После измены. Ядовитые чувства (СИ)

43

— Как же так, Алиса? — Женя стреляет в меня ледяным убийственным взглядом.

Я сижу на кушетке в коридоре больницы, смотрю на свои руки, всё ещё перепачканные детской кровью, и жалобно всхлипываю. Муж стоит у окна, нервно стучит краем телефона по подоконнику.

— Я знал, что самокат — плохая идея. Я тебя предупреждал! — обречённо говорит, избивая мою душу своими словами.

— Жень, прости меня. Я отвлеклась на телефонный звонок! — поднимаю взгляд вверх, чтобы задержать непрошеные слёзы.

Резкий свет больничных ламп бьёт в глаза, ослепляет. Теперь я вижу только яркие вспышки и мерцающие пятна.

— Моя мама всё это время была права, — выпаливает резко и подходит ко мне. — Херовая из тебя мамаша.

— Что?

— То! Алиса, весной ребёнок чуть не утонул. Теперь руку сломал. А может у Василиски ещё и сотрясение! — безжалостно выговаривает мне в лицо.

Я молчу. Оправдания мне нет. Видимо, я и правда херовая мамаша. Женя во многом прав.

— Знаешь что, дорогая бывшая жёнушка, давай-ка мы всё-таки решим на берегу один один важный вопрос, — зловещий шёпот обжигает, заставляя кровь в венах холодеть. — Я считаю, что Василисе будет лучше жить с моей мамой. А ты будешь приходить в гости.

— Жень, ты же сам говорил, что со мной малышке лучше…

— Это было до того, как ты чуть не угробила мне ребёнка.

Я сглатываю болезненный ком обиды, а острое чувство вины бьёт пощёчины.

Женя прав.

Я плохая мама.

Смотрю на свои руки в детской крови и убеждаюсь в этом ещё раз: херовая мамаша.

Поджимаю губы и, наконец, решаюсь уйти в уборную. Нужно смыть кровь. И умыться мне бы не помешало, ведь за последние полчаса я размазала по лицу тушь и помаду.

Чувствую на себе пронзительный взгляд мужа, и меня шатает из стороны в сторону, как пьяную. От напряжения по спине течёт холодный пот, я задыхаюсь от неконтролируемых слёз, но упорно продолжаю вбивать себе в сознание правильные слова Жени.

С Анастасией Сергеевной Василисе будет лучше.

С бабушкой малышка ни разу не попадала в травмоопасные ситуации, а со мной каждый месяц что-то случается.

И сегодня последняя капля.

Надеюсь, когда Василиса вырастит, она сможет понять, почему я так поступила. Из-за чего я оставила её, стала мамой выходного дня.

Остужаю руки в холодной воде, пропахшей хлоркой. Прикладываю ладони к щекам, выдыхаю раскалённый больничный воздух.

Кажется, что меня ненавидит весь мир. Я не нужна никому. И это состояние меня поглощает, заставляет болезненно трепетать и сжиматься.

— Я сильная. Я справлюсь! — шепчу себе подбадривающие фразы, а сама дышу неровно и жалобный взгляд поднимаю к зеркалу напротив.

На приведение стала похожа. Такое жалкое подобие живой женщины с бледной кожей и впалыми красными глазами.

— Папа! — слышу голос моей малышки и быстро умываюсь.

Поправляю волосы и выхожу в больничный коридор. Василиса обнимается с Женей, на правую руку наложили гипс.

Держась за стену, делаю шаг в их сторону. Голос врача звучит отдалённо, словно мне в уши ваты набили. Я его не слышу, но примерно знаю, что он говорит. Медицинское образование — как выжженная печать, на всю жизнь. Глубоко вздыхаю, стараясь унять головокружение.

Василиса меня не замечает. Занята разговором с папой:

— Смотли какая у меня тепель лука. Уже не болит!

Женя поднимает глаза на меня и хмурится.

— С тобой всё хорошо? — бросает мне, а я могу только кивнуть. — Ладно, поехали все вместе к бабушке.

До вечера я остаюсь с ними. Анастасия Сергеевна отчитала меня, посыпав соли на свежие раны. Как можно было дать четырёхлетнему ребёнку самокат? О чём я думала и где были мои глаза в момент падения?

Я и сама знаю, что виновата.

Проблемы тянутся какой-то бесконечной чередой. Как только Стрельцов появился в городе, моя жизнь стала похожа на проклятую бурю, сносящую всё на своём пути. Неприятности, как бусины, нанизываются на нить моей судьбы.

Я устала.

Моральных сил бороться за справедливость и собственное счастье уже не осталось. Все исчерпались. Надежда на лучшее иссохла, рассыпалась в пыль и по ветру разлетелась сизым пеплом.

Когда Василиса засыпает, я прощаюсь со свекровью и мужем.

Меня ждёт пустая квартира, тягостные мысли и самобичевание. Стараюсь запретить себе думать о случившемся, но снова и снова возвращаюсь к этой мысли.

Я плохая мама.

И уснуть не получается. В этот раз даже успокоительное не помогает. Слёзы душат и щёки обжигают, а я всё лежу и смотрю в потолок до самого рассвета.

