Потерянное письмо

Глава 12

Лондон, Англия

Весна 1860 года

— И что вы сделали потом, мисс Стаффорд? — Спросила Кора Динвидди благоговейным шепотом.

Сильвия посмотрела через классную комнату на двух своих льняноволосых подопечных. Девочки были рады, что она так быстро вернулась. Их мать была доброй женщиной, но ее легко подавлял приподнятый настрой двух ее буйных отпрысков. К концу первого дня она отправилась спать, оставив девочек на попечение и без того измотанной экономки.

“Вы очень вовремя, мисс Стаффорд! — Воскликнула миссис Пул, когда Сильвия появилась в дверях три дня назад. “'Месяц!' — Говорю я хозяйке. — Вы отпустили гувернантку на месяц? И что будет с домом, пока я буду гоняться за этими двумя маленькими дьяволами? Но вы же знаете хозяйку. Она тратит полчаса, пытаясь собрать этих детей вместе, чтобы немного пошить, а потом уходит в свои комнаты с мигренью! И кто, по-вашему, остался присматривать за всем этим? Конечно же, я! Но они не хотят шить. О нет. Они хотят услышать истории. И я должна читать их так же, как это делает мисс Стаффорд. Вы когда-нибудь слышали о чем-нибудь подобном?

Сильвия нашла девочек в классной комнате играющими со своими куклами среди большого беспорядка. Старое пианино было открыто, нотные тетради разбросаны повсюду. Скомканная бумага для рисования валялась на полу. И кто-то — как она подозревала, Кора — пролила акварели на потертый ковер, оставив огромное ярко-фиолетовое пятно, которое посрамило бы самые современные анилиновые краски.

После нескольких строгих слов об их поведении и вежливой просьбы привести в порядок классную комнату, готовясь к утренним урокам, Сильвия оставила их и поднялась в свою маленькую комнату, чтобы умыться и переодеться.

Если бы в доме не царил полный хаос, кто-нибудь мог бы спросить, почему она так быстро вернулась в Лондон или почему приехала к дверям в наемном кэбе. Но никто не поднимал эту тему до конца недели. И вопросы, когда они поступили, были не от миссис Динвидди — хотя она и выразила сожаление, что короткий отпуск Сильвии не удался, — а от самих Клары и Коры.

— Да, мисс Стаффорд, — поддержала ее Клара. — Что вы сделали потом?

Сильвия использовала кусочек мела, чтобы написать одно слово на грифельной доске, которую держала на коленях.

Граф.

Она подняла ее, чтобы они могли его рассмотреть.

— Как вы думаете, что я сделала? — возразила она. — Клара? Кора? Как следует приветствовать джентльмена такого ранга?

Кора нахмурилась, в ужасе уставившись на это слово.

Клара, старшая, сразу же просияла.

— Вы сделали реверанс!

Сильвия сделала вид, что обдумывает этот ответ.

— Я, конечно, могла бы это сделать, если бы мы были в бальном зале и собирались танцевать, — ответила она, — но мы были в гостиной, точно такой же, как та, что у вас внизу. Как ты думаешь, ты бы сделала реверанс перед графом в гостиной?

— Я бы пожала ему руку, — смело заявила Кора. — Я бы сказала: "Здравствуйте!”

Сильвия улыбнулась.

— Это было бы вполне приемлемо, дорогая, если бы он был знакомым такого же или меньшего ранга. Однако граф — это человек более высокого положения. Протягивать руку должен он.

Клара скорчила гримасу.

— Я не хочу пожимать ему руку.

— Действительно, — сказала Сильвия. — Он вряд ли это предложит. Вместо этого он поклонится вам, и в ответ вы можете склонить голову в своем собственном вежливом поклоне. Этого будет достаточно для любого человека более высокого ранга, если только, — добавила она торжественным тоном, — вы однажды не встретитесь с королевой.

Клара и Кора были в восторге от такой перспективы. Сильвия, как всегда, старалась направить их приподнятое настроение в русло практического обучения. Она отложила грифельную доску и поднялась со стула.

— Поднимайтесь, девочки, — сказала она. — Покажите мне свои лучшие реверансы. Они вам понадобятся, если вас когда-нибудь представят Ее Величеству.

Девушки повиновались, и после короткого, но оживленного диалога о том, чей реверанс красивее и действительно ли одна из них когда-нибудь встретится с королевой, они вернулись на свои места. И к своим вопросам.

