Финч покачал головой.
— Ладно, так ты с Паркером или с Трэвисом? Я запутался.
— Паркер не разговаривает со мной, поэтому, в некотором роде, я сейчас в подвешенном состоянии, — сказала я, подпрыгивая, чтобы поправить рюкзак.
Он выдохнул облачко дыма и снял с языка кусочек табака.
— Так ты с Трэвисом?
— Мы друзья, Финч.
— Ты же понимаешь, что каждый считает вас некими странными друзьями-с-привилегиями, но вы себя таковыми не признаете, правильно?
— Мне все равно. Они могут думать, что хотят.
— С каких пор? Что произошло с той нервной, загадочной и осмотрительной Эбби, которую я знал и любил?
— Она умерла от стресса из-за всех слухов и предположений.
— Это плохо. Я буду скучать по намекам и насмешкам над ней.
Я ударила Финча рукой, а он рассмеялся.
— Ладно. Пора тебе прекратить притворяться, — сказал он.
— Что ты имеешь ввиду?
— Милая, ты разговариваешь с тем, кто живет, чтобы притворяться. Я тебя за милю узнаю.
— Что ты пытаешься мне сказать, Финч? Что я скрытая лесбиянка?
— Нет, что ты что-то скрываешь. Притворно скромная, в кардиганах, ходишь с Паркером Хейзом в модные рестораны… это не ты. Либо ты стриптизерша из маленького городка, либо ты из реабилитационного центра. Я предполагаю, последнее.
Я громко рассмеялась.
— Ты ужасно догадлив!
— Так в чем твой секрет?
— Если я расскажу, разве он не перестанет быть секретом?
Его черты лица заострились от озорной улыбки.
— Я открыл тебе свои, так что теперь твоя очередь.
— Терпеть не могу приносить плохие новости, но, Финч, твоя сексуальная ориентация — это не секрет.
— Вот черт! А я думал, фишка с тайным сексуально-провакационным образом жизни мне идет, — сказал он, делая еще одну затяжку. Я съежилась, прежде чем заговорила:
— Финч, у тебя хорошая семья?
— Моя мама замечательная… между мной и отцом было много проблем, но сейчас все в порядке.
— Мне в качестве отца достался Майк Абернати.
— Кто это?
Я хихикнула.
— Вот видишь? Здесь нет ничего серьезного, если ты не знаешь, кто он.
— А кто он?
— То еще дерьмо. Азартные игры, пьянство, вечное плохое настроение… это наследственность в моей семье. Америка и я перебрались сюда, чтобы я смогла начать все с чистого листа, без клейма дочери видавшего виды пьяницы.
— Видавший виды азартный игрок из Уичито?
— Я родилась в Неваде. Все, к чему прикасался Майк в то время, превращалось в золото. Но когда мне исполнилось тринадцать, удача изменила ему.
— И он обвинил в этом тебя.
— Америка дала отставку многим, кто приближался ко мне, но я попала сюда и встретилась с Трэвисом.
— И когда ты смотришь на Трэвиса…
— Все слишком знакомо.
Финч кивнул, стряхнув сигарету на землю.
— Вот дерьмо, Эбби. Просто отстой.
Я прищурилась.
— Если расскажешь кому-нибудь, я позвоню в «Моб». Ты же знаешь, что я знакома с ними.
— Чушь.
Я пожала плечами.
— Верь в то, во что хочешь.
Финч подозрительно посмотрел на меня, а затем улыбнулся.
— Ты официально заняла место самой крутой персоны, которую я знаю.
— Финч, это печально. Больше не спрашивай подробности, — сказала я, останавливаясь у входа в кафетерий. Он поднял мой подбородок.
— Все разрешится. Я твердо верю в пословицу: «Что не делается — всё к лучшему». Ты приехала сюда, Америка встретила Шепа, ты нашла путь в Круг, что-то в тебе перевернуло с ног на голову мир Трэвиса Мэддокса. Подумай об этом, — сказал он, быстро поцеловав меня в губы.