Засыпаю, когда солнце уже показывается из-за горизонта, озаряя облака золотым свечением. И через два часа играет будильник.

На автомате провожу гигиенические утренние процедуры, надеваю первое, что попалось под руку, хватаю сумку и выхожу. Хочу быть рядом со своей девочкой. Когда Василиса со мной, я отвлекаюсь. Спокойнее становится.

Распахиваю дверь подъезда и тут же застываю.

…

Завидев Алису, выхожу из тачки.

— Хреново выглядишь, — окидываю её придирчивым взглядом.

Она молчит. Ёжится, руками плечи обхватывает и нервно губу прикусывает. Её глаза опухли от слёз, краснющие, всё ещё влажные. Кожа белая, как мел. Натянула на себя какую-то застиранную мешковатую футболку и потёртые джинсы.

— Ты себя в зеркало видела? — усмехаюсь.

— Что тебе нужно, Стрельцов? — выцеживает сквозь зубы.

Явно даёт понять, что видеть меня не рада, и что дружеской беседы сегодня не состоится.

А оно мне и не нужно.

Я приехал, чтобы наконец-то взять своё. И мне всё равно, как она выглядит и что чувствует.

Я пытался.

Пытался дать ей шанс быть моей добровольно. Хотел помочь.

И ещё я пытался отговорить себя от того, что собираюсь сделать. Даже уезжал на неделю к Светке, нянчил племянника, дышал свежим воздухом в лесу и, что мне не свойственно, поддержал сестру в занятии йогой. Но это не дало никакого результата. Как хотел Зимину, так и сейчас хочу. До боли в паху, до болезненных спазмов в желудке, до одури.

Тяну руку к её мокрой от слёз щеке, чтобы почувствовать подушечками пальцев её бархатную кожу. Такое ощущение, словно она даже не замечает, что плачет.

— Не трогай, — отмахивается, затормозив прикосновение.

Смотрит на меня злобно, сведя брови к переносице.

— Прокатимся? — смотрю на неё с вызовом.

Маленькая беспомощная мышка ещё даже и не подозревает, что уже попала в мышеловку. И как бы она не вырывалась, как бы ни пищала — ей не сбежать. Спасения не будет. Ей никто не поможет.

— Оставь меня уже в покое, Дим. Я сыта тобой по горло. Уже даже тошнит! — ядовито шипит, закатывая глазки.

— Садись в машину, Алиса! — начинаю закипать, и кровь медленно превращается в раскалённую сталь.

— Не сяду, — отрицательно качает головой и шаг в сторону делает.

Рассудок плавится от её сопротивления. Я бы хотел, чтобы она отдалась мне добровольно, но об этом, видимо, лучше даже не мечтать.

— Сядешь, куколка. Ещё как сядешь! — кровожадная улыбка проносится по моему лицу.

Быстро оглядываюсь по сторонам, проверяя на наличие свидетелей, и одним движением оказываюсь рядом с Алисой.

Зажимаю её ротик тряпкой, пропитанной хлороформом, и моя милая мышка успевает пикнуть всего пару раз, прежде чем отключиться.

Пока Алиса спит на заднем сидении, я трепещу от волнительного ожидания. Она — мой трофей. Приз за пятилетние мучения.

Никогда в жизни не испытывал такое волнение. Даже самая первая моя женщина, лишая меня невинности, не вызывала таких крышесносных эмоций, всепоглощающих и ярких. Одно представление о том, что я сделаю с Зиминой, заставляет рассудок туманиться и кровь бурлить.

Маньяк ли я? Наверно, да. И эскортница Танечка была права, обзывая меня грязными словечками и посылая то в психушку, то в тюрьму.

Но это уже не имеет никакого значения.

Сейчас важно лишь то, что я вижу в зеркало заднего вида. Моя спящая красавица Алиса. Она глубоко дышит, сопит сладко. Рыжая прядь волос упала на её лицо, бледные губы потрескались, влажные от слёз щёки залились румянцем. Идеальная в своём несовершенстве.

Перевожу взгляд на дорогу и медленно въезжаю во двор съёмного дома. Здесь всё уже готово к тому, что я задумал.

Домик в глуши. Его снимают те, кто устал от городской суеты. Приезжают сюда, чтобы перевести дух и расслабиться. Несколько километров полей, небольшой перелесок и искусственный заросший пруд предают этому месту особый шарм.

Я забронировал сегодняшнюю дату на съём этого дома ещё неделю назад, когда только приехал к сестре. Долго мучился, размышляя о том, насколько сильно мне нужна эта чертовка с колдовскими глазами и рыжими волосами.

И с каждым днём эта тяга только усиливалась. Я понимал, что одержим ей. Знал, что если этого не сделаю, то просто сойду с ума.

Паркуюсь за воротами и оборачиваюсь. Алиса всё ещё спит.

Вытаскиваю её тело из тачки. Лёгкая, словно пушинка. Хрупкая, как хрустальная ваза. С её плеча падает маленькая чёрная сумка, и я, не долго думаю, отшвыриваю её в сторону.