Принц-леопард (допереведенный вариант)

Черт.
Глава 6

Гарри Пай героически попытался развернуться. Джордж закричала. Кабриолет застрял на слишком узкой дороге, и вот уже их окружили. Одного мистер Пай ударил ногой в грудь. Двое других стащили его вниз. Четвертый со всего размаху нанес ему удар в челюсть. О господи! Они убьют его. Джордж подавилась собственным криком. Испуганная лошадь вставала на дыбы, повозку трясло. Бедное глупое животное порывалось куда-то бежать, хотя бежать было некуда. Джордж наклонилась за поводьями, проклиная все на свете, и ударилась о сиденье головой.

– Осторожней! У него нож!

Голос принадлежал не мистеру Паю. Джордж подняла голову и с облегчением увидела, что Гарри Пай действительно сжимает в левой руке нож с длинным сверкающим лезвием, которое даже издалека выглядело устрашающе. Гарри принял почти грациозную боевую стойку. Похоже, он знал, что делал. Один из бандитов уже держался за распоротую щеку. Но трое других окружили Гарри, и шансы его были ничтожны.

Кабриолет снова накренился. Джордж упала и теперь ударилась еще и плечом. На мгновение она потеряла Гарри из виду.

– Встанешь ты спокойно, глупое животное? – пробормотала она.

Поводья выскальзывали из рук. Если она потеряет их, то с повозкой ей уже не справиться. Раздавались крики и пугающие звуки ударов. Джордж боялась даже высунуться и посмотреть, что происходит. Она схватилась одной рукой за сиденье, а второй ей удалось поймать поводья. Почти удалось. Едва ее рука коснулась кожаного повода, как кобыла снова встала на дыбы, и Джордж откинуло назад. Она снова выпрямилась. Если бы только эта лошадь хоть одну секунду постояла на месте.

Всего.

Одну.

Секунду.

Джордж рванулась вперед и на этот раз крепко схватила поводья. Победа! Она сильно натянула их и привязала к сиденью. Железный мундштук больно врезался лошади в углы рта, но Джордж не стала обращать на это внимания. Теперь она могла посмотреть, что происходит на дороге. По лицу Гарри текла кровь. Один из бандитов накинулся на него сбоку. Пай развернулся и с силой ударил его по ногам. Тогда другой схватил его за руку. Мистер Пай вывернулся и проделал какой-то маневр, да так быстро, что Джордж даже не поняла, что произошло. Злоумышленник закричал и отпустил Гарри. Рукав его окрасился кровью. Но первый воспользовался тем, что Гарри отвернулся, и ударил его в живот, затем еще раз и еще. Гарри согнулся пополам, при каждом ударе издавая какой-то хриплый звук, но не прекращая при этом размахивать ножом.

Джордж поставила повозку на тормоз.

Двое других бандитов подошли к Гарри. Еще один удар, и Гарри упал на колени, держась за живот.

О господи, о господи! Джордж пошарила под сиденьем и вытащила оттуда холщовый сверток с двумя дуэльными пистолетами. Взяв один из них, она прицелилась в кого-то из бандитов и выстрелила с прямой руки.

Бах!

Она чуть не оглохла от звука выстрела. Сквозь дым было видно, как тот, в которого она стреляла, схватился за бок и зашатался. Так тебе, мерзавец! Ее охватила жажда крови. Остальные мужчины, включая Гарри Пая, повернулись к ней и замерли, потрясенные. Она подняла второй пистолет и прицелилась еще в одного.

Он отступил и присел.

– Вот черт! У нее пистолет!

А ведь им и в голову не приходило, что она может быть опасна.

Гарри молча встал, повернулся и ударил того, кто стоял ближе.

– Господи! – закричал тот, закрывая окровавленное лицо. – Надо сматываться!

И они бросились наутек.

На дороге стало вдруг очень тихо. Джордж слышала, как часто и нервно бьется ее сердце. Она осторожно положила пистолеты на сиденье.

Мистер Пай, не отрываясь, смотрел вслед беглецам. Когда он понял, что они действительно оставили их в покое, он наклонился и убрал нож в голенище сапога. Затем повернулся к леди Джорджине. Кровь, струящаяся из раны на лбу, смешивалась с потом и растекалась по всему лицу. Волосы, выбившиеся из косички, прилипли к мокрым щекам. Ноздри раздувались: он никак не мог отдышаться.

Джордж испытывала странное чувство. Возможно, злость.

Он подошел к ней, спотыкаясь о дорожные камни.

– Почему вы не сказали мне, что взяли с собой пистолеты? – спросил он низким хриплым голосом. Казалось, он требовал извинений, признаний, даже подчинения.

Но Джордж не собиралась подчиняться.

– Я… – начала она уверенно, с вызовом, даже надменно.

