Лиллиан
В лифте я написала Элли, что направляюсь домой. Уверена, что та видела мой торжественный выход. Девушка написала в ответ, что хотела бы уехать вместе со мной, но что она на работе и позвонит мне, как только сможет.
Я вызываю такси, быстро проходя через вестибюль. Не думаю, что Хадсон станет меня преследовать, но не могу отделаться от ощущения, что он идет за мной по пятам. Прохладный январский ветер напоминает мне о том, что я не взяла с собой пальто. Обхватываю себя руками, приготовившись ожидать такси, когда вижу Карину, сидящую в машине Хадсона.
Мы встречаемся взглядами, и я ругаюсь про себя, прежде чем сказать «к черту все» и пойти домой. Ладно, может, не до самого дома, но достаточно далеко от водителя Хадсона. Мой нос немеет, а холодный воздух жалит ноги, пока быстро иду прочь, пытаясь согреться. Вспоминая свою ссору с Хадсоном, я с каждым шагом злюсь все больше. И уже направляюсь по Парк-авеню к семьдесят второй, когда рядом со мной останавливается черная машина.
— Лиллиан, остановись! — Хадсон уже наполовину вылез из машины.
Я бросаю взгляд на Карину. Иуда. Она пожимает плечами, как бы говоря, что у нее нет выбора.
Даже зная, что у меня нет шансов обогнать Хадсона на этих высоких каблуках, ускоряю шаг. Он обходит меня, и я останавливаюсь, чтобы не врезаться в него. Прикосновение к нему было бы худшим, что я могла сделать. Одного его запаха достаточно, чтобы отбросить все рациональные мысли.
Я делаю большой шаг назад.
Он замечает это.
— Я не собираюсь причинять тебе боль.
— Чего ты хочешь, Хадсон? Мне больше нечего тебе сказать. Я просто хочу домой. — Я вздрагиваю от того, как сорвался мой голос на последнем слове.
Сострадание смягчает его черты.
— О, Лили, — мягко говорит он. — Мне так жаль. Это все моя вина.
Мне любопытно, но я колеблюсь. Нельзя забывать, кто он. Норты — отъявленные манипуляторы. Я не хочу снова попасться на его доброту и искренность.
Порыв ледяного ветра пронзает меня насквозь.
— Возьми мой пиджак? — Он уже снимает его.
— Нет.
— Пожалуйста, возьми его. — Он пытается накинуть его мне на плечи, но я отмахиваюсь и делаю еще один шаг назад.
В последний раз, когда тот дал мне свой пиджак, я обхватила его бедра ногами и засунула язык ему в рот.
Его карие глаза мерцают теплом.
— Ты замерзла. Могу я отвести тебя в более теплое место, чтобы мы могли поговорить?
— Мне больше нечего тебе сказать.
Он печально кивает.
— Я знаю. Но мне так много нужно сказать тебе. Умоляю тебя. Один час твоего времени, а затем ты избавишься от меня.
Умоляет? Норт когда-нибудь умолял?
— Карина может остаться с нами, если хочешь, — поспешно добавляет он в последней попытке. — Все, что тебе нужно, чтобы чувствовать себя в безопасности.
Пальцы ног онемели, а лицо замерзло. У меня даже зубы стучат. Я могу замерзнуть здесь до смерти, прежде чем меня подвезут домой.
— Хорошо.
Плечи Хадсона опускаются с выдохом.
— Слава Богу, — бормочет он. Его полный облегчения взгляд возвращается к моему. — Спасибо.
С высоко поднятым подбородком я иду впереди него к машине и опускаюсь на заднее сиденье. Сдерживаю вздох облегчения от тепла, исходящего от сидений. Хадсон скользит за мной, но держит дистанцию. Переглядывается с Кариной в зеркале заднего вида, затем поворачивается ко мне.
— Ничего, если мы поедем ко мне домой? Это прямо по улице, а потом Карина отвезет тебя домой.
Альтернатива — мой дом и Аарон. Я не могу рисковать тем, что он узнает что-нибудь о моем увольнении, так что…
— Хорошо.
