Попутчик

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Девушка не перестает грызть свои гребаные ногти, когда мы въезжаем на парковку захудалого мотеля примерно в часе езды к югу от того места, где она меня подобрала. Уже темно, и дождь не прекращается. Ритмичный звук капель и постоянное постукивание ее ногтей по зубам сводят меня с ума. В этот момент я хочу отрезать ей пальцы, чтобы прекратить шум.

— Ради любви к богу, остановись! — Я кричу. Она медленно отводит руку от лица и кладет ее обратно на руль.

Спасибо, черт возьми.

Я засовываю пистолет в задний карман своих спортивных штанов и прячу его под футболкой. Дождь хлещет по нам, как только мы выходим из машины. Когда мы оказываемся под дешевым виниловым навесом, я притягиваю ее к себе, наклоняюсь и шепчу ей на ухо.

— Не делай глупостей, кролик.

— Прекрати называть меня так, — шепотом огрызается она.

— Давай, кролик. — Я ущипнул ее за бок, и она сделала резкий шаг вперед с сердитым румянцем на щеках. Я хочу иметь с ней дело не больше, чем она хочет иметь его со мной. Было бы проще и спокойнее убить ее и забрать машину. К тому времени, когда кто-нибудь найдет тело, я буду в Мексике.

Она еще ничего не сделала, чтобы довести меня до этого, но это все равно останется одним из вариантов.

Мы входим в вестибюль, и над головой звенит звонок. Обои изо всех сил пытаются удержаться на стенах, а те, что остались целыми, почернели от плесени. Я смотрю на Селену. Ясно, что она никогда раньше не была в такой дыре, как эта. На ней слегка влажный блейзер и брюки, ради всего святого. Она выглядит чистой и невинной. Я чертовски уверен, что точно нет.

Из задней комнаты ковыляет худощавый старик. Его глаза перебегают с одного на другого.

— Чем я могу вам помочь, ребята? — спрашивает он, нахмурив седые брови.

— Нам нужна комната на ночь, — говорю я.

— Хорошо. Нужно удостоверение личности с фотографией и кредит…

— Нам нужна… комната. — Я говорю низким и ровным голосом, обнимая ее за талию. Ее губы сжимаются от моего прикосновения, и я надеюсь, что он не замечает, что она явно здесь не по своей воле. Мне не нужна еще одна смерть на моих руках так скоро.

На лице мужчины появляется понимание, и жар заливает его щеки почти так же сильно, как и ее.

— О, такая комната. — Он поворачивает голову, чтобы посмотреть в сторону. — Восьмидесяти долларов наличными будет достаточно, — говорит он с кокетливой улыбкой. Его глаза путешествуют по ее телу и переполняются голодом, и я испытываю искушение вырвать их и заставить его съесть их.

Я прочищаю горло. Когда Селена не достает свой кошелек, я снова щиплю ее за бок. Она издает тихий писк и достает наличные.

Мужчина наклоняет голову.

— Вы в порядке, мисс?

Я крепче прижимаю ее талию к своей.

Она одаривает мужчину неискренней улыбкой.

— Да, просто нервничаю. Я здесь первый раз.

— Надеюсь, не последний, — говорит он с отвратительной улыбкой.

Я впиваюсь ногтями в ее бок. Она не сделала ничего плохого, но он ведет себя как свинья. По большому счету, я ничем не лучше, но, по крайней мере, я стараюсь не тратить время на то, чтобы оценить не фигуру.

Когда она зачесывает свои темные волосы назад и заправляет несколько прядей за ухо, я замечаю, что ее обнаженная шея окрасилась в пурпурно-розовый оттенок. Ее губы плотно сжаты, а челюсть напряжена. Ей так некомфортно, что, как по мне, является нормальной реакцией для порядочных людей, которых похищают против их воли.

Дождь продолжает барабанить по асфальту, когда мы выходим из вестибюля. За этим легким стуком скрывается зловещая тишина. Тяжелая тишина под дождем. Она спешит вперед, ее глаза перебегают от одной пронумерованной двери к следующей, пока она не останавливается у нашей комнаты на ночь. 306. Шестерки нет, но она явно когда-то была. Это видно по грязному контуру, который остался на поверхности. Я открываю дверь и впускаю девушку внутрь.

