Я едва приходила в себя после того, как Дак влил в меня противоядие. Мир будто дышал сквозь дымку: лица были расплывчатыми, голоса глухими, и только холодная злость в глазах Арраса и Нейва прорезала туман. Но их тела, такие сильные обычно, сейчас были повержены на диване, и это зрелище било сильнее любого яда.
— Не переживай, — голос Эштара был ровен и почти ласков. — С ними всё будет в порядке. К утру они встанут на ноги. Но сегодня — они ни на что не способны.
— Дайте им противоядие, — мой голос прозвучал сипло, сорвано, но твёрдо.
— Не драматизируй, — усмехнулся он. — Мы же не убиваем твоих боссов. Или лучше сказать мужей? Нам достаточно, чтобы они временно потеряли силы. А вот ты, Лиана… — он щёлкнул пальцами, и Дак развернул к нам тонкий ноутбук, на экране вспыхнула матрица входа. — Ты сейчас сделаешь то, за что мы тебе платили. Откроешь доступ к их фондам. Вообще, я хотел выразить тебе свое восхищение, не думал, что у тебя получится обвести их вокруг пальца настолько качественно.
Я замерла, в груди всё оборвалось.
— Нет… я не буду, — выдавила я.
— Ты обязана, — Эштер склонился чуть ближе, его глаза блеснули сталью. — Мы столько вложили в тебя. Ты наша, Лиана. Или ты передумала помогать сыну? — он взглянул на меня всего на мгновение, но этого хватило. Моё сердце пронзила боль.
Я встретилась с его взглядом — и видела в нём наслаждение властью. Видела, как он тянется к этой «победе» над дарками, как мечтает поставить галочку напротив их имён.
Я посмотрела на Арраса и Нейва. Они лежали неподвижно, но глаза… Их глаза жгли меня. Там было всё — недоумение, разочарование, гнев. И то тяжёлое молчание, которое куда страшнее крика.
— Вперёд, — мягко подтолкнул Дак, выводя окно подтверждения. — Биометрия. Одно прикосновение, и мы переведём все их фонды. Они уже подписали отказ от претензий, так что их власть закончилась здесь. Они не затаскают по судам ни тебя, ни нас. Будем им урок, как лезть туда, куда не просят. Это просто компенсация. Ничего больше.
Я дрожала. Рука зависла над клавиатурой. Вот ублюдок. И как я раньше не поняла, что меня наняли именно они…
И именно в этот момент во мне что-то щёлкнуло. Как вспышка. Как будто все разрозненные факты, собранные за последние дни, встали на свои места.
Виктор. Его слова за чашкой кофе. Он тогда смеялся, рассказывал как бы «для развлечения»: что один из топов «Энлайт Системз» продвигает в проекты деньги, которые проходят не через официальные фонды, а через «частные гарантии». Что если эти гарантии вдруг перестанут существовать — у них обрушатся целые сектора, поэтому им нужны денежные вливания. Он не знал, кого именно это касается, но говорил о странных «теневых схемах», о которых упоминала его мать. Тогда он говорил, что пока начнет разбираться в этом, непременно постареет. Мне все казалось логичным. Им потому и нужны мои мужья, как финансовые доноры… Вот только…
Фото ассистента Дака с тем самым видом с балкона врезалось в память. Я вспомнила бокалы и одинаковый фон у Мириэл. Помнила их отношения, скрытые, но очевидные. И сопоставила: «частные гарантии» — это муж Мириэл, инвестор, через которого они гоняли деньги. А «ассистент» был не просто любовником. Он — ключ к этим схемам для Эштара и контроль Мириэл одновременно.
У меня в руках были доказательства: переписка, фото, социальные связи, записи с камеры. Я видела цепочку целиком: любовник-ассистент, незаконные вливания мужа Мириэл, использование «серых фондов» Эштара. Если это всплывёт, то речь уже не о процентах сделки — речь о миллионах, о репутации, о самом существовании их корпорации.
Я застыла, пальцы всё ещё дрожали.
Я знала цену своего решения — и знала последствия действий, которые мне необходимо будет совершить. Если сейчас я солью их фонды, то вернуть ничего будет невозможно. Бумаги об отказе от претензий уже подписаны, это тупик. Но если Аррас и Нейв поймут то, что поняла я… если сложат цепочку из моих заметок, блокнотов, документов, которые я видела в их же резиденции, тогда у них появится шанс. Шанс ударить врага тем же оружием. Они смогут вернуть все шантажом.
В груди жгло. Я слишком ясно чувствовала: любое слово вслух — и деньги на лечение сына я не получу. Мои работодатели никогда не простят предательства, но и заказчики не будут ждать. Я зажала зубы и приняла единственное решение, которое оставалось.
Я поднимала глаза на своих мужчин. На мужей. Боги, даже думать об этом было больно. Они смотрели на меня так, словно уже знали всё, а мне было так невыносимо стыдно и больно. И единственное, что пришло мне в голову…
Я могу открыть им свое сознание. Пусть увидят то, что увидела я и вернут все, что потеряли из-за меня. Это будет, что-то вроде извинений. Хотя я и не представляю, как можно простить кого-то вроде меня.
Я закрыла глаза. Внутри словно рушилась стена — кирпич за кирпичом, и холодная река разливалась по венам. Я почувствовала, как они входят в моё сознание: осторожно, напряжённо, словно боясь разрушить этот мостик. В этот миг я вложила в мысленный поток всё: документы, имена, фотографии, заметки, слова Виктора, схемы, которые я выстраивала ночами. Всё, что могла.
— Поторопись, — раздражённо сказал Эштер, и я положила ладонь на панель компьютера.
Система пискнула, принимая биометрию. Цифры замелькали на экране. Фонды, которые они собирали годами, уходили в чужие руки. Я знала, что совершаю преступление против них, и от этого горло сводило. Но внутри оставалась крошечная надежда, что они поймут, как все вернуть.
— У меня были сомнения, что получится, — ухмыльнулся Дак. — Но какая ты, оказывается, талантливая Лиана. Запудрила им голову так, что они оба добавили тебя в семейный фонд. Приятно работать, когда человек на своём месте.
Я опустила глаза, чувствуя, как внутри всё ломается.
— Не надо грустить, женушка. Деньги будут переведены, — сказал Эштер, небрежно кивая. — Иди. Ты сделала своё дело, больше ты мне тут не нужна. Накинь ей пару тысяч бонусов, зря что ли девка ноги раздвигала? — хохотнул он Даку, я вздрогнула.
— Уходи, — добавил тот холодно. — А лучше вообще исчезни так, чтобы никто тебя и твоего сына не нашел. А то я бы на твое месте даркам не доверял.
Я обернулась — последний раз. На диване — мои мужчины. Такие сильные, веселые, ласковые, любимые… сейчас беспомощные и измождённые, но глаза… Эти глаза прожигали меня. В них не было ненависти, только тяжёлое осознание моего предательства.
Я отвернулась и пошла к двери.
Сердце рвалось на части. Я чувствовала, как во мне одновременно живёт всё: вина, любовь, боль и безысходность. Я предала их. И предала себя тоже. Я никогда себе этого не прощу, но главное, что мой сын будет жить. И ради него я готова была стать кем угодно. Даже предателем.
Я вышла, не оглядываясь.