— Спасибо. — Хадсон кивает Карине.
Мы молчим во время короткой поездки к зданию Хадсона. Карина открывает заднюю дверь.
— Не могла бы ты подняться с нами, — просит ее Хадсон.
— Все в порядке, — говорю я, вылезая с заднего сиденья. Стоя в нескольких сантиметрах от Хадсона, я смотрю на него. — Я тебя не боюсь.
Карина пытается скрыть улыбку, и я вижу, как в ее глазах мелькает гордость. Ладно, хорошо, она прощена.
Я следую за Хадсоном через двери в вестибюль, где пахнет полированным деревом и кожей. Его приветствуют по имени, на что он вежливо отвечает. Лифтер заводит светскую беседу с Хадсоном, но я сохраняю молчание.
Квартира Хадсона именно такая, какой я её себе представляла. Просторная, с большим количеством окон и мягкой мебелью для отдыха. Как будто он больше заботится о комфорте и удобстве своих гостей, чем о том, чтобы попасть в журнал по дизайну интерьера. Не то чтобы это место не выглядело так, будто к нему прикоснулся профессионал. Натуральное дерево и текстуры земляных оттенков в сочетании с живыми растениями и мягкими пледами создают идеальную атмосферу дзен — не могу представить, чтобы Хадсон увлекался чем-то подобным.
— Ты голодна? Хочешь что-нибудь выпить?
— Нет. Просто скажи то, что тебе нужно сказать, чтобы мы могли наконец похоронить это, и я могла жить дальше.
— Хорошо. — Он смотрит на свои ноги и кивает.
Почему он выглядит таким раздавленным? Лед вокруг моего сердца слегка трескается.
Он потирает затылок.
— Давай сядем.
— Мне и стоя хорошо. — Это неправда. У меня болят ноги, и я устала. Но я не хочу облегчать ему задачу.
Хадсон засовывает руки в карманы и нерешительно смотрит мне в глаза.
— Помнишь, в Седоне ты спросила меня, что бы я делал, если бы не работал на «Норт Индастриз»?
Я киваю.
— Я всегда был предан только своей семье и нашему бизнесу. От принятия стороны брата в драке на школьном дворе, даже если знал, что он не прав, до лжи в защиту репутации отца — нет ничего, на что бы я не пошел, чтобы защитить имя Норт.
— Я в курсе, — говорю сухо ледяным голосом. Я — побочный ущерб от преданности, о которой он говорит.
Он съеживается, но продолжает.
— Пожалуйста, пойми, мне никогда не давали выбора. Я ничего не знаю за пределами «Норт Индастриз». Ничто не имеет значения за пределами семьи Норт.
Я закатываю глаза и откровенно рассмеялась бы, если бы какая-то часть меня не сочувствовала ему.
— Я пытаюсь сказать, что… — Он смотрит в пол, переминаясь с ноги на ногу, словно пытаясь решить, как много хочет рассказать или как он хочет это сказать. Покачав головой, возвращает взгляд к моим глазам. — Если я похоронил твою работу в Седоне…
— Если?
— Хорошо. Когда я похоронил твою работу. — В выражении его лица сквозит отвращение. — Если я сделал это, чтобы навредить своей семье, то не осознавал этого. Я не говорю, что это невозможно. Видит Бог, у меня достаточно семейных проблем, чтобы целая команда психотерапевтов работала всю жизнь.
— Тогда почему? Почему ты это сделал?
Он облизывает губы.
Ух. Почему он продолжает это делать?!
— Это та часть, о которой я хотел с тобой поговорить.
— Давай. Выкладывай. — Мой голос становится все громче и громче, во мне закипает гнев, а ярость наступает на пятки. — Умираю от желания услышать, почему ты не вмешался, не заговорил, не спас меня, когда у тебя были все возможности! Скажи мне, почему! — Я смахиваю слезы, текущие по моим щекам.
— Лили…
— Ты даже не представляешь, чего мне стоила потеря работы!
— Мне жаль…
— Почему ты не остановил меня?
— Потому что я запал на тебя.
Я захлопываю рот.
