Порочные ангелы

Глава 8

Хавьер

— Партнер нужен?

Появление Эсте за моей спиной удивляет меня, но мой правый хук несмотря на это попадает в цель. Боксерская груша раскачивается, и я отхожу в сторону, вытирая пот со лба и рассматривая его, пока он стоит в дверном проеме. Они все сказали, что я потворствую своим желаниям, когда я настоял на том, чтобы все безопасные дома были оснащены небольшим тренажерным залами и боксерскими грушами, но если я не поддерживаю себя в форме с помощью тренировок, то просто сам не свой.

— Ты что, забыл о том, чем закончилась твоя прошлая попытка потренироваться со мной? — спрашиваю его, делая глоток воды из бутылки.

Он пожимает плечами, стараясь скрыть свое смущение. Эсте всегда пытается что-то мне доказать. Нашу последнюю совместную тренировку он превратил в полноценную борьбу. Ну а я? Я сбил его с ног одним ударом. Не просто же так я постоянно тренируюсь. Я надеялся этим ударом сбить и его самомнение, но я не настолько везуч.

Он указывает на меня и шевелит пальцами.

— О, да ты, как я посмотрю, уже с кем-то потренировался. Кто это тебе так носик подпортил?

Поднимаю бровь.

— Она действительно та еще штучка.

— Ага. Но, думаю, ты все равно сделал то, что хотел, — ухмыляется он.

— А разве бывало по-другому?

— Ну, парочку раз было, — он расслабленно засовывает руки в карманы своих шортов.

Достаточно.

— Что тебе надо, Эсте? — резко спрашиваю я.

Он кивает, улыбаясь про себя и зная, что на секунду меня подловил.

— Собираюсь проверить девчонку и принести ей завтрак. Док приготовил целый пир. Как думаешь, еще рано позволять ей есть с нами?

Хватаю полотенце и начинаю вытирать пот с рук и груди.

— Посмотрим, как ты убедишь ее поесть, не говоря уже о том, чтобы она сделала это с нами. Хотя нельзя сказать наверняка — я оставил ее в довольно уязвимом положении.

Он хмурится и вздыхает, прислоняясь к двери.

— Не думаю, что она понимает, насколько ее положение уязвимо.

— Я говорил буквально, но с тобой соглашусь, — говорю ему, вытягивая руки над головой. — Она действительно считает, что Сальвадору наплевать на ее жизнь?

— Я все утро проверял телефон и е-мейлы, — отвечает он. — От него ни слова.

— Возможно, он еще не видел сообщение, — подхожу к скамье и беру в руки часы, которые снимаю только на время тренировок.

Мне не нравится, как мое запястье выглядит без них. Быстро надеваю их, и мгновенно чувствую облегчение от того, что тату прикрыто.

— Хави, он видел его, слово даю.

— Значит, он ждет, когда мы выдвинем свои требования. Он же не совсем дебил и не будет действовать опрометчиво.

— Надеюсь, ты прав, — говорит он. — В противном случае, все это было зря.

— Тебя это никоим образом не касается, — сердито смотрю на него.

— Эй, все в порядке, как скажешь, — он выставляет руки ладонями вперед.

Отвечаю ему взглядом, полным отвращения. У него вечно все в порядке, как будто картель — это одна большая вечеринка братства, где он может плыть по течению, трахая девчонок и пытаясь быть самой значимой персоной на территории кампуса. Он воспринимает все неправильные вещи всерьез.

Провожаю его взглядом, когда он покидает комнату, а после поворачиваюсь обратно к груше. Не обращая внимания на часы на запястье, начинаю ударять по ней снова, сильнее в этот раз. Ненавижу признавать это, но Эсте, болтаясь вокруг меня, посеял во мне семя сомнения.

Но, даже если Сальвадор не любит жену, у него по-прежнему есть гордость, и именно на нее я и рассчитываю. Надеюсь, эта гордость стоит части его империи. Я построил свою собственную империю — или отнял, зависит от того, кого вы спросите — и знаю, насколько она ценна для меня. Но моя гордость и мое лицо стоят не меньше.

