Пока это не было любовью

Глава 24

Инга

Я даже не стала переодеваться и сразу села за ноутбук, не сняв халат. Когда я вернулась домой после разговора с Гордеем, то сразу пошла в душ. Я дала себе пять минут, чтобы поплакать, а затем взяла себя в руки.

Я понимала, что потеряла Гордея, но не собиралась терять и работу. Было очевидно, что Гордей может попытаться отстранить меня от написания статьи, как только наступит рабочий день, поэтому мне нужно действовать быстро.

Статья получалась на славу. У меня накопилось множество заметок и идей, и все шло как по маслу. Это замечательно, ведь мне нужно завершить статью о Гордее до того, как Сергей доложит обо мне Александру Викторовичу. Мне хотелось показать ему, что я умею писать хорошо.

Я провела скрупулезное исследование — возможно, даже слишком тщательное — и даже опередила сроки. К тому же, я могу написать такую статью, которую никто не ожидает. Было бы легко написать, что Гордей стал жертвой травли со стороны моей матери, но я решила не идти по этому пути. Зная то, что знал Сергей, я не могу его слишком хвалить.

Остается только один вариант: высказать свое честное мнение о Гордее Лаврове. Я считаю, что он должен уйти из политики и позволить кому-то другому занять его место.

Ох, как ему это не понравится!

Когда я так напишу, он возненавидит меня еще больше, чем сейчас. Но мне больше нечего терять, когда речь идет о Гордее. Я должна сделать это ради себя, я должна быть честной и не писать ничего, кроме правды.

Боже, если бы я просто сказала ему, кто моя мать, раньше! Он даже дал мне возможность, когда спросил меня вчера, почему я была в его районе, но я не хотела усугублять ситуацию. Теперь ее уже не спасти.

Единственное, что мне осталось, так это доделать статью и получить эту чертову должность в нашей редакции. Хоть что-то хорошее я смогу извлечь из этой ситуации.

Когда я выглянула из окна спальни в следующий раз, уже почти стемнело, и я услышала, как хлопнула входная дверь.

— Дорогая, ты будешь винишко? — крикнула мама с лестницы.

— Нет, мам, спасибо, — ответила я, добавив запятую, а затем снова ее удалив.

Я перечитала текст три раза, но не внесла никаких изменений. Статья готова, я просто хочу, чтобы она была идеальной.

Я услышала, как мама поднимается по лестнице, и, прежде чем она ворвалась в комнату, чтобы рассказать мне последние сплетни, я быстро отправила письмо Александру Викторовичу, прикрепила статью и нажала «отправить».

Меньше чем через секунду, без стука, мама появилась в дверях с двумя бокалами вина.

— Ингуся, почему ты в халате? — спросила она, протягивая мне один из бокалов.

Я была рада возможности позволить вину смыть с себя все резкие слова, которые я услышала от Гордея сегодня. Возможно, это поможет мне уснуть или хотя бы забыть о случившемся.

— Мне просто нужно было закончить статью, — ответила я.

Она либо не слушала, либо приняла мое объяснение без раздумий, потому что плюхнулась в кресло в спальне рядом с моим столом.

— Какой замечательный день, — сказала она. — Скоро случится кое-что грандиозное. Очень громкое событие! Весь день я пыталась заставить свой источник заговорить. Сегодня или завтра это поднимет мне просмотры до небес!

То, как она это произнесла, заставило меня задуматься, не говорила ли она о Егоре Ларине. Когда его арестуют, это будет действительно громкое событие.

— Я даже боюсь представить, что же ты узнала! — сказала я, отпив немного вина и закатив глаза.

— Это развод, дорогая. Громкий развод. Очень известные люди.

Она очень хотела поделиться со мной этой новостью. Она всегда стремилась поделиться со мной чем-то важным. Мой отец уже давно не проявлял интереса к этой теме, но мама все еще верила, что мне небезразлично ее ремесло. А я не думала об этом, особенно сегодня.

Моя мать не стала причиной разрыва отношений между Гордеем и мной — ему не нравилось не лично она, а то, что она снимала и обсуждала в своих передачах. И даже если бы я была честна с ним, как планировала, Гордей, скорее всего, простил бы меня. Так не должно было произойти.