Она тянется пальцами к лицу, чтобы прикрыть нос, и я не могу ее винить за это. Нас встречает ароматный букет несвежей мочи, а простыни выглядят так, будто последние десять лет их пропускали через одну и ту же стиральную машину. Потертое одеяло, вероятно, было там с 1963 года, но телевизор на перекошенном комоде выглядит новым. Ковер покрыт пятнами, которые накопились за многие годы с тех пор, как была построена эта дыра. Таракан пробегает вдоль плинтуса. Он делает паузу и, кажется, оценивает Селену с тем же ужасом, что отражается и в ее насыщенных карих глазах.

Судя по выражению ее лица и изгибу губ, она никогда не была в таком номере мотеля. Я плюхаюсь на колючее одеяло с ужасными цветочными узорами. Неважно, какая это кровать, она лучше, чем в моей камере. Матрас издает громкий визг, когда я отползаю назад и прислоняюсь к изголовью.

— Что случилось, кролик? Не соответствует твоим стандартам? — Я спрашиваю, но уже знаю ответ. Эта девушка никогда не проводила ночь в отеле, у которого было менее трех звезд, я уверен в этом. Она могла бы еще оказаться в двухзвездночном, если бы того требовала ситуация, но определенно не в этом. Я даже не уверен, что можно дать хотя бы одну звезду этому месту.

Она вздыхает, снимает куртку и вешает ее на крючок. Он отрывается от стены, и ее дорогая шмотка падает на грязный пол. Она дрожащей рукой поднимает свою любимую куртку и отстраняется ее от себя, как будто может заразиться от одного взгляда на нее.

— Отвратительно, — шепчет она.

— Модный маленький кролик, — говорю я со смехом.

Ее глаза стреляют в меня и сужаются.

— Пошел ты. — Когда она выплевывает слова, ее брови удивленно хмурятся от этой вспышки гнева. Очевидно, что это уже давно вертится у нее на языке. Ее разочарование заставляет мой член стать твердым в одно мгновение. Боже, она выглядит мило, когда злится.

Я поправляю перед своих штанов. Мне не хочется, чтобы она увидела мой стояк, потому что, если она испугается… вот так… я не смогу удержаться и сделаю то, о чем не пожалею. Я пытаюсь вести себя с ней прилично, но правильное поведение никогда не было моей сильной стороной, как показал мой послужной список. Я даже не уверен, почему пытаюсь быть хорошим. Почему это имеет значение?

У меня были испорченные родители: мать — накачанная наркотиками шлюха, и отец — заочный донор спермы. Возможно, я не знал его, но если он трахал мою мать, он, вероятно, тоже был под наркотиками. Я входил и выходил из системы опеки с тех пор, как научился ходить. Я никогда не знал ничего, кроме боли.

И не причинял ничего, кроме боли.

Она заходит в ванную и визжит из-за чего-то. Встаю, чтобы посмотреть, в чем проблема, и замечаю использованный презерватив, лежащий на тумбе. Это чертовски мерзко, но я также видел мужские кишки, лежащие на тюремной раковине, так что… На самом деле, это жуткое зрелище, и вместо спермы кишки были заполнены кровью.

Она прижимается спиной к моей груди, размахивая руками в тот момент, когда мое тело останавливает ее движение. Охваченная паникой, она отпрыгивает, потому что идти вперед означает противостоять угрожающему презервативу. Ее взгляд мечется между ванной и мной, как будто она пытается решить, что из этого является наиболее неприятным. Я обхватываю ее рукой за талию, чтобы оттолкнуть в сторону, и она вздрагивает.

— Расслабься, — шепчу я. — Теперь ты дрожишь, как настоящий кролик. — Я протискиваюсь мимо нее и сжимаю тонкий край туалетной бумаги между пальцами. Ржавый держатель протестующе скрипит, когда я тяну. Как только я отматываю достаточное количество, чтобы создать барьер для своих пальцев, я выкидываю презерватив в мусорное ведро. — Так лучше, — говорю я, качая головой, и ухожу от нее.

Ошеломленное выражение остается на ее лице. Я видел гораздо худшее дерьмо, чем это, в тюрьме, и потребуется нечто большее, чем маленький презерватив, чтобы меня взбудоражить.

Она выходит из ванной, как хирург, который только что вымылся, избегая любого контакта с окружением. Я потираю переносицу. Я устал. Она замужем.