В этой игре есть и другая часть, эта милая, упрямая Луиза, так смело решившаяся бросить мне вызов прошлой ночью. После того, как я оставил ее связанную на кровати, мне пришлось задействовать всю свою силу воли, чтобы не вернуться к ней и не показать всю серьезность моих намерений. Она не боялась меня — она даже не пикнула, когда лезвие порезало ее прекрасную кожу — и это меня раздражает. Не могу понять, на самом ли деле она не понимает, в какой опасности находится, или ей просто наплевать. Если последнее, то это делает ее более опасной, чем мне хочется признавать. Нужно, чтобы она оценила искусство насилия, красоту страха и хрупкость своей собственной жизни.

Нужно, чтобы ей не было наплевать. Если все пройдет хорошо, то она останется со мной еще на четыре дня, и за это время я заставлю ее волноваться, заставлю ее плакать и заставлю ее понять, кто я и что я могу с ней сделать.

Луиза

Не уверена, как мне удалось проспать всю ночь с руками, связанными по бокам, и лицом, прижатым к кровати, но я это сделала и проснулась только тогда, когда услышала стук в дверь. Я знаю, кто это — Эстебан стучит, а Хавьер — нет — и надеюсь, что он просто свалит отсюда. Но, видимо, до такой степени его вежливость не распространяется.

Слышу, как открывается дверь и Эстебан говорит:

— Вау, да он не шутил.

Дверь закрывается, и он подходит до тех пор, пока я не чувствую, что он нависает надо мной. Напрягаюсь, ожидая его дальнейших действий.

— Развязать тебя? — Он кладет руку мне на поясницу. Я не отвечаю, потому что не хочу ничего у него просить. — Ну, я в любом случае это сделаю, — говорит он. После он начинает развязывать веревку, и как только мои руки падают возле меня, мои мышцы начинают кричать от боли. — Я не собираюсь причинять тебе боль, — бормочет он. — Давай помогу подняться.

Он тянется ко мне, но я собираю все свои силы, и сажусь, отмахиваясь от его рук.

— Не прикасайся ко мне, — я сердито смотрю на него.

— Как скажешь. Просто помочь хочу, — он поднимает руки вверх.

— Что-то сомневаюсь, — отвечаю я, поправляя рубашку и убеждаясь, что выгляжу прилично.

Он кивает.

— Я принес тебе кое-что.

Опускаю взгляд на его руки и замечаю, что он держит кусок ткани ярко-розового цвета.

— Это платье, — говорит он. — Ну, это на тот случай, если ты не хочешь носить рубашку Хавьера всю неделю. Или можешь вообще раздеться, если хочешь, — он криво улыбается, и мне хочется разбить нос и ему тоже. Только не уверена, что мне хватит на это сил: мои руки болят от того, что были связаны всю ночь, и я безумно хочу есть. Когда я не двигаюсь и не отвечаю, он кидает платье на мои колени. — Надень, — говорит он. — Обещаю отвернуться и не подглядывать.

— Мне плевать, смотришь ты или нет, — отвечаю ему, подняв подбородок.

Не хочу делать ничего из того, что говорит мне Эстебан или кто-либо еще, но оставаться в этой рубашке не вариант.

Он поднимает брови, но все равно медленно поворачивается ко мне спиной.

Быстро снимаю рубашку, вздрагивая, когда она задевает порезы на моей спине, и натягиваю платье. Оно без лямок, со сборками и талией, идеально прилегающей к моему телу. К той небольшой чести Эстебана, которая у него еще есть, он не поворачивается ко мне еще некоторое время.

— Выглядишь свежо, — комментирует он, осматривая меня. Его взгляд странный и я не могу определить его значение. Он хитрый, но в то же время не похотливый и не сексуальный. — Готова есть, или по-прежнему хочешь упрямиться?

Хочу ответить «да» на оба его вопроса.

— Я в порядке.

— Боюсь, у тебя нет выбора, — говорит он.

До того, как я успеваю отодвинуться, он хватает меня за руку и стаскивает с кровати. Мое запястье болезненно изгибается, и его пальцы сжимаю меня с ошеломляющей жестокостью, из-за которой я не могу сдержать визг, срывающийся с моих губ.

