Последние стражи Аарона (СИ)

Глава 10. Заженное пламя

Глава десятая. Заженное пламя

Королевский дворец, Дагмер

Ивен дышал тяжело и тревожно. Он едва затушил лампу, сел на мягкую постель с нелепым балдахином, как дыхание, восстановленное с таким трудом, снова сбилось. Это были не его покои. Не келья в монастыре, но и не чертог короля. В кромешной, незнакомой ему темноте всё, окружавшее его теперь, только внушало изнуряющее беспокойство.

Лорд Морган поселил Ивэна в полупустом крыле огромного королевского дворца, находившегося в полном его распоряжении. Наказав отправляться ко сну, дядя покинул его, как и Мириам, к щебетанию которой он, неожиданно для себя, успел привязаться.

Молоденькая служанка, присланная наполнить ванну, разбила кувшин едва взглянув на Ивэна, охнула и вдруг заплакала. Он бросился помогать ей собирать глиняные черепки, но она отшатнулась.

— Полно! Разве это последний кувшин в замке? Почему ты плачешь, милая девушка? — удивился юноша.

— Я не плачу над кувшином, Ваше Высочество, — робко ответила служанка. — Мне вдруг представилось, что передо мной призрак. Но плачу я от радости… Храни Создатель вас и душу вашего покойного отца!

То, как она обратилась к нему, непривычно резало слух. Но он увидел ее улыбку, даже глаза, полные слез, блестели яркими огоньками. Она глядела на него смело, не выказывая страха. Ивэн не знал какими бывают слуги добрых господ, но эта девушка выглядела именно такой. Она, то и дело поглядывая на него, наполнила ванну и принесла ему новую одежду — простую белую рубаху, легкую куртку, плащ и штаны из легкой серой шерсти — почти все пришлось по размеру.

Оставшись в одиночестве, смывая с себя дорожную пыль, он стал думать о том, как вести себя с теми, кто увидит в нем призрака. Ему вдруг нестерпимо захотелось узнать, как выглядел его отец. Только теперь он понял, что ранее никогда не слышал о нем. Дагмера не существовало для тех, кто жил в монастыре, где он вырос, ведь монахи умышленно прятали от него целое королевство.

Ивэн долго сидел на краю кровати, не решаясь затушить лампу — все глядел на щит, висящий над пустым камином. Тот был украшен серебристым гербом Брандов, на котором алый когтистый волк стоял на задних лапах. Юноша счел его вполне посредственным, но это был его герб.

«Серебро — это избранность и высокое происхождение. Алый — цвет храбрости и непоколебимости, — рассуждал Ивэн. — Волк чтит семейные ценности, но не лишен алчности и злости».

Он знал наизусть гербы всех королевств и десятков знатных семей, но свой собственный видел впервые.

«Айриндор, Руаль, Тиронская империя и Корсия, — перечислял он, задумчиво разглядывая алого волка. — Четыре королевства. Если не считать мертвого королевства Ангерран и нового, о котором я ничего не знал».

Юношу одолевала усталость, но лечь в мягкую кровать под балдахином, он не смел. Разозлившись на себя, он погасил лампу и коснулся было простыней, выглядевших, по его мнению, непомерно роскошно, как понял, что не вынесет темноты. Ринулся к ставням, надеясь, что глоток свежего воздуха охладит его. Но, выглянув в окно, он сжал пальцы в кулаки, сдерживая злость и страх. Он увидел, что внизу, у подножия замка, устроился внушительных размеров город, каких он даже не представлял себе ранее. Крыши множества домов были устелены серой черепицей, напоминающей чешую неведомого чудовища — дракона или огромной змеи. Луна, взирающая на юношу пустотой своих глазниц, висела прямо над городом, заключенным в кольцо крепостных стен, и освещала каждый его уголок. Один из краев дагмерской крепости заползал прямо на подпирающий город горный хребет. Ивэн перестал дышать, словно чья-то огромная рука сдавила его грудь, но не отвернулся. Он увидел, как внизу, под окнами, мокрая булыжная мостовая отражает свет луны и факелов, освещающих внутренний двор замка. Было удивительно тихо, так, что можно было услышать шум моря, которого он тоже никогда в своей жизни не видел.