— Привет! — сказал Трэвис. Он обхватил меня за талию, приподнял и опустил на землю позади себя. — Финч, ты — последний человек, который меня волнует по поводу этого дерьма! Не провоцируй меня! — поддразнил он.
Финч наклонился в сторону Трэвиса и подмигнул.
— Позже, Пирожок.
Когда Трэвис повернулся ко мне лицом, его улыбка пропала.
— Из-за чего нахмурилась?
Я покачала головой, давая выплеснуться адреналину.
— Мне просто не нравится это прозвище. С ним связаны плохие воспоминания.
— Ласковое обращение от члена молодежного служения?
— Нет, — проворчала я.
— Хочешь, чтобы я выбил всю дурь из Финча? Преподал ему урок? Я уничтожу его.
Я не смогла сдержать улыбку.
— Если бы я хотела уничтожить Финча, я бы просто сказала ему, что Прада обанкротилась, и он бы все сделал за меня.
Трэвис рассмеялся, направляясь к двери.
— Пошли! Я здесь уже зачах!
Мы сидели за столом, поддразнивая друг друга, щипая и толкая локтями в бок. Настроение Трэвиса было таким же оптимистичным, как и в ночь, когда я проиграла пари. Все за столом это заметили, и когда он затеял со мной небольшую драку с едой, то привлек этим внимание всех остальных людей вокруг нас, сидящих за столами.
Я закатила глаза.
— Чувствую себя животным из зоопарка.
Трэвис смотрел на меня мгновение, заметил тех, кто пялился и затем встал.
— Я НЕ СПОСОБЕН! — закричал он. Я смотрела в страхе, как все в комнате повернули головы в его сторону. Стриженная голова Трэвиса дернулась пару раз в такт ритму, звучавшему в его голове.
Шепли закрыл глаза.
— О, нет.
Трэвис улыбнулся.
— Испытывать у… до… вольствие, — пропел он. — Я не способен испытывать… у-до-воль-ствие. Пусть я и пробую… и пробую… и пробую… и пробую… — он забрался на стол, когда все на него уставились. — Я НЕ СПОСОБЕН!
Он показал рукой в сторону футболистов в конце стола, и они улыбнулись.
— Я НЕ СПОСОБЕН! — прокричали они в унисон. Тогда вся комната начала хлопать в ритм.
Трэвис стал петь, прислонив кулак ко рту.
— Ну, предположим, веду я автомобиль, на ра-дио кто-то бубнит и бубнит… опрокидывает на меня… ушат бесполезной ин-фор-ма-ции! Которая, мол, должна пробудить во мне ин-те-рес… Я НЕ СПОСОБЕН!
О, нет, нет, нет!
Он танцевал возле меня, напевая в импровизированный микрофон. Вся комната запела в один голос.
— Э-ГЕ-ГЕЙ!
— Вот что я вам скажу! — пропел Трэвис. Он завилял бедрами, и комната разразилась свистом и воплями девчонок. Он снова прошел мимо меня, напевая припев для сидящих в кафетерии, а футболисты ему подпевали.
— Я помогу тебе! — откуда-то сзади прокричала девушка.
— Пусть я и пробую… и пробую… и пробую… — пел он.
— Я НЕ СПОСОБЕН! Я НЕ СПОСОБЕН! — кричала его подпевка.
Трэвис остановился возле меня и нагнулся.
— Я включаю телевизор… и… мне сразу же начинают рассказывать… насколько чистыми должны быть мои рубашки! Но он даже не мужик, ведь он не курит… те же сигареты, что и я! Я не… способен! О, нет, нет, нет!
Все захлопали в ритм, а футболисты пропели:
— Э-ГЕ-ГЕЙ!
— Вот что я вам скажу! — запел Трэвис, показывая на хлопающую аудиторию. Некоторые встали и начали танцевать с ним, но большинство просто обрадовано смотрело на него в изумлении.