Благодаря сплетничающим слугам и неосторожному языку их матери, Клара и Кора всегда были чрезвычайно осведомлены о прежней жизни Сильвии как 'прекрасной леди'. Однако это был первый случай, когда семья получила неоспоримое доказательство того, что когда-то их собственная гувернантка вращалась в одном кругу с виконтессами и графами.

Сильвия не знала, что еще им рассказали о ее поездке в Хартфордшир. Конечно, это не было секретом, но она предпочла бы вообще не обсуждать это. Она покинула Першинг-Холл в эмоциональном тумане, в панике и замешательстве от того, чем поделилась с Себастьяном. По ее мнению, чем меньше будет сказано об этом опыте, тем лучше. Она надеялась, что со временем ее сердце будет болеть немного меньше. До тех пор она была полна решимости занять себя настолько, чтобы не было ни единой свободной минуты, чтобы впасть в унылую меланхолию.

— Больше никаких вопросов, девочки, — быстро сказала она. — Мы и так потратили достаточно времени этим утром на дворянство.

Она использовала тряпку, чтобы стереть слово "Граф" со своей доски. На его месте она написала ряд цифр.

— Достаньте, пожалуйста, свои доски, и мы обратимся к гораздо более интересной теме. Арифметике.

От Першинг-холла до городской резиденции графа Рэдклиффа в Мейфэре было меньше тридцати миль. Всего полдня пути с остановками для смены лошадей. Если бы они сели на поезд, то могли бы проделать поездку в четыре раза быстрее. Однако Джулия была непреклонна в том, что не может ослушаться желания своего мужа избегать поездок на поезде. Себастьян, как всегда, скептически относился к представлениям Харкера о безопасности своей жены, но не стал спорить с сестрой. Вместо этого он использовал дополнительное время с пользой для себя, объяснив своей перевозбужденной сестре, что именно он потребует от нее, как только они прибудут в Лондон.

— Харкеру это не понравится, — сказала Джулия, покачивая пальцами ног на горячем кирпиче, который Себастьян раздобыл для нее на последней остановке.

Он заставил себя выйти, пока меняли лошадей. Заставил себя зайти в пивную и заказать кружку эля. Трактирщик уставился на его лицо, его глаза были прикованы к шрамам, даже когда Себастьян заговорил с ним. Это был отрезвляющий опыт. И все же, в то же время, это было облегчением. Трактирщик, правда, смотрел с ужасом, но он не казался испуганным и, конечно же, не поддался приступу паники.

Не то чтобы это что-то значило. Грубый трактирщик по дороге в Лондон, без сомнения, привык к неприятным зрелищам. Настоящее испытание наступит, когда они приедут в город, и Себастьяну придется общаться со своими сверстниками.

— Он будет ожидать, что я вернусь домой, — сказала Джулия. — Я, конечно, объясню ему, и, осмелюсь предположить, он поймет. Но ты же знаешь, каким может быть Харкер, Себастьян. Он уже был весьма раздражен тем, что я так скоро захотела вернуться в Першинг. А теперь сказать ему, что я должна остаться с тобой в твоем городском доме…

Она поморщилась.

— Он прочитает мне лекцию, я уверена в этом.

Себастьян оцепенело смотрел в окно кареты, но тут он повернул голову, чтобы посмотреть на свою младшую сестру. Несмотря на всю свою глупость, Джулия была более чем счастлива сопровождать его в этом импульсивном путешествии, немедленно отправив записку лорду Харкеру, в которой сообщала, что он не должен приезжать в Хартфордшир, а оставаться в Лондоне, и она встретится с ним там.

Он привык думать о ней как о маленькой неприятности. Он уже учился в Итоне, когда она родилась. Затем последовал университет и обязанности его полка. Он редко бывал дома и, как следствие, так и не узнал ее по-настоящему. Да он и не особенно этого хотел. Краткие моменты, проведенные в ее обществе во время школьных каникул или во время отпуска, были крайне неприятными, наполненными пронзительной болтовней и юношеской чепухой. Его отец и старший брат избаловали Джулию, хваля и балуя ее за те самые качества — которые Себастьян считал самыми глупыми.

До сих пор ему не приходило в голову, что она, должно быть, чувствовала, потеряв их обоих одним махом. А потом ее единственный оставшийся брат вернулся из Индии поврежденным почти до неузнаваемости. И все же она продолжала навещать его в Першинге, навязывая ему свою компанию, несмотря на его ворчливые угрозы и случайные книги или безделушки, брошенные в ее сторону.