— Ты причиняешь мне боль, — умудряюсь сказать, смотря на его мелированные волосы, падающие на карие глаза.

— А ты ведешь себя как идиотка, — парирует он, улыбаясь, отчего шрамы на его лице выглядят пугающе. — Пошли. Сегодня ты обедаешь с нами и ведешь себя как хорошая девочка. Плюс улыбочку для босса.

Он отпускает мое запястье и хватает за плечо, не так сильно, как до этого, но так, чтобы я не смогла вырваться. После он ведет меня по покрытому ковром коридору к лестнице, где стоит охранник. Смотрю на охранника, пока он изучает меня, и он подмигивает в ответ.

Спустившись по лестнице, я вижу, что дом здесь выглядит более современно. Через жалюзи проникает свет, и я замечаю, что все окна закрыты, а мебель в гостиной голая, но, несмотря на это, оформлена со вкусом. Никогда не видела дома для пыток, принадлежащие Сальвадору, но предполагаю, что они не такие приятные, как этот. Я бы могла посчитать это обычным домом, если бы не знала, что тут происходит.

— Сюда, — говорит Эсте, ведя меня в отделанную черной и белой плиткой кухню, заполненную запахом жареной свинины.

За круглым столом сидит пожилой мужчина с седыми, зачесанными назад волосами и усами. Он одет во все белое, а его глаза прикрыты маленькими круглыми очками, в то время как он читает газету. Когда я вошла, он даже не взглянул на меня.

Возле него, попивая чай и смотря на меня с очевидным удивлением, сидит Хавьер. Впервые мне удается хорошо его рассмотреть при дневном свете. Одет он в белую рубашку, несколько верхних пуговиц расстегнуты, а на его запястье блестят золотые часы.

В некоторых отношениях Хавьер выглядит не как обычный мужчина. Он не похож на кинозвезду: его рот немного широковат, а нос слегка кривоват и, возможно, чуть припухший из-за нашей встречи прошлой ночью. Он не слишком высок, и его телосложение не такое мускулистое как у Эстебана, а, скорее, более атлетическое. Но зато у него чувственные губы, темные, выразительные брови и высокие скулы. Волосы у него тоже темные, блестящие, достаточно густые, чтобы им позавидовал любой мужчина или любая женщина, растрепанные и слегка длинноватые. А еще его глаза: резкий, золотой взгляд, режущий изнутри. Они затягивают тебя, закручивая в скрытой в них тьме, и ты ничего не можешь с этим поделать. Они беспощадные, пугающие и странно красивые, так же, как и сам мужчина.

Хавьер переводит взгляд с меня на Эстебана.

— Не ждал ее.

— Она захотела прийти. Я же сказал, что смогу убедить ее, — Эстебан отпускает меня и подталкивает к столу.

Тяжело сглатываю, когда Хавьер возвращает взгляд ко мне, изучая мое лицо. Не знаю, почему Эстебан соврал — он определенно ни в чем не убедил меня — но делать на этом акцент не собираюсь.

— Ну, тогда, — говорит Хавьер, кивая на пустое место напротив него. — Присаживайся. Ешь завтрак Эсте.

Я не хочу сдвигаться с места, но Эстебан снова подталкивает меня, сильнее в этот раз, и я практически падаю на стул. Кружки и стаканы с соком дребезжат, из-за чего их содержимое слегка проливается, и Хавьер посылает Эстебану смертельный взгляд, хотя я не могу сказать, относится ли он к его бесцеремонному отношению или разлитым напиткам. Скорее всего, последнее.

— Еще я ей платье дал, — добавляет Эсте, вставая возле меня и опуская руки на спинку моего стула.

Хавьер пробегает взглядом по моему телу, перед тем как остановить его на моем лице, и смотрит он с подозрением.

— Вижу. Надеюсь, оно тебе нравится, Луиза. Если нет, то ты сможешь выбрать другое там, откуда взято это.

Тупо смотрю на него, ошеломленная ситуацией.