«Я еще слишком мал и глуп, и не справлюсь с этим чудовищем», — заключил Ивэн, облизнув пересохшие губы.

К беспокойству примешалась жажда. Воду он мог бы добыть и при помощи чар, но ему этого вовсе не хотелось. Стены покоев давили на него, как и вид из окна, и он поспешно принялся надевать оставленную служанкой одежду. Помня о фонтанчике внизу галереи, он решил спуститься вниз.

— Все было бы иначе, если бы Аарон не растерял своих волчат.

Стоило Ивэну только покинуть свои покои, беззвучно отворив дверь, как незнакомый грубый голос прорезал тишину. Он огляделся по сторонам, прежде чем понял, что говорящий устроился в саду. Ему захотелось было вернуться назад, чтобы не подслушивать разговоры, предназначенные не для его ушей, но вдруг опомнился, ведь один из волчат — это он сам.

— Но есть как есть, — продолжил голос, не дождавшись ответа. — И пока в городе правит один лишь Совет, маги не чувствуют защиты. Они хотят видеть на троне тебя, а не безвестного юнца. Говорят, Галену наскучило изгнание и в скором времени он заявит о своих правах на Дагмер. Кругом сумятица.

— Эти слова ничего не значат, — возразил другой голос, принадлежавший, несомненно, лорду Бранду. — Он не сможет прямиком из леса забраться на трон. Кто его поддержит? Отступники и всякий сброд со всех королевств? Сомнительное войско скажу я тебе, Стейн.

— Слова ничего не значат, но кровь решает многое, — отрезал неизвестный голос нетерпеливо.

Ивэн прокрался к ближайшей колонне и неловко выглянул из-за нее. В саду под галереей, где неведомо почему в это время года все еще цвели белые розы, Бранд, облаченный теперь в светлый камзол с поблескивающими серебряными пуговицами, сидел на краю фонтана. Его волосы были зачесаны назад, что выдавало не только правильные черты его лица, но и страшный шрам, исказивший их.

Мужчина с грубым голосом укрылся в тени у стены и его никак нельзя было разглядеть.

— Окажись Гален единственным наследником, у тебя не осталось бы выбора. Помни, что мы обещали Аарону. У твоего рода есть обязательства, которыми ты пренебрег однажды, отказавшись от короны, — продолжил он.

— Совет согласился на мое регентство, напомню тебе, — ответил Бранд огрызнувшись.

— Плевать на Совет! Я говорю от лица магов потому, что согласен с ними. Дотянется ли твой племянник ногами до пола, когда ты посадишь его на трон?

— Стейн, ты поймешь меня, как только взглянешь на него, — пообещал Морган. — Я отказался от короны, чем и горжусь — лучшего короля, чем Аарон не могу себе представить. Ивэн похож на него как две капли воды. И за время, что мы были в пути, я достаточно присмотрелся к нему.

— Коронацию следует провести как можно скорее… Молись Создателю, Бранд, чтобы твой племянник был хорош как старый северный бог, иначе я снова соберу Совет и буду требовать, чтобы ты надел на свою упертую соломенную голову эту треклятую корону!

— Тьма тебя подери, Локхарт! — неожиданно расхохотался Морган.

Смеялся он так заразительно, что Ивэн невольно улыбнулся и сам. Он смотрел на Бранда, освещенного лишь светом луны и вдруг признал, что тот ему нравится, и не потому, что подслушанные им слова были приятны. Мужчина с грубым голосом вызывал любопытство. Ивэн тихо прокрался к своим покоям и в этот раз громким хлопком двери известил о своем присутствии, казалось, весь замок.

— Племянник, — послышалось из сада, как только он появился на освещенном углу галереи.

Юноша обрадовался тому, что задуманное случилось так, как планировалось им. Он потер глаза, пытаясь напустить на себя заспанный вид.

— Ивэн! — снова окликнул его Морган. — Спускайся, прошу тебя! Должно быть, сон не идет?

— Замучила жажда, дядя, — тихо отозвался он, выдав чистую правду.