Моя статья забьет последний гвоздь в крышку гроба для наших отношений, но я не должна зацикливаться на этом. То, что у нас было, было построено на скрытности и лжи, и рано или поздно это закончилось бы. Мои чувства к Гордею слишком сильные и яркие, чтобы длиться вечно. Я просто потушила угли, не дожидаясь, пока они догорят сами собой.

Все хорошо. Я справлюсь. Даже если сейчас мне так не кажется.

Я сделала еще один глоток вина.

— Ты в порядке, дорогая? Ты выглядишь немного… уставшей.

Я вздохнула и выдвинула стул из-под стола. Мы уже много лет не обсуждали мою точку зрения на ее работу. Мы не сходились во взглядах, поэтому какой смысл был говорить об этом? Однако я хочу сделать еще одну попытку понять, почему она выбрала такой путь.

— Тебя никогда не беспокоило, что ты пишешь такие вещи о людях, даже если знаешь, что это может причинить им боль? — спросила я.

— Причинит боль? — повторила она. — Не драматизируй. Если я пишу о разводе известных людей, об этом все равно все узнали бы. Просто я расскажу об этом первой. Как я всегда тебе говорила, это цена славы — личная жизнь у всех на виду.

В это есть доля правды.

— А что, если ты узнаешь о чьей-то измене? Бывает же такое, что жена или муж не знают об этом. Не знают о неверности партнера до того момента, пока ты не заговорила.

— Инга, у меня очень надежные источники. Я не распространяю беспочвенные домыслы. Часто ко мне сами приходят знаменитости и просят написать о них. Так им проще признаться.

— Но ты не можешь быть уверена на сто процентов.

Я подумала о фотографиях Гордея и Татьяны и о настоящей причине того, почему они встречались. Они оба, должно быть, были так огорчены, что столкнулись с предательством Егора. Канал моей матери выставил двух друзей непорядочными людьми, хотя это было совсем не так.

— Дорогая, мы все совершаем ошибки. Я всегда стремлюсь тщательно проверять информацию, используя несколько источников. Однако, даже с этим на каждую историю, которую я придаю огласке, приходится в среднем три, которые я оставляю без внимания.

Я поставила свой бокал на стол и переспросила:

— О чем ты говоришь? Зачем тебе отказываться от работы?

— По вполне очевидным причинам.

— Ты не уверена в том, что это правда?

— Нет, я никогда не начинаю писать, если я не уверена. Но иногда я знаю правду, но понимаю, что об этом не нужно знать всем подряд. Я всегда стараюсь поступать по совести.

Я почувствовала комок в горле и спросила:

— Но разве это не наша работа — раскрывать правду? Мы не должны приукрашивать.

— Инга, не существует единственно правильного подхода. Ты должна сама решать, как поступить. Правда — это не универсальный ключ ко всему. Мы все люди, и мы пишем о людях. Важно учитывать не только общественные интересы, но и то, как информация повлияет на людей. Ты должна решить, действительно ли то, о чем ты пишешь, нужно знать всем.

У меня внутри все сжалось. Я всегда думала, что моя мать беспощадна в своих поисках правды и разоблачении знаменитостей.

— Но ты всегда говорила, что если знаменитости сами выставляют свою жизнь напоказ и хотят, чтобы о них говорили, то они не должны удивляться или обижаться на то, что люди обсуждают их.

— Да, — сказала она. — И это правда. Но это не значит, что у нас нет выбора. В прошлом году я узнала, что одна очень молодая спортсменка сделала аборт от очень известного человека. Эту информацию подтвердили несколько источников, и было очевидно, что она его действительно сделала. Однако, я промолчала об этом. Я никому об этом не рассказала чисто по-женски, потому что не хотела усугублять травму этой бедной девушки. Ну и это не нужно никому.

— Я не понимаю. Ты никогда не говорила мне, что фильтруешь свой контент. Как ты это делаешь? Вот, например, чей-то развод всем нужен?

