Последняя жена Генриха VIII. В объятиях Синей бороды

ТОМАС СЕЙМУР

Томас Сеймур вернулся ко двору… Когда это стало известно, Катарина стояла на коленях дольше обычного, но молила теперь не о том, чтобы Господь подсказал ей путь, а о том, чтобы помог не выдать истинных чувств. Несчастная женщина очень боялась, что блеск глаз и взволнованное дыхание все скажут за нее и король придет в бешенство. Но боялась Катарина не за себя, она думала о Томасе Сеймуре; хотя Его Величество с радостью бы избавился от Катарины как от супруги, он вовсе не желал бы, чтобы его жена (пока она еще жена) блестела на кого-то глазами. Указ короля обещал наказание не только за настоящую измену, но и за измену мысленную, за саму готовность изменить. Вообще-то за это Катарину давно можно было отправить на плаху, но как доказать эту самую готовность?

Однако стоит появиться при дворе Томасу Сеймуру, и она может не выдержать. Нет, Катарина не думала об измене, она просто думала о Сеймуре. Но увидела несостоявшегося супруга не в присутствии короля, а у себя в покоях. Они вышивали, привычно обмениваясь за рукоделием мнениями по разным вопросам. Главенствовала в разговоре Анна Эскью. На счастье королевы и ее придворных дам, среди них и прислуги не было предателей, потому что одни эти разговоры могли стоить им всем если не жизни, то тюрьмы непременно. Но Анна не могла говорить ни о чем другом, кроме веры, и ни о какой другой, кроме той, что проповедовал Лютер.

Королева слушала рассеянно, вернее, просто не слушала. Она думала о том, что за время отсутствия Сеймура подросла и стала очень женственной Елизавета. Да, она худышка, неоформившийся подросток, у которого углы торчат всюду — от ключиц и локтей до манеры разговаривать, как у всех в ее возрасте. Бэсс строптива и остра на язык, а остроумие и приличная для ее возраста образованность (Бэсс очень любила учиться, схватывая любые знания на лету) делали разговор с ней весьма занятным.

Катарина откровенно побаивалась, что рыжие волосы и белоснежная кожа Бэсс вкупе с ее положением принцессы и наследницы трона, пусть и далеко не в первую очередь, привлекут внимание и симпатии Сеймура куда сильней, чем ее опасное положение супруги гневливого короля.

— Милорд Томас Сеймур!

Эти слова едва не ввергли Катарину в панику. Они сидели не в закрытых покоях, а Томас имел право посетить своих племянников, ведь он доводился дядей Эдуарду, поскольку был братом его умершей матери Джейн, и Джейн Грей тоже, но по другой линии.

Но замерла не только королева, вспыхнули щеки и Елизаветы, которая сидела со своим рукоделием у окна. Мимолетный взгляд мачехи, брошенный на принцессу, заставил ее покраснеть еще больше.

Ясно, Елизавета влюблена в Сеймура. И это было ужасно!

Томас Сеймур подошел к руке Катарины, склонился, целуя:

— Ваше Величество…

Как бы ей хотелось, чтобы из комнаты исчезли все! Она просто бросилась бы в объятья любимого, и пусть потом их ждет плаха. Измученная тремя годами пытки, влюбленная женщина уже не думала о том, грешно это или нет.

И вдруг поверх склоненной головы Сеймура увидела сверкнувший взгляд падчерицы. Бэсс смотрела так, словно Катарина забирала себе нечто, принадлежавшее ей самой. Реакция Елизаветы потрясла королеву, не хватало только заполучить себе во враги Бэсс.

Но куда сильней ее потрясло поведение самого Сеймура, он словно забыл о том, что они вообще знакомы! Глаза Томаса равнодушно скользнули по лицу королевы, голос тоже звучал совершенно спокойно:

— Ваше Величество позволит мне навестить Его Высочество?

Но Эдуард, уже предупрежденный о приходе Сеймура, сам ворвался в комнату:

— Дядя Томас!

Восьмилетний мальчик еще не был зашорен, еще мог радоваться жизни, еще, хотя бы в покоях королевы, мог вести себя как ребенок, а не как будущий король. Было видно, что он действительно рад возвращению веселого, насмешливого Сеймура, с которым так интересно поговорить обо всем, который знает тысячу забавных историй и хоть обращается с ним как подобает обращаться с будущим королем, но не забывает, что Эдуард все же племянник.

Сеймур опустился на одно колено, прикладываясь к руке принца:

— Ваше Высочество…

Но его глаза тут же лукаво блеснули:

— Вы заметно подросли за прошедшее время, скоро с колена мне придется просить Вас опустить руку, чтобы я мог к ней прикоснуться.