Как только он спустился в сад, из тени вышел мужчина, облаченный в кожаный дублет, затянутый до самого подбородка. На поясе в ножнах висел небольшой топорик, за спиной — два коротких меча. Его темные каштановые волосы едва заметно вились, а лицо украшала аккуратная тонкая бородка. Во взгляде его карих глаз даже в полумраке можно было разглядеть насмешку. К чему этому мужчине столько оружия во дворце Ивэн знать не хотел.

— Ваше Высочество, — желал он этого или нет, но склонил голову перед юношей.

Тот в растерянности глянул на Моргана, не представляя, как ему следует себя вести.

— Позвольте назвать свое имя, — продолжил мужчина. — Я — Стейн Локхарт, милостью вашего покойного отца, староста города Дагмер.

— Считай, что все равно твой дядя. Не по крови, но по чести, — лениво улыбнулся Бранд. — Отбрось свой напыщенный тон, сир Стейн. Сейчас он только пугает твоего будущего короля.

Староста выпрямился и испытующе посмотрел на юношу.

— Я, должно быть, помешал вашей беседе, — неуверенно проговорил тот.

— О, нет, что ты! Мы только лишь любовались розами и звездами. Никаких бесед, — ирония в голосе Моргана говорила о том, что разговоров о короне этой ночью больше не прозвучит. Он рискнул сгладить неловкость, но лишь почувствовал себя глупо — Стейн и Ивэн же остались невозмутимы.

— Хорошо, что ты вернулся в замок, — обратился Локхарт к юноше. — И жаль, что этого не случилось раньше. Пожалуй, и правда следует отложить все беседы до утра. Я оставлю вас.

Он снова поклонился и скрылся стремительно, бросив напоследок на старшего из Брандов испепеляющий взгляд. Ивэн под стук удаляющихся шагов, наконец, склонился над фонтанчиком и промочил пересохшие губы. Вода была ледяной, совсем как в горном источнике.

— Теперь признавайся, как много ты слышал, — попросил Морган довольно безразлично.

— Отчего ты не хочешь стать королем? — без смущения выпалил Ивэн. То, что дядя смог заметить его за колонной, он не счел удивительным. Его особый слух юноша приметил еще в лесу.

— Сколько же раз я был проклят, уступив власть Аарону, — в ответ он услышал тяжелый вздох. — Но я не приму ее снова. Я недостоин короны, как и твой брат.

— Но в праве нарекать достойных и отверженных? — юноше не хотелось дерзить, но ему не нравилось, что Морган отвечает излишне многозначительно. Состязаться в витиеватости речи Ивэн не привык.

Лорд пропустил колкость племенника мимо ушей и только бросил короткий взгляд на его босые ноги. Отчего тот ощутил себя последним простолюдином так явственно, что провалился бы от стыда под землю, если бы только мог.

Переулки Дагмера

Сапоги, украшенные десятками ремней с серебряными пряжками, оказались излишне велики. Ивэну пришлось делать каждый шаг с большой осторожностью — идти по мощенным булыжником улицам Дагмера в них было непросто, но он не смел сказать об этом Моргану, опасаясь возвращения в замок. Лорд шел чуть впереди, и юноша следил за краем его плаща из-под спадающего на глаза капюшона.

Небо нежданно разразилось дождем, льющим беспросветной стеной, но Ивэну он не показался неудобством в сравнении с излишне мягкой кроватью, все еще ожидающей его в замке. Они молчали оттого, что падающая с неба вода заглушала все, кроме крика. Юноша старался рассмотреть город поближе, но неприятный дождь заливал капюшон и забирался за воротник, едва стоило поднять глаза от мостовой. Когда пришлось подниматься на гору, стало только хуже — в темноте было сложно разобрать дорогу. Пару раз Ивэн, поскользнувшись на камнях, рисковал свалиться кубарем вниз, но Морган вовремя подхватывал его.

— Все еще хочешь посмотреть на отца, а? — прокричал он, предотвратив очередное падение племянника.

— Сильнее, чем когда-либо! — отозвался Ивэн, цепляясь за ветку дерева, выросшего у тропы.

— Лучше бы, однако, я показал тебе картину в замке!