— Ох, и где же мои манеры? — он смотрит на седого мужчину. — Луиза, это Доктор. Док, это наша дорогая гостья, Луиза Рейес.

— Знаю, встречались, — Доктор сухо осматривает меня, перед тем как вернуться к газете.

— Ах, но та ночь была такой… хаотичной, не думаешь? — Хавьер складывает руки перед собой. — Возможно, нам всем еще нужно правильно представиться. Меня ты знаешь. Мужчина позади тебя — Эстебан Мендоса. Другой наш партнер, Франко, сейчас занимается делами. Боюсь, тебе не захочется попасться ему под руку, когда он в плохом настроении — снова, — он указывает на мою щеку, которая все еще чувствительна, благодаря удару Франко. Я специально не смотрела на свое отражение в зеркале в ванной, но знаю, что на щеке синяк. — Есть еще несколько людей, с которыми ты встретишься, но их имена не имеют значения. Если ты не будешь создавать проблемы, то с ними общаться тоже не будешь. Кажется, тебе нравится делать это, но я рекомендую тебе воздержаться. Мы не хотим причинять тебе вред, но, тем не менее, это не гарантирует того, что мы этого не сделаем. — Я фыркаю и награждаю его взглядом, полным отвращения. Это вызывает у него улыбку, хитрую и жестокую. — Вижу, ты умеешь видеть в жизни смешное. Это будет долгий путь, моя дорогая. Но также ты должна знать, что я говорю серьезно. Мы выдвинули требования твоему мужу, так что следующий шаг за ним.

— Он ни за что не выполнит ваши условия. Вот увидишь, — не могу сдержать злую ухмылку, которая распространяется по моему лицу.

— Думаю, ты себя недооцениваешь.

— А ты недооцениваешь моего мужа, — отвечаю я. — Нужно было просто убить его вместо того, чтобы похищать меня. Вы этого не сделали, и это ваша самая большая ошибка.

Его челюсти слегка сжимаются, как будто он сдерживает себя.

— Никакой ошибки здесь нет, — осторожно говорит он, после чего замирает. — Значит, ты бы предпочла, чтобы мы убили твоего дорогого Сальвадора?

— Если бы вы убили его, я бы не сидела здесь в платье какой-то шлюхи и не ела вашу дерьмовую еду.

Хавьер искренне улыбается, и эта улыбка освещает его глаза как камни цитрина. В них есть красота, которая меня шокирует, отчего я моментально забываю, с кем имею дело.

Он смеется, кивая.

— А ты не такая простая, верно? Знаешь, к тому времени, как ты нас покинешь, мы с тобой хорошо узнаем друг друга. Возможно, ты мне даже понравишься.

Не возвращаю его улыбку.

«Нет, не понравлюсь», — думаю я. — «Потому что я не дам тебе то, чего ты хочешь».

Это все показное: подшучивание, притворство, что это может быть сердечным опытом. Это не одурачило меня ни на секунду. В конце концов, на моей спине уже пора вырезать букву «В».

— К твоему сведению, — говорит Доктор, медленно поднимаясь на ноги. — Еда дерьмовая только тогда, когда готовит Эсте.

— Эй, — обиженно говорит Эсте из-за моей спины.

Внезапно, улыбка исчезает с лица Хавьера, и он встречается взглядом с Эсте и Доктором.

— Не могли бы вы нас оставить? Нам с Луизой нужно пообщаться. Наедине.

Чувствую, что Эстебан колеблется, но все же он вслед за Доктором выходит через дверь кухни. Солнечный свет, тепло и пение птиц на мгновение проникают внутрь комнаты.

Глубоко вдыхаю, одновременно пытаясь найти мужество для столкновения один на один с Хавьером и наслаждаясь запахом окружающих нас гор. Запах чистый, как высушенные на солнце листья и сухой воздух. Он напоминает мне о жизни, которая идет вне этого дома, и о том, насколько она может быть прекрасна.

— О чем ты думаешь? — спрашивает Хавьер, с интересом.

Ага, так я ему и сказала. Награждаю его пустым взглядом.

— О том, как именно ты убьешь меня.