И, пожалуй, самым трогательным проявлением сестринского уважения, которому он когда-либо подвергался, было то, что она нашла для него Сильвию Стаффорд и невольно раскрыла недоразумение трехлетней давности, которое могло в буквальном смысле изменить ход всей его жизни.

— Я поговорю с Харкером, — сказал он ей.

Джулия просияла.

— Ты сделаешь это? Должна сказать, я думаю, что это мудро. Ты же знаешь, что семья наша маленькая. И мы должны привлечь всех ее членов к этому делу.

Себастьян снова стал смотреть в окно на проплывающую мимо сельскую местность. Он бы предпочел справиться со всем самостоятельно. Что бы ни произошло дальше, это касалось только его и Сильвии. Никто другой не должен иметь к этому никакого отношения.

Но в этом-то и заключалась суть дела. Если он хочет, чтобы его план сработал, ему понадобится поддержка его друзей и семьи, которых в настоящее время было не так уж и много.

— Тетя Араминта и тетя Софи все еще будут в городе, — сказала Джулия, словно прочитав его мысли. — И старшая сестра Харкера, Мария. И лорд и леди Уайлдинг. Могу вспомнить еще много кого.

Она разгладила дорожный плед на своих юбках с воланами.

— Я составлю список, и тогда мы сможем разослать наши визитки. Все они захотят встретиться с тобой, Себастьян. Теперь ты Рэдклифф.

— Так и есть, — сказал он.

Они прибыли ранним вечером, встреченные немногочисленным персоналом, который изо всех сил старался скрыть свое смятение от неожиданного появления нового графа Рэдклиффа. Себастьян не был в Лондоне уже три года. В последний раз, когда он посещал особняк, его отец был графом, а брат — наследником. Он почувствовал укол печали, увидев его сейчас во всем его величии. Но времени на меланхолию не было. Он удалился в покои графа, чтобы умыться и переодеться, оставив Джулию хозяйничать.

Джеффри Рэндалл, виконт Харкер, прибыл два часа спустя, чтобы поужинать со своей женой. Себастьян не присоединился к ним за ужином, но после того, как они закончили трапезу, он встретился с Харкером в библиотеке за бокалом портвейна.

Он не был посвящен в брачные переговоры между его отцом и лордом Харкером; однако он сильно подозревал, что покойный граф думал выдать свою единственную дочь замуж за джентльмена серьезного и трезвого характера, способного в какой-то мере обуздать ее приподнятое настроение. На нетренированный взгляд, Харкер, казалось бы, соответствовал всем требованиям. Ему было за тридцать, он был на пятнадцать лет старше Джулии и был весьма уважаемым членом парламента. Но Себастьян уже более десяти лет оценивал характер людей, находившихся под его командованием, и, хотя он не был равнодушен к достоинствам своего шурина, он ясно видел, что Харкер был последним человеком на земле, который проявлял сдержанность по отношению к Джулии.

Он любил ее, бедный дурачок, и, как следствие, потакал ей совершенно постыдно. Неудивительно, что она могла свободно бродить по городу, навещая гувернанток в Чипсайде и сочиняя истории о старших братьях-самоубийцах.

Себастьян не знал, отвечает ли его сестра взаимностью на чувства своего мужа. В детстве ей нравилось золотое великолепие Томаса Ротерхэма. В то время как Харкер был человеком, в лучшем случае, средней внешности, с вечно грустным, поникшим выражением лица, которое наводило на мысль о довольно печальной собаке-ищейке.

— Думаю, мне придется остаться здесь, — сказал он, хмуро глядя в свой бокал с портвейном. — Если Джулия не вернется домой… То есть… Не могу же я приказать ей вернуться со мной, не так ли?”

— Она нужна мне, Харкер, — сказал Себастьян. — Без ее присутствия…

— Совершенно верно. Совершенно верно. Прекрасно понимаю. — Харкер поднял голову. — Но ты не должен кричать на нее, Рэдклифф.

Себастьян был знаком с этой конкретной лекцией. Он уже несколько раз выслушивал ее.

— У меня вспыльчивый характер, — признал он. — Он стал несколько хуже с тех пор, как я вернулся из Индии. Но я бы не причинил вреда ни своей сестре, ни какой-либо другой женщине.

Эта уверенность, казалось, удовлетворила Харкера.

— Самое лучшее решение для этого — женитьба, Рэдклифф. Успокаивает духов. Дом. Очаг. Все в таком роде. Я рад слышать… — Он сделал паузу, снова нахмурившись. — Но я не буду торопиться. Ситуация, которую вы предлагаете, является… сложной.