Даже так, она все равно выглядит неуместно. Как роза, растущая посреди свалки. Красива, но окружена мусором. Она садится на шаткий стул, а я достаю из-за спины пистолет и прижимаю его к бедру, прежде чем лечь в постель и натянуть на себя жесткое одеяло. Она вызывающе складывает руки на груди.

— Давай. — Я приподнимаю одеяло с другой стороны королевского матраса и жестом указываю на него. Надеюсь, что она не заметит пятно от спермы в центре одного из цветочных узоров, как будто тот, кто это сделал, целился прямо в него.

Она переключает свое внимание на меня, ее спина выпрямляется, пока она не выглядит вдвое выше своего роста.

— Ни за что, — говорит она, качая головой.

— Я тебя не спрашивал. — Я повышаю голос. — Как еще я узнаю, что ты попытаешься сбежать?

Она усмехается.

— Это может быть сезон охоты, если хочешь, маленький кролик. — Я тянусь к пистолету на бедре, но мне не нужно его доставать.

Она глубоко вздыхает, встает со стула и забирается в кровать, как будто заползает в гроб. Я сдерживаю смешок. Она не переживет и ночи в тюрьме. Ни одной ночи. У нее случится инсульт во время личного досмотра при приемке, когда они заставят ее хорошенькую маленькую задницу раздеться, прежде чем обыскать каждую дырку на предмет скрытой контрабанды. Я ухмыляюсь этой идее и притворяюсь, что это я буду обыскивать ее тело.

Она ложится так далеко, как только может, чтобы не дотрагиваться до меня, почти падая с края кровати. Смотрит на потрескавшийся и покрытый пятнами потолок, скрестив руки на животе, как будто репетирует собственные похороны. Из уголка ее глаза скатывается слеза. Интересно, из-за чего эти слезы?

Это из-за комнаты? Ситуации? Или из-за того, что ее ждет дома?

Комната пугает меня, и мужчина рядом со мной вызывает у меня отвращение, но я не могу выбросить из головы своего мужа. Я поднимаю рукав блузки и потираю болезненный синяк на правом запястье. Незнакомец наклоняется и накрывает меня рукой, я вздрагиваю, когда он касается синяка, который проходит по моему животу. Прежде чем я успеваю схватить его за запястье, чтобы сбросить его руку, он притягивает меня к себе. Мое тело напрягается, волосы на затылке встают дыбом. На мгновение я беспокоюсь, что он попытается переспать со мной, но он держит свою промежность подальше от моего тела.

Ненавижу лежать с ним в постели, но я не боюсь его так, как следовало бы. Настоящий дьявол ждет меня дома. Если это приключение не закончится смертным приговором, то мое возвращение домой станет для меня погибелью. Брайс, блядь, убьет меня.

По крайней мере, мужчина рядом со мной сделает это быстро, в отличие от моего мужа.

— Спокойной ночи. Не позволяй клопам кусаться, — говорит он со смешком. Я дрожу при мысли об этих жутких ползунах.

— Ты хотя бы скажешь мне свое имя? — Спрашиваю я, зная, что не усну в ближайшее время, особенно с воображаемыми жуками, ползающими по мне сейчас. Или с настоящими жуками. Настоящие кажутся более правдоподобными.

— Конечно, — говорит он. Его голос звучит сонно. — Только не сегодня. Спи, Селена. Завтра нам предстоит долгая поездка.

Я не знаю, как заснула и прижалась к нему, но когда просыпаюсь и понимаю, что тепло моего тела принадлежит ему, я выпрыгиваю из своей кожи. Паника сотрясает меня до глубины души, и я срываюсь с кровати. Задыхаясь, я хватаю куртку и бросаюсь к двери. Я понятия не имею, что буду делать, если выберусь, но я не могу упустить эту возможность. Возможно, это мой единственный шанс.

Раздается металлический звук, и я останавливаюсь, все еще крепко сжимая дверную ручку. Оглядываясь, встречаю его темный и опасный взгляд. Его пистолет направлен на меня.

Мой план побега был глупым. Три слона, болеющих синуситом, дышат тише, чем я, когда паникую, и они, вероятно, более скрытны, когда встают с постели.

