При входе на третий этаж меня встретила стройная худощавая мулатка в голубом платье с глубоким вырезом.
— Люси Старкофф? — спросила мулатка.
— Да! — ответила я.
— Меня зовут Шерри. Следуйте за мной, режиссер ждет вас.
Я молча пошла за ней по широкому коридору бывшей казармы мимо неприметных дверей без табличек.
В конце коридора Шерри без стука открыла очередную дверь:
— Сюда.
Мы вошли в большущую, ярко освещенную комнату. По размеру она больше походила на зал, оборудованный для съемок. Осветительные приборы, камеры в конце зала, ширмы, вешалки с одеждой, столики с зеркалами, несколько диванчиков. Пол был застелен дорожками светлых тонов, окна плотно занавешены.
В центре зала сидела темноволосая девушка в одном нижнем белье, а напротив нее на соседнем диване мужчина разговаривал по телефону.
— У нас пополнение, — возвестила Шерри.
Мужчина молча кивнул нам и сделал знак рукой: типа я занят, подождите.
Шерри повернулась ко мне и сказала почти шепотом:
— Снимите пока одежду до белья, если на вас не подходящее случаю белье, то можете выбрать что-то оттуда, — она указала на вешалку за ближайшей ширмой.
Я кивнула и зашла за ширму. Стянула джинсы, легкую куртку и свое любимое синее платье, подаренное Биллом по случаю окончания Католической школы.
Чувствуя, как бешено колотится сердце, сложила вещи на стульчике, подобрала лифчик под свой размер и вышла в зал, стараясь не показывать, как я взволнована.
— Красавица, — удовлетворенно сказал режиссер, окинув меня оценивающим взглядом с ног до головы.
Шерри кивнула и куда-то повела брюнетку. Мы с режиссером остались одни.
— Меня зовут Пьер, — сказал он. — В этом павильоне снимают сцены для цикла «Секс и подчинение». Я только что говорил о тебе с Принцессой Донной. Давай сразу к делу. Сценарий такой. Ты танцуешь стриптиз перед своим парнем, он грубо хватает тебя, пристегивает наручниками к стойке, цепляет на грудь прищепки и насилует. Анала не будет. Нормальный сценарий?
Я кивнула.
— Перед съемкой подберем кодовое слово. Сейчас покажешь мне, как умеешь танцевать стриптиз и грациозными движениями сбрасывать с себя белье. Потом возьмешь там, на столике, прищепки и разместишь их у себя на груди. Чем больше, тем лучше. Посмотрим твой болевой порог. За оператором и актером я послал, включим аппаратуру, посмотрим, как ты чувствуешь себя и умеешь заниматься сексом под камерой. Все понятно?
Я опять кивнула. Хотя и чувствовала себя беззащитной. Больше всего на свете мне хотелось уйти отсюда, сбежать и больше не появляться в этом заведении. Но я привыкла подчиняться и боялась гнева дядя Билла. Перспектива танцевать без одежды перед мужчинами, а потом заниматься сексом с незнакомым человеком вовсе не прельщала меня. Но пришлось пересилить себя.
Коленки мои тряслись, я ощущала чувство неловкости и странного возбуждения, пока танцевала стриптиз. Но я неплохо владела техникой грациозного танца. Сексуальным движениям нас обучали в Школе обаяния. Пьер остался доволен. Затем он помогал мне размещать прищепки на теле. Я умела терпеть боль, и это испытание выдержала с честью.
— По щекам тебя били? — спросил Пьер, снимая с меня прищепки.
— У нас было такое в Школе обаяния, — призналась я.
— Тогда дополним наш сценарий.
Я недовольно поморщилась — и так боль от прищепок не доставила мне удовольствия.
— Не волнуйся, это будет не сильно. Вот так, — Пьер легонько ударил меня по одной щеке, затем по другой.
Я вздохнула, мотнула головой, было не больно, но неприятно. Тут как раз подошли оператор с актером.
Меня одели в откровенный костюм с цветным лифом и синими трусами, нацепили браслеты на руки и ноги. После чего включили камеру и легкую музыку, под которую я только что уже танцевала, велели медленно избавляться от одежды. Оператор на камеру фиксировал мои плавные движения.
Оставшись совсем голой, я продолжила проделывать несложные танцевальные па, призывно тряся браслетами и животом. Приходилось преодолевать свой стыд вперемешку со смущением. Хотелось скрыться, уйти от заинтересованных взглядов.
Режиссер смотрел то на меня, то на мое изображение в камере, он велел крупным планом взять мое лицо. По его командам я выгибалась, показывая низ живота, разводила колени.
— Шире, Люсечка, шире, чтоб все было хорошо видно, — требовал Пьер. — Покажи себя, красавица!
Потом пришлось сесть в кресло, закинуть ноги на подлокотники и терпеливо наблюдать, как оператор снимает мои интимные места.