Он перепрыгнул на соседний стол, и Америка завизжала и захлопала в ладоши, толкая меня в бок локтем. Я покачала головой; я умерла и очнулась в «Классном мюзикле»[1].
Футболисты напевали под нос:
— На, на, на-на-на! На, на, на! На-на, на-на-на!
Трэвис высоко держал свой микрофон-кулак.
— Я разъезжал… по всему свету… Занимался этим… занимался тем!
Он спрыгнул вниз и наклонился через стол ко мне, глядя в лицо.
— Я хочу соблазнить одну девчонку… А она мне и говорит: «Милый, приходи лучше на той неделе». Видишь, — у меня полоса сплошных неудач! Я НЕ СПОСОБЕН! О, нет, нет, нет!
Комната прохлопала ритм, а футбольная команда прокричала свою часть:
— Э-ГЕ-ГЕЙ!
— Я не способен! Я не способен! Испытывать у-до-вольствие! — пропел он, мне вполголоса, улыбаясь и запыхавшись.
Вся комната взорвалась аплодисментами, даже кто-то засвистел. Я покачала головой после того, как он поцеловал меня в лоб, а потом встал и поклонился. Когда он вернулся на свое место напротив меня, то тихонько рассмеялся.
— Теперь они не смотрят на тебя? — тяжело дыша, произнес он.
— Спасибо. Тебе действительно не стоило это делать. — Я улыбнулась.
— Эбс?
Я подняла взгляд и увидела стоящего у другого конца стола Паркера. Все взгляды снова обратились ко мне.
— Нам нужно поговорить, — сказал Паркер, выглядя нервным. Я посмотрела на Америку, Трэвиса, а затем снова перевела взгляд на Паркера. — Пожалуйста? — попросил он, сунув руки в карманы.
Я кивнула, последовав за ним наружу. Он прошел мимо окон в уединенное место у стены здания.
— Я не хотел снова привлекать к тебе внимание. Знаю, как ты это не любишь.
— Тогда ты мог бы просто позвонить, если хотел поговорить, — сказала я.
Он кивнул, глядя в землю.
— Я не стремился отыскать тебя в кафетерии. Я увидел какую-то заварушку, потом тебя, и просто вошел. Прости.
Я подождала, когда он заговорит снова.
— Я не знаю, что произошло между тобой и Трэвисом. Это не мое дело… Мы с тобой были лишь на нескольких свиданиях. Сначала я расстроился, а потом понял, что меня бы это не задело, если бы я ничего не испытывал к тебе.
— Я не спала с ним, Паркер. Он держал мои волосы, когда меня рвало от пинты Петрона в его туалете. Романтичнее не бывает.
Он рассмеялся.
— Не думаю, что у нас действительно что-то получится… пока ты живешь с Трэвисом. Правда, в том, Эбби, что ты мне нравишься. Я не знаю, что это, но я не могу перестать думать о тебе.
Я улыбнулась, и он взял меня за руку, проведя пальцем по браслету.
— Должно быть, я отпугнул тебя этим нелепым подарком, но я никогда не оказывался в такой ситуации раньше. Я чувствую, будто все время соревнуюсь с Трэвисом за твое внимание.
— Ты не отпугнул меня браслетом.
Он сжал губы.
— Мне бы хотелось пригласить тебя куда-нибудь через пару недель, после того, как закончится твой месяц с Трэвисом. И тогда мы сможем начать узнавать друг друга, ни на что не отвлекаясь.
— Справедливо.
Он наклонился ко мне и, закрыв глаза, прижался к моим губам.
— Я скоро позвоню тебе.
Я помахала ему на прощание и вернулась в кафетерий, проходя мимо Трэвиса. Он схватил меня, усаживая к себе на колени.
— Трудно разойтись?
— Он хочет снова попробовать, когда я вернусь в Морган.
— Черт, мне придется придумать другое пари, — сказал он, пододвигая ко мне тарелку.