Но ей не удалось договорить, потому что он подошел к кабриолету, обхватил ее за талию и спустил вниз. Она чуть не упала на него. Чтобы сохранить равновесие, ей пришлось опереться на его плечи. Он притянул ее к себе и прижал к груди. И это оказалось очень приятно. Она подняла к нему лицо и хотела спросить, что, в конце концов, он себе думает, как вдруг…

Он поцеловал ее!

Его настойчивые губы пахли вином, которое они недавно пили. Они заставляли ее губы двигаться в том же ритме страсти. Она чувствовала, как колется его щетина и как его язык прокладывает себе путь. Она поддалась, разжала губы, и вот… Кажется, она слышит стон. И вероятнее всего, это ее собственный стон, потому что никто и никогда не целовал ее так. Его язык, проникнув ей в рот, поглаживал и дразнил ее. Она была готова растаять, а возможно, уже полностью растаяла. Он втянул язык Джордж себе в рот и начал его посасывать. Тут она, окончательно потеряв над собой контроль, обняла его и стала отвечать на его страстный призыв.

И именно в этот момент лошадь – глупое, глупое животное! – заржала.

Мистер Пай отпрянул и резко оглянулся.

– Не могу поверить, что я сделал это.

– Я тоже, – ответила Джордж. Ее руки все еще обнимали его за шею, и она попыталась повернуть его лицо к себе, вернуть это безумие.

Но мистер Пай подхватил ее и усадил в кабриолет. Не успела она опомниться, как он вспрыгнул на сиденье с другой стороны и положил все еще заряженный пистолет ей на колени.

– Здесь опасно. Кто их знает, может, они надумают вернуться.

– А…

Всю жизнь ей твердили, что мужчины – рабы собственных желаний и страстей и редко думают о последствиях. А вот женщина, леди, должна быть очень осторожна, и нельзя подносить спичку к пороховой бочке – мужчине, горящему страстью. Ей никогда не рассказывали, что может произойти, если все-таки поднести эту спичку, но намекали, что последствия могут быть ужасными. Джордж вздохнула. Как жаль, что Гарри – исключение из правил.

Пока она размышляла, он разворачивал повозку, то проклиная бедную кобылу, то успокаивая ее. Наконец, завершив маневр, он пустил лошадь рысью. Джордж изучающе рассматривала его. Но лицо его оставалось непроницаемым. Она не находила и следа той страсти, с которой он целовал ее всего пару минут назад.

Ну что ж, если он выбрал такую манеру поведения, она принимает это.

– Как вы считаете, мистер Пай, нападавшие – люди лорда Грэнвиля?

– Им явно нужен был только я. Думаю, именно он послал их. Скорее всего, он, – ответил Гарри задумчиво. – Но Томас Грэнвиль наверняка проехал по этой дороге всего за несколько минут до нас. Если бы он знал о засаде, то предупредил бы их о том, что со мной вы.

– Думаете, он поддерживает своего отца, несмотря на то, что так извинялся за него?

Мистер Пай вытащил из внутреннего кармана носовой платок и нежно вытер кровь с ее щеки. Это была его кровь: он испачкал ее во время поцелуя.

– Не знаю. Я знаю только одно.

– И что же, мистер Пай?

– Что теперь вы можете называть меня Гарри, – ответил он и сложил платок.

Гарри распахнул дверь и вошел в таверну «Петух и червяк», сразу оказавшись в плотном облаке табачного дыма. В Вест-Дайки, деревеньке, расположенной недалеко от Уолдсли, имелось всего два таких заведения. Второе называлось «Белая кобыла». В этой постройке из дерева и камня несколько комнат предназначалось для постояльцев. Так что «Белую кобылу» вполне можно назвать постоялым двором. А значит, там подавали горячие блюда и оказывали всякого рода услуги. Поэтому в ней останавливались путешественники, местные торговцы и даже дворяне.

Ну, а в таверну «Петух и червяк» ходили все остальные.

Здесь было несколько темных залов с низкими потолочными балками, о которые билась лбами добрая половина посетителей. Стекла на окнах давно потеряли прозрачность из-за постоянно оседающего на них табачного смога. В этом чаду можно не узнать и родного брата.

Гарри пробрался через толпу к барной стойке, минуя стол, за которым сидели рабочие и фермеры. Один из них – фермер Мэллоу – приветливо кивнул ему. Гарри кивнул ему в ответ, приятно удивленный. Прошлым летом Мэллоу обратился к нему за помощью.

Корова его старого и уже немощного соседа постоянно перебиралась через ограду и дважды топтала грядки с салатом в огороде Мэллоу. Гарри уладил конфликт, построив новый загон для соседской коровы. Он не услышал тогда от угрюмого Мэллоу ни слова признательности и счел его неблагодарным. Очевидно, он ошибся в Мэллоу.

Гарри подошел к барной стойке в хорошем настроении. Сегодня посетителей обслуживала Дженни. Она иногда помогала своему брату Дику Крамбу, владельцу «Петуха и червяка».

– Чего вам? – спросила Дженни, упершись взглядом в его правое плечо и выстукивая пальцами по столешнице рваный ритм.

