

Правда в том, что я не уверен, что когда-либо хотел кого-то так, как хочу ее, поэтому я говорю ей именно это, игнорируя то, как она закатывает глаза, словно я подыгрываю ей.

— Помимо твоего потрясающего тела, красивых глаз и идеальной улыбки, Дженни, ты умница, которая умеет постоять за себя. Ты выкладываешься без промедления и заставляешь себя работать. А еще ты чертовски забавная и кричишь на судей, когда они дерьмово делают свою работу. Я всегда хотел узнать тебя получше, чем знал. Я рад, что дошел до этого момента.

Милый носик Дженни морщится, и вот, с ее губ срывается гребаное хихиканье.

— Да, как скажешь, бабник.

— Называй меня как хочешь, я тот, о ком ты думаешь, когда остаешься дома одна и трахаешь свои резиновые члены.

— А моя киска — это та, о которой ты думаешь, когда запираешься в ванной своего отеля, трахаешь свою руку и кончаешь в носок. — Расставив ноги на кровати, она раздвигает их, показывая мне свою безупречную розовую киску. Она проводит пальцем по своей гладкой щели. — Жаль, что ты не можешь этим воспользоваться. Она чертовски мягче и теплее, чем твоя рука.

Мой взгляд следует за медленными движениями пальцев, которые обводят ее клитор, загипнотизированный когда слова срываются с моих губ.

— Это, блять, мое…

— Я единственная, кому принадлежит эта киска. — Мучительно медленно она погружает два пальца внутрь, выгибает спину над подушками, приоткрывает губы с тихим вздохом. — Я просто позволяю тебе иногда пользоваться ей.

— Черт. Господи. Черт. — Я провожу ладонью по рту, прежде чем беру член в руку и поглаживаю. — Покажи мне, какая ты влажная.

— Проси вежливо.

— Пожалуйста, Дженни. Я хочу посмотреть, как ты намокла.

Дженни вытаскивает свои пальцы, блестящие и мокрые.

— Насквозь.

Я стону, сжимая свой член.

— Попробуй себя, Дженни.

В ее глазах искрится желание и неуверенность.

— Не стесняйся меня сейчас, солнышко. Мы оба знаем, что это не ты. Ты мой любимый вкус, так что продолжай и попробуй.

Она проводит пальцем по своей нижней губе, заставляя ее блестеть, и у меня перехватывает дыхание, когда она проводит по ней языком. Не сводя с меня глаз, она берет пальцы в рот, хриплый стон наполняет воздух, когда она облизывается.

— Используй свои пальцы, — грубо приказываю я.

— Ты мне не начальник.

— Конечно нет. Засунь свои пальцы внутрь, красотка, и представь, что это мой член.

Дьявольская ухмылка появляется на ее лице, прежде чем она просовывает пальцы в свою мокрую щель, заставляя себя дрожать и краснеть. Дженни тихо стонет, просовывая два пальца внутрь, ее горящий взгляд прикован к моей руке, пока я работаю своим членом. Я долго не протяну, и это ее вина. Наблюдать за тем, как она любит свое собственное тело, ценит все его изгибы и грани — это самое большое возбуждение.

— Еще один, — требую я. — Можешь добавить еще один?

Дженни, не колеблясь, погружает еще один палец, выгибаясь, когда седлает эту линию. Она сжимает сосок, поглаживая рукой свою идеальную круглую грудь, ее дыхание учащается, а затем опускает эту руку вниз по телу, нащупывая клитор.

— Черт возьми, Дженни. Ты такая сексуальная.

— Гаррет, — всхлипывает она с ошеломленным взглядом. — Я сейчас кончу.

Как и я, черт возьми. Мои яйца сжимаются, позвоночник покалывает, и в ту секунду, когда Дженни вскрикивает, хлопая бедрами друг о друга, запрокидывая голову, мне конец.

— Черт. — Я скатываюсь с кровати, вскакиваю на ноги и случайно вываливаю весь свой груз на ковер. — О черт.

Хихиканье Дженни быстро выходит из-под контроля.

— Ты только что кончил на пол?

— Это был несчастный случай! Я не был готов! — Я хватаю подушку.

— Только не на подушку! Отвратительно! Кто-нибудь ткнется в нее лицом!

— Я в ахуе! — Кричу я, убегая в ванную. Я хватаю комок туалетной бумаги, что, как выясняется, ужасная идея. Она распадается, оставляя белые ошметки по всему ковру, пока я вытираю свой беспорядок. — Это мне дорого обойдется.