Следующие две недели пролетели. Помимо занятий, каждый момент бодрствования я проводила с Трэвисом, и большую часть времени мы проводили одни. Он водил меня на ужин, выпить и потанцевать в «Красной Двери», в боулинг, и сам выходил на два боя. Когда мы не глупо хохотали, то шутливо боролись или уютно устраивались на диване с Тото за просмотром фильма. Трэв взял за правило игнорировать каждую девчонку, которая строит ему глазки, и каждый говорил о новом Трэвисе.
В мой последний вечер в квартире по непонятной причине Америка и Шепли отсутствовали, а Трэвис готовил специальный прощальный ужин. Он купил вина, разложил салфетки, и даже принес домой новое столовое серебро для такого случая. Он поставил наши тарелки на барную стойку и придвинул свой стул так, чтобы сесть напротив меня. Впервые было чувство, что мы на свидании.
— Это действительно здорово, Трэв. Ты держал это от меня в секрете, — сказала я, жуя Каджунскую пасту с курицей, которую он приготовил.
Он выдавил из себя улыбку, и я могла видеть, что ему трудно поддерживать несерьезный разговор.
— Если бы я сказал тебе раньше, ты бы ждала его каждый вечер.
Его улыбка погасла, он опустил взгляд на стол.
Я возила еду по тарелке.
— Я тоже буду скучать по тебе, Трэв.
— Ты же ведь будешь заходить, да?
— Ты же знаешь, что буду. А ты будешь приходить в Морган, чтобы помогать мне с учебой, как раньше.
— Но это будет не то же самое, — вздохнул он. — Ты будешь встречаться с Паркером, мы будем заняты… каждый своими делами.
— Не так сильно все изменится.
Он горько усмехнулся.
— Кто бы мог подумать в тот первый раз, когда мы познакомились, что мы будем сидеть здесь? И кто мог бы мне сказать три месяца назад, что я буду так несчастен, прощаясь с девушкой.
У меня засосало под ложечкой.
— Я не хочу, чтобы ты был несчастен.
— Тогда не уходи, — сказал он. У него на лице было такое отчаяние, что от чувства вины у меня встал комок в горле.
— Я не могу поселиться здесь, Трэв. Это сумасшествие.
— Кто сказал? Просто это были лучшие две недели в моей жизни.
— В моей тоже.
— Так почему мне кажется, что я никогда не увижу тебя снова?
У меня не было ответа. Его челюсти были сжаты, но он не был зол. Мне нестерпимо захотелось подойти к нему, поэтому я встала, обошла стойку и села к нему на колени. Он не посмотрел на меня, поэтому я обняла его за шею, прижавшись своей щекой к его.
— Со временем ты поймешь, какой занозой в заднице я была, а потом и вовсе забудешь обо мне, — я прошептала ему на ухо.
Он шумно выдохнул и погладил мою спину.
— Обещаешь?
Я отклонилась назад и заглянула в его глаза, заключив в ладони его лицо. Я гладила его подбородок большим пальцем, выражение его лица разрывало сердце. Я закрыла глаза и наклонилась к нему, чтобы поцеловать уголок его губ, но он повернулся так, что я коснулась большей поверхности губ, чем собиралась.
Даже притом, что поцелуй удивил меня, я не отстранилась тут же.
Трэвис удерживал свои губы на моих, но и дальше не заходил.
Наконец, я отстранилась и улыбнулась.
— Завтра у меня важный день. Я приберусь на кухне и пойду спать.
— Я помогу тебе, — сказал он.
Мы в молчании мыли вместе посуду, Тото уснул у наших ног. Трэвис вытер последнюю тарелку и поставил ее на полку, а потом повел по коридору, слишком крепко держа меня за руку. Расстояние от входа в коридор до двери спальни, кажется, заняло в два раза дольше времени. Мы оба знали, что от расставания нас отделяет всего несколько часов.
На этот раз он даже не притворялся, что не смотрит, как я переодеваюсь в одну из его футболок ко сну. Он разделся до боксеров и залез под одеяло, ожидая, когда я присоединюсь к нему.