— И как, по-твоему, я это сделаю? — он поднимает бровь.

Пожимаю плечами, притворяясь, что разговор об этом не пугает меня.

— Возможно, ты отрежешь мне голову. Так поступает Сальвадор, когда он в хорошем настроении.

— Для меня это было бы не впервые. Но уже надоело постоянно убирать кровь, — он внимательно смотрит на меня.

— Тогда как ты это сделаешь?

— Ты действительно думаешь, что я тебя убью? — его лоб морщится.

— Если Сальвадор не даст тебе то, что ты хочешь, тогда да. Но сначала ты начнешь присылать ему части моего тела. Первыми пальцы. Возможно уши. Или грудь.

Он откидывается на спинку стула и качает головой, выглядя встревоженным.

— Ты психически нездоровая женщина.

— Раньше я такой не была. Такой становишься, выйдя замуж за наркобарона.

Он облизывает губы, осматривая меня.

— Ты очень хорошо притворяешься смелой, но я умею видеть правду в людях. Ты не пойдешь далеко в этом бизнесе, не став немного телепатом, — он складывает руки за головой, выглядя небрежно. — И я чувствую твой страх, скрытый за напускной храбростью. Я даже ощущаю его запах.

Игнорирую его, опуская взгляд на его запястье. Его часы на дюйм сдвинулись, и я вижу под ними слово «Желание», вытатуированное на английском.

— Что значит твоя татуировка? — спрашиваю я.

На момент он застывает, но потом расслабляется.

— Это английский.

— Я знаю английский, — сообщаю я ему. — Работала в баре в Кабо-Сан-Лукасе последние три года.

О, черт, большая ошибка. Ему не нужно ничего обо мне знать.

— Я слышал, — отвечает он. Замечая выражение моего лица, он добавляет. — Не удивляйся так сильно. Мои люди некоторое время собирали информацию на тебя. Я знаю многое о тебе, Луиза Рейес.

— Зови меня Чавес, — говорю я ему. — Фамилия Рейес ничего не значит для меня.

— Очевидно, так. Так по какой причине ты замужем за ним? Деньги?

— Что означает твое тату? Ты мне, я тебе.

Он поджимает губы, но потом резко кивает.

— Как хочешь. Это название одной из песен группы «Nine Inch Nails». Набил его, когда был молодым, глупым и жил в Америке. — Это точно не вся история, но по его лицу абсолютно ничего нельзя понять. — Значит, ты вышла за него из-за денег? — повторяет он.

— Да, — киваю я. Настоящую причину я ему точно не скажу. Пока мои родители живы, этот монстр не узнает о них ничего. — Он заинтересовался мной, и, конечно, я согласилась на его предложение.

— Конечно, — отвечает он медленно, с намеком на разочарование. — Ну, Луиза, надеюсь, это стоило твоей жизни.

— Ты же вроде сказал, что не собираешься меня убивать, — мое сердце начинает биться чаще.

Он слегка улыбается.

— Такого я не говорил. Только спросил, с чего ты взяла, что я это сделаю. Если Сальвадор не согласится с нашими условиями, мы, возможно, начнем отправлять ему тебя по кусочкам. Или мы можем просто отрезать тебе голову и отправить ее.

Вот теперь страх игнорировать сложно. Внезапно все стало слишком реальным. Думаю, сложно игнорировать Хавьера Берналя, когда ты сидишь напротив него. Несмотря на свой страх, выпрямляюсь на сидении.

— Тебе же уже надоело убирать кровь.

Он лениво пожимает плечами.

— Верно, но нужен же мне для чего-то Эсте, в конце концов, — внезапно его глаза темнеют. — Он ведь тебе нравится, да?

— Нравится? — я хмурюсь, сбитая с толку.

Он пренебрежительно взмахивает рукой и поднимается со стула. Теперь я могу видеть, что на нем темно-синие джинсы с кожаным ремнем ручной выделки. Они, вместе с его чистой белой рубашкой, делают его вид повседневным, но с каплей элегантности.

И элегантно опасным.

— Забудь, — говорит он, обходя стол. — Вставай. И сними платье.

— Что?

