Правосудие во имя любви

XLII

— Где же это, черт подери, ты пропадал?

Скрипучий голос Аннетты раздражал Томаса. После долгого рабочего дня он приходит к себе домой — и даже тут ему нет покоя. В последнее время она всегда поджидала его и при этом вела себя как рыночная торговка. Впрочем, именно такова была ее сущность. Она ему просто опротивела, и, если бы не ее старикан, Томас давно отделался бы от нее.

— На работе, — отрезал он, не зная сам, почему вообще снизошел до ответа. Она валялась на кушетке в своем логове, и вид у нее был такой, словно она не спала уже несколько недель. Темный загар, которым она так гордилась, старил ее и делал еще вульгарнее. Как обычно, она дымила сигаретой и прихлебывала мартини.

— Ах да, работа прежде всего, — с издевкой подхватила она и, сделав над собой усилие, поднялась.

Томас почувствовал, что и ему сейчас необходим глоток чего-нибудь покрепче. Но он не доставит ей такого удовольствия; он не позволит ей заметить, что в ее власти хоть как-то повлиять на его настроение.

Принять душ и убраться куда угодно, лишь бы она не мозолила ему глаза — вот все, чего он хотел.

Аннетта, встав с кушетки, направилась к нему и, подойдя почти вплотную, остановилась.

— А не собираешься ли ты, миленький мой Томми, поинтересоваться, чем сегодня занималась я? — проворковала любящая супруга.

Запах спиртного, который она распространяла вокруг себя, и без того был невыносим, а тут она еще протянула руки к Томасу и принялась игриво теребить его галстук.

Он отпрянул.

— Ты это брось. Я знать не знаю, что за игры ты вдруг решила затеять, но, так или иначе, я в эти игры не играю.

Ее лицо покрылось безобразными красными пятнами.

— Как же, как же, ты никогда ни в какие игры не играешь, разве что со своими шлюхами.

— Ради Бога, избавь меня от этого, — взмолился Томас, закатывая глаза.

— Ну ладно, раз ты не полюбопытствовал, чем я сегодня занималась, я, так и быть, сама тебе скажу.

— Слушай, мне в самом деле наплевать…

— Я нанесла визит твоей бывшей подружке, которая теперь вылезла в судьи.

Глаза Томаса сузились, превратившись в щелочки.

— Ну да, я решила, что пора уже кому-нибудь поставить на место эту потаскуху — ясно же, что ты сам этого делать не собираешься. Конечно, моему папочке лучше бы не знать, что у нее был от тебя ребенок. Но…

…В его планы это не входило. Просто так получилось. Его рука метнулась, как разъяренная змея, и с силой проехалась по физиономии Аннетты.

— Дрянь такая, держись подальше от нее и не лезь в мои дела!

Аннетта схватилась за щеку, и глаза ее сверкнули.

— Ты… меня… ударил! Как ты смел?.. Меня?.. — истерично завопила она.

— А вот так, — огрызнулся он. — Не нравится, так научись держать язык за зубами. А о Кейт Колсон я позабочусь сам, как посчитаю нужным.

Томас повернулся и сделал шаг к двери.

— Ты куда?

— Не твое дело.

— Ублюдок! Подожди, ты свое получишь!

Он слегка обернулся и облил ее презрением.

— Кончай распускать слюни. Займись тем, на что ты только и способна — напейся.

Мик Престон собирался уже выйти из редакции на улицу, когда зазвонил телефон. На мгновение он заколебался, стоит ли брать трубку, потом чертыхнулся и ответил:

— Да-а?

— Что-то от тебя ни слуху, ни духу.

— А, это вы, Харлен. Приветствую вас.

Мик постарался, чтобы его голос звучал как можно более беспечно, но в душе он ясно сознавал, что шагает по тонкому льду. По правде говоря, он сидел по уши в дерьме.

— Свои приветствия оставь кому-нибудь другому. Я тебе заплатил кругленькую сумму за информацию, но до сих пор ничего не получил. К тому же пока не заметно, чтобы велась хоть какая-то кампания против избрания Кейт.

Мику стало жарко.

— Минутку, минутку. Уже вышли две статьи, где она представлена в самом невыгодном свете.

