Глава 25

— Не хотите же вы, черт побери, сказать, что она бросила детей?!

Последовавшие за этим вопросом вздохи и всхлипывания слились в какой-то кошмар. Фрэдди на секунду показалось, что он еще спит и видит страшный сон. Но, к сожалению, он не спал. На рассвете мать весьма бесцеремонно разбудила его с таким видом, что ему показалось, будто она собирается ткнуть кулаком ему в лицо. Сейчас графиня стояла у постели и со стоном рыдала.

— Скажете вы мне наконец, что случилась или… — Завершить угрозу помешала дочка. Жалобно посмотрев на него блестящими от слез глазами, она забралась на колени и уткнулась лицом в отцовскую шею.

— Мама попрощалась с нами, — пробормотала Джули, хлюпая носом у ворота его рубашки.

Сердце Фрэдди болезненно сжалось. Он вопросительно посмотрел на графиню. Та, вытирая текущие по щекам слезы, утвердительно кивнула головой. Было видно, каких усилий стоит ей сдерживать рыдания. Но ее старания не добавили тишины в спальне графа. Сидящий на руках Абигейль Робби заверещал во всю силу своих легких, требуя поменять мокрые пеленки.

Где же, черт возьми, Кэтрин?

Ответ этой загадки мог быть в записке, которую всунула ему в руку мать. Она вошла в его комнату вместе с плачущими Джули, Абигейль и мокрым Робби. Он повернулся, взял отложенное ранее послание и, борясь с дурным предчувствием и суеверным страхом, развернул бумагу Кэтрин — наказание за грехи, посланное ему Небом. С чего это он возомнил, что может уехать, не прочитав ее записки?

Почему, будь все проклято, он не уехал еще вчера?

Пожалуй, ему ничего не остается делать, как только убить ее. Нет, это будет слишком легким наказанием. Прежде он постарается, чтобы она испытала такие же адские страдания, которые причинила ему.

Записка, как всегда, была немногословной и четкой:

«Дорогой Фрэдди,

Ты победил.

Говори им, пожалуйста, что я люблю их».

Нет, он должен убить ее! Но сначала надо ее разыскать. Но прежде всего необходимо одеться.

— Выйдите все! — потребовал он таким голосом, что даже старая графиня безропотно повиновалась. Не шевельнулась только Джули, уставившаяся на отца расширенными от страха глазенками. — Я должен собраться, чтобы отправиться на поиски мамы, киска, — сказал он ей, ласково улыбнувшись.

Девочка доверчиво улыбнулась в ответ — слова отца поставили пошатнувшийся мир на место.

Фрэдди с хмурым видом закрыл за всхлипывающими женщинами дверь и в очередной раз подумал, что жене его придется ответить на множество вопросов. Но какова истинная причина ее бегства? Несколько слов записки отнюдь не были уступкой. Это скорее был вызов. Ладно, скоро разберемся. Хорошо, черт побери, хоть не надо тратить времени на сборы. К отъезду уже все готово.


Зима во Франции ничуть не лучше, чем в Англии, подумал Фрэдди, дрожащий как осиновый лист. Но снег, к счастью, еще не занес все дороги, впереди начали различаться признаки человеческого жилья, а до цели путешествия оставалось не более чем полдня пути.

«Глупая женщина! Чертова баба! Безмозглая деревенщина!»

Эти и десятки других ругательств, которые он намеревался обрушить на жену, были единственным, что скрашивало ему это путешествие. Он шептал их на каждом повороте, представляя, как гневно выскажет все это Кэтрин. Чувствовал он себя отвратительно. Пронизывающий до костей холод и сырость довели до того, что он уже с трудом сдерживал свое раздражение. Окоченевшими руками Фрэдди еле удерживал промерзшие поводья лошади, которую удалось найти в небольшом городке, где он останавливался. Если бы не эта кляча, сидеть бы ему за жарким в той мрачной гостинице, где провел ночь. Фрэдди раздраженно хмыкнул. Он был голоден. За весь день граф довольствовался только французским сыром, напоминающим замороженный ил, и хлебом, не уступающим в твердости подметкам его сапог.

Ничего, женушка ответит и за это, когда он ее найдет, Ждать осталось недолго.