Он пинает ножку моего стула, отодвигая меня на несколько дюймов от стола.

— Сделай это, пожалуйста. Или ты хочешь, чтобы его снял я? — он протягивает ко мне руку, а я уклоняюсь от его прикосновения. — Потому что я сниму.

Я не знаю, что делать и чувствую себя застывшей, прилипшей к стулу и вообще неспособной двигаться.

Он не ждет моих действий. Быстро протянув руки, он оборачивает их вокруг моей талии и поднимает меня со стула. После этого он грациозно опускает меня на пол, как будто мы пара, занимающаяся фигурным катанием.

Прижав меня к себе, по-прежнему удерживая руками за талию, он смотрит на меня так, как будто пытается загипнотизировать.

— Ты — моя загадка, — говорит он хрипло. — Но я всегда все разгадываю.

До того, как я успеваю ему ответить, он через голову стягивает с меня платье и бросает его на пол позади себя. Теперь я стою абсолютно голая в его кухне, по-прежнему грязная после своего побега. Мне кажется, что грязь находится в каждом уголке моей души, пока я стою здесь, а он осматривает меня с неизмеримой улыбкой.

Он отходит назад, и я пытаюсь прикрыть себя, на что он тут же отодвигает мои руки.

— Нет-нет, Луиза. Просто стой здесь и не двигайся, пока я не скажу тебе, что делать дальше, — он медленно приближается ко мне, отодвигая стол с дороги. — Ты же была королевой красоты, так что это должно быть твоей второй натурой.

— Шлюхой я никогда не была, — удается мне сказать, не отрывая взгляд от выбранной мною точки на стене.

Интересно, знают ли Эстебан и Доктор, что сейчас тут происходит? А что, если один из охранников Хавьера забредет в эту комнату? Пытаюсь выкинуть из головы воспоминания о Сальвадоре и тех унизительных вещах, которые он заставлял меня делать. Мне нужно оставаться сильной.

— Верно, — говорит он мягко, останавливаясь позади меня. — Я знаю, что ты никогда не была шлюхой. Ты просто излучаешь чистоту. Она опьяняет, — чувствую, что он подходит ближе, и ощущаю шеей, как он делает глубокий вдох. — Опьяняет сильнее, чем самый лучший алкоголь, — он медленно выдыхает, задевая несколько прядей моих волос. — Поэтому я отказываюсь верить в то, что Сальвадор не даст мне то, что я хочу, в обмен на тебя. — Закрываю глаза, понимая, что сейчас мне не удастся изменить его мнение. Он прижимается ко мне. — Я сломаю тебя, — шепчет он в мое ухо, обдавая горячим дыханием.

Он проводит руками по моему телу, и, достигнув груди, останавливается на моих сосках. Я напрягаюсь и не позволяю себе ничего чувствовать, потому что, несмотря на то, что его прикосновения мягкие и нежные, его намерения не являются таковыми. У мужчин всегда другие намерения.

Тяжело сглатываю и произношу так твердо, как только могу:

— Делай, что хочешь. Во мне уже не осталось ничего, что еще можно сломать.

Он резко втягивает воздух и говорит:

— Действительно?

— Да ты же только раздел меня.

— Хочешь большего? — спрашивает он, прикасаясь губами к другому моему уху, в то время как мои соски напрягаются под ритмичным дразнением его пальцев. Мое тело отвечает так, как не должно. Так, как я вообще не считала возможным. — Знаешь, а я ведь не закончил с твоей спиной. В моем имени еще есть буквы.

Пальцами одной руки он обводит буквы «Х» и «А». Я вздрагиваю от легкого прикосновения к ранам, но быстро скрываю боль. К счастью, его пальцы здесь не задерживаются, и перемещаются к моей пояснице. Он проводит рукой по моим ягодицам, проскальзывая пальцем к мягкому месту, в котором они переходят в бедра. Это почти щекотно и вызывает у него низкий стон.

«Я не здесь, я не здесь, я не здесь», — мысленно скандирую я.

Удерживая руки на моей талии, Хавьер обходит меня, пока мы не оказываемся лицом к лицу. Открываю глаза и вижу, что его губы изогнуты в его вечной ухмылке.

