ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Яркое солнце пробивается сквозь облака, когда мы покидаем мотель. Салон машины нагрелся. Мы трогаемся в путь, и шум дороги позволяет мне потеряться в своих мыслях. Не могу не чувствовать себя слабым. Я не касался женщины уже десять лет. Десять долгих гребаных лет прошло, без нежной, вызывающей привыкание кожи. Десять лет назад я бы взял Селену в мотеле и наслаждался бы каждым чертовым моментом, но сейчас я чертовски слаб.

Что-то в ней кажется таким сломанным, и ломать ее дальше, мне не хочется, что глупо. Я всегда был рабом своих импульсов, и раньше меня никогда не волновало осквернение женщины. Это отнимает у меня все силы, но я не хочу добавлять ее в свой список жертв. Но имеет ли это вообще значение? Я не могу позволить ей уйти живой, как только она высадит меня. У меня не будет выбора, кроме как сломать ее самым худшим, самым последним способом.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на нее, и каждый дюйм ее тела напрягается. Она не разговаривала со мной с тех пор, как я пригрозил трахнуть ее в мотеле. Она должна понять, что это не просто угроза, это обещание. У нее было всего одно правило, и оно заключалось в том, чтобы не делать никаких глупостей, например, не пытаться сбежать. Она нарушила это правило, так что теперь я должен разрушить ее.

— Ты была плохим маленьким кроликом, — говорю я. Чем больше я думаю о ее слабой попытке побега, тем больше растет мое разочарование. Ее губы поджимаются, и она отказывается смотреть на меня. — Ты знаешь это, не так ли?

— Оставь меня в покое, — огрызается она.

Болтливая маленькая сучка. Я делаю глубокий вдох и наклоняюсь ближе к ней. Я провожу рукой по ее бедру, наслаждаясь тем, как ее мышцы напрягаются от моего прикосновения.

— Если ты продолжишь меня трогать, я выеду на полосу встречного движения.

— Нет, ты этого не сделаешь, милый кролик, — шепчу я. Она блефует. Проводя рукой по нижней части ее живота, я опускаю ее спереди на брюки. Когда она хватает меня за запястье, чтобы остановить, то отклоняется от центра полосы. — Сосредоточься на чертовой дороге, — рычу я, отрывая ее руку от своего запястья и кладя на руль. Из-за ее маниакального вождения нас поймают, чего она, вероятно, и добивается. Я не могу этого допустить.

— Этим рукам лучше не отрываться от руля.

— Пожалуйста, не надо, — умоляет она. Неподдельное отчаяние сквозит в ее напряженных словах. Это делает мой член чертовски твердым. И вот почему я облажался. Мне нравится, как сильно она нуждается, хочет, чтобы я остановился.

— Пожалуйста, не надо, что?

— Прикасаться ко мне, — шепчет она.

Я ухмыляюсь ей, опуская пальцы ниже.

— Прикасаться к тебя где?

Она стряхивает слезу.

— Там, внизу.

Я издеваюсь. Хочу услышать, как она это скажет. Хочу, чтобы она точно сказала мне, чего не хочет, чтобы я мог сделать именно это.

— Ты взрослая женщина, кролик. Используй слова. Скажи мне, что ты не хочешь, чтобы я трогал и почему.

Она не разговаривает. Я не в настроении для этих игр.

— Почему ты не хочешь, чтобы я трогал твою киску? — Я даю ей еще один шанс ответить, прежде чем сказать "к черту это" и заставить ее остановиться, чтобы я мог взять ее так, как она не хочет, чтобы ее брали.

Она делает глубокий вдох.

— Не трогай мою киску, — она шепчет это слово, — Потому что я замужем.

Я прижимаю руку к теплу ее кожи под поясом, чуть выше ее мягкого холмика. Я в бешенстве. Хочу обхватить ее руками, опустить их ниже и трахнуть ее киску пальцами. Даже тогда я учитываю ее заявление и отчаянное желание сохранить святость ее испорченного маленького брака.

И искренне игнорирую это.

Я опускаю руку и обхватываю ее киску. Она ахает от моего прикосновения, и не в хорошем смысле. Она действительно ожидала, что я остановлюсь, забавно. Ничто не удержит меня от того, чтобы поднять на нее руку. Она должна была это знать.

— Я не собираюсь играть с тобой, кролик. Просто буду держать свою руку здесь. — Я пытаюсь успокоить ее нервное дыхание своими словами. Моя рука прижимается к ее теплой киске, два пальца проскальзывают между сомкнутыми складками ее половых губ и расслабляются там. Я наслаждаюсь ее страхом, когда она пытается вести машину и игнорировать мою руку. Становится все мокрее и мокрее с каждым ухабом на дороге. Я чувствую контуры клитора, когда он набухает под моими пальцами, ее тело отвечает мне против ее воли.

— Сколько тебе было лет, когда вы поженились? — Спрашиваю я, решив, что она, возможно, будет более охотно разговаривать со своим набухшим клитором под моими пальцами.

— Восемнадцать…

— Молодой маленький кролик, да? — Мое дыхание прокатывается по ее груди, и она дрожит. Я чувствую это кончиками пальцев.

— Он был единственным, кто заставил тебя кончить?

Ее губы сжимаются, и она отказывается мне отвечать. Но я знаю. Ее тело так чертовски хорошо реагирует на мои слова. Гладкое, теплое возбуждение покрывает мои пальцы, и я борюсь с желанием обхватить кончиками пальцев ее клитор и заставить кончить под моей рукой.

— Если ты мне не ответишь, я прикоснусь к тебе, — рычу я. Она отказывается отвечать, поэтому я сжимаю пальцы. Она трясется.

