Порочная луна

22

Не совсем сказала бы, что мне стало комфортно в моем плену, но по ночам я сплю крепче. Полнолуние уже не за горами, и странное чувство спокойствия овладело мной вместе с убеждением, что через несколько дней я либо сбегу из этой тюрьмы, либо умру, пытаясь это сделать. Мне больше никогда не придется смотреть на эти четыре уродливых бетонных стены, никогда не придется спать на этой неудобной раскладушке или смотреть на мир через это крошечное зарешеченное окошко. В любом случае, маятник качнется, и я наконец-то буду свободна.

Ладно, глубокий сон, в который я проваливаюсь, также может быть как-то связан с тем, как Кэм прижал меня к стене ранее. Что я могу сказать? Потрясающие оргазмы могут вывести девушку из себя. Вся эта затея с тем, чтобы встать на колени и провести пальцем по клавишам, сработала не совсем так, как планировалось, но, по крайней мере, в конце концов я что-то из этого извлекла. И я не то чтобы ненавидела отсасывать Кэму. У него отличный член, достойный поклонения. Просто жаль, что он привязан к моему смертельному врагу.

Кома, в которую он меня втянул, грубо прерывается металлическим звоном ключей, и я резко просыпаюсь, когда слышу приглушенный шепот голосов за пределами моей камеры. Голосов во множественном числе. Ни в одном из них нет того знакомого низкого, хриплого тона, который присущ моему надзирателю.

Мой пульс учащается, и я резко выпрямляюсь, моргая в темноте в направлении двери камеры. Моя волчица все еще не в полной силе, но аконит очистил мой организм настолько, что мое улучшенное зрение оборотня вернулось. Оно позволяет мне видеть в темноте намного лучше, чем обычный человек, и от того, что я вижу, у меня кровь стынет в жилах.

Возле моей камеры стоят двое мужчин, в одном из которых я узнаю парня, который схватил меня за запястье и протащил руку сквозь решетку. В то время его угроза сделать что-нибудь похуже была ложной бравадой, учитывая запертую дверь между нами. Теперь, с ключами в руке, похоже, он намерен выполнить это обещание. Он на ощупь пытается отпереть дверь, в то время как незнакомец рядом с ним нервно смотрит на него, шепча, чтобы он успокоился, чтобы не разбудить меня.

Слишком поздно, придурки.

— Чего вы хотите? — громко требую я, и они одновременно поднимают головы, чтобы посмотреть в мою сторону, как раз в тот момент, когда дверной замок поворачивается с тяжелым щелчком.

Придурок, который напал на меня — Грифф, кажется, Кэм звал его — открывает ее, переступая порог моей камеры.

— Разве я не говорил тебе, что вернусь? — насмешливо спрашивает он.

— Убирайся, — рявкаю я, не в настроении разбираться с тем, что затевают эти два идиота.

— Она болтливая, да? — комментирует второй парень, посмеиваясь про себя, когда заходит за спину Гриффа и окидывает меня плотоядным взглядом. — Можно подумать, что питомец Нокса должен быть лучше обучен.

— Особенно после всего того времени, что он провел здесь, — соглашается Грифф, с отвращением морща нос и глядя на меня с другого конца камеры. — Может быть, он теряет самообладание.

Он делает еще один шаг вперед, и когда лунный свет падает на его изуродованное лицо, я тихо ахаю от удивления. Пестрые зеленые и желтые кровоподтеки покрывают почти каждый дюйм его уродливой рожи, а переносица изогнута под нелепым углом. Ой. Думаю, когда Кэм сказал, что он «позаботился» о парне, который угрожал мне, это означало, что он разбил парню лицо.

Не буду врать, меня немного шокирует видеть, что он избил своего коллегу за то, что тот связался со мной, девушкой, которую он назвал монстром. И в то же время мило? Определенно сбивает с толку.

— Убирайся отсюда, — повторяю я, хмуро глядя на пару охотников, медленно пробирающихся в мою камеру.

— Только после того, как мы получим то, за чем пришли, — усмехается Грифф, направляясь ко мне.

Его приятель следует за ним по пятам, бормоча Гриффу что-то, очень похожее на «Я подержу ее».

О, черт возьми, нет.

Я перекидываю ноги через край койки и поднимаюсь на ноги, намереваясь вырваться, но я нахожусь в крайне невыгодном положении из-за того, что их двое, а я один. Они одновременно бросаются в мою сторону, укладывая меня обратно на койку, в то время как я кричу изо всех сил, пиная и колотя кулаками и пытаясь отбиться от них. Если бы их было не двое, мне было бы легко одержать верх, но каждый раз, когда мне удается нанести удар по одному, другой оказывается рядом. Поскольку моя волчица все еще частично выведена из строя, это нечестный бой.