— Лучшие деньги, которые ты когда-либо тратил, — самодовольно парирует Дженни.

Со стоном я падаю на кровать как раз вовремя, чтобы заметить, как Дженни кутается в одеяла.

— Итак…

— Итак… спокойной ночи?

— Спокойной ночи? Это все? — Я хихикаю. — Ты хочешь, типа… поговорить?

Она теребит свое одеяло.

— А ты?

— Ну, Адам еще не вернулся.

— Так ты хочешь поговорить?

— Если хочешь поговорить, мы можем поговорить.

— Звучит так, будто ты хочешь поговорить, Гаррет.

Я прочищаю горло, потирая затылок.

— Думаю, мы могли бы поговорить.

Дженни ухмыляется.

— Дай мне умыться и перекусить.

Я следую ее примеру, и когда Дженни присоединяется ко мне, она с миской хлопьев, в толстовке, в которую я одел ее, когда видел в последний раз.

— Что это? — спрашивает она.

Я поднимаю банку, в которую только что макала печенье.

— Масло для печенья. — Я запихиваю все это в рот. — Изф Фтатов. Ты обфязана попфробофать их. Я офстафлю тебе немфного.

Дженни хихикает.

— Ладно, расскажи мне о своем вечере перед тем, как ты испортил ковер.

— Мы тусовались в баре с командой. К Адаму клеились.

— Только к Адаму?

— И к Джексону.

Она ждет.

— Ладно, ко мне тоже. — Я опускаю в соус еще одно печенье. — Итак, я сказал парням, что хочу встречаться, а не трахаться.

— Адам — единственный, кто достаточно чист, чтобы купиться на это.

Я согласен, поэтому рассказываю Дженни о его мечте однажды забрать ребенка из детского дома, и она мягко улыбается на протяжении всего этого, прежде чем рассказать мне о своем дне.

— Мы с Олли повели щенков на прогулку, а потом она попросила меня приготовить ей поднос с пирожными перед игрой. Большую часть матча мы с Карой орали на судей, а Олли потеряла сознание у меня на коленях во время третьего периода.

Я улыбаюсь, наблюдая, как она лениво вытирает молоко, стекающее по подбородку, и облизывает уголок рта. Она встречает мой пристальный взгляд, улыбается в ответ, и я ищу, что бы еще сказать. Наверное, я еще не готов пожелать ей спокойной ночи. Разговаривать ни о чем с ней… приятно.

— Я, э-э… сказал Картеру, что ты моя мама.

Она морщит нос.

— Что?

— Когда ты прислала мне ту фотографию, — уточняю я. — Я даже не мог говорить, он этого не видел, но спросил меня, с кем я переписывалась, и я…

Ее глаза сверкают от ухмылки. Такой широкой и дерзкой, исключительно в стиле Беккетов.

— Сказал, что я твоя мама.

— Мой мозг отключается. Это происходит почти всегда, когда речь заходит о тебе.

Я резко оборачиваюсь, когда дверь издает звуковой сигнал, приоткрывается наполовину, а затем быстро захлопывается на поворотном замке.

— Какого хрена? — Адам дергает ручку, надавливая на замок. — Ты запер меня снаружи, ублюдок?

— Случайно! — Я вскакиваю с кровати, подтягивая штаны одной рукой. Я спотыкаюсь во второй раз за вечер, чуть не падая лицом в беспорядок, который устроил. — Подожди секунду!

Дженни трясется от смеха, зажимая рот рукой, и я бросаю на нее взгляд.

— Спокойной ночи, солнышко, — шепчу я.

Она подмигивает.

— Спокойной ночи, Меджвежонок Гэрри.

Я засовываю телефон в карман, без всякой причины провожу рукой по груди, затем открываю дверь. Адам стоит там, высоко подняв брови, а я уже придумываю оправдания.

Затем он делает шаг вперед, наваливается на меня, и я понимаю, что он чертовски пьян.

По пути он раздевается.

— Можно мне немного печенья? — Он хватает упаковку и банку с моего прикроватного столика, не дожидаясь ответа.

Он резко останавливается, его взгляд падает на испорченный ковер. Кончики моих ушей горят.

Я чешу шею, когда Адам пристально смотрит на меня.

— Э-э, это… Я был… ну, видишь ли, я был…

— Я даже знать не хочу. — Он проходит мимо, встряхивая маслом для печенья у меня перед лицом. — Теперь это мое, потому что я никому об этом не собираюсь рассказывать. Договорились?

Еще как, блин!