Любовник матери (об этом Фрэдди догадался по глазам Мириам и озорным искрам во взгляде Дункана) с неохотой признался, что он после разговора с Жаком начал собирать сведения о семье Кэтрин. В конце концов Дункан сообщил главное: во Франции у Кэтрин есть дедушка, которого очень обрадовало известие о существовании внучки. «Чертов француз! Проклятый Дункан! Дурацкая лошадь!»

Занятый своими мыслями, граф без удивления заметил, что уже подъехал к перекрестку Верденской дороги. Указатели на французских дорогах было, пожалуй, единственным, что ему нравилось в этом путешествии. Он свернул налево и поскакал к возвышающемуся вдалеке на холме замку. Даже сквозь снег и сумерки приближающегося вечера можно было разглядеть его величие и красоту. Чуть ли не знаменитый Версаль, черт побери! Разыскивая такой дворец, жена его, без сомнения, изрядно помоталась по стране, тем более что французские крестьяне «любят» своих господ почти так же, как англичане французов. Он уже убедился в этом, блуждая от деревни к деревне по всей Франции.

Граф скосил глаза в сторону и недоверчиво заморгал. Но мираж не исчез. Впереди к очередному повороту бегущей вверх извилистой дороги приближался небольшой дорожный экипаж черного цвета, на козлах которого сидел скрючившийся от холода кучер.

Фрэдди пришпорил лошадь, обещая завалить ее овсом, если она не падет прежде, чем догонит карету. Через несколько минут он поравнялся с удивленно взглянувшим на него кучером и задал на ломаном французском языке два вопроса. Первый ответ был утвердительный, а второй — более расплывчатый. Но Фрэдди подбодрил парня, отсыпав ему в ладонь горсть золотых монет, и попросил заодно пожалеть его усталую, но, как оказалось, надежную лошадь и ехать помедленнее.


Кэтрин почувствовала, что карета изменила направление, но не обратила на это никакого внимания. Каким образом они достигнут цели путешествия, ее интересовало так же мало, как и то, из какой точки Франции оно начнется. Каждая оставшаяся позади миля все дальше отделяла ее от Фрэдди, и хотя ее положение, а тем паче деньги могли помочь продвигаться гораздо быстрее, легче бы ей от этого не стало. Облегчение могли бы принести мир и спокойствие. Но их не было ни в мыслях, ни в сердце. Фрэдди, как выяснилось, тоже мечтал о мире. Она, наверное, уже в тысячный раз за последние три дня, постаралась отогнать мысли о нем. Не исключено, что ей придется заниматься этим всю оставшуюся жизнь. Стало страшно. А если он не обратит внимания на ее поступок, так же как и на попытку поговорить с ним на балу? Что, если в этой игре у нее вообще нет шансов? Сказал же он, что уже слишком поздно. Может, он прав?

Экипаж остановился. Она отдернула тяжелую занавеску, но не увидела ничего, кроме смутных очертаний какой-то деревянной лачуги, едва различимой из-за снега и сгущающихся сумерек. Кэтрин подумала уже было, что угодила в какую-то ловушку, как вдруг дверца распахнулась, и раздался шутливый голос, заставивший вздрогнуть и бешено забиться ее сердце.

— Добрый вечер, мадам супруга! — приветствовал ее граф с низким поклоном.

Кэтрин застыла с открытым ртом, не в силах отыскать слова для ответа.

— Наша Кэт лишилась дара речи? — пошутил Фрэдди, и в его грустных глазах мелькнули веселые искорки.

— Фрэдди?

— Он самый, и только он! — Губы разошлись в иронической улыбке. — Ты расстроила меня, Кэтрин. Я ожидал, что на мои шутки ты ответишь еще более язвительными. Я заранее настраивал себя на это и теперь готов выслушать все, что ты скажешь.

— Мне нечего сказать.

— Жаль! — ответил Фрэдди.

Он нагнулся, без особых усилий поднял ее с сиденья и поставил на землю. Кэтрин и не думала сопротивляться. Она была слишком ошеломлена появлением Фрэдди. Его зеленые глаза потускнели, на красивом лице казались чужими усы, отросшие за время путешествия.

