IX


Шли дни. Кейт мучила себя до изнеможения. Беременность отгородила ее от одноклассников, хотя она понимала, что пока еще никто не догадывается о ее положении. Энджи старалась вести себя как ни в чем не бывало, но это у нее не всегда получалось.

Однако было кое-что пострашнее неминуемого презрения ровесников. Она до сих пор ничего не сказала родителям и постоянно жила в смертельном страхе, что они узнают сами. Да еще Томас… В школе она старалась не попадаться ему на глаза. Он ждал ответа и со дня на день мог его потребовать.

Так оно и вышло. Однажды утром Кейт вышла из автобуса и увидела его. Рядом с ним был его дружок Уэйд. Судя по их злым, раскрасневшимся лицам, они о чем-то спорили.

Кейт собрала в кулак всю свою волю и пошла прямо, не сворачивая. Все равно Томас уже заметил ее.

Он бросил что-то напоследок Уэйду и направился к ней. Кейт невольно залюбовалась его ладной фигурой, обтянутой джинсами и ярко-красной рубашкой. Она напрасно ждала, что его точеное лицо озарится улыбкой: этого не произошло.

— Привет, — сказала она, пытаясь изобразить жизнерадостность.

— Ну, как, уладила свои дела? — Томас остановился в двух шагах от нее.

Кейт прижала к груди стопку тетрадей и посмотрела в его темно-карие глаза, надеясь заметить хоть искорку тепла.

— Нет… пока нет…

— Что ж ты тянешь? Пусть мать Энджи тебе все устроит, раз у нее есть знакомый доктор. — Томас потянулся за бумажником. — На нужную сумму можешь рассчитывать.

Кейт отвела глаза, чувствуя смертельный холод.

— Понимаешь, я… не могу.

Он приблизился и провел пальцем по ее щеке. От этого неожиданного жеста у нее брызнули слезы.

— Ну что ты, что ты, — заговорил он тихо, с интимной хрипотцой в голосе. — Все будет хорошо, вот увидишь. Как только ты сделаешь то, что надо, мы с тобой начнем все сначала. — Его палец скользнул по ее шее, потом опять вверх но щеке. — Нам вдвоем будет еще лучше, чем прежде. Ты ведь этого хочешь?

Кейт задрожала, почувствовав знакомое влажное тепло внизу. Ей была ненавистна собственная беспомощность, которая накатывала на нее в присутствии Томаса, и все же она его любила. Видит Бог, ей больше всего на свете хотелось, чтобы им вдвоём было лучше, чем прежде. Но пойти на аборт…

— Ты меня не разлюбил?

— Ну что ты, как можно, — протянул он и улыбнулся. — Ты девушка моей мечты.

— О, Томас. — Как ей хотелось ему верить. Без этой веры невозможно существовать, особенно теперь, когда у нее внутри зарождается новая жизнь.

Его палец коснулся ее нижней губы.

— Не откладывай. — Его глаза потемнели. — Я на тебя надеюсь. Зачем нам пеленки и соски, когда вся жизнь впереди?

Прикосновение Томаса, его голос, его взгляд завораживали Кейт.

— Ответь, ты сделаешь то, что надо?

Кейт глотала слезы:

— Если ты так хочешь… если так будет лучше…

— О, малышка, я уверен, что так будет лучше — для нас обоих. Клянусь, ты не пожалеешь. — Он наклонился и поцеловал ее в губы. — Скажешь мне, когда с этим будет покончено.

— Разве ты не поедешь со мной?

Томас опустил руку и выпрямился, как пружина:

— Нет, малышка, это ни к чему. Зачем мне там отсвечивать? Да что ты нервничаешь: аборт в наши дни — пара пустяков.

Аборт. Опять это жуткое слово. Оно сверлило Кейт, как бурав.

— Все равно страшно, — выговорила она, — лучше бы ты был рядом.

Он скривился:

— Нет, мне это не с руки. Управишься сама. Ты же не маленькая.

С этими словами он повернулся и пошел прочь. До Кейт не сразу дошло, что он насвистывает веселый мотивчик.

* * *

— Девочки, еда готова!

Голос Роберты донесся до комнаты, где Энджи показывала Кейт новый косметический набор. После разговора с Томасом Кейт не могла заставить себя отправиться домой; Энджи сжалилась над ней и пригласила к себе.

Роберта вернулась из клиники раньше обычного и приготовила им перекусить.