Да, было стыдно, но в то же время такая пикантная ситуация все же нашла отклик в теле, вызвала возбуждение, я почувствовала, что слегка увлажняюсь. Неожиданная реакция. Словно мое тело, вопреки разуму, хотело продолжения, причем продолжения сексуального.
— Хорошо! — довольно сказал режиссер, — Покажи теперь, как ты ласкаешь себя в ожидании мужика.
И я подчинилась, ненавидя собственные эмоции, поддававшиеся на эту ситуацию. Мои пальцы потянулись вниз, я раздвинула мягкие складки, открывающие вход в лоно, и обнажила розовую, влажно поблескивавшую плоть. Понимаю, что любому здравомыслящему человеку такое покажется крайне непристойным и пошлым, но… меня это заводило! Ведь я же на съемках, мне нравится, что режиссер доволен мной, а оператор с актером внимательно наблюдают за моими действиями. Все же в душе я, наверное, шлюха.
— Теперь погладь себя еще медленно по интимным местам, — скомандовал Пьер, — а затем введи пальцы в киску.
От одних только его слов мышцы внутри сжались. Я коснулась клитора, слегка потеребила его, медленно, как и просили, провела пальцами вниз, задержалась на скользкой промежности.
Палец вошел мягко, тело накрыла волна жара. Затем и второй мой палец медленно вошел в горячее, влажное лоно. Мышцы послушно сжались, втягивая пальцы, я непроизвольно выгнулась и едва слышно застонала, трогая себя уже изнутри, ощущая свою нежную и очень чувствительную кожу там.
Я протолкнула указательный и средний пальцы как могла глубоко, а большой положила на возбужденный и набухший клитор и стала массажировать его, нам такое показывали в Школе обаяния. С губ сорвался тихий, самопроизвольный протяжный стон, я едва не захлебнулась от накрывшей меня волны удовольствия. И уже не думала ни о чем, перестав контролировать свои эмоции, не обращая внимания на окружавших меня людей, словно была одна. Сознание окутал туман, сквозь который послышался голос режиссера:
— Очень хорошо! Это можно будет включить в основную съемку. Теперь давайте переходить к сексу.
Я очнулась от дурмана, но ненадолго. Ко мне подошел черноволосый мужчина, настоящий мачо, от одного вида которого все внутри возбудилось еще больше. Именно о таких мужиках мечтают женщины. Он был еще более красив и сексуален, чем Джонни из Школы обаяния, и, вероятно, более искушен в ласках. Хорошо развитое тело, впечатляющие мышцы, мягкая от кремов, лощеная золотисто-бронзовая от загара кожа, интригующе сексуальный глубокий шрам на гладко выбритом лобке, вызывающий желание прикоснуться, прильнуть к нему губами, эрегированный длинный член: сразу видно, с чем придется иметь дело. Если созерцание прежних, пусть даже бесспорно привлекательных самцов в Школе обаяния вызывало лишь эстетическое удовольствие, то этот актер определенно вызывал желание.
Я не могла отвести глаз от мужчины и замаскировать свои эмоции, совершенно не думая о том, что нас снимают. Хотя, наверное, мое поведение придавало особый шарм съемке. Я скользила взглядом по великолепному телу и мужественному лицу актера. У него были короткие волосы, подстриженные по современной моде, и большие зеленые глаза, его взгляд сводил меня с ума. Я ждала его ласк, быстро представила, как эти грубые сильные руки станут ласкать мое тело, как между ног вонзится его член. Я хотела этого мужчину! Здесь и сейчас.
Его глаза блестели, и в них читалось нетерпение. Он тоже был готов, но застыл возле меня, ожидая, очевидно, команды режиссера. А режиссер молчал, уставившись в монитор камеры.
Красавчик широко расставил ноги, его ладонь стала равномерно ходить вверх-вниз по напряженному члену.
— Ну, Пьер, долго мне ждать? — не выдержал актер. — Что будем делать?
— Давай сразу, Глен, основную съемку в наручниках, как обговаривали. Достаточно с кастингом. Она прекрасная актриса. Так, секунду… Возьми наручники, камера. Работаем!
Глен подскочил ко мне, схватил за волосы, стащил с дивана, поволок за собой, ухватил за запястья, завел руки за спину, нацепил наручники и прикрепил ими к стойке. Затем нахлопал ладошками по моим щекам, легонько, мне не было больно.
После чего он наконец-то вошел в меня прямо на полу. Как я этого хотела! Сразу стало легче, меня накрыла эйфория. Самая настоящая эйфория, пронзившая все тело, сильная эмоция сладостного наслаждения от сбывшегося желания проникновения в меня элитного альфа-самца. Такого я еще не испытывала никогда! Вероятно, именно за такие эмоции женщины обожают своих кавалеров, даже если они подонки…
И это было только началом нашего секса.