— А вот у меня найдется достаточно слов для нас обоих! — с угрозой в голосе произнес граф. Он подошел к хижине и открыл покосившуюся дверь. «Слава Богу!» — подумал Фрэдди, увидев аккуратно сложенные вдоль ветхих стен крыльца дрова. — Постой!

Кэтрин застыла не шевелясь. Пока он занимался лошадьми, она так и стояла на месте, не пытаясь снять ни дорожную накидку, ни шляпу, ни перчатки, не подумала она и об огне. Даже помещения, в которое неожиданно попала, она не видела. Все ее внимание было сосредоточено на муже.

Фрэдди сам запалил очаг, подошел к жене и стал развязывать тесемки ее шляпы. Она молча смотрела на него широко открытыми темными глазами. Он подумал, что бранить женщину, которая смотрит на тебя как на призрак, не совсем удобно. Впрочем, при чем тут удобно или нет, если женщина эта заставила тебя пройти через настоящий ад!

— О чем ты думала, на что рассчитывала, когда решила бежать?

— Я не бежала. Я уже говорила, что твердо решила никогда никуда больше не бегать. Я сделала это ради того, чтобы наш дом обрел покой.

— Покой?

Да она по своему обыкновению просто хочет сбить его с толку и заставить замолчать!

— Да. — Кэтрин безуспешно пыталась расстегнуть застежку. Фрэдди нетерпеливо развел в стороны ее руки и помог снять накидку, затем так же быстро освободился от своего тяжелого дорожного плаща. — Ты сказал, что хочешь, чтобы в твоем доме был мир. Того же хочу и я.

— Но не такой же ценой, Кэтрин!

Пожалуй, впервые она посмотрела на него так открыто, не пытаясь скрыть своих чувств. Он увидел в ее глазах раскаяние, стыд и что-то еще незнакомое.

— Если я пришлю тебе целую телегу записок, по одной на каждую ночь до конца моей жизни, этого будет достаточно, Фрэдди?

Несмотря на мягкий тон вопроса, граф нахмурился. Фрэдди был не из глупых или трусливых людей, но он слишком долго жаждал увидеть в ее глазах то, что увидел сейчас, и теперь панически боялся ошибиться.

— А зачем тебе делать это?

— Затем, что я твоя жена. Понятно?

Наступила тишина. Граф пытался разобраться в словах Кэтрин, чтобы правильно понять ее. Такое он слышал от нее впервые. Страсть, с которой Кэтрин сказала эти слова, говорили о том, что она не просто хотела наладить мирную жизнь в его доме, но и стать частью ее. Он улыбнулся, и Кэтрин нахмурилась. Но в его улыбке не было ничего обидного для нее. Это была вполне понятная улыбка мужчины, одержавшего победу в тяжелой борьбе.

— Не совсем, если исходить из условий твоего злополучного контракта.

Кэтрин взяла свою сумочку, опустила в нее руки и стала копошиться там. Еще через минуту обе ее руки взметнулись вверх, и в маленькой комнате, словно снежинки, замелькали клочки разорванной бумаги.

— Я никогда не могу угадать, что ты сделаешь, — сказал Фрэдди. — Ты не такая, как другие женщины.

Это звучало уже как комплимент. Она бросила на него быстрый взгляд, от которого Фрэдди неожиданно бросило в жар.

— И вы, сэр, тоже не такой, как другие мужчины.

— Уезжая, ты ожидала, что все будет так, как сейчас? — Голос его обволакивал, как мягкий снег, угрожая заморозить.

— Да, — откровенно призналась она, зардевшись, и совсем не от свежего, прохладного воздуха.

— Рассчитывала, что я непременно брошусь вслед за тобой?

— Возможно, — ответила Кэтрин, слегка улыбнувшись.

— А что было бы, если бы я не приехал? — Фрэдди сделал шаг в ее сторону.

Один осторожный шаг к сближению. Граф Монкриф явно побаивался своей жены.

— Ты однажды сказал, что доказывать свою любовь надо не словами, а делами. Так вот, если бы не приехал ты, через некоторое время вернулась бы я.

— Шанс, что тебе пришлось бы действовать именно так, был весьма большим, Кэтрин.