Эдуард счастливо рассмеялся, он любил шутки Сеймура и сейчас радовался тому, что дядя не изменился.

— Да, я расту, приходится перешивать мои костюмы или заказывать новые.

Следом за Эдуардом подошла и Джейн:

— Дядя Томас, мы так рады, что вы вернулись…

Она тоже вытянулась и похорошела, но вовсе не это, а желание польстить и девочке заставило Сеймура воскликнуть:

— А это кто?! Ваше Высочество, неужели это наша Джейн?!

Джейн зарделась и почти спряталась за спину любимого двоюродного братца.

— Боже мой, Джейн, вы стали совсем невестой!

Под лукавым взглядом дядюшки девочка окончательно смутилась. И тут не выдержала Елизавета, она вскочила со своего места, но сумела взять себя в руки и чинно присела перед Сеймуром:

— Милорд, мы рады вашему возвращению.

Сеймур разыграл очередную сценку, попросив Эдуарда представить его прекрасной незнакомке.

Джейн хихикала в кулачок, Эдуард, восхищенный поведением дяди, улыбался:

— Сэр, перед вами моя сестра Елизавета… Думаю, нет необходимости представлять, она вас и без того помнит.

— Бэсс! Миледи, сколько сердец вы уже разбили, скольких заставили покинуть королевство в слезах?!

Теперь смеялись уже все четверо, довольная уделенным ей вниманием Елизавета почти торжествующе глянула на мачеху. Катарина почувствовала себя совершенно старой и ненужной.

— Сэр Томас, пойдемте я покажу вам новую книгу, мне подарили недавно. И еще много что!

— Ваше Величество позволит мне удалиться?

— Да, конечно.

Он удалился вместе с детьми, Елизавета не удержалась, чтобы уже от двери не бросить еще один торжествующий взгляд на Катарину, мол, он больше не принадлежит тебе совсем!

Снова о чем-то беседовали фрейлины, что-то внушала Анна Эскью, даже сама Катарина что-то говорила, возражала, смеялась, но если бы кто-то спросил, о чем только что говорили, вряд ли ответила. Королева радовалась, что Томас Сеймур не появился на приеме или в присутствии Его Величества, а пришел вот так — в ее покои в присутствии фрейлин, интересовался наследником и был уведен детьми. Его Величество ни в чем не сможет упрекнуть супругу…

Но внутри у Катарины, несмотря на все понимание верности поведения Сеймура, была горечь; как бы ни старалась убедить себя, что, выказывая свое равнодушие, Сеймур просто спасает их жизнь, сердце обливалось кровью от этого равнодушия. Мог хотя бы взглядом, одним-единственным, брошенным мельком взглядом показать ей, что помнит, что столько времени тосковал, мечтал о встрече.

Сама себя одергивала: если бы Сеймур посмотрел на нее чуть менее равнодушно, она зарделась бы не хуже Елизаветы. Но если принцессе простительно, хотя и предосудительно, то королеве это немедленно поставили бы в вину, смертельно опасную вину! К тому же приплели и Сеймура, а уж ему не поздоровилось бы.

Сеймур повел себя очень разумно, некоторое время он появлялся либо только у короля в отсутствии королевы, либо почти мельком, выказывая все то же равнодушное уважение к Ее Величеству. Как ей иногда хотелось крикнуть:

— Томас, я же здесь! Томас. Ну, хоть посмотри на меня!

Они справились, ни он не выдал своего интереса, ни она своего волнения. Катарине в голову не приходило, что Сеймуру не приходится играть просто потому, что интереса больше и впрямь не было. Богатая приятная вдовушка превратилась в королеву, на которую смотреть опасно, так к чему же рисковать? В отличие от королевы, Томас даже в будущем не представлял связи с ней.

В Англии не было женщины, которой оказывалось бы больше почестей, чем королеве, но не было и несчастней, чье положение в отсутствии сыновей было бы более опасным. Так к чему же рисковать своей головой вместе с королевской?

К тому же в предыдущий день брат сэра Томаса Эдвард Сеймур, который сначала был рядом с королевой в роли ее обер-шталмейтера, а потом руководил армией, выступавшей во Францию, и вот теперь находился в милости у короля, предостерег от излишнего внимания к королеве не только из-за ее семейного положения, но и из-за тех, кто бывает в королевских покоях.

Томас удивился:

— Кто бывает в покоях королевы?!

Эдвард нахмурился:

— Томас, не приближайся к ней ближе, чем на два шага, и уж тем более не бывай наедине, умоляю тебя, если дорога жизнь. Ее Величество просто еретичка и водит дружбу с себе подобными.

— О чем ты говоришь?! Неужели такое возможно под носом у короля?!