Когда я легла, Трэвис выключил лампу и без разрешения или извинений прижал меня к себе. Его руки напряглись, и он вздохнул. Я уткнулась лицом ему в шею и крепко закрыла глаза, пытаясь насладиться этим моментом. Я знала, что буду хотеть вернуть это мгновение каждый день своей жизни, поэтому полностью отдалась ему.
Он смотрел в окно. Деревья бросали тень на его лицо. Трэвис зажмурил глаза, и во мне поселилось дурное чувство. Мне мучительно было видеть его страдание, зная, что я была не только причиной… но и единственным способом унять его.
— Трэв? Ты в порядке? — спросила я.
Повисла долгая пауза прежде, чем он, наконец, произнес.
— Мне еще никогда не было так плохо.
Я прижалась лбом к его шее, и он сжал меня крепче.
— Это глупо, — сказала я. — Мы будем видеть друг друга каждый день.
— Ты знаешь, что это не так.
Груз печали, которую мы оба ощущали, был сокрушающим, и меня охватила неудержимая потребность спасти нас обоих. Я подняла подбородок, но ощутила нерешительность — то, что я собиралась сделать, все изменит. Я знала, что Трэвис не рассматривал интимную близость в каком-нибудь другом ракусе, чем способ скоротать время, и я снова закрыла глаза и проглотила все свои страхи. Я должна была что-то сделать, зная, что мы будем оба лежать без сна, страшась каждой минуты, приближающей нас к утру.
Мое сердце учащенно билось, когда я коснулась губами его шеи и попробовала на вкус его плоть медленным, нежным поцелуем. Он удивленно посмотрел вниз, а затем взгляд его глаз смягчился, когда он понял, чего я хотела.
Он наклонился и с нежной сладостью прижался к моим губам. Тепло его губ проняло меня до кончиков пальцев на ногах, и я притянула его ближе. Теперь, когда мы сделали первый шаг, я не собиралась останавливаться на достигнутом.
Я приоткрыла губы, позволяя языку Трэвиса найти путь в мой рот.
— Я хочу тебя, — произнесла я.
Внезапно поцелуй замедлился, и он попытался отстраниться. Полная решимости закончить то, что начала, я задвигала губами более взволнованно. В ответ Трэвис начал отодвигаться назад до тех пор, пока не оказался на коленях. Я поднялась за ним, удерживая наши слившиеся в поцелуе губы вместе.
Он схватил меня за плечи, чтобы удержать на расстоянии.
— Подожди секунду, — прошептал он, с веселой улыбкой, тяжело дыша. — Ты не должна это делать, Голубка. Это не то, что должно произойти сегодня ночью.
Трэвис держался подальше от меня, но я видела в его глазах, что самоконтроль продлится недолго.
Я снова наклонилась к нему, и на этот раз его руки позволили моим губам прикоснуться к его.
— Не заставляй меня упрашивать, — прошептала я возле его губ.
От этих четырех слов все его ограничения исчезли. Он целовал меня, жестко и жадно. Я провела пальцами по его спине и остановилась на резинке его боксеров, нервно собирая ткань. От этого его губы стали более нетерпеливыми, и когда он набросился на меня, я упала назад на матрац. Его язык снова нашел мой, и когда я набралась смелости скользнуть рукой под его боксеры, он простонал.
Трэвис через голову сдернул с меня футболку, а затем его рука нетерпеливо опустилась вниз, схватив мои трусики и спустив их одной рукой вниз по ногам. Его губы снова вернулись к моим, в то время как ладонь скользнула по внутренней стороне моего бедра. Я долго и прерывисто выдохнула, когда его пальцы блуждали там, где ни один мужчина не касался меня раньше. Мои колени сгибались и подрагивали с каждым движением его руки, а когда мои ногти вонзились в его кожу, он склонился надо мной.
— Голубушка, — произнес он, прерывисто дыша, — это не обязательно должно произойти сегодня ночью. Я дождусь, когда ты будешь готова.