— Неужели, Фрэдди? — все-таки прорвалось наконец ее упрямство.

Он заговорщически улыбнулся:

— Больше никакой мести, Кэт? Никаких контрактов?

Кэтрин кивнула и посмотрела на клочки бумаги, белым снегом лежащие на грязном полу. Когда она вновь подняла глаза, Фрэдди едва сдержался от того, чтобы немедленно взять ее на руки, — в глазах жены светилось именно то, что он так жаждал увидеть. Это не был дразнящий взгляд, обещающий временное наслаждение. Свет, сиявший в глазах Кэтрин, могла зажечь только настоящая любовь!

— Прощаешь меня, Фрэдди? — сказала она то, что еще осталось сказать.

Конечно, она видела, что муж уже принял ее всей душой. Эти слова нужны были ей самой. Необходимо было освободиться от того, что мучило ее. Изжить из своего сердца бережно лелеемые в течение долгого времени гнев, боль и страдания, чтобы осталось только главное — любовь.

Пальцы Фрэдди показались страшно холодными, а может, это щека, к которой они прикоснулись, оказалась слишком горячей — кровь огненным потоком растекалась по венам. Это невинное прикосновение окончательно сломало преграду, которая еще разделяла их.

В войне, которую они с упрямым ожесточением вели так долго, не победил никто. В этом теперь граф Монкриф был уверен. Противоборствующие стороны осознали, что цена победы была бы непереносимой для любой из них, и поле брани стало тихим и мирным.

— Что мне с тобой делать, Кэт? — не удержался от укора граф.

— А что бы ты хотел сделать со мной? — Кэтрин опустила глаза, словно ее неожиданно заинтересовало танцующее в очаге пламя. Это был невинный взгляд и в то же время необычайно кокетливый и призывный. Только его Кэт могла смотреть так. Фрэдди улыбнулся, понимая, что дал ей повод для возмущения, которое она теперь старательно сдерживает. Ответ его, однако, был более чем серьезен.

— Любить тебя, Кэт. Любить без каких-либо специальных разрешений на это и приглашений, без всяких условий и ограничений!

Это было откровенное признание, выстраданное за долгое время. Сладкое признание! Его пьянящий медовый вкус они ощутили, слившись в поцелуе — страстном и долгом, который ни он, ни она не могли прервать.

Стук в дверь оторвал Фрэдди от этого приятного занятия. Он обернулся и увидел направленное прямо на него дуло пистолета. Мужчина, сжимавший оружие, выглядел довольно грозным. Граф мгновенным движением толкнул жену за свою спину и приготовился самому худшему. Однако, судя по ошарашившему его хихиканью, Кэтрин этот благородный жест показался излишним. Она обменялась с похожим на бульдога нападающим несколькими быстрыми фразами, и Фрэдди впервые пожалел, что его знание французского ограничивается умением спросить дорогу в ближайший бордель и произнести несколько любезных слов его обитательницам.

Повинуясь обладателю пистолета, граф под руку с Кэтрин вышел на улицу. Около хижины стояла большая карета. Даже в этой обстановке Фрэдди отдал должное четверке белых арабских скакунов, впряженных в нее, — пожалуй, самых великолепных из всех, которых он когда-либо видел. Заговорить вслух он решился только в карете, да и то покосившись на все еще не убранный пистолет.

— Это твои друзья, дорогая, встречают нас так гостеприимно? — спросил он, не желая упустить столь подходящий для иронического юмора момент.

— Нет. Моего дедушки, — улыбнулась она обладателю тяжелой челюсти, и тот то ли от этой улыбки, то ли из чувства осторожности наконец опустил пистолет.

Затем, пока они ехали вверх, к орлиному гнезду, он несколько раз что-то быстро и весело объяснял Кэтрин по-французски.

— А замок? — спросил граф, заранее зная ответ.

— Тоже его, — ответила она, положив руку ему на бедро.

Он чуть не подпрыгнул от этого прикосновения. Сидящий напротив человек-бульдог ухмыльнулся и сделал это так по-галльски недвусмысленно, что Фрэдди чуть было не вскочил, чтобы ударить его в лицо. Удержал его тихий возглас Кэтрин и ее ласковое, успокаивающее ворчание. А еще, конечно, уверенность в том, что их ночь любви только начинается. Она будет долгой и страстной, эта ночь, и не стоит тратить оставшиеся после утомительного путешествия силы на пустяки.


