Правосудие во имя любви

LII

В доме пахло Рождеством. В глиняных кашпо курились пучки ароматических трав. Кейт наряжала елку. У нее на руке висела последняя гирлянда. Елка уже блестела и переливалась игрушками, шарами и бусами, но Кейт почему-то непременно хотела найти местечко для этой последней гирлянды.

Она услышала какой-то шорох и решила, что это Сойер. Но ее муж безмятежно спал на кушетке. Оказалось, что это потрескивают дрова в камине.

Кейт с улыбкой смотрела на его умиротворенное лицо. Горькие складки у рта разгладились, черты лица смягчились. Семейная жизнь пошла ему на пользу, с нежностью подумала она. И ей самой — тоже. Они оба никогда прежде не знали такого покоя и счастья.

Они поженились через три дня после ее избрания на должность и с тех пор не могли наговориться друг с другом. Обоим выпало несчастливое детство. Может быть, по этой причине Кейт хотела, чтобы их первое Рождество стало настоящим веселым праздником. Она по традиции украсила дом живыми пуансеттиями и ветками омелы и даже напекла печенья и пирожных. Сойер всячески подшучивал над ней за то, что первая порция печенья подгорела.

Кейт широко улыбнулась, вспомнив, как он уплетал это подгоревшее печенье. Когда он признался, что у них в семье никогда ничего не пекли, у нее навернулись слезы.

— Пора бы остановиться, — охрипшим со сна голосом сказал Сойер. Он встал и направился к ней в одних трусах и майке. — Что может быть прекраснее, чем само совершенство!

— Чудесная елка, правда?

— При чем тут елка?

Она не успела обернуться, как он обнял ее сзади и потерся носом о ее шею.

— М-м-м, как ты вкусно пахнешь. Так бы тебя и съел!

— Сойер, у тебя только два желания: либо сесть со мной за стол, либо лечь со мной в постель.

Он посмеялся, просунул руку в вырез ее легкого домашнего платья и обхватил полную грудь.

— Это потому, что я тебя люблю.

— Я тебя тоже люблю, — откликнулась она.

— Докажи! — с горячностью попросил он.

Она приблизила губы к его лицу и прильнула к нему всем телом, чувствуя, как в нем нарастает страсть.

— Я не могу насытиться тобой, — шептал он, стягивая с нее платье и увлекая за собой на мягкий ковер. — Кто бы мог подумать, что ты, такая ласковая, такая горячая, — это и есть строгая судья, восседающая на троне.

— Не говори глупостей. Лучше поцелуй меня.

Теперь слова были не нужны. Он ласкал ее тело то руками, то языком. Кейт дрожала от нетерпения. Наконец она не выдержала и взмолилась:

— Прошу тебя… Я хочу настоящей близости.

— Родная моя, — прошептал он и поднялся над ней, словно собираясь взлететь, а потом опустился и заполнил ее целиком. — Хочу быть сверху.

В следующую минуту у Кейт вырвался стон наслаждения, потом еще и еще. Вскоре они оба захлебнулись от счастья.

Им удалось на короткое время утолить свою жажду. Кейт не понимала, как она прожила столько лет, не подозревая, что значит по-настоящему любить и быть любимой.

Сойер протянул руку и кое-как прикрыл их наготу ее платьем.

— Я не слышу твоего дыхания. Тебе плохо? — испугался он.

— Мне чудесно, — ответила она.

Сойер убрал с ее лица влажный от пота завиток волос.

— Я люблю тебя. Могу повторять это без конца.

— Повторяй. Я буду слушать.

Они лежали обнявшись и наслаждались теплом друг друга.

— Как ты думаешь, — нерешительно начала Кейт, — можно будет взять Эмбер домой на Рождество? — Она смотрела на елку, туда, где висела коробочка с именем Эмбер. В ней лежала нитка жемчуга, доставшаяся Кейт от матери. Ей не терпелось надеть это скромное ожерелье на шею дочки.

Сойер поднялся на локте и заглянул ей в глаза.

— Конечно. Кто нам мешает привезти нашу дочь домой?

По щеке Кейт скатилась непрошеная слеза.

— Когда? — шепотом спросила она.

— Что «когда»? — не понял он.

— Когда мы сможем за ней поехать?

Сойер сел.

— Да хоть сейчас.

— Сейчас? — Кейт не верила своему счастью. — Прямо сейчас?

Сойер по-мальчишески улыбнулся:

— Знаешь, что мне пришло в голову? Давай сначала оденемся!

— О, Сойер! — закричала Кейт и бросилась ему на шею, но тут же вскочила и закружилась по комнате. Вдруг она остановилась и обернулась к нему: — Подумать только: если мы привезем домой Эмбер, у нас будет настоящая семья.

— Так оно и будет, дорогая моя. Навсегда.