Ивэн, продрогший от дождя, уставший от подъема на гору и темноты, так не считал. Его неприязнь к одиночеству была непомерно велика, и все же, он обрадовался, когда Морган наконец подвел его к небольшой двери в крепостной стене. Тогда он не знал, что впереди их ждет добрая сотня ступеней, ведущих в недра горы. Ход был освещен факелами, но гнетущая тишина и посторонние шорохи делали путь не самым приятным.

— Весь Дагмер пронизан множеством ходов, — рассказывал Морган, стремительно сбегая вниз. — Этот — один из них. В случае опасности маги покинут город. Этот путь ведет на ту сторону горного хребта.

В огромной зале с множеством горящих свечей они оказались так неожиданно, что Ивэн, стремящийся угнаться за дядей в полумраке, чуть было не налетел на него. Комната была полна светом до боли в глазах, и пахла так знакомо, что юноша мысленно вернулся в привычную ему часовню, где ему приходилось читать молитвы. Воздух был наполнен запахом расплавленного воска и ароматом цветущих лилий. Сотни белых свечей стояли вдоль стен утопая в выбоинах скалы, залитых водой, но ярче всего в зале сияли не свечи, а странный диск на огромных дверях, расположенных в самом ее конце.

— Это магическая печать, — пояснил Морган, увидев, что глаза племянника загорелись любопытством.

Он оставил свой плащ на выступе у входа, и теперь растирал озябшие руки. Ивэн не последовал его примеру — вместо этого он нерешительно подошел ближе, чтобы разглядеть поближе замысловатую магию, с которой был незнаком.

— Эту дверь не отпереть и не выломать без заклинания, — продолжал Бранд, в то время как юноша восторженно изучал резную дверь.

Печать, зависшая в воздухе, тем временем переливалась синими и зелеными цветами, то затухая, то загораясь с новой силой.

— Зачем она здесь? Что спрятано по ту сторону холма, раз нужно защищать город этими чарами? — Ивэн хотел было дотронуться до диска, но дядя, неожиданно оказавшийся за спиной, больно ударил его по руке.

— Не стоит этого делать. Хочешь прожить дольше — не прикасайся к тому, что излишне красиво, — почти шепотом предостерег его Морган. — Это верно для чар, чужих вещей и женщин. По ту сторону холма могут быть отступники, а против них железный засов что щепка. Но я привел тебя сюда сквозь ледяной дождь не ради блестящей печати.

Только теперь юноша как следует оглядел залу. Он увидел, что свежесрезанные лилии и свечи стоят у стен не просто так — на него отовсюду взирали лики каменных людей. Он осторожно взял в руки почти догоревшую свечу и принялся изучать барельефы, вырезанные в скале один за одним. По его спине от холода или же от трепета побежали мурашки. Каждый каменный человек, будь то женщина или мужчина, был вырезан столь искусно, что выглядел живым. Юноша, вглядываясь в суровые лица, помнил, что большинство северян все еще придают своих воинов огню, и понимал, что теперь все они обратились в пепел. Они стояли плечом к плечу. В их руках были мечи, копья, луки и булавы, словно при жизни они сражались за свое место в камне.

— Стражи Аарона, — пока Ивэн вглядывался в них, Морган вглядывался в него, внимательно и безотрывно изучал его взволнованное лицо. — Эти люди отдали свои жизни, служа Ему. Они верили в своего короля и в свободу.

Ивэн остановился у каменной женщины почти у самого входа в залу. Он замер оттого, что голова ее была увенчана короной. Оружия, кроме удивительной красоты, она при себе не имела.

— Ульвхильда. Наша королева. Твой отец ее безмерно любил, — пояснил лорд.

— Любил? — удивился юноша, разглядывая ее пухлые губы, которые, вне всякого сомнения, очень нравились Аарону. — Я думал, что королям это неведомо.

— Так и есть. Но когда они поженились, Дагмер был очень молод, так что немногие знатные семьи стали бы бороться за право усадить девицу на трон в городе, кишащем магами. И только глупцы могли спорить с королем, если он чего-то желал. Она умерла совсем молодой и ему вскоре пришлось жениться на твоей матери.

— И тогда любви он не ведал, — догадался Ивэн.