— Спасибо, мама, очень вкусно пахнет! — воскликнула Энджи, усаживаясь за стол.

Роберта обратилась к Кейт:

— Садись рядышком. Ты бледная, как полотно. Как самочувствие?

— Прекрасно, — улыбнулась Кейт одними губами. — Приступы, можно сказать, прекратились.

Энджи придвинула ей попкорн:

— Бери побольше. Я всегда говорю: помогает от всех болезней.

— Будем надеяться.

Роберта вздохнула, переводя взгляд с дочери на ее подругу.

— Энджи, ты ей сказала?

Кейт застыла, не донеся ложку до рта. Невеселый тон Роберты предвещал дурные вести.

— А что такое?

Энджи нехотя ответила:

— Мы переезжаем.

Кейт открыла рот от неожиданности:

— Переезжаете? Куда?

— В Нью-Браунфелс.

Кейт выронила ложку:

— Не может быть…

— Послушай, не сходи сума, — Энджи вскочила и обняла ее. — Ты сможешь у нас бывать хоть каждый день. До Нью-Браунфелса рукой подать: час езды на машине.

Роберта сжала похолодевшую руку Кейт:

— Наш дом для тебя всегда открыт. Ты мне как вторая дочь.

— Как же… как же так… — Кейт поняла, что судьба нанесла еще один удар.

— Мне предложили место старшей медсестры, — объяснила Роберта. — Это завидная должность, от нее нельзя отказываться.

— Да, конечно, — Кейт умом понимала Роберту, но сердце ее кровоточило. Ей было страшно представить, во что превратится ее жизнь, когда рядом не будет Энджи.

— Кейт, дорогая моя девочка, — снова заговорила Роберта, — больше нельзя откладывать. Надо сказать родителям о ребенке. Теперь я настаиваю на этом.

Кейт даже не пыталась смахнуть слезы. Какие еще испытания готовит ей жизнь?

— Обещай мне, что поговоришь с ними.

Кейт глубоко вздохнула и выпрямилась, но ее глаза наполнились страхом и скорбью:

— Обещаю, — только и сказала она.

* * *

Наберись храбрости, — шептала себе Кейт, — ты же обещала миссис Стрикленд .

Но как она ни старалась собраться с силами, все было без толку. Ей вспомнился библейский пророк Даниил, которого бросили в ров со львами. Наверно, ей было бы легче ступить в ров со львами, чем войти в кухню, где мать готовила ужин. Отец еще не вернулся с поля.

Кейт не видела Энджи уже две недели. Роберта получила желанное место, не мешкая продала дом и уехала с дочерью в Нью-Браунфелс. Энджи нравилась новая школа, Роберте нравилась новая клиника. Кейт радовалась за них обеих, но невыносимо скучала. За это время она выплакала все глаза.

Она помнила о своем обещании. Отступать было некуда. Через шесть месяцев ребенок должен был появиться на свет.

Она решила для начала поговорить с матерью наедине, чтобы заручиться ее поддержкой. Решение далось ей нелегко: Мейвис подчас вела себя непредсказуемо.

Кейт переступила порог кухни и остановилась, чтобы собраться с духом.

— Мама, — окликнула она.

Мейвис помешивала в чугунке горох. При виде дочери на ее изможденном лице мелькнуло подобие улыбки:

— Я-то думала, ты уроки учишь.

— Уже выучила. Помочь тебе с ужином?

— Нет, у меня все готово.

— Мама, мне надо тебе сказать одну вещь.

Мейвис прищурилась:

— Неужели двоек нахватала? Смотри, отец тебе задаст.

— Нет, с учебой все в порядке.

— Так в чем же дело?

— Мама, у меня будет ребенок.

Половник с грохотом упал на плиту. Мейвис обхватила себя руками и издала тихий, сдавленный стон.

— Мамочка, что с тобой? — Кейт бросилась к ней, чтобы усадить на колченогий стул, а потом опустилась перед ней на колени.

Мейвис в ужасе смотрела на дочь:

— Как ты могла? — твердила она. — Как ты могла?

Кейт готова была провалиться сквозь землю. Она зажала рот ладонью, чтобы не закричать в голос. Пути назад были отрезаны. Оставалось пройти через эту пытку.

— Прости меня, мамочка… — у Кейт перехватило дыхание, и она не сразу смогла заговорить снова. — Умоляю тебя, не сердись.

— Ой, доченька моя, — причитала Мейвис, раскачиваясь, словно заведенная.