— Я так понимаю, вы помните скандал.

— Естественно. Это было постыдное положение дел. Стаффорда обвиняли во всем постфактум. Я мало что знаю о его дочери лично, но не могу сказать, что удивлен, что она попала в черный список. Люди были злы на Стаффорда.

Харкер пожал плечами и сделал глоток портвейна.

— Когда он умер, его дочь стала удобным козлом отпущения.

Себастьян сжимал и разжимал одну руку, сосредоточивая медленно нарастающую ярость на маленьком, безобидном действии, когда то, что ему действительно хотелось сделать, это пробить кулаком обшитую деревянными панелями стену. Она была совсем одна. И если бы он только знал, он мог бы помочь ей.

— У нее были друзья, — сказал он. — Хорошие друзья. Лорд и леди Мэйнуэринг…

— Мэйнуэринг, вы сказали?

Харкер оторвал взгляд от своего портвейна.

— Сэр Родерик задолжал Мэйнуорингу около двадцати тысяч фунтов. Полагаю, какая-то инвестиционная схема. Подробностей я не знаю, но вы можете быть уверены, что Мэйнуаринг больше не хотел иметь ничего общего с этой ситуацией. Не могу представить, чтобы он помогал дочери Стаффорда.

Себастьян посмотрел на свой сжатый кулак. Ему никогда не нравился Мэйнуэринг. Он был бароном, который напускал на себя вид герцога и вел свои дела как торговец. И эта его дочь! Себастьян еще никогда не встречал женщины с таким завышенным мнением о себе.

— Кроме того, — продолжил Харкер, — в то время у него была собственная дочь, о которой нужно было беспокоиться.

— Это не должно было иметь значения. Мисс Стаффорд и Пенелопа Мэйнуэринг были подругами.

— Теперь она леди Годдард.

— Что?

— Дочь Мэйнуэринга, Пенелопа. Теперь она леди Годдард. Вышла замуж за виконта Годдарда два года назад. Вскоре после самоубийства Стаффорда, насколько я помню.

— Да неужели, клянусь Богом, — пробормотал Себастьян. Так вот в чем было дело, не так ли? Одно слово Пенелопы Мэйнуэринг могло бы удержать Сильвию в Лондоне, позволить ей остаться с лордом и леди Мэйнуэринг. Но вместо этого мисс Мэйнуэринг воспользовалась возможностью избавиться от соперницы.

— Что такое? — спросил Харкер.

— Три года назад Годдард ухаживал за мисс Стаффорд.

— А. — Харкер понимающе кивнул. — Значит, больше из-за изгнания мисс Стаффорд, чем из-за действий ее отца. Может быть, ревность? С дамами никогда не угадаешь. Некоторые из них злобны, как гадюки. Скорее вонзили бы зубы в друга, чем во врага. А леди Годдард — особенно грозная женщина. Осмелюсь предположить, что она будет частью контингента, который посетит вас завтра утром.

Себастьян удивлялся, почему лорд Годдард не пришел на помощь Сильвии. Было ли это ответом? Неужели Пенелопа Мэйнуэринг шипела яд на ухо Годдарду? Убедила его отказаться от Сильвии и взять ее вместо нее? Они были ее друзьями. И вот теперь они здесь, в городе — виконт и его особенно грозная леди, — в то время как Сильвия Стаффорд работает гувернанткой в Чипсайде! Себастьян с радостью придушил бы их обоих.

— Леди Годдард придется подождать, — холодно сказал он. — Завтра утром мы с моей сестрой будем заняты другим делом.

В половине второго следующего дня Себастьян сидел в гостиной небольшого, но респектабельного дома в Чипсайде. Джулия сидела рядом с ним на мягком диване, а напротив них обоих, нервно ерзая в кресле без подлокотников, сидела миссис Динвидди. Это была невысокая, полная женщина, одетая в темное шелковое платье с юбками, которые по размеру почти соперничали с юбками Джулии. Ее взгляд то и дело скользил по изуродованной стороне лица Себастьяна. У него возникло искушение повернуть голову под углом, чтобы его раны были не так заметны, но гордость помешала ему сделать даже малейшую уступку. Вместо этого он посмотрел хозяйке прямо в глаза.