Я посмотрела у себя над головой и потянулась к верхнему ящику прикроватной тумбочки, выдвинув его. Нащупав пальцами пластик, я прижала кончик к своим губам и зубами разорвала упаковку. Он убрал свободную руку с моей спины и приспустил боксеры, сбросив их, будто не мог выдержать того, что они могут помешать нам.
Он с хрустом открыл упаковку пальцами, и через несколько мгновений я почувствовала его между своих бедер. Я закрыла глаза.
— Посмотри на меня, Голубка.
Я подняла на него глаза, его взгляд был одновременно решительным и мягким. Он наклонил голову, склоняясь ко мне, чтобы нежно поцеловать, а потом его тело напряглось, входя внутрь меня небольшим медленным движением. Когда он двинулся назад, от возникшего дискомфорта я закусила губу. Он снова толчком вошел в меня, и от боли я зажмурила глаза. Мои бедра сжались вокруг его, и он снова меня поцеловал.
— Посмотри на меня, — прошептал он.
Когда я открыла глаза, он вновь вошел в меня, и я вскрикнула от замечательного ощущения, что это вызвало. Как только я расслабилась, движения его тела стали более ритмичными. Та нервозность, которую я чувствовала в начале, исчезла, и Трэвис схватился за меня, как будто бы не мог насытиться. Я прижала его к себе, и он застонал, когда ощущения накрыли нас с головой.
— Я так долго хотел тебя, Эбби. Ты все, что мне нужно, — выдохнул он мне в губы.
Одной рукой он обхватил меня за бедро и приподнялся на локте, между нами осталось расстояние всего в дюйм. Тонкий слой пота начал покрывать наши тела. Я выгнула спину, когда его губы начали ласкать поцелуями мой подбородок, а затем он двинулся вниз по шее.
— Трэвис, — выдохнула я.
Когда я выкрикнула его имя, он прижался ко мне щекой и его движения стали более резкими. Звуки из его горла становились все громче, и наконец, он со стоном вжался в меня последний раз, дрожа всем телом.
Через несколько мгновений он расслабился и его дыхание замедлилось.
— Это как первый поцелуй, — сказала я, удовлетворенная и усталая. Он изучал мое лицо и улыбался.
— Твой последний первый поцелуй. — Я была слишком потрясена, чтобы ответить. Он рухнул на живот рядом со мной, протянув одну руку через мою талию и прижавшись лбом к моей щеке. Я водила пальцами по его обнаженной спине, пока его дыхание не выровнялось.
Я лежала несколько часов, прислушиваясь к глубокому дыханию Трэвиса и шелесту листьев за окном. Америка и Шепли тихо вошли во входную дверь, и я услышала, как они прошли по коридору, бормоча что-то друг другу.
Мы упаковали мои вещи раньше, и я вздрогнула от мысли, как неудобно будет утром. Я думала, что переспав со мной, Трэвис удовлетворит свое любопытство, но он заговорил об отношениях. Я зажмурилась от мысли о его реакции, когда он узнает, что то, что было между нами, было не началом, а концом. Я не смогу так с ним поступить, он возненавидел бы меня, за это.
Я освободилась из-под его руки и оделась, неся обувь в руках, пока шла в комнату Шепли. Америка сидела на кровати, а Шепли снимал рубашку стоя у гардероба.
— Все хорошо, Эбби? — спросил Шепли.
— Мер? — сказала я, намекая на то, чтобы она вышла со мной в коридор. Она кивнула, осторожно на меня посмотрев.
— Что происходит?
— Мне нужно попасть в Морган, прямо сейчас. Я не могу ждать до завтра. — Она улыбнулась одним уголком губ.
— Ты никогда не любила прощаться. — Шепли и Америка помогли мне с сумками, и я смотрела в окно машины Америки всю дорогу до Моргана. Когда мы перенесли все мои сумку в комнату, Америка схватила меня.
— Теперь в квартире все будет совсем по-другому.
— Спасибо, что отвезла меня домой. Солнце взойдет через несколько часов. Тебе лучше поехать, — сказала я, сжимая ее в объятиях и отпуская.