Его супруга — графиня!

Она богата!

Она обладала титулом и богатством еще до их свадьбы.

Мысли эти не укладывались в голове Фрэдди и смущали его. Еще более ошеломил ее смех, когда он рассказал ей об этом. Кэтрин вошла в комнату через дверь, соединяющую отведенные им спальни. Фрэдди дал Кэтрин поговорить с дедом наедине, и вот она вернулась после этого разговора, который перемежался восклицаниями, слезами и объятиями.

— Я люблю тебя, Фрэдди. Не твои деньги и тем более не твой титул. — Блеск в ее глазах показался мужу странным. Ему не пришло в голову, что сердце жены замерло в ожидании ответа. — О чем ты сейчас думаешь? — спросила Кэтрин. Она подошла к нему и положила ладони на его грудь.

— О том, почему ты никогда не произносила этих слов раньше, — с улыбкой произнес Фрэдди.

— Вздор, милорд. Я уже говорила это. Просто вы не хотели ничего слышать.

— Упрямая девчонка! — прошептал он, вдыхая запах ее волос.

— Может быть. Но согласись, твое молчание на мой вопрос еще более подозрительно, — подзадорил Кэтрин.

— Я люблю тебя, жена моя, — произнес он с такой нежностью, что у Кэтрин перехватило дыхание.

— Фрэдди? — услышал граф через довольно долгое время. Голос Кэтрин слегка дрожал от усталости.

Он, который в этот момент зажигал восковые свечи, посмотрел на нее сверху вниз. Боже, как же дорога ему эта женщина! Он просто готов молиться на нее! Кэтрин взяла его голову в ладони, с нежной улыбкой заглядывая в глаза. Он обнял ее и, наклонившись, уткнулся лицом в ее грудь. Любовь, страсть и радость переполняли его душу. Хотелось плакать и смеяться.

— Ты бы в самом деле уехал? — спросила она наконец о том, что ее мучило.

Вопрос не удивил Фрэдди. Он ждал его с того самого момента, как только открылась дверца кареты, и знал, что отвечать надо честно, не пытаясь увильнуть или отшутиться.

— Да, — произнес он, поднося руку к ее лицу, и, не дотрагиваясь, обвел его черты: прекрасный нос, зовущие, чувственные губы, великолепные брови, способные так сердито хмуриться, лучащиеся карие глаза и густые длинные ресницы. — Мы могли случайно убить друг друга. Нам было достаточно булавочного укола, чтобы рана от него кровоточила до смерти.

— А теперь? — Глаза ее светились надеждой. Губы подрагивали от страха, что она не сбудется.

— Теперь я намерен постоянно быть с тобой рядом, любовь моя, и пропускать мимо ушей любые слова, на которые можно обидеться. Отныне, чтобы рассердить меня, тебе придется обращаться ко мне письменно.

— Почему-то, милорд, — с улыбкой произнесла Кэтрин, — я сильно сомневаюсь в этом.

— Я рассматриваю это как вызов и принимаю его, — заявил Фрэдди, думая, что целовать заливающуюся смехом Кэтрин весьма необычное и приятное занятие, которое следует повторять почаще.


Через некоторое время по Англии поползли слухи о том, что граф Монкриф оказался очень заботливым мужем, более того, этот завзятый развратник и повеса в корне изменился. Много говорили также о том, что его жена, очаровательная графиня, никогда не разлучается с мужем, и они проводят большую часть времени в одном из своих отдаленных поместий. С ними часто уезжают туда и их дети. Их у Монкрифов девять, и, похоже, когда они вырастут, лондонский свет ждет масса скандальных происшествий.

Обращал ли на эти слухи и домыслы внимание сам граф, неизвестно. Слыша подобное, он только громко смеялся и говорил, что детям положено наследовать черты родителей. При этом он непременно поглядывал на жену. Та улыбалась, подмигивала ему и произносила какой-то высокий звук, очень напоминающий кошачье «мяу».

Загрузка...