Я предупредил ее, что буду играть, если она этого не сделает.

— Да, он единственный, кто заставил меня кончить, — шепчет она с оттенком поражения.

— Разве ты не хочешь, чтобы кто-то другой заставил тебя кончить? Разве ты не хочешь узнать, каково это — чувствовать другого мужчину внутри себя?

Она качает головой.

— Я не хочу другого мужчину.

— Что он с тобой делает? — Я все еще держу пальцы на ее клиторе.

— Не заставляй меня говорить об этом. — Ее взгляд падает на руль, и она пытается притвориться, что она где-то в другом месте. Но ее больше нигде нет. Она в своей машине, я рядом с ней, и моя рука на ее идеальной маленькой киске.




Его пальцы остаются между моих ног, создавая жар, даже когда они неподвижны. Он уверенно обхватывает меня. Я ответила на его вопросы. Ну, на достаточное количество его вопросов.

Я не хочу говорить об этом ни с кем, и особенно с ним. Достаточно больно вспоминать тот день, когда моя жизнь изменилась навсегда. День, когда я узнала, кому была обещана. Я знала, каким человеком был Брайс и какой была его семья. Знала, что буду жить регламентированной жизнью под его каблуком и что я никогда больше не буду счастлива. Я ожидала, что он будет следить за каждым моим движением. Но не ожидала такого насилия. Он злой пьяница, как и его отец. Синяки на моем теле рассказывают историю, которую я пытаюсь скрыть под одеждой, и я не готова ей поделиться. Я не могу обсуждать свой брак или своего мужа с этим незнакомцем.

Он даже не говорит мне своего имени, так что нет, я ни черта ему не скажу, даже когда его пальцы дразнят меня.

Я качаю головой.

— Я не расскажу об этом, — говорю так твердо, как только могу, когда его рука обнимает меня.

— Если ты этого не сделаешь, я заставлю тебя кончить, кролик. — Я знаю, что он сдержит своё слово, по суровости его взгляда и дикому рычанию, которое срывается с его губ, когда он произносит мое прозвище.

Я думаю об этом. Я хочу сказать ему что-нибудь, чтобы успокоить его, но не могу заставить себя произнести слова, чтобы описать мое насилие. Я до сих пор не смирилась с тем, через что мне пришлось пройти. Прежде чем я успеваю придумать ложь, его пальцы танцуют на моем клиторе, который начинает пульсировать против моей воли. Мой желудок сжимается от его прикосновения.

— Он… ничего… не делает… со мной. Он просто… контролирует, — говорю я через вдохи, которые становятся слишком резкими.

— Ты лжешь мне. — Он наваливается на меня всем своим весом и растирает меня быстрее. Его большой палец скользит по моему клитору, взад и вперед, и я борюсь с каждым стоном, который поднимается в моем горле. Он их не заслуживает.

Мое сердце колотится в грудиной клетке. Я не хочу, чтобы он меня отпускал, но также не хочу, чтобы он обсуждал мой брак. Мой ад дома. Не могу сказать, что хуже. Они оба ужасные варианты, которых я, блядь, не хочу.

Я борюсь с жаром и раздвигаю ноги немного шире для него.

— Ты предпочла бы кончить, чем рассказывать мне о своем браке? — спрашивает он, приподняв бровь.

Я отвожу взгляд от дороги и киваю, медленно и неуверенно.

— Справедливо, кролик, — говорит он, когда я сжимаю руль. Он снова трется о мой клитор, прежде чем раскрыть меня. Он просовывает внутрь два пальца, затем убирает руку и трет мою непреднамеренную влажность по клитору. Я вздрагиваю, когда мое тело отвечает на его прикосновения. Это так приятно, и этл заставляет меня чувствовать себя так плохо. Такой виноватой.

Тихий стон срывается с моих губ, и его глаза темнеют.

— Тебе это нравится? — он спрашивает, хотя и так знает. Он может определить это по тому, как я теряю контроль над своим телом. Мой таз наклоняется против моей воли. Я киваю, но ему этого недостаточно. — Скажи мне словами. — Он кружит вокруг моего клитора, прежде чем прикасаться к нему между каждым движением пальцев.

— Это приятно, — хнычу я.

— Я скажу тебе свое имя, если ты кончишь. — Он снова погружает в меня свои пальцы. — Хочешь знать мое имя, милый кролик?

— Да. — Я тяжело дышу на этом слове. Я изменяю своему мужу. Предаю себя. Но он собирается заставить меня кончить. Чувствую, как оргазм назревает у меня между ног, поднимается к животу. Покачивая бедрами, трусь о его ладонь, оставляя свою мораль на грани.

Мое тело напрягается, каждая мышца жаждет освобождения. С каждым движением бедер вперед, изо всех сил пытаюсь смотреть на дорогу. Он трахает меня своими пальцами, и я кончаю на его руку. Он рычит, чувствуя, как сжимается моя киска вокруг него. Я вздрагиваю и пытаюсь удержать руль.

— Меня зовут Лекс, — шепчет он мне на ухо, его горячее дыхание оставляет мурашки на моей коже. Он вытаскивает руку из моих штанов и засовывает пальцы в рот, пробуя меня на вкус. Просовывает свои покрытые слюной пальцы мимо моих губ. Мой желудок сжимается. Я не хочу, чтобы мне нравилось то, что происходит. Все внутри меня говорит мне не желать этого.

Но то, с каким голодным взглядом он смотрит на меня, заставляет меня захотеть, чтобы это случилось снова.

Загрузка...