— В тот вечер за столом я слушал, как ты делишься своей идеей с такой гордостью и убежденностью… И волнением в твоем голосе. Я был очарован. Так что не смог бы остановить тебя, даже если бы захотел, а я действительно не хотел этого. Я бы слушал твои идеи всю ночь. — Он проводит руками по лицу. — Господи, Лиллиан. Что ты со мной делаешь?
— Я… — Я тяжело сглатываю. Мои слезы высохли. — Не знаю, что сказать.
— Не говори ничего. Ты заслужила правду. Мою правду.
Я прищуриваюсь, глядя на него.
— И что же это за правда?
Хадсон
Да, отличный, блядь, вопрос.
— Ну… — Я выдыхаю и выпрямляю спину, потому что после всего, через что мы прошли, после сегодняшнего вечера, пришло время выложить все это на стол. — Ты мне нравишься, Лиллиан. Очень. Я сдерживал себя, потому что ты была сотрудником «Норт», а я не перехожу профессиональные границы.
— Сдерживался. — Она фыркает.
Благодарный за что-то, кроме слез, я поднимаю брови.
— Сдерживался. Поверь мне. Самое тяжелое, что мне когда-либо приходилось делать, это провожать тебя в твою комнату в новогоднюю ночь. Не прикасаться к тебе на следующий день было пыткой. Не иметь возможности поцеловать тебя, обнять тебя… — Дрожь пробегает по всему моему телу, и мурашки бегут по коже. — Я хочу тебя, Лиллиан. И ты должна знать, что я никогда никого не хотел так сильно, как тебя.
Она быстро моргает, как будто мои слова несут с собой мощный порыв ветра.
— Ты хочешь вернуть свою работу, и ты этого заслуживаешь. Я исчерпаю все свои ресурсы и влияние, чтобы это произошло.
— А если «Норт Индастриз» снова наймет меня, ты просто, что? Перестанешь меня хотеть?
Я уже качаю головой.
— Я не могу контролировать свои чувства. Поверь мне, я бы это сделал, если бы мог. Но буду уважать тебя и оставлю в покое.
Она, кажется, обдумывает это, затем кивает головой.
— Значит вот так. Тогда зачем делать это громкое признание? Зачем выставлять себя на всеобщее обозрение?
— Потому что не могу смириться с мыслью, что ты считаешь, будто я настолько низкого мнения о тебе, что могу использовать тебя, чтобы навредить своей семье. Я не могу жить в мире, где ты меня ненавидишь. Ты слишком много значишь для меня сейчас. — Три маленьких слова вертятся на кончике моего языка, но я заставляю себя сдержаться. Любовь? Не знаю. Одержимость? Возможно. Но что бы я ни чувствовал, я жажду ее следующего слова, отчаянно жду ее следующего вздоха и схожу с ума от мысли, что ей больно.
Она, кажется, переваривает все, что я ей сказал, прежде чем поднять подбородок.
— Спасибо за честность. Но я не уверена, что ты полностью правдив насчет…
— Ох, Лили… — Я качаю головой, усмехаясь над абсурдностью этого. — Разве ты не чувствуешь правду в моих словах? — Притяжение между нами, электричество, которое витает в воздухе, когда мы близки, неужели я единственный, кто это чувствует? Больше, чем похоть, больше, чем влечение, то, что между нами — это нечто большее.
Она прикусывает губу и больше ничего не говорит.
— Ясно. Я понимаю. — Почему она должна мне доверять? Я прочищаю горло, когда между нами повисает неловкая тишина. — Я сообщу Карине, что ты готова ехать домой. — Я отправляю быстрое сообщение своему водителю, чтобы она знала, что Лиллиан уже в пути, а затем провожаю тихую, задумчивую Лили. Нажимаю кнопку вызова лифта. — Я свяжусь с тобой по поводу ситуации с повторным наймом, — говорю я, не отрывая взгляда от дверей лифта, потому что знаю: если посмотрю на нее, мне захочется ее поцеловать.
Она не отвечает, но я улавливаю кивок головы боковым зрением.