— Дорогая, я же сказала, что выбираю темы. Но ты так склонна плохо думать о том, что я делаю, что мы не часто это обсуждаем. Я не хочу разрушать жизни — конечно, не хочу. Я не говорю, что этого никогда не происходило из-за моих работ, но я всегда тщательно обдумываю возможные последствия. Меня волнует не только правда.

Разве я не права, рассказав свою историю о Гордее? Это вызвало бы резонанс. Все в его окружении, включая председателя партии, были в курсе, что я собираю материал о нем. Они ожидали, что я буду наблюдать за ним и проводить с ним время. И я пришла к тому же выводу, что и они, хотя и по другим причинам: он не должен заниматься политикой, потому что это не для него.

Я понимала, что этот материал мог стать решающим для Гордея. Мой рассказ разрушил бы его мечту; единственное, чего он хотел в последнее время, — это сделать карьеру во власти, и я, вероятно, просто лишила бы его этого, не задумываясь о последствиях.

Я оправдывала свое решение написать этот материал, тем что это правда. Журналисты всегда пишут правду, невзирая на последствия.

Возможно, я просто слишком наивная.

— А как насчет той истории о Гордее Лаврове и Татьяне Лариной? — спросил я.

— Разве ты не пишешь статью о Гордее Лаврове? — спросила мама, прищурившись.

Мы обсуждали это, когда я впервые получила задание. Тогда я была очень взволнована.

— Да, — сказала я.

— Гордей — один из самых известных холостяков в городе. А в том ресторане, где они встречались ночью, всегда есть известные личности и фотографы, которые за ними следят. Если ты не хочешь, чтобы тебя видели, нужно явно идти в другое место.

— Могу тебя заверить, мам, что Гордей не хотел оказаться в центре сплетен. А Татьяна замужем. Ты могла бы разрушить ее брак.

— Гордей мог бы избежать внимания, если бы он этого хотел, — сказала она.

Теперь, когда я задумалась об этом, она ведь была права. Если он так стремился к своей политической карьере, зачем же он ставил себя в такое положение? Он фактически давал компромат сам на себя.

— Ну, а Татьяна?

— И Татьяна тоже. Им не нужно было идти в этот ресторан. Знаменитости часто используют нас, чтобы облегчить себе жизнь и дать возможность сказать все за них. Их с мужем брак фактически распался, но сам по себе, а не потому, что я что-то сняла на эту тему.

— О чем это ты? — уточнила я.

— Как я уже сказала, я говорю гораздо меньше, чем могла бы.

Знала ли она что-то о Егоре? Слышала ли она о следствии над ним? Я не читала условия того соглашения, но все равно не собираюсь ничего говорить. Риск того не стоит.

— Но не было же острой необходимости рассказывать о Гордее и Татьяне?

— Это правда, но и вреда от этого не было. — Моя мать вздохнула. — Повторюсь, здесь нет четких правил. Тебе нужно использовать свой собственный моральный кодекс. Я знаю, ты думаешь, что у меня его нет, но он есть, ты просто его не замечаешь. Я пишу о незначительных вещах и о том, что может быть обидно или даже вредно — не только потому, что это правда, но и потому, что иногда это важно.

То, что я написала о Гордее, было не нужно и, вероятно, навредит его карьере. Я могла бы написать хорошую статью — интересную и проницательную — без призывов к его увольнению. Однако я задела его за живое, и это неприятно осознавать.

Теперь я понимаю, что к чему. Правды ради правды недостаточно. Я никого не спасала, призывая к его увольнению. Я написала так только потому, что это правда, какой я ее вижу, а не потому, что эта правда поможет Гордею или еще кому-то.

И этого недостаточно.

Я открыла ноутбук, полная решимости пересмотреть статью и отправить новую версию Александру Викторовичу, как только допишу ее. Скорее всего, помощница Александра Викторовича не проверяет его почту так поздно, поэтому завтра я позвоню Даше и попрошу ее удалить первую версию из его сообщений.

К тому времени я уже успею внести все необходимые правки, поэтому мы все равно уложимся в срок. Я напишу лучшую статью, которая не испортит имидж Гордея. Я начала вносить изменения не из-за своих чувств к нему, а потому что я — дочь своей матери. И впервые в жизни я горжусь ее работой.