— Это покажет Ноксу, что он не такой неприкасаемый, каким себя считает, а? — размышляет Грифф, усаживаясь на меня сверху, прижимая нижнюю половину моего тела, в то время как его друг удерживает мои руки, больно выкручивая их у меня над головой.

Ужас наполняет мои вены, горло сжимается так, что я едва могу дышать. Не нужно быть специалистом по ракетостроению, чтобы понять, каким будет их следующий шаг, и я скорее умру, чем буду изнасилована этими психопатами. Я кричу от ярости, от ужаса, от боли из-за того, как колени Гриффа впиваются в верхнюю часть моих бедер. Я бьюсь сильнее, когда он начинает срывать с меня одежду, разрывая ткань и ощупывая мое тело.

— Нет! — я кричу срывающимся голосом, когда паника разрастается в моей груди.

Затем он расстегивает молнию на брюках, и вот тогда я действительно, блядь, теряю самообладание. Я не могу дышать, не могу думать — я тону в собственной панике, и хотя моя волчица недостаточно сильна для превращения, она начинает царапать мою грудь изнутри, изо всех сил пытаясь прорваться, чтобы спасти меня.

— Что, черт возьми, у нее с глазами не так? — Грифф ворчит, стягивая боксеры.

Моя волчица напрягается, пытаясь освободиться, пока я хватаю ртом воздух, горло сжимается, когда его пальцы впиваются в мягкую плоть моих бедер, раздвигая их.

Мое сердце громко стучит в ушах, а в глазах начинает темнеть.

Затем внезапно тяжесть, навалившаяся на меня, исчезает. Это происходит так быстро, что я едва успеваю осознать происходящее, но Кэм в камере, и он оторвал от меня обоих мужчин и швырнул их на пол, как тряпичных кукол. Я сажусь и забиваюсь в угол своей койки, сворачиваясь калачиком, в то время как Кэм размахивает пистолетом и стоит над нападавшими, как мрачный жнец, пришедший забрать долг. Даже не моргнув, он делает два выстрела подряд, и они освещают камеру, как два удара молнии, в моих ушах звенит от реверберации. Затем… тишина.

— Черт, — бормочет Кэм себе под нос, глядя на безжизненные тела на полу, и засовывает пистолет обратно за пояс джинсов. — Я не… Они не должны были… — его бессвязное бормотание затихает, когда он медленно поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, опускает взгляд, чтобы рассмотреть изодранные клочья одежды, свисающие с моего тела, прежде чем поднять, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Ты в порядке? — прохрипел он, делая шаг ко мне. — Они…?

Я инстинктивно вздрагиваю, и он застывает как вкопанный, обеспокоенно округляя глаза. Такого взгляда я у него никогда не видела, и это ударяет меня прямо в живот.

— Я в порядке, — выдавливаю я, крепче прижимая колени к груди.

Я определенно не в порядке, но, похоже, это единственные слова, которые я могу выдавить. Я имею в виду, на меня только что напали, чуть не изнасиловали, а потом я стала свидетелем двойного убийства. Мой мозг здесь работает не совсем на полную мощность.

Кэм снова переводит взгляд на тела на полу, уставившись на трупы своих товарищей так, словно хотел бы убить их снова. В некотором роде милый, в некотором роде психованный, но кто я такая, чтобы судить, когда парень только что спас меня от сексуального насилия? Он не герой ни при каких обстоятельствах, но если бы он не появился тогда, когда появился… Я даже не хочу думать о том, что бы произошло.

— Черт, — снова рычит он, проводя рукой по лицу.

Затем он подходит ближе к телам и наклоняется, просунув свои руки под безжизненные руки Гриффа и поднимая его, чтобы протащить его труп через камеру к двери.

Я не знаю, где он берет силы. Я просто сижу, оцепенев, уставившись на свои колени, пока он убирает трупы нападавших, а затем возвращается со шваброй и ведром. Запах хлорки ударяет мне в ноздри, когда он начинает методично счищать кровь с пола моей камеры, и, хотя дверь все еще открыта, я не делаю ни малейшего движения, чтобы убежать. Двое мужчин, которых только что убил Кэм, только доказывают, что монстры, скрывающиеся за дверью подвала, намного хуже тех, что находятся здесь, внизу.

Моя паника начинает спадать, но голова не перестает кружиться. Кэм казнил обоих этих людей, не моргнув глазом. У него явно есть склонность к насилию, но он никогда не направлял ее на меня. По крайней мере, пока.

Неужели моя медовая ловушка оказалась настолько эффективной, что он убьет своих людей, защищая меня? Или он все это время разыгрывал меня, используя свой собственный подход, чтобы расположить меня к себе?