Лифт пикает, и двойные двери открываются. Я отступаю назад как раз в тот момент, когда Лиллиан заходит в кабину.
Будь сильным, Хадсон. Попрощайся. Уходи.
Ее голубые глаза встречаются с моими, и на мгновение я забываю, как дышать. Мою грудь сводит от недостатка кислорода, и когда я заставляю себя вдохнуть, она замечает это.
Девушка прикусывает губу и краснеет. Пальцами сжимает клатч. Она дышит тяжелее?
Двери медленно закрываются. Мой пульс учащается. Вот и все. Как только она уйдет, все будет кончено.
— Лили, подожди! — Я проскальзываю в двери. Тяжело дышу, как будто пробежал десять километров, а не два шага, чтобы добраться до нее. Я наблюдаю, как ее удивление сменяется принятием и, наконец, желанием.
Мы прижимаемся друг к другу. Мои руки в ее волосах. Она сжимает в кулаках мою рубашку. Наш поцелуй — атака, которая наверняка оставит синяки. Я разворачиваю ее, сильно прижимая к стене, и нажимаю кнопку «стоп» на панели вызова лифта. Она стонет от удовольствия, а пальцами скользит между пуговицами моей рубашки.
Я запускаю руку в ее волосы и углубляю поцелуй. Она выгибается, прижимаясь ко мне грудью. Из моей груди вырывается дикий рык.
— Я хочу тебя. — Я облизываю ее горло и прикусываю губу.
— Да, — выдыхает она.
Как и ночью в вихре, я поднимаю ее ногу над своим бедром. Ее короткое платье скользит вверх, обнажая тонкую черную полоску кружева между ног. Я тяжело дышу, голова кружится от желания. Оттягиваю кружево в сторону и стону от вида ее открытой и влажной киски.
— Чертовски красиво.
Лиллиан ахает, когда я дразню ее кончиками пальцев.
Я не могу оторвать взгляд от своей руки, и когда просовываю два пальца внутрь, девушка безвольно прижимается ко мне.
— М-м-м… такая мокрая. Ты так хорошо чувствуешься, Лили.
Она покачивает бедрами, трется о мою руку.
— Не так быстро. — Вытаскиваю пальцы, оставляя только самые кончики. Она хнычет. Я планирую растянуть ее удовольствие как можно дольше. — Не хочу торопиться с тобой.
— О, боже, — выдыхает она, прижимаясь к моей шее.
Я медленно ввожу и вывожу пальцы, и когда она снова прижимается ко мне бедрами, полностью убираю пальцы.
— А-а-а-а.
Ее взгляд — ледяной синий огонь, и я чувствую, что она собирается обозвать меня всеми самыми плохими именами. Но яростный взгляд становится томным, когда я подношу пальцы к ее губам.
— Открой. Хорошая девочка. — Мои влажные пальцы легко скользят между ее губ и по языку. — Соси. — Она закрывает глаза и стонет. — М-м-м, вот так. — Я смотрю, как мои пальцы скользят между ее губ, с каждым разом погружаясь все глубже, пока костяшки моих пальцев не касаются ее зубов, и все же она с легкостью принимает меня в горло. — Идеально. Все в тебе идеально.
Я улавливаю дерзкий блеск в ее глазах, когда она проводит зубами по моим пальцам. У меня вырывается шипение. Сжимаю ее нижнюю челюсть, все еще прижимая пальцы к ее языку.
— Нравится кусаться?
Уголки ее губ приподнимаются, и она сильно кусает мои пальцы.
— Черт, — стону я, когда удовольствие-боль разжигает мою кровь и еще больше возбуждает меня. — Я тоже.
Она заставляет меня задыхаться. Нуждаться. В этот момент я бы умолял ее причинить мне боль.
Лиллиан продолжает сосать мои пальцы. Я отрываю их от ее губ, и она хмурится, как будто была бы счастлива сосать их несколько дней. Девушка кажется слишком хорошей, чтобы быть реальной, и все же я чувствую ее тепло, дыхание и бешеный пульс напротив меня.