Мой желудок сжимается от страха, и я безжизненно опускаю руки по бокам. Мужчина вылезает из кровати, не выпуская меня из прицела пистолета. Он подходит ко мне и сжимает мои волосы в кулак. Я хнычу от его грубой хватки и тянусь к его запястьям.

— Я пытался быть чертовски милым с тобой, кролик.

— Мне очень жаль. — Я напрягаюсь, чтобы выдавить из себя слова. Мне жаль? Я не извиняюсь за попытку, но следовало бы притормозить и вести себя тихо, как маленький кролик, которым он меня считает.

Его ноздри раздуваются, он чувствует запах моего страха, когда притягивает меня к своему телу. Его рука скользит вверх по моему животу, змеится между грудей и останавливается на моем горле. Я напрягаюсь от его прикосновений, когда он сжимает и угрожает перекрыть доступ воздуха в мои легкие. Моя грудь вздымается под его огромной рукой. Он стонет и наклоняется, зарываясь лицом в изгиб моей шеи, вдыхая мой запах, как настоящий подонок.

— Ты не представляешь, какая сила воли мне потребовалась, чтобы не прикоснуться к тебе.

— Я замужем, — Он не похож на человека, который заботится о святости брака. Или о законе. О человеческой жизни. Хотя попробовать стоит. Все, что угодно. Включая мой побег, я полагаю.

— Ты действительно думаешь, что это, черт возьми, имеет значение? — Его дыхание согревает мое ухо.

Я тяжело сглатываю.

— Пожалуйста, не надо.

— Что-то подсказывает мне, что твой муж не заслуживает такой, как ты. — Его добрые слова противоречат его резкому голосу.

Хотя он прав.

Брайс меня не заслуживает, но у меня не было выбора. Это была неофициальная договоренность между нашими семьями — в лучшем случае деловая сделка, а в худшем — мой кошмар. Синяки, покрывающие мою кожу, напоминают мне, как часто он преследует мои сны. Не только мои мечты, но и мою реальность.

— Он заслуживает тебя? — спрашивает он, целуя меня в шею. Его привязанность душит меня больше, чем рука на горле. Я бы предпочла, чтобы его рука была у меня на губах, чем на моей шее. Лучше бы он убил меня сейчас, чем попытался переспать со мной.

— Если ты сделаешь то, что задумал, я умру, — говорю ему. Это правда. Даже если я не окажусь на глубине шести футов в какой-нибудь недоделанной безымянной могиле, любезно предоставленной моим похитителем, я вернусь домой к своему мужу, и закончу так, если этот человек использует меня. Мой муж узнает. Он всегда все узнаёт.

— Ты сказала, что он все равно убьет тебя, — говорит он, снова обхватывая рукой мое горло и прижимая меня к стене. — Так почему бы не позволить мне трахнуть тебя?

Мое горло сжимается от его слов, а не от его прикосновений.

— Скажи мне, кролик. Со сколькими мужчинами ты была? — Его большой палец касается моей челюсти.

Я качаю головой, и он усиливает давление на мое горло.

— Только с ним, — шепчу я.

Я должна была быть девственницей для своего мужа. Это не было связано с религией. Это было бизнес-требование.

— Ты хочешь быть с одним мужчиной всю оставшуюся жизнь? По крайней мере, в той, что от неё осталось.

Я пытаюсь кивнуть, но его рука удерживает меня от движения.

— Да, — говорю я.

Но, конечно, я этого не хочу. Я не получала удовольствия от секса с тех пор, как… никогда. Просто смирилась с тем, что он будет моим дерьмовым первым и невыносимым последним. У меня не было выбора, кроме как признать, что теперь это моя жизнь.

Он рычит, наваливается на меня всем весом и прячет пистолет за спину. Его рука скользит вверх по моему бедру. У меня перехватывает дыхание, и слезы блестят на глазах.

Я верная жена. Всегда была верна, несмотря ни на что. Слеза скатывается по моей щеке, когда я моргаю.

Он разочарованно выдыхает на мою кожу.

— Запомни мои слова, маленький кролик, я трахну тебя, — рычит он. — Если не сейчас, то позже. Может быть, завтра. Но для этого маленького трюка ты будешь подо мной. — Его большой палец гладит перед моих штанов, когда рука опускается на бок.

Я нетронута. По крайней мере, еще на один день.