Буду ли я на другом конце его следующей пули?

Он выносит швабру и ведро из камеры, как только заканчивает смывать кровь с пола, и я, наконец, поднимаюсь с койки, чтобы встать на дрожащие ноги. Я медленно, на цыпочках подхожу к открытой двери, останавливаясь на пороге, чтобы выглянуть в коридор.

Кэм появляется из темноты в дальнем конце, его глаза горят интенсивностью, когда встречаются с моими. Решительно шагая в мою сторону, он приподнимает край своей футболки и стаскивает ее через голову, рельефные мышцы его обнаженной груди перекатываются, когда он подходит ближе. Мириады однотонных татуировок выглядят так, словно танцуют на его бронзовой коже, и я на мгновение заворожена видом его без рубашки.

Он резко останавливается передо мной, молча протягивая руку и рубашку в знак предложения. Я настороженно смотрю на него, когда протягиваю руку, чтобы взять ее, затем отступаю, быстро сбрасывая остатки своей старой рубашки, чтобы надеть вместо нее его. Она слишком велика, подол касается середины бедра. Тем не менее, удивительно, насколько лучше я себя чувствую, когда ношу что-то, что действительно прикрывает меня. У меня никогда не было проблем с наготой, но после этого нападения я чувствую себя отвратительно обнаженной.

Кэм стоит за дверью камеры, как статуя, и смотрит на меня, пока я убираю волосы из-под воротника его футболки, мускул на его челюсти подрагивает.

— Ты…?

— Я в порядке, — выпаливаю я, прерывая его.

Он захлопывает рот и коротко кивает мне, протягивая руку в камеру, чтобы взяться за прутья двери и захлопнуть ее. Я вздрагиваю от металлического лязга, наблюдая, как он поворачивает ключ, который все еще болтается в замке, прежде чем вытащить его и положить в карман. Затем он разворачивается, но не уходит. Вместо этого он отходит в сторону и опускается на пол возле моей камеры, прислоняясь голой спиной к решетке с тяжелым вздохом.

Я просто стою там в ошеломленном молчании, заламывая руки перед собой, пока мой мозг работает сверхурочно, чтобы примирить две стороны Кэма, которые я узнала. Холодный, отстраненный охотник, который угрожал моей семье и держит меня взаперти, против человека, который отговорил меня от панического приступа в душе; того, кто только что убил двоих других, чтобы избавить меня от их нападения.

Кто из них настоящий?

Может быть, и тот, и другой. Полагаю, в любом случае это не имеет особого значения, поскольку он по ту сторону решетки, а я по эту. Кем бы он ни был, мы по-прежнему в корне не согласны друг с другом.

— Я удивлена, что ты не присоединился к ним, — горько бормочу я, глядя ему в затылок.

Из его горла вырывается насмешливый звук.

— Я не гребаный насильник, — ворчит он.

— Значит, просто надзиратель?

Он не отвечает. Между нами повисает еще одно тяжелое молчание, но в нем нет напряженности первого. Здесь почти… мир. Затишье после бури.

Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на койку, но не могу заставить себя подойти и забраться на нее. Только не после того, что только что произошло. Так что вместо этого я обнаруживаю, что подплываю к прутьям камеры, поворачиваюсь, прислоняюсь к ним спиной и соскальзываю на пол.

Мое место недалеко от места Кэма. Боковым зрением я вижу его профиль, но ни один из нас не поворачивает головы, чтобы посмотреть друг на друга или сказать хоть слово. Мы просто долго сидим молча, пока не начинает наваливаться усталость и мои веки не тяжелеют.

— Я же сказала тебе, что со мной все в порядке, — бормочу я, удивляясь, почему он все еще предпочитает болтаться поблизости.

Наверняка у него наверху есть удобная кровать, в которую можно забраться. Он здесь не заключенный.

— Я знаю, — хрипло произносит он, опустив голову между колен.

Я бросаю на него косой взгляд, озабоченно покусывая нижнюю губу.

— Тогда почему ты все еще здесь?

— Я просто здесь, — тихо отвечает он.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него сквозь щель в решетке, и он поворачивается в ответ, наши взгляды встречаются.

— Уходи, — шепчу я.

— Нет.

Я вздыхаю, снова отворачиваюсь и, запрокинув голову, смотрю в потолок. Слезы щиплют у меня за глазами, нижняя губа дрожит, когда события ночи прокручиваются в моей голове.

— Прости меня, Луна, — бормочет Кэм.

— Эйвери, — выдыхаю я, зажмуривая глаза, чтобы сдержать слезы.

— Что?

— Меня зовут Эйвери.