Кейт слышала, как хлопнула задняя дверь и в коридоре раздались тяжелые шаги. Она замерла от ужаса, хотела подняться, но ноги не слушались ее.

В дверях показалась массивная фигура Эммитта Колсона. В его присутствии и без того небольшая кухня стала совсем тесной. Повисло грозовое молчание: было слышно, как бьются сердца. Неизвестно, чье стучало громче: израненное сердце Кейт или полное ужаса сердце ее матери.

— Почему ужин не подан? Чем вы тут занимаетесь?

Сама не зная как, Кейт поднялась на ноги и прильнула к матери, коченея от страха.

В глазах отца метался бесовский огонь. Слова звучали невнятно. Лицо раскраснелось. Неужели он опять пил? Кейт не впервой было видеть такое его состояние. Если он еще не приложился к бутылке, то не замедлит это сделать. Пытаясь совладать с собой, Кейт невольно посмотрела на его рабочие брюки, в которых он собирался сесть за стол: они были заляпаны грязью и застарелыми объедками. Кейт отвернулась. Ее мутило.

Мать с отрешенным выражением лица поднялась со стула:

— Вроде ты сегодня пораньше?

— Ну и что с того? Могу я узнать, что происходит в моем доме?

— Так… ничего.

Его лицо горело злобой:

— Врать мне вздумала? Я тебя накажу, а потом еще Господь накажет.

— Мама…

— Молчи, дочка, — сказала Мейвис, заслоняя собой Кейт. — Мы тут говорили о своем.

Лицо Эммитта налилось кровью. Он отшвырнул стул, стоявший у него на пути, и ринулся вперед с занесенным кулаком.

— Папа, не надо! — сдавленный крик Кейт заставил его остановиться. — Это я виновата, что у мамы ужин не готов.

— Что-о?

Весь его облик дышал яростью. Но Кейт не могла допустить, чтобы мать взяла вину на себя.

— Папа…

— Нет, дочка, молчи, прошу тебя, — вырвалось у Мейвис хриплым шепотом. Кейт поймала на себе ее взгляд и замерла: в материнских глазах она увидела любовь.

Этот быстротечный миг доказал, что мать ее любит. Кейт всегда тосковала по любви; ей хотелось, чтобы ее обняли, приласкали, шепнули доброе словечко. Дома она не видела этого, но все-таки Мейвис любила свою дочь. Кейт навсегда запомнила тот миг. Он придал ей силы.

— Будете отвечать или нет? — Эммитт подступил к ним вплотную и сжал кулаки.

— Папа, у меня будет ребенок.

У Эммитта отнялся язык. Он безмолвно шевелил губами, не произнося ни звука, потом размахнулся и отшвырнул Кейт к стене. От удара ее пронзила острая боль.

— Господи боже мой, господи боже мой, — бормотала Мейвис, семеня к дочери.

— А ну, стой! — зарычал Эммитт, и Мейвис остановилась как вкопанная. — Только попробуй, подойди к ней! Господь поразит тебя на месте. Она перед Ним — грязь.

У Кейт кухня плыла перед глазами. Держась за стену, она с трудом поднималась на ноги. Эммитт ринулся к ней.

— Не тронь ее! — отчаянно закричала Мейвис.

Опешив, Эммитт резко обернулся. Кейт впервые в жизни услышала, чтобы мама сказала ему хоть слово поперек. Судя по всему, Эммитт тоже слышал такое впервые.

— Я не стану об нее руки марать. Много чести будет этой потаскухе. — Глядя на Кейт, он злобно прищурился. — Собирай свое барахло и убирайся вон. — Он сплюнул на пол. — Чтоб больше я тебя не видел — ни тебя, ни твоего выродка.

Мейвис съежилась на стуле и безутешно рыдала.

— Эммитт, одумайся! — выговорила она сквозь слезы.

— Молчать! Не то вышвырну и тебя вслед за ней.

Кейт еле добралась до порога и обернулась:

— Мама, давай уйдем вместе.

— Не мешкай, дочка, делай, что папа сказал.

Спотыкаясь и горько плача, Кейт заспешила по коридору. Сборы были недолгими. Она вытащила из шкафа потрепанный матерчатый саквояж и побросала в него свои немногочисленные пожитки.

Когда она нашла в себе силы вернуться в кухню, родителей там уже не было. Ее дрожащие пальцы с трудом набрали номер.

— Энджи, — зарыдала она в трубку, — помоги мне.

Загрузка...