— Останься на ночь со мной. — Я целую ее шею. Сжимаю руками грудь. — Я дам тебе все, что нужно. Сколько бы раз тебе это ни понадобилось. Пожалуйста… — Облизываю ее нижнюю губу и зажимаю пухлую плоть между зубами.
— Да, — выдыхает она.
Я нажимаю кнопку открытия двери и тяну ее за руку обратно в свою квартиру. Через несколько секунд мы снова прижимаемся друг к другу. Руки рвут одежду. Зубы впиваются в кожу. Мне нужно добраться до нее. В нее.
Спальня слишком далеко. Гостиная тоже. Я поднимаю девушку и сажаю на кухонный остров. Крепко целуя ее, обхватываю ее горло и нежно сжимаю.
— Ложись. — Толкаю ее вниз, пока она не ложится спиной на столешницу. Беру каждую ногу на высоком каблуке и ставлю их на стойку. Скольжу руками вверх по ее шелковистым ногам к коленям, затем вниз по мягким бедрам с легким давлением, пока она не раскрывается. От этого зрелища у меня перехватывает дыхание. Лиллиан лежит на спине, светлые волосы ореолом окружают ее лицо, платье задрано на бедрах, а полоска кружева между ног мало чем прикрывает сокровища, спрятанные под ним.
— Этот образ тебя, распростертой на моей кухне, я никогда не забуду, — говорю ей, проводя ладонью по внешней стороне ее бедра. — Ты словно угощение, Лили. — Я облизываю губы. — А я чертовски голоден.
Первый вкус Лиллиан заставляем меня сжать свой стояк, чтобы не взорваться. Ее звуки наполняют мои уши, а ее вкус заполняет мой рот. Я поглощаю ее, как будто у меня никогда не будет другого шанса. Каждый глоток ее сладости наполняет меня собственнической гордостью, и я втягиваю в себя каждую ее каплю. Скоро я буду глубоко внутри нее.
Запустив руки в мои волосы, она проводит ногтями по коже головы. Мое имя срывается с ее губ в сексуальной мольбе.
— Хадсон, пожалуйста.
— Еще нет. — Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
Никогда.
Я вытесняю это слово из своих мыслей. Втянуть женщину в дерьмовый шторм, которым является семья Норт, — это то, чего я не пожелаю никому. Так что вечность не на повестке дня. А вот сексуальное, развратное тело Лиллиан — да.
Мой рот между ее ног, я крепко удерживаю ее за бедро, чтобы она не двигалась, скольжу свободной рукой вверх по ее грудной клетке и ласкаю ее грудь. Ее спина выгибается. Я перекатываю твердую вершину ее соска между пальцами, фиксируя в памяти каждый звук, который она издает. Отмечая каждое место на ее теле, где девушка получает удовольствие, и каждое прикосновение, которое сводит ее с ума, я сохраняю эту жизненно важную информацию.
Я играю с Лиллиан, то приближая ее к кульминации, то отдаляя ее. И так снова и снова, пока она не начинает тянуть меня за волосы, а ее кожа не становится влажной от пота. Она тянется рукой между ног и пытается сама потушить огонь.
Я хватаю ее за запястье.
— Нет.
Девушка дрожит от желания кончить. Я знаю, что это делает меня мудаком, но мне чертовски нравится, что я делаю это с ней. Нравится, что это я довел ее до этого состояния. И нравится, что я буду тем, кто принесет ей облегчение.
— Пожалуйста. — Ее голос дрожит.
Я встаю и подхватываю ее на руки. Она обхватывает рукой мой затылок и целует меня. Ее вкус на моем языке смешивается со сладостью ее рта, и это сочетание заводит ее еще сильнее. Лиллиан кусает мои губы, лижет мою шею и шепчет грязные обещания мне на ухо.
К тому времени, когда затаскиваю ее в свою постель, я уже не в силах рассуждать и логически мыслить. Не могу достаточно быстро войти в свою женщину.
В свою женщину?
Нет, в эту женщину.
Неважно.