— Я закончу с вами совсем не скоро, мисс Чавес, королева красоты.

С этими словами он приседает, соскальзывая руками по моим бедрам. Его прикосновения нежны и обманчивы. Резко вдыхаю, пытаясь игнорировать то, что мое тело от удовольствия покрылось мурашками.

— Ты делаешь это в отместку, — говорю я, смотря на него и отказываясь отводить взгляд, отказываясь признавать предательство своего тела.

Он ухмыляется и начинает проводить руками по внутренней стороне моих бедер.

— Сальвадору? Ну, это довольно очевидно, моя красавица.

— Нет, — отвечаю я, — в отместку женщинам, — от этих слов движение его рук приостанавливается. — Потому что одна из них тебя сломала.

Он медленно поднимает взгляд на меня, и я вижу, что его глаза кипят золотой яростью, противоположной его холодной внешности. Через мгновение он выпрямляется и этот наполненный гневом и болью взгляд… исчезает. Вместо него я снова вижу прекрасную гипнотизирующую маску.

— Не понимаю, о чем ты, — говорит он с легкостью.

Не могу сдержать ухмылку. Я нашла его больное место: кто-то разбил ему сердце.

— Нет. Возможно, ты не понимаешь, — тату дало мне намек на это. Если бы оно действительно было просто связано с группой, то я бы никогда не увидела мимолетный страх в его глазах. Теперь у меня есть то, от чего можно оттолкнуться, чтобы добраться до него. — А возможно, не хочешь об этом говорить.

— Не о чем тут говорить, — в этот раз он произносит эти слова слишком легко. Его голос становится хриплым. — Дай мне свои руки. — Он хватает меня за запястья и заводит руки мне за спину, связывая их веревкой. Он что, повсюду с ней ходит? Видимо. С веревкой и ножом. — На колени, — командует он.

— Здесь? — спрашиваю я, на мгновение затаив дыхание.

— Да, — говорит он, наклоняясь к моему уху, — Здесь. Сейчас.

Интересно, что произойдет, если я откажусь это делать? В одну секунду он ведет себя так, как будто никогда не причинит мне боль, а в другую я сталкиваюсь с его черной злобой, с той его стороной, которая рубит людские головы.

В любом случае, я должна вести себя так, как будто меня ничего не волнует, поэтому делаю так, как он сказал, и осторожно опускаюсь на колени.

— Отлично. Теперь опусти голову на пол, а этот великолепный зад подними вверх.

Повинуюсь, прислоняя щеку к холодной плитке. Даже если бы я попыталась, то не смогла бы почувствовать себя более уязвимой или более униженной.

Но, кажется, Хавьер хочет попытаться и ухудшить мое положение. Он расстегивает молнию на джинсах, и этот звук отражается от стен кухни, такой простой и такой пугающий.

Зажмуриваю глаза и готовлюсь к худшему, отстраняясь от происходящего так, как делала это с Сальвадором и теми мужчинами, с которыми он заставлял меня спать. Проглатываю страх и свои чувства, становясь пустотой, которая не испытывает боль и не обладает эмоциями.

Хавьер может делать со мной все, что взбредет ему в голову. Я готова к этому. Готова ничего не чувствовать. Но никакой боли нет. Не знаю, является ли это частью его игры, но он не притрагивается ко мне. Хочет наброситься на меня тогда, когда я меньше всего это ожидаю? Просто оттягивает время?

Открываю глаза и, хотя не осмеливаюсь обернуться, улавливаю его периферическим зрением. Он здесь, прямо за мной. Но он не просто стоит, он слегка двигается. Слышу, как с его губ срывается небольшой стон, и наконец-то понимаю, что он делает: он ласкает себя.