— Это не называется «в невыгодном свете»! По результатам всех опросов, она, как и прежде, лидирует! — Тон Харлена не сулил ничего хорошего.

— Ну, знаете, — жалобно запротестовал Мик, — я делаю все, что могу.

— А что насчет Брока?

— Тут дело такое: я выследил, как он ездил в одно очень занятное место.

— Неужели?

— Да, он прокатился в родные края нашей уважаемой судьи — в Фор-Корнерс. Она там выросла.

— Ага, вот это дело.

— Только, кажется, я слегка засветился.

— Ты что, с ума сошел, Престон?

— Да подождите вы! — воззвал Мик. Он старался сохранять выдержку, но это давалось ему с трудом. Больше всего ему хотелось послать Харлена подальше, но он не мог позволить себе такую роскошь. Харлен Мур — человек влиятельный, и можно в два счета остаться без работы, если его разозлить.

— Времени не осталось ждать, идиот!

Мик побледнел. Он этого не заслужил: столько времени из кожи вон лез.

— Дело обстоит вот как. Я потолковал с тем же старикашкой, с которым разговаривал Брок. Он хозяин бакалейной…

— К черту подробности. Давай самую суть.

— Старик не пожелал со мной откровенничать. Разглядывал меня с ног до головы, а когда я упомянул Кейт Колсон, он прямо в столбняк впал.

— Черт побери!

— Припугнуть его было нечем, а что еще я мог поделать? Но я так просто от своего не отступлюсь.

— Если ты придешь с пустыми руками, то приготовься вернуть мне денежки, которые получил.

В трубке раздались короткие гудки.

— А пошел ты… — злобно пробормотал Мик. Он стоял неподвижно, но мысли его лихорадочно заметались.

Сойер поднял взгляд на своего помощника, входящего в кабинет, и подумал, что веснушки у Ральфа сегодня темнее, чем обычно. Впрочем, причиной тому могла быть пасмурная погода. Солнце не заглядывало в окна, и все вокруг казалось темным.

— Ну что? — спросил Сойер, сцепив руки на затылке и потянувшись назад.

— Я разыскал собор Иисуса Христа, но до монастырских архивов мне было не докопаться.

— Короче говоря, сел в калошу.

— Виноват. — Ральф вздохнул. — По правде говоря, у меня такое чувство, как будто я с разбегу налетаю на кирпичные стены — одну за другой.

— Значит, придется идти напролом, если другого пути нет.

Ральф с неудовольствием покосился на него.

— Тебя послушать, так это плевое дело. Только эти архивы как корова языком слизала. — Он плюхнулся на стул перед столом Сойера. — Я сказал святым отцам, чтобы они перерыли все шкафы. Пообещал их отблагодарить.

— Правильно сделал. Я охотно внесу пожертвование на нужды церкви.

Оба задумались и помолчали. Потом Сойера прорвало:

— Черт возьми, монастырские архивы должны быть где-то в соборе.

— Это ты так думал, босс. Но тамошняя публика, как я заметил, достаточно безалаберна.

— Нас это не должно останавливать.

— А что если архивы и в самом деле потеряны? Что если их уничтожили, когда сносили здание?

Сойер запустил пальцы в шевелюру, а затем стукнул кулаком по столу.

— Я отказываюсь в это верить. Если я правильно понял, отец Франклин, старый священник, занимался делами приемных детей. Значит, записи должны где-то храниться. Проверь это и выясни, не было ли в соборе каких-нибудь перемен.

— Например, каких?

— Например, ремонта, перепланировки или чего-нибудь в этом роде.

— А это мысль!

— Поспрашивай насчет чердаков или кладовок, куда могли сложить архивы, а потом позабыть.

— Слушай, ну почему я-то не додумался до этого?

Сойер улыбнулся:

— Ты в самом деле хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос?

— Иди к черту, — буркнул Ральф.

Сойер засмеялся и, как ни странно, на душе у него полегчало.

— Так что, ты хочешь, чтобы эти архивы стали для меня задачей номер один?

— Ты ведь уже был на полпути.