Америка не оглянулась, уходя из моей комнаты, и я нервно кусала губы, зная, как она разозлится, когда узнает, что я сделала.
Моя футболка затрещала, когда я стянула ее через голову, статика в воздухе усилилась с приходом зимы. Чувствуя себя немного потерянной, я свернулась под своим толстым одеялом, вдыхая через нос — запах Трэвиса все еще ощущался на моей коже.
Кровать была холодной и чужой, резко отличаясь от теплой кровати Трэвиса. Я провела тридцать дней в маленькой квартирке с печально известным в Восточном университете бабником, но даже после всех препирательств и ночных гостий, это было единственное место, где я хотела быть.
Телефонные звонки начались в восемь утра, и продолжали раздаваться через каждые пять минут в течение часа.
— Эбби! — застонала Кара. — Возьми уже свой дурацкий телефон!
Я протянула руку и выключила его. Звонки прекратились, пока я не услышала стук в дверь, и поняла, что не получится провести весь день в одиночестве, как я планировала.
Кара дернула за ручку.
— Что?
Америка оттолкнула ее и стала перед моей кроватью.
— Что, черт возьми, происходит? — прокричала она. Ее глаза были красными и опухшими, и она все еще была в пижаме.
Я села.
— Что, Мер?
— Трэвис, мать его, совсем слетел с катушек! Он даже не хотел с нами разговаривать, разгромил всю квартиру, швырнул стерео через всю комнату… Шеп не может до него достучаться!
Я протерла глаза и моргнула.
— Не знаю.
— Фигня! Ты расскажешь мне, что, черт возьми, происходит, и прямо сейчас.
Кара схватил свои душевые принадлежности и убежала. Она захлопнула за собой дверь и я нахмурилась, боясь, что она могла бы рассказать советнику, или еще хуже декану.
— Ради бога, Америка успокойся, — прошептала я. Она стиснула зубы.
— Что ты наделала?
Я предполагала, что он расстроится из-за меня; но не знала, что будет в ярости.
— Я… не знаю, — я сглотнула.
— Он замахнулся на Шепа, когда узнал, что мы помогали тебе. Эбби! Пожалуйста, скажи мне! — взмолилась она, — Это пугает меня!
Страх в ее глазах заставил сказать только частичную правду.
— Я просто не могла сказать «Прощай». Ты же знаешь, это трудно для меня.
— Это что-то другое, Эбби. Он, черт возьми, сошел с ума! Я слышала, как он звал тебя по имени, а затем метался по всей квартире, разыскивая тебя. Он ворвался в комнату Шепа, желая знать, где ты. А затем попытался связаться с тобой. Снова, и снова, и снова, — вздохнула она. — Его лицо… Господи, Эбби. Я никогда не видела его таким.
— Он разорвал все простыни на своей кровати, и выкинул их вместе с подушками, разбил зеркало кулаком, выломал дверь… снес с петель! Это была самая страшная вещь, которую я когда-либо видела в своей жизни.
Я закрыла глаза, и слезы потекли по моим щекам. Америка сунула мне сотовый телефон.
— Ты должна позвонить ему. Должна, по крайней мере, сказать ему, что все в порядке.
— Ладно, я позвоню ему.
Она сунула телефон снова.
— Нет, ты позвонишь ему сейчас. Я взял ее телефон в руку, нажимая пальцами на кнопки и пытаясь представить, что я могу сказать ему. Она выхватила его из моих рук и сама набрала номер, а затем вернула мне. Я поднесла телефон к уху и глубоко вздохнула.
— Мер? — ответил Трэвис, его голос был наполнен беспокойством.
— Это я.
Несколько секунд на линии было тихо, прежде чем он заговорил.
— Что, черт побери, случилось с тобой прошлой ночью? Я проснулся утром, а ты ушла и… даже не попрощалась? Почему?
— Извини. Я…
— Извини? Я чуть с ума не сошел! Ты не отвечала на звонки, смылась, и… почему? Я думал, что мы, наконец, все выяснили!