Он приехал со своей сестрой десятью минутами раньше в экипаже с гербом Рэдклиффов. Входную дверь открыла другая дородная женщина — экономка, как он предположил. Она уставилась на лицо Себастьяна с отвисшей челюстью, прежде чем чуть не упала в обморок, посмотрев на его визитку. После серии реверансов, на которые было больно смотреть, и нескольких невнятных бормотаний “ваша светлость”, она провела их в гостиную и позвала свою госпожу.

— Я не знаю, почему они так долго, — хихикнула миссис Динвидди, должно быть, в третий раз. — Они просто пошли в парк. Должна ли я…

Ее взгляд снова остановился на шрамах Себастьяна.

— Мне послать кого-нибудь за ними?

— Не расстраивайтесь, мэм, — сказала Джулия. — Мы непротив подождать.

— Как пожелаете, миледи.

Миссис Динвидди крепко сжала руки на коленях.

— Хотя я никогда бы не подумала, что когда мы нанимали мисс Стаффорд —

Она издала еще один нервный смешок.

— Подумать только, я принимаю виконтессу и графа в своей собственной гостиной!

Она обвела рукой вокруг себя, как бы указывая на несоответствие мягкого дивана и кресел, вышитых подушек и изобилия голубого и белого фарфора.

— Я в полной растерянности.

Во время службы в армии Себастьяну приходилось беседовать с людьми всех сословий. У него это получалось не особенно хорошо. Он был слишком груб. Но эта женщина, какой бы глупой и неуклюжей она ни была, была добра к Сильвии. Она приняла ее и дала ей должность. Что могло бы с ней случиться в противном случае, он содрогнулся при мысли.

— Прошу прощения, мэм, — сказал он, — разве вы не знали, что мисс Стаффорд сама дочь баронета?

Миссис Динвидди поджала губы.

— Что касается этого, милорд… Когда мы ее нанимали, она сказала, что

когда-то вращалась в обществе, но что ее отец, — ее голос упал до шепота, — покончил с собой. — Она перевела взгляд с Себастьяна на Джулию. — Такое шокирующее дело. Мне не хотелось давить на нее, выпытывая подробности.

— Естественно, нет, — сказала Джулия.

— Даже если бы я это сделала, мисс Стаффорд была не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы о своей семье. Если бы вы только слышали ее голос, когда она перечисляла свои достоинства. Такой тихий и мягкий! Рассказывала мне о своем опыте работы с глобусами и живописью и о том, как она могла сносно говорить по-французски. Бедняжка. Ее прямо-таки трясло. Это было горе, вы должны понять. И никакого шанса оплакать! В первый год я разрешила ей носить черное. Хотя мистер Динвидди этого не одобрял.

Джулия наклонилась вперед на своем сиденье, бросив на пожилую женщину сочувственный взгляд.

— Она была очень огорчена, мэм?

— О боже, да. И такой худой и бледной! 'Мы должны откормить ее', ” сказала я кухарке.

Миссис Динвидди нежно улыбнулась при этом воспоминании.

— Она очень милая девушка, миледи. И так хорошо справляется с детьми. Мне часто было жаль, что у нее нет семьи, к которой она могла бы поехать на Рождество, и некому навестить ее здесь, но она уверяет меня, что довольна.

Себастьян слушал, как миссис Динвидди описывала состояние Сильвии, когда она пришла к ним, и испытывал то же чувство беспомощной ярости, которое он испытал, когда Милсом сказал ему, что мисс Баттон сожгла почти сотню писем. Он понял, что Сильвия рассказала ему не все. Да и с чего бы ей это делать? Насколько она знала, он был ненадежным джентльменом, который бессердечно игнорировал ее. Зачем ей обременять его знанием того, что она была бледной, худой и искалеченной горем?

— Она всегда очень занята, — продолжала миссис Динвидди. — Только вчера она ходила за покупками вместе с Милли, нашей горничной. А за день до этого, почему бы вам не поверить в это, миледи, но она отнесла починку в свою комнату и утром все закончила!

Меланхолия не идет ни в какое сравнение с трудолюбием, сказала она ему. Это то, что она делала сейчас? Постоянно была занята, как будто была чертовой горничной, чтобы оградить себя от страданий, связанных с ее стесненными обстоятельствами? От одной этой мысли Себастьяну захотелось взвыть от возмущения.

— Мы должны убедить ее отдохнуть, — твердо сказала Джулия. — Начиная с поездки сегодня днем. Вы должны настоять на этом, миссис Динвидди.

Миссис Динвидди послушно кивнула.