— Он женился, открывая королевству торговые пути в Корсию. Но Ингритт не смогла жить среди магов, а Аарон не смог вынести рядом с собой женщину, теряющую рассудок от страха. Он отпустил ее, а ты стал гарантией ее покоя. Но он до последнего не желал отдавать тебя.

Ивэн знал, что был не единственным ребенком, выросшим вдалеке от семьи, к которой принадлежал. Знатные господа то и дело обменивались воспитанниками, скрепляя таким образом мир, оттого он совсем не испытывал злобы к отцу, скорее его чувства можно было назвать сожалением.

— И что изменилось? — спросил он дрогнувшим голосом. — Я оказался в монастыре по его воле, ведь так?

— Ты стал единственным наследником, но рос как сорняк в замке Ингритт. Когда она покидала Дагмер, то поклялась, что воспитает из тебя короля, но что ты получил от нее, кроме ненависти? Аарон боялся, что ты вырастишь таким же испорченным, как Гален, который предпочел отказаться от собственного имени. Именно поэтому хотел отсрочить твое появление здесь, но тебя нужно было надежно спрятать и обучить. Так ты и оказался в том монастыре.

— Я жалею, что не узнал отца. Что не успел его узнать, — признался Ивэн направившись к противоположной стене залы. Он догадался, что Аарон заключен в камень именно там.

Король был на голову выше юноши и шире в плечах. Его руки лежали на эфесе большого двуручного меча. Когда Ивэн осветил свечой его лицо, ему представилось, что он видит собственное отражение — от Ингритт ему не досталось ни единой черты, словно кому-то пришло на ум сыграть с его матерью злую шутку и явить на свет точную копию отвергшего ее короля Аарона.

— Он словно живой, — растерянно улыбнулся Ивэн, когда его руки легли на каменные пальцы отца.

— Твой отец не собирался умирать, — отозвался Морган, коснувшись плеча юноши. — Но однажды он, еще молодой и полный сил, просто не вернулся в этот мир. Я верю, Ивэн, что есть еще миры, кроме этого.

Юноше вдруг сделалось дурно. Он дотронулся до своего горла и с раздражением растер его. Ему хотелось развязать шейный платок, который ему приходилось носить, но он не решился сделать это при Моргане. У него были собственные уродливые шрамы, которые он предпочитал скрывать. Та ночь, из объятий которой он окончательно вырвался только в лачуге чародейки Гудрун промелькнула в его воспоминаниях так явственно, что на глазах выступили слезы.

— Почему… — он не смог совладать с голосом и потерялся на мгновение. — Почему рядом с отцом нет никого?

Он заметил, что каменные люди касались друг друга плечами, но место рядом с Аароном зияло пустотой. Морган, дотянулся до нее кончиками пальцев.

— Эта скала ждет меня и Стейна Локхарта, — губы его чуть заметно дрогнули в притворной улыбке. — Мы последние из Стражей короля Аарона.

Королевский дворец, Дагмер

Морган обрадовался, когда увидел, что дверь в его маленькую библиотеку приоткрыта. Дагмер еще не был освещен первыми лучами солнца, поэтому он понадеялся, что Ивэна там нет — мальчишка поначалу жаловался на собственную мягкую кровать.

Однажды Морган заглянул в его покои и увидел, что тот соорудил себе подобие постели прямо на каменном полу, но через пару ночей, он прекратил скучать по привычным ему жестким монастырским койкам. И теперь отсыпался, словно это можно было сделать впрок — тревожить его никто не смел. Было еще слишком рано для его пробуждения, оттого Морган понадеялся, что Мириам в библиотеке одна. Он хорошо знал, девушка никогда не запирает дверей, находясь там, говорит, что иначе ей становится тесно. В замке было несколько библиотек и та, что принадлежала ему, была маленькой, но, по словам Мириам, самой уютной и ей нравилось проводить там время.

Морган вернулся в свои покои, и достал из запертого на ключ ящика резной серебряный медальон, украшенный россыпью темных тиронских гранатов. Внутри него были спрятаны соцветия лаванды. Когда ему пришлось заговорить для Мириам травы впервые, он выбрал именно их — они напоминали ей о месте, в котором она выросла. В его собственном амулете были спрятаны полынь и вербена. Он не мнил себя хорошим чародеем, но верил, что новый заговор защитит девушку куда лучше.