Чувствую укол отвращения, смешанного с извращенным любопытством. Часть меня хочет рассмотреть его получше и узнать, каков он в действии. Но другая моя часть — лучшая часть — хочет притвориться, что ничего не происходит. Поэтому я вновь закрываю глаза, пытаясь притвориться, что меня здесь нет, но меня отвлекает звук его скользящей вверх-вниз ладони, кожа к коже, и его ускоренное от удовольствия дыхание. Я не могу выбросить эти звуки из своей головы. Чем больше он наслаждается, тем сильнее мне хочется увидеть происходящее. Я едва могу себе представить такого мужчину как Хавьер в уязвимости освобождения, однако это происходит прямо за моей спиной. И происходит это из-за меня.

Но он по-прежнему и пальцем ко мне не прикоснулся. Он просто ласкает себя, смотря на мой голый зад. Даже не знаю, чувствовать ли мне себя униженной или польщенной.

«Он просто насмехается над тобой», — говорю я себе. — «То, что он не насилует тебя, еще не делает его человеком, отличающимся от Сальвадора».

Когда я успела начать думать, что он… лучше?

— Ты такая сочувствующая, — слышу я его стон из-за спины; его голос низкий, грубый и затуманенный страстью. — Такая хорошая. Почему же мне кажется, что в тебе скрывается плохая девчонка, рвущаяся на свободу? — Я молчу, в то время как его дыхание учащается вместе с движением руки. — Возможно, если я кончу на твою прекрасную спину, — шепчет он, останавливаясь, чтобы перевести дыхание. — Кончу на буквы своего имени. Вотру себя в твою кожу и твою кровь. Возможно, тогда это девочка вырвется? Пробужу ли я этим настоящую Луизу? — он глубоко стонет, и этот стон пробирает меня до костей. — Скоро узнаем это, верно, дорогая моя? — Он резко втягивает воздух и стонет еще громче. — Бл*ть, — кричит он, задыхаясь. — Черт возьми.

На мою спину брызжет горячая жидкость, заставляя меня вздрогнуть от удивления. На какой-то момент все, что я слышу — это его тяжелое дыхание. Жду, не зная, насколько буквальными были его предыдущие слова.

Слышу, как молния его джинсов возвращается на место, после чего он нависает надо мной.

— А я хорошо смотрюсь на твоей коже, — бормочет он. Прижав руки к моей спине, он начинает втирать липкую жидкость в мою кожу и мои раны. Прикусываю губу, сдерживая крик, потому что это настолько больно, что мои глаза наполняются слезами. — Наконец-то, — шепчет он, и я чувствую, что он пристально за мной наблюдает.

Больше он ничего не говорит, продолжая втирать, пока моя кожа не впитывает все, как он и хотел. После этого, он развязывает веревку и отходит от меня.

Опускаю руки на пол, и он обходит меня, отчего я оказываюсь смотрящей на его ботинки. Он присаживается, пока наши глаза не оказываются почти на одном уровне, и протягивает мне платье.

— Спасибо, — говорит он с улыбкой, и его глаза мерцают в ленивом возбуждении. Потом он хватает меня за руки и поднимает, натягивая на меня платье, пока я не оказываюсь снова прикрытой. — Можешь идти, — говорит он. С удивлением смотрю на него, что вызывает у него еще одну улыбку. — В свою комнату, конечно, — уточняет он. Внезапно, он разворачивается и щелкает пальцами. — Тито, — кричит он, после чего в кухню входит охранник, который ранее мне подмигнул. — Отведи ее в комнату.

Чувствую, как мои щеки вспыхивают от смущения — видел ли этот мужчина все? Если да, то Хавьеру определенно наплевать, кто видел, как он на меня кончает. Хавьер наклоняется к столу и протягивает мне тарелку с нетронутой едой, которая предназначалась Эстебану.

— Чуть не забыла свой завтрак.

С этими словами он разворачивается и уходит, скрываясь в одной из комнат.

Пораженно смотрю ему в след, удерживая в руке тарелку с едой.

Тито рукой указывает мне идти в сторону лестницы, изображая вежливость. Я едва замечаю, что выглядит он молодо, но устрашающе, перед тем как подняться по лестнице и вернуться в свою комнату. Он захлопывает за мной дверь, закрывая ее на замок, и я снова остаюсь в одиночестве с едой, которую не хочу, но которая нужна мне, и мыслями о том, что мне не нужно, но чего я хочу.