— Как только я отсюда выйду… Да, между прочим, как ты просил, тут есть кое-что насчет этого святоши, Дженнингса. — Ральф подал Сойеру папку с бумагами.

— Спасибо.

— От меня что-нибудь еще требуется?

— Да, нужно поручить кому-нибудь из наших парней заняться вон тем, — показал он на стопку папок.

Еще несколько минут они обсуждали неотложные дела, которые требовали внимания. Самым важным из них было приобретение пяти сотен натасканных служебных собак для эмира Кувейта: борьба с терроризмом за рубежом становилась одним из направлений деятельности агентства Брока.

Когда все нужное было сказано, Ральф вышел из кабинета.

Сойер открыл досье Томаса Дженнингса и прочел его от корки до корки, однако не обнаружил там ни дымящегося пистолета, ни самой маленькой нити, которая как-то связывала бы его с Кейт, если не считать того, что они выросли в одном и том же городке. А это уже было известно Сойеру.

Сойер сосредоточенно смотрел перед собой. Нет, надо отыскать связующую нить. Он не сомневался, что именно Дженнингс был отцом девочки, которую родила Кейт. Даже если Сойер и ошибался, из бумаг в досье следовало, что Дженнингс не был праведником, каковым его считали верующие. Прежде всего, налоговая инспекция уже дышала ему в затылок, учуяв факт сокрытия доходов, а это выставляло образ телепроповедника в неприглядном свете. Да-а, думал Сойер, где-то около Дженнингса должна быть дохлая крыса. И когда он, Сойер, отыщет се, он и других заставит принюхаться.

— Ах ты, черт, — пробормотал он, уставившись в потолок, мучительно пытаясь избавиться от ломоты во всем теле, но зная что только зря тратит силы: пока он не увидится снова с Кейт и не прижмет ее к себе, облегчения он не дождется. Пусть она, если ей так угодно, делает вид, что не хочет его. Он-то знал: она хочет его так же сильно, как и он — ее.

Чувствуя себя как лев в клетке, Сойер отодвинулся от стола, поднялся и нажал кнопку интеркома.

— Джейн, меня не будет до конца дня. Отмените все встречи, которые назначены на сегодня.

Придя домой, он так и не нашел способа избавиться от гложущего беспокойства, от неотвязных мыслей. Он позанимался с гирями, но и усталость не сморила его. К черту эту чепуху! Он решил повидать Кейт. И все-таки еще колебался: ему нечего было сообщить ей по делу — разве что описать, как его помощник бился лбом о стену, пытаясь отыскать монастырские архивы. И он, конечно, не мог признаться ей, что раскрыл ее тайну. Он хотел услышать эту историю от нее самой. Он хотел добиться ее доверия.

Узнав, что она родила ребенка, не будучи замужем, Сойер словно набросил петлю себе на шею. Харлен дорого бы дал за этот лакомый кусочек; ему как раз требовалось сенсационное разоблачение, которое можно использовать против Кейт. Сойер не собирался подыгрывать Харлену, но и не видел выхода из этого положения.

— А, пропади оно пропадом! — сказал он вслух.

Он и так слишком долго откладывал неизбежное. Сойер двинулся к выходу. Кто хочет выжить, пусть делает то, что должен делать.

Он уже подошел к двери, когда раздался звонок. Он нахмурился. Кто бы это мог быть? Посетители бывали у него редко: он не поощрял визитов на дом.

Раздраженный непредвиденной задержкой, Сойер отомкнул замок и резко распахнул дверь. И тут он застыл, а потом улыбка согнала с его лица недавнюю угрюмость.

— О, ты что-нибудь узнала? — протянул он, чувствуя, как при виде Кейт огонь побежал по его жилам.

Кейт не отвечала.

— Мы, должно быть, настроены на одну волну, — добавил он. — Я как раз собирался к тебе.

Только закончив фразу, он осознал, что она не отвечает ни на его улыбку, ни на слова. Она стояла, прямая, как тростинка, с выражением холодной ярости на лице.

Радостное возбуждение Сойера угасло вместе с улыбкой.

— Кейт, в чем…

Ее рука взлетела вверх и уперлась пальцем ему в грудь.

— Как ты смеешь?! Как ты смеешь лезть в мою личную жизнь?