— Хороша девка, — с явным удовольствием выдохнул Глен, хотя этого почти наверняка не было в сценарии.
Он положил ладони на мои бедра, приподнял и притянул меня к себе, сделал несколько уверенных толчков и… вышел.
— Ты прекрасно пахнешь, — прошептал актер, наклонился и проник языком между моих нежных складочек, прикрывающих вход в лоно.
И это было приятно! Я, прикованная к стойке, была ограничена в движениях, но, как могла, прогнулась навстречу его лицу и развела колени. Он действовал языком, лаская меня и собирая выступившую влагу.
— Поиграй с ее клитором, — велел режиссер. Умелые пальцы Глена осторожно сжали мое эрогенное сокровище, выдавили розовую горошинку, после чего горячие губы актера накрыли ее поцелуем, затем резко втянули в рот. Его зубы легонько сжали клитор и создали импульс боли пополам с удовольствием.
Я вскрикнула, он освободил мой возбужденный, болезненно чувствительный клитор. Затем прикоснулся к нему своим твердым членом. Я вскрикнула опять, вновь изнывая от желания получить мужское достоинство внутрь себя, ощутить его движения, толчки, испытать новую волну наслаждения. Очень хотелось, чтобы Глен оттрахал меня как следует, довел до предела, помог разрядиться.
Но Глен не спешил. Они с режиссером действовали по своим правилам. Актер опять надавал мне пощечин, схватил и сильно сжал сначала один, потом другой мой сосок. Он терзал их жесткими ласками, сжимал мои груди сильными пальцами, причиняя боль, вместо наслаждения. Такая боль была мне не приятна. Я не сопротивлялась, но вспомнила, что в мы с режиссером даже не успели согласовать ключевое слово, стоп съемке.
Глен, вероятно, почувствовал мое состояние и освободил грудь, поцеловал напряженные соски, разряжая мое недовольство. Какой он все же молодец! Так хорошо понимает женщину.
— Не будем спешить, детка, — шепнул он мне в ухо и прижался к моим губам властным поцелуем, проник языком в рот.
Но поцелуй длился не долго. Глен опять отстранился. Дал мне пару пощечин, надавил на ставший огненно-чувствительным клитор указательным пальцем правой руки. Только после этого гладкая головка его члена скользнула по промежности и ворвалась в меня, снова мешая боль и наслаждение. Глен вошел до упора, он буквально насадил меня на свое орудие и замер.
Жаркая волна окатила меня до самых кончиков пальцев ног, а стон облегчения прорвался через стиснутые зубы. Но в следующий момент Глен, к моей досаде, вновь вышел.
— Почему? — не удержавшись, вскрикнула я.
Актер не ответил. Его ладони обхватили мою талию, приподняли, он сблизился, подлез под меня, ухватил за бедра, потянул на себя и вынудил сесть верхом на его твердый член. Я раздвинула ноги так, чтобы все было видно оператору, и стала прыгать на члене. Наручники, конечно, стесняли движения, но они не являлись серьезной помехой на пути получения удовольствия. Раздразненные ласками эрогенные зоны одаривали волнами блаженства, по коже разбегались озорные мурашки.
Сердце бешено колотилось в груди, но я не замечала такой мелочи, как и присутствия режиссера, который молча наблюдал за нами. Похоже, он был доволен. И даже оператор, снующий вокруг нас с камерой, не мешал моим эмоциям. Возможно, это даже заводило меня еще больше.
Я продолжала двигаться, скользя мокрыми складками вдоль горячего ствола, стремясь утолить сексуальный голод, вызванный действиями опытного сердцееда, поглотивший все мысли и желания кроме одного: насладиться и разрядиться. И в этом наслаждении мне не мешала даже моя прикованность к стойке, моя беспомощность ко всем действиям актера. Но разрядиться нам все же пока не дали: режиссер вдруг вмешался в процесс:
— Не кончи раньше времени, — велел он актеру. — Отцепи ее, и приступайте к минету.
Глен вылез из-под меня, отцепил наручники, велел встать на колени, сунул пару пальцев в мой рот, легонько провел ими по языку. Я подалась вперед, навстречу его пальцам, но Глен вытащил их и грубо запихал мне в рот член.
Он трахал рот, его твердый ствол скользил по возбужденному небу и языку все быстрее, одной ладонью актер грубо мял мне грудь, другую положил на голову и с усилием помогал моим движениям.
Затем он сомкнул обе руки у меня на голове, впихнул полностью член в горло и стал держать голову, не давая пошевелиться и дышать. Я не могла терпеть, из горла моего хлынула липкая рвотная масса, пачкая ноги актера и пол под нами.
— Стоп камера, — скомандовал режиссер. Перерыв.
Я думала, Пьер будет ругаться, что испортила ему съемку. Нет, он сказал, что получился хороший эпизод, который войдет в фильм, хотя этого не было в оговоренном сценарии.