Морган хотел отблагодарить ее за то, что она сделала в хижине Гудрун, хотя все еще не мог понять, как она решилась на это, хотел поговорить с ней, узнать, что у нее на душе, но Ивэн всякий раз оказывался рядом. Они ходили друг за другом как нить за иглой. Их единение должно было радовать Моргана, но вместо этого легло камнем на его сердце.

Крепко зажав в ладони медальон, он вернулся к библиотеке, торопливо заглянул в приоткрытую дверь, и улыбнулся.

Девушка сидела за дубовым столом у окна, низко склонившись над распахнутой книгой. Она всегда склонялась слишком низко, когда думала, что ее никто не видит. Увлеченная, она была неподвижна и только ветер, врывавшийся в комнату из распахнутого настежь окна, играл с непокорными прядками ее волос, убежавшими из хитро заплетенной косы. Этим утром она выбрала изумрудного цвета платье с вышивкой на поясе, наспех сшитое портными в каком-то уже забытом Морганом городе. От бродяжки из руалийского порта давным-давно не осталось и следа.

— Тебя сложно застать в одиночестве, — проговорил он, чтобы оторвать девушку от книги, но по ее испуганному взгляду понял, что подошел слишком тихо.

— Прости. Ты напугал меня, — призналась она и улыбнулась сначала робко, а потом привычной мягкой улыбкой, от которой стало тепло.

— Я охотился за тобой все эти дни, но мой племянник так покорён, что не хочет разлучаться с тобой и на миг, — Морган сел за стол рядом с Мириам и отодвинул в сторону запылившуюся стопку книг.

— Ты заблуждаешься, — проговорила она, не глядя ему в глаза. — И, возможно, не поймешь меня. Но нам спокойнее быть рядом, чем порознь. Может быть, из-за того, что случилось в лесу. Теперь я сама не своя, и только глядя на него, вспоминаю, что сделала все не зря. Ты ему необходим, Морган. Ему нужен кто-то готовый показать ему наш мир, так не похожий на тот, к которому он привык.

Бранд нахмурился. Девушка была права. Он погряз в дворцовых делах и подготовке к коронации настолько, что на племянника совсем не оставалось времени. А ему требовались ответы на миллиарды вопросов и Мириам не посмела оставить его одного.

— Спасибо, — тихо проговорил Морган.

— За что ты благодаришь меня? — девушка наконец посмотрела на него, и он растерял все слова, что готовил для нее.

— За то, что ты делаешь для Дагмера, — сказанное прозвучало фальшиво и не выражало и доли того, что он чувствовал.

— Благо Короны для меня не первоочерёдное, — тихо фыркнула она.

— Я…

«Каков глупец», — Морган мысленно выругался, ощутив болью слова, застрявшие в горле.

— У меня есть кое-что для тебя, — признался он наконец.

Гранаты медальона красиво блеснули, показав всю глубину своего цвета. Морган протянул его девушке на раскрытой ладони и принялся выжидающе изучать ее лицо — ждал улыбки, способной согреть даже его сердце.

— Что это? — спросила Мириам внезапно помрачнев.

— Внутри него лаванда, — мягко пояснил лорд.

— Я поняла это с первого взгляда.

— Там в лесу я понял, что тебе нужен новый амулет. Ты услышала отступников скорее, чем я.

— Твой дар красив, но могу ли я принять его? Достойна ли я его, когда во мне нет прежней силы, которая так нужна была тебе? Ныне я суха как южная река в знойное лето, и в бою от меня мало проку. Верно, лучше бы тебе найти нового ученика, а то и двух. А я выбрала свой путь. Если ты погибнешь из-за меня, я не вынесу этого, — Мириам поджала губы и шумно захлопнула книгу. Остатки пыли с ее страниц завертелась в воздухе.