— Он прекрасно все знает, но Катарина нужна ему как хорошая сиделка, хотя уже надоела как жена, неспособная родить наследника. Кто знает, в какую минуту королю придет в голову забыть о первом и вспомнить второе. В таком случае он не станет разводиться или даже рубить голову, никто не поверит в измену королевы, показывающей чудеса доброты и терпения. Избавиться от Катарины можно будет, только объявив ее еретичкой, что соответствует действительности.

Томас ахнул от ужаса:

— Но еретиков ждут костры!

— Да, и все же для короля это единственный способ красиво избавиться от надоевшей жены.

— Неужели она этого не понимает?

— Не вздумай подсказать! Понимает не хуже нас с тобой, но словно закусила удила. Совсем недавно ее спас только Джон Гейвуд, но у Гардинера немало фактов против королевы.

— Джон Гейвуд спас еретичку? Что-то не верится.

— Да, он католик, хотя подчиняется всем требованиям короля, но он действительно спас Катарину. Королева развязала с Его Величеством спор на религиозную тему и, хотя у нее хватило ума уступить, король был очень зол.

— Она с ума сошла?!

— А потом вместо того, чтобы покаяться в спальне, принялась приносить извинения прилюдно в присутствии Гардинера. Лакомый кусочек! Но Гардинеру все испортил Гейвуд, взял и объявил, что это он подбил королеву на пари, что та сумеет заставить спорить Его Величество, который считает недостойными споры с женщинами, кроме как на ложе любви. Мол, королева схитрила и затеяла спор, который вообще был невозможен, и Гейвуд проиграл десять фунтов.

— Судя по тому, что королева не в Тауэре, Гейвуду удалось убедить Его Величество?

— Конечно, король, как и остальные, все понял, но посмеялся над незадачливым Гейвудом.

— Зачем он это сделал?

— Его Величеству пока еще нужна Катарина, видно, не нашел замену, к тому же ноги болят, а она умеет облегчать боль.

— Нет, я о Гейвуде. Ведь он католик?

— Думаю, просто не захотел отдавать королеву Гардинеру. Да и король пока не хочет. Но это положение ненадолго. Не попади в ее компанию, чтобы не пришлось терять голову, даже не потеряв головы от любви.

— Да… у вас тут легче не стало за последние годы…

— Стало только тяжелее, дни короля сочтены, это понимают все, в том числе он сам. Знаешь, он как старый, опытный кот, который наловил мышей, придушил их и выпустил перед собой, привязав каждую за хвост, чтобы никуда не делись, и играет.

— А о каких странных людях в покоях королевы ты говорил?

— Катарина словно не чувствует опасности, пригрела у себя Анну Эскью, сделав подарок Гардинеру.

— Кто это?

— Еретичка, которая не скрывает своих взглядов, почти открыто проповедуя их. Муж выгнал из дому, запретив подходить к сыновьям, так ее приняла королева. Вот кого сторонись всеми силами, эта дама способна начать обращать в новую веру самого Генриха, если бы ей дали такую возможность!

— Анна Эскью является фрейлиной королевы, открыто говорит о своей вере и ее не арестовывают?! Ну, положим, король либо не знает, либо пока не хочет трогать королеву, но еретичку-то можно было бы давно поместить в Тауэр?

— Думаю, Гардинер просто дает возможность королеве влезть в эту липучку обеими ногами, когда отвертеться будет уже невозможно. А еще выжидает оплошности Ее Величества. Анна Эскью просто Анна Эскью, таких уже немало сгорело на кострах, но она должна потянуть за собой королеву — вот цель Гардинера.

— Почему он так зол на королеву?

— Кранмер, за Ее Величеством стоит епископ Кранмер, хотя они не так уж часто видятся, но он тоже тайный протестант.

Если честно, Томас Сеймур действительно был равнодушен к Катарине Парр, ну, почти равнодушен. Но он желал вернуть позиции при дворе, а единственным, кто мог этому помешать, был епископ Гардинер. В его и Райотсли руках были государственные дела, особенно теперь, когда король совершенно не мог и не желал ими заниматься.

Но Гардинер столь силен и хитер, что если ему открыто противостоять, то можно поплатиться за это жизнью. Что ж, нужно найти, чем его можно испугать и того, чьими руками это можно сделать.

Услышав столь зрелые рассуждения от брата, Эдвард расхохотался:

— Клянусь, Томас, королевская опала пошла тебе на пользу, ты стал думать не только о женщинах, но и о своем положении! У меня есть чем испугать епископа Гардинера, но сейчас еще рано. Пока подождем. Есть интересное предложение. Герцог Норфолк снова предлагает породниться.