— Я скажу ей, миледи. Я действительно надеялась, что она останется с вами в деревне подольше, хотя не могу отрицать, что ее возвращение домой было даром божьим. Моя мигрень, понимаете. А миссис Пул не так искусна в обращении с девочками. Почему, я часто… — Она замолчала, услышав безошибочный звук открывающейся входной двери.

— Ах! — воскликнула она с облегчением. — Наконец-то они вернулись.

Пульс Себастьяна участился. Он встал со стула, одним нехарактерно взволнованным движением разгладив свой черный жилет. От природы он не был джентльменом, склонным к нервозности. Действительно, его часто обвиняли в том, что у него лед в жилах. Но, услышав эхо голоса Сильвии в холле, зная теперь, что она написала ему в том письме, он занервничал сильнее, чем когда-либо за всю свою жизнь.

— Каждой удалось донести лист неповредженным? — спрашивала она.

В ответ раздался пронзительный писк двух маленьких девочек, за которым последовало то, что безошибочно было детским всхлипыванием.

— О, моя дорогая, — услышал он ответ Сильвии. — Не волнуйся. Отдай это мне. Теперь возьми этот. Теперь вы понимаете, почему я собрала два дополнительных? Мы всегда должны планировать подобные катастрофы.

Миссис Динвидди поднялась со стула и направилась к двери гостиной. Она приоткрыла его.

— Миссис Пул? Отведите Клару и Кору наверх, в классную комнату. Мисс Стаффорд? Присоединяйтесь к нам, пожалуйста.

Мгновение спустя вошла Сильвия, раскрасневшаяся. Ее густые волосы были собраны в неряшливую косу, подол скромного серого платья был немного испачкан грязью. Ее глаза устремились прямо на него. Она замерла, краска бросилась ей в лицо.

— Лорд Рэдклифф!

Себастьян застыл на месте.

— Мисс Стаффорд, — сказал он. Это было все, что он мог сказать.

Слава богу, что есть Джулия. Прежде чем молчание стало неловким, она вскочила на ноги и бросилась к Сильвии с протянутыми руками.

— Моя дорогая мисс Стаффорд. Она взяла ее руки в свои и поцеловала ее в щеку. — Это были те две маленькие девочки, которых вы учите? Как энергично они звучали! Но в чем же было дело? Надеюсь, никто не пострадал?

Сильвия бросила на Джулию озадаченный взгляд.

— Пострадал? О нет, леди Харкер. Действительно, нет. Мы… Сегодня днем мы собирали листья для нашего художественного проекта. Корин листок рассыпался у нее в руке. Она была немного расстроена…

Ее пристальный взгляд метнулся обратно к нему, в ее голубых глазах была неуверенность.

— Простите меня, но я не ожидала…

— Леди Харкер и лорд Рэдклифф приехали навестить вас, — перебила миссис Динвидди с резким смешком, — и были вынуждены довольствоваться моей компанией последние четверть часа!

— Мы приехали, чтобы взять вас с собой на прогулку, мисс Стаффорд, — сказала Джулия. — Вам нужно будет сменить платье или поправить прическу, прежде чем мы выедем? Может, мне подняться с вами в вашу комнату и помочь?

— На прогулку? С вами двумя? — слабо спросила Сильвия. Она снова посмотрела на него, ее румянец стал алым, и в этот краткий миг Себастьян понял — он просто знал, — что она вспоминает страстные поцелуи, которыми они обменивались в его библиотеке.

Он удерживал ее взгляд, пока она не отвела глаза.

— Это вполне приемлемо, — заверила Джулия. — И миссис Динвидди настояла, чтобы вы поехали с нами.

— Именно так, мисс Стаффорд, — согласилась миссис Динвидди. — И вам не нужно беспокоиться о детях. Миссис Пул прекрасно с ними управится, пока вас не будет.

Себастьян наблюдал за лицом Сильвии. Он мог видеть, какую битву она вела между воспитанием, которое вкладывалось в нее всю жизнь, и инстинктом самосохранения. Когда выражение ее лица превратилось в маску вежливой холодности, он понял, что хорошее воспитание победило.

— Да, конечно, — сказала она Джулии. — Вы очень добры. Если вы позволите мне немного освежиться? Я испачкала свои юбки во время прогулки с детьми.

Джулия жизнерадостно заверила ее, что у них есть все время в мире. Мгновение спустя она вышла из комнаты вместе с Сильвией, весело болтая всю дорогу.

Себастьян вздохнул с облегчением.