Морган увидел, что она изучала писание о мертвом городе Ангерран. Книга не имела заглавия, но была обтянута в темную, почти черную кожу, и была ему хорошо знакома. Он оказался почти уверен, что Мириам читала ее не из собственного любопытства, а желая рассказать историю правившей семьи Толдманн будущему королю, весьма поучительную, и Морган немного пожалел о том, что потревожил девушку.

— Ты не перестала быть Смотрителем лишь растеряв часть огня. Это немыслимо. Невообразимо. Я не посмею представить себе иного ученика, — он неожиданно повысил голос. Ему захотелось стиснуть плечи девушки и хорошенько встряхнуть ее, чтобы она напрочь забыла свои сомнения, и перестала говорить с ним так холодно и бесстрастно. Это злило его. Может быть потому, что рядом с Ивэном она часто щебетала, словно птичка, и смеялась так, как раньше смеялась только в его присутствии. С ним же теперь она была холодна, совсем как Ивэн, не получивший еще часть силы, изгнавшей из него след скверны.

Он ничуть не погрешил против правды. Ему даже думать не хотелось о том, чтобы в пути по королевствам его сопровождал кто-то иной. На миг ему представилось, что потеряй Мириам зрение или слух, он бы все равно не оставил ее в городе.

— Ты клялась в верности народу Дагмера, клялась быть честной и смелой. А я вижу, как ты трусишь, придумав, что ты ценна лишь своим даром! — лорд продолжал, желая увидеть в лице девушки хотя бы гнев, то чувство, на которое она всегда была скора. — Прошу тебя вспомнить те слова, что ты говорила Аарону, когда я взял тебя впервые с собой, и принять мой подарок.

Он положил медальон поверх захлопнутой книги. Мириам взглянула на него виновато и потянулась к тонкой серебряной цепочке.

— Ты устыдил меня, — прошептала она. — Но я не смогу быть полезна тебе, как раньше, и страшусь своей слабости.

— Отчего ты так мало знаешь о себе? — Морган спросил ее об этом, не ожидая никакого ответа. — Ты не понимаешь, что огонь — не вся твоя сила.

Морган почувствовал вкус сладкой победы, когда девушка расстегнула застежку серебряной цепочки.

— Если позволишь, я помогу тебе, — обратился он к ней неожиданно для самого себя. — Как сделал это тогда, перед королем.

Мириам бросила на него взволнованный взгляд, будто бы ему довелось чем-то больно задеть ее. Но, ни слова не говоря, поднялась из кресла и повернулась.

Морган взял в руки легкий, словно перышко, медальон и подошел к ней.

«Плоть от плоти огня», — подумал Морган, разглядывая медно — рыжую косу Мириам и ее плечи, усыпанные едва заметными веснушками.

Застежка цепочки легко поддалась ему, но девушка дрогнула, когда он нечаянно коснулся ее шеи. На миг она показалась такой беззащитной, что Морган ощутил странное желание заключить ее в объятия, но тут же отмахнулся от него.

— Скажи мне, что не станешь звать меня немедленно в дорогу, — попросила неожиданно она, девушка, которой так любопытно было жить в пути и смотреть на миры, ранее неведомые. Она любила встречать на своем пути новые деревни и города, видеть иных людей с незнакомым говором, слушать их истории и песни, вдыхать ароматы неизвестных цветов, примечать редкие оттенки моря, гор и песка.

— Я никогда не слышал ранее, чтобы ты так говорила, Мири, — признался Бранд.

В тот день, когда Мириам произнесла клятву и впервые отправилась с ним, ее глаза блестели от радости подобно драгоценным камням. Тогда она была преисполнена чувством гордости и собственной важности. Но Морган предвидел, что со временем она проклянет сказанные ею слова и свою опрометчивость. И вот этот день настал.

— Я хотел бы увидеть, как Дагмер примет нового короля и смею надеяться, что новый зов мы услышим нескоро.

— Только не отбирай его у меня, — тихо проговорила девушка, так и не решившись обернуться. — Часть его — это я.

Морган оцепенел от этих слов.

«Если бы я принял корону, она бы не утратила ту часть», — подумал он, погрузившись в обдающее холодом сожаление.

«Только не отбирай его у меня».

Эти слова показались Моргану такими горькими, что их захотелось залить приторным корсианским вином.