Я усаживаю ее на край кровати и помогаю снять платье. Света, проникающего из коридора, достаточно, чтобы я мог разглядеть ее даже в темной комнате. Опускаюсь на колени, чтобы снять с нее туфли, в то время как ее полные груди, переполняющие кружевные чашечки бюстгальтера, вздымаются в нескольких сантиметрах от моего лица.
— Я уже говорил тебе, какая ты чертовски сексуальная? — Хватаю ее за бедра и притягиваю к себе так, что оказываюсь на коленях между ее ног. Облизываю ее соски через лифчик, покусываю и посасываю, пока тонкая ткань не начинает блестеть на вишнево-красных кончиках. — Великолепно, — шепчу я.
Девушка расстегивает мою рубашку, стягивает майку через голову, а затем велит мне встать. Встаю между ее раздвинутых бедер, мой стояк вжимается в молнию. Лиллиан расстегивает мой ремень, и когда мои брюки падают, скапливаясь у моих ног, мой член устремляется к ней.
— И кто теперь сексуальный? — говорит она и сжимает в кулак эрекцию между моих ног.
Я стону от такого внимания. Даже через нижнее белье ее прикосновение кажется невероятным. Лиллиан гладит мой член от основания до кончика, ее хватка удивительно сильная, учитывая, какая она маленькая. Я хочу избавиться от ткани между нами. Хочу почувствовать ее кожа к коже. Поэтому дергаю за резинку трусов, но она отбрасывает мою руку.
— Еще нет.
Уголок моего рта приподнимается. Она намерена заставить меня страдать, продлить мою пытку так же, как я мучил ее. Пусть будет так. Если кто и может справиться со сдержанностью, так это я.
Я стою спокойно и позволяю ей играть. Запускаю пальцы в ее волосы, дразню ее соски и провожу подушечкой большого пальца по ее нижней губе, пока она мучает мою болезненно твердую эрекцию.
— Я могу делать это всю ночь, милая. — Я погружаю большой палец между ее губ.
Она усердно сосет его и рычание вырывается из моей груди.
— Ты действительно совершенна. — Я смотрю, как мой большой палец исчезает между ее губами, снова и снова.
Лиллиан стягивает с меня трусы, открывая своему жаждущему взору мое ноющее желание. Перемещается к середине кровати и встает на колени. Не сводя с меня глаз, снимает лифчик. Затем трусики. Бросает их мне в грудь, где они ударяются и падают на пол. Тяжело дыша и с лукавым обещанием в глазах, она ждет, когда я наброшусь на нее.
На этот раз я не заставляю ее ждать.
Лиллиан
Хадсон устремляется ко мне. Я падаю на спину с визгом восторга, когда он устраивается между моих ног. Его рот у моего горла, его зубы царапают чувствительную кожу до мочки моего уха.
— Скажи мне, что тебе это нравится, Лили. — Его голос глубокий и хриплый от желания. — Ты сводишь меня с ума. — Он покусывает мочку моего уха. — Я не хочу тебя пугать.
Я двигаю бедрами, чувствуя, как жар его потребности проникает в мою нежную плоть.
— Меня не так легко напугать. Я выдержу. — Я упираюсь пяткой в кровать и переворачиваю его на спину так, что оказываюсь сверху, оседлав его бедра. — Может быть, это тебе нужно предупреждение?
Он проводит руками по моему торсу и обхватывает мою грудь.
— Делайте все, что в ваших силах, мисс Джиллингем.
Мы целуемся на большой кровати Хадсона, по очереди оказываясь сверху. Его руки на мне, мои руки на нем, его язык, мой язык, мы сосем и лижем и доводим друг друга до исступления, пока нас обоих не начинает трясти от желания освободиться.
Хадсон достает презерватив из ящика прикроватной тумбочки, но я выхватываю его и удостаиваю себя чести надеть его. Толкнув мужчину на спину, приподнимаюсь над ним. Волны гордости прокатываются по мне, когда он смотрит на меня так, будто я — лакомство, которое бывает раз в жизни, и он не хочет упускать ни мгновения.