— Как?

— Все то же — тебе жениться на Мэри Говард, сестре графа Суррея.

— На этой задаваке, которая отказала мне в прошлый раз?! Ну уж нет! У меня другие планы.

В ответ Эдвард, притянув к себе младшего брата за рукав, прорычал в лицо:

— Другие планы?! На кого метишь, на Елизавету? Или тебе не дает покоя королева? Хочешь всех нас подвести под плаху?!

— А хоть бы и Елизавета? Почему жениться на королевской невестке возможно, а на королевской незаконнорожденной дочери нет?

— Ты долго думал, прежде чем решиться на такую глупость? А теперь сядь и послушай меня внимательно. Сядь, я сказал! Да, король болен и серьезно болен, куда серьезней, чем вы все думаете. Он не протянет и года. Но если ты полагаешь, что, женившись на Елизавете (кстати, кто тебе ее отдаст в таком возрасте?), ты станешь регентом или чем-то подобным, то ты ошибаешься. Король болен, но не глуп, он никогда не сделает регентом ни тебя, ни меня, он устроит регентский совет.

Я тебе больше скажу: Эдуард тоже болен и тоже долго не протянет. Вот тогда и начнется настоящий дележ! И дележ, заметь, который предсказать невозможно. Сейчас наша задача удержаться на ногах, переждать, не потерять положение при троне, но и не стать теми, чьи головы полетят после смены власти!

Елизавета слишком юна, чтобы быть обрученной с кем-либо, но если ты сейчас хотя бы заикнешься об этом, то тебя ждет королевский гнев. Могу объяснить почему. Королю надоела его шестая жена, хочется сменить на седьмую, но он не имеет такой возможности, потому что не знает, как избавиться от этой. Не вздумай ничего советовать, себе дороже! Потому Его Величество злится на всех, кто может жениться. Не подвергай себя лишним нападкам.

— Я не понимаю, то ты мне советуешь жениться на Мэри Говард, то не советуешь жениться вообще.

— Я советую не спешить. Это не мы сватаем дочь герцога Норфолка, а сам герцог предлагает ее тебе в жены. Не говори пока «да», но и не отказывайся, Норфолка нельзя иметь врагом. Пусть подождет, но выразить заинтересованность в таком браке не помешает. К тому же это отвлечет двор от внимания, которое ты откровенно выказываешь Елизавете, а короля от мыслей о тебе и королеве.

Томас скрепя сердце согласился. Брат прав, при дворе стало очень опасно, настолько, что каждое слово может привести в Тауэр, а каждый взгляд родить подозрение. Опасно было всегда и при всех дворах, но сейчас двор сковал настоящий страх. Страшно, чтобы не заподозрили в приверженности папистам, но еще страшнее, чтобы не обвинили в ереси новой веры, тогда костер. Но самое страшное — попасть в немилость к королю, тогда обеспечены и обвинения, и плаха или костер тоже. С неугодными Его Величеству, даже если те лишь вчера были его близкими помощниками, расправлялись быстро. Находить лжесвидетелей и обвинителей, требующих немедленной казни виновного, не составляло труда. Те же Норфолки сначала выдавали своих родственниц замуж за короля, а потом что было сил бичевали их, требуя казни.

Все держались только одним: король не вечен, ему осталось немного, нужно переждать, выжить, лишний раз промолчать, поддакнуть, восхвалить Его Величество за стихи, музыку, прозорливость, вслух порадоваться тому, что в их стране столь мудрый повелитель… Тошно, противно, но жизненно необходимо.

Все следили за всеми и выжидали момент, чтобы свалить соседа, оставаясь на плаву самому. Валили друг друга вовсе не из-за кровожадности или подлости, просто чтобы отвлечь внимание от себя самого. Пусть лучше другой, только не я, пусть другого отправят в Тауэр, к палачу, на костер, только бы не заподозрили меня, только бы не тронули, только бы выжить…

— Томас, у тебя есть одна опора — любовь Эдуарда. Пока наследник на твоей стороне, тебя не посмеют тронуть. Только не перестарайся, он легко почувствует фальшь. И, умоляю, не дай повода королю ни в чем тебя заподозрить. Глупо было бы, выдержав столько, потерять голову в последние месяцы. Нужно выжить при Генрихе, потом разговор пойдет иной. А Елизавета никуда не денется, мало найдется желающих взять в жены эту королевскую дочь. А старшую — еще меньше. Твоя задача пока выбить из наследника глупую мысль когда-то жениться на Джейн Грей.

— Ты и об этом знаешь?! — ахнул Томас.

Старший брат рассмеялся:

— Я не сижу без дела даже тогда, когда ничего не делаю.