— Мне просто нужно время, чтобы подумать.
— О чем? — остановился он. — Я сделал тебе больно?
— Нет! Ничего подобного. Мне действительно… очень жаль. Уверена, что Америка говорила тебе. Я не прощаюсь.
— Мне нужно увидеть тебя, — сказал он в отчаянии.
— Мне нужно многое сделать, Трэв. Мне нужно распаковать вещи и меня ждет грязная груда белья.
— Ты жалеешь об этом, — сказал он, его голос звучал надломленно.
— Это не… это не так. Мы просто друзья. И это не изменится.
— Друзья? Тогда, какого хрена, произошло вчера? — спросил он разгневанным голосом.
Я зажмурилась.
— Я знаю, чего ты хочешь. Я просто не могу… сделать это прямо сейчас.
— Так что тебе просто нужно немного времени? — спросил он спокойным голосом. — Ты могла бы рассказать мне об этом. Ты не должна была убегать от меня.
— Это просто казалось самым простым выходом.
— Проще для кого?
— Я не могла спать. Я продолжала думать о том, что было бы утром, погрузка вещей в машину Мер и… Я не смогла сделать это, Трэв, — сказала я.
— Достаточно того, что ты больше не собираешься жить здесь. Ты не можешь просто уйти из моей жизни.
Я выдавила из себя улыбку.
— Я увижусь с тобой завтра. Я не хочу, чтобы все было запутанно, хорошо? Мне просто нужно разобраться во всем этом. Вот и все.
— Хорошо, — сказал он.
— Я могу сделать это. — Я отключилась, и Америка уставилась на меня.
— Ты с ним ПЕРЕСПАЛА? Ну, ты и сучка! Когда ты собиралась мне рассказать?
Я закатила глаза и упала на подушку.
— Не в тебе дело, Мер. Все так ужасно запутано.
— Что в этом сложного? Вы оба должны быть безумно счастливы, а не сносить двери в своей комнате!
— Я не могу быть с ним, — сказала я уставившись в потолок.
Она накрыла мою руку своей и тихо сказала.
— Трэвису еще нужно работать над собой. Поверь мне, я понимаю все твои отговорки, но посмотри, как сильно он изменился для тебя. Подумай о последних двух неделях, Эбби. Он не Майк.
— Это я — Майк! Я связалась с Трэвисом и все над, чем мы работали… пшик! — Я щелкнула пальцами. — Вот так!
— Трэвис не допустит, чтобы это случилось.
— Сейчас речь не о нем, не так ли?
— Ты собираешься разбить ему сердце, Эбби. Ты собираешься разбить ему сердце! Единственная девушка, которой он доверял, достаточно чтобы влюбиться, собирается буквально размазать его по стенке.
Я отвернулась, чтобы не видеть выражения ее лица, в котором вслед за ее голосом стала проскальзывать мольба.
— Мне нужен счастливый конец. Поэтому мы здесь.
— Тебе не нужно делать этого. У вас все может получиться.
— Пока удача от меня не отвернется. — Америка всплеснула руками и уронила их на колени.
— Боже, Эбби, снова здорово. Мы уже говорили об этом. — У меня зазвонил телефон, я посмотрела на экран.
— Это Паркер. — Она покачала головой. — Мы все еще говорим.
— Алло? — ответила я, избегая взгляда Америки.
— Эбс! Первый день свободы! Что ты чувствуешь в связи с этим? — спросил он.
— Я чувствую… свободу, — сказала я не в силах поддержать его энтузиазм.
— Поужинаем завтра вечером? Я скучал.
— Да, — я вытерла нос рукавом. — Завтра будет чудесно, — после этого я отключила телефон, и Америка нахмурилась.
— Он станет расспрашивать меня, когда я вернусь, — сказала она. — Захочет узнать, о чем мы говорили. Что мне ему сказать?
— Скажи ему, что я сдержу обещание. Завтра в это время он уже не будет скучать по мне.