Опираясь ладонями на его внушительную грудь, я опускаюсь ниже. Растягиваясь. Наполняясь. Медленно, осторожно вбираю каждый сантиметр. Я никогда не была с таким… одаренным мужчиной. Неудивительно, что все Норты ходят так, будто они — божий дар для женщин. Если у них у всех анатомия Хадсона, то они заслужили право хвастаться.
Полностью усевшись, я даю своему телу мгновение, чтобы привыкнуть к его огромным размерам.
Он сжимает мои бедра.
— Ты в порядке, детка?
Я кручу бедрами, а затем сильно прикусываю губу, чтобы не застонать.
Его смешок вибрирует глубоко в нашем соединении.
— Это «да», Лили?
— Да, — стону я и откидываю голову назад.
Его голова покоится на подушке, руки исследуют меня, пока мужчина наблюдает, как я нахожу свое удовольствие. Разные ракурсы, глубины и движения затрагивают эрогенные части моего тела, о существовании которых я и не подозревала. Закрываю глаза, теряясь в ощущениях и слушая, как он шепчет слова одобрения.
Мой темп ускоряется, и оргазм, сдерживаемый всю ночь, вырывается на поверхность.
Через мгновение меня переворачивают на спину. Хадсон подается бедрами вперед. Хватается одной рукой за мое колено и тянет его вверх и в сторону, открывая меня, чтобы вонзиться глубже. Он вколачивается в меня с неослабевающей силой. Мой рот открыт, но из него не выходит ни звука, так как каждый мощный толчок лишает меня голоса.
Никогда не думала, что мне понравится грубый секс, но между каждым толчком вперед я умоляю о большем. Сильнее. Глубже. Я хочу чувствовать его везде. Хочу, чтобы он не оставил ни одной части меня нетронутой.
Хадсон держит меня в плену. Пригвожденной к кровати. Открытой и неподвижной, когда отпускает последние остатки жесткого контроля, под которым держит себя. Его движения ускоряются. Хватка оставляет синяки.
Он прижимается губами к моим.
— Ты — рай. — Он целует меня крепко, лишая голоса и дыхания. Я задыхаюсь и стону его имя. — Гребаный рай.
Он снова завладевает моими губами. Врезается в меня с силой один раз. Второй. И на третий я падаю.
Каждая клеточка моего тела взрывается, как крошечный фейерверк. Моя спина отрывается от кровати. Экстаз пронизывает меня насквозь. Звезды танцуют у меня перед глазами, когда ощущение полета разливается по моим венам. Рот Хадсона накрывает мой, и он рычит между моих губ с последним толчком, который доводит его до экстаза.
— Святые угодники, — выдыхает он мне в губы.
— Ты просто читаешь мои мысли.
— Это было… — Он качает головой, затем целует меня в лоб, кончик носа, подбородок и, наконец, в губы. — Ты чертовски феноменальна.
Хадсон откатывается, и мы оба стонем от потери связи. Я смотрю, как его темная тень движется через комнату в ванную. Мне нужно собрать свою одежду, одеться и избавить его от своего общества. Но я все еще не полностью восстановила силы, поэтому вместо этого подкладываю под голову мягкую пуховую подушку и закрываю глаза.
Кровать пахнет Хадсоном. Смесь кокоса и специй. Утыкаюсь носом в ткань и закрываю глаза. Я чувствую, как матрас прогибается. Хадсон, откинув одеяло, заползает рядом со мной. Он притягивает мое обнаженное тело к своему и натягивает на нас одеяло.
— Мне нужно идти, — сонно говорю я, прижимаясь к его груди.
— Спи, Лили.
Я делаю слабую попытку сесть.
— Я не хочу, чтобы все было странно или…
Его усмешка ощущается в нижней части живота.
— Мы занимались сексом. Уже слишком поздно для того, чтобы не делать все странным. Так что спи.
Я ухмыляюсь и знаю, что он, должно быть, чувствует это на своей коже.
— Хорошо, но только на час. Затем я уйду.
Он целует меня в макушку.
С его ровным дыханием, его пальцами, пробегающими по моим волосам, и моей рукой, перекинутой через его живот, я, в конце концов, проваливаюсь в сон.
Где-то в ночи слышу его шепот:
— Я не отпущу тебя.