– Пинту[10] эля.

Она поставила перед ним кружку, и Гарри положил на потрескавшуюся стойку несколько медных монет.

– Дик сегодня здесь? – спросил он тихо.

Дженни стояла достаточно близко, чтобы расслышать его вопрос, однако не отреагировала на него и снова забарабанила пальцами.

– Дженни?

– Ну? – она перевела взгляд на его левое плечо.

– Дик здесь?

Она молча повернулась и ушла.

Гарри вздохнул и пошел к свободному столику у стены. Сложно было понять, куда ушла Дженни: звать Дика, принести еще пива, или ей просто надоели его вопросы. В любом случае можно присесть и подождать.

Да, он просто сошел с ума. Гарри отхлебнул пива и вытер с губ пену. Лишь этим он мог объяснить себе, почему бросился вдруг целовать леди Джорджину. Он подошел к ней, лицо в крови, все внутри горит от ударов. У него и в мыслях не было целовать ее. Внезапно она оказалась в его объятиях, и ничто не могло удержать его от того, чтобы не попробовать ее губы на вкус. Ни опасность второго нападения. Ни боль во всем теле. Ни даже ее благородное происхождение, будь оно проклято, и все, что это влечет за собой.

Это безумие. Обыкновение безумие. Сегодня он целует свою госпожу, а завтра станет бегать голым по улице и размахивать своим мужским достоинством. Он сделал еще глоток. Веселенькая будет картина, особенно если учитывать, как это самое достоинство ведет себя в последнее время.

Он был нормальным мужчиной, и вожделение не было для него чем-то необычным. Но раньше он мог просто уложить женщину в постель, если она свободна, или, в конце концов, удовлетворить себя сам. Все очень просто. Он никогда не испытывал этого болезненного, томящего чувства, стремления к той, которой никогда – и он это понимал – не мог обладать. Гарри хмуро посмотрел в пустую кружку. Пожалуй, надо взять еще эля.

– Надеюсь, это не из-за меня ты такой мрачный, – услышал вдруг Гарри, и перед ним очутились две кружки пенного эля. – Угощайся.

Дик Крамб опустился напротив и сделал глоток. Его живот, обтянутый грязным фартуком, удобно разместился под крышкой стола. Маленькие поросячьи глазки блаженно закрылись, когда эль потек по его горлу. Он вытащил из кармана фартука фланелевое полотенце и вытер рот, лицо и лысину. Дик, как и любой толстяк, постоянно потел. Его розовая макушка поблескивала в полумраке. Редкие сальные волосы на затылке были собраны в хвостик, а те, что выбились, липли к голове.

– Дженни сказала, что ты здесь, – произнес Дик. – Я пришел незадолго до тебя.

– Сегодня на территории Грэнвиля на меня напали. Их было четверо. Ничего не знаешь об этом? – Гарри поднял свою кружку и посмотрел на Дика через ее прозрачные стенки. Что-то блеснуло в поросячьих глазках. Что-то похожее на облегчение.

– Четверо, говоришь? – переспросил Дик, размазывая пролившийся эль пальцем по столу. – И как ты умудрился уцелеть?

– Леди Джорджина захватила с собой пистолеты.

Дик так высоко поднял брови, что мог бы достать ими до волос, если бы они у него были.

– Так, значит, леди была с тобой?

– Да.

– Неплохо. – Дик откинулся назад, запрокинул голову и снова стал обтираться полотенцем.

Гарри молчал. Дик думал, и не было смысла торопить его. Гарри просто сидел и пил свой эль.

– Смотри, – сказал Дик, на этот раз навалившись грудью на стол. – У меня часто бывают братья Тимонсы, Бен и Хуберт. Но сегодня здесь только Бен, и я заметил, что он прихрамывает. Сказал, что его лягнула лошадь, но что-то не похоже. У Тимонсов нет лошади. – Он довольно покачал головой и поднял кружку.

– На кого работают Тимонсы, знаешь?

– Ну-у… – Дик чесал затылок и все это время тянул свое «ну-у». – Эти всюду успевают. Но чаще всего они выполняют поручения Хичкока, а тот арендует землю у Грэнвиля.

Гарри кивнул, не выказав ни капли удивления.

– Конечно, за этим стоит Грэнвиль.

– Я этого не говорил.

– А тебе и не нужно говорить.

Дик пожал плечами и снова поднял кружку.

– И вот еще что, – произнес Гарри мягко. – Как ты думаешь, кто убивает овец?

Дик подавился элем. Снова достал фланелевое полотенчико.

– Что касается овец, – начал он, когда обрел способность говорить, – я, как и все в округе, полагал, что это ты.

Гарри прищурил глаза:

– Действительно?

– Это вполне естественно – после того, что Грэнвиль сделал с тобой и твоим отцом.

Гарри ничего не отвечал.

Дик почувствовал себя неловко и замахал руками.

– Но потом я обмозговал это дело и понял, что неправ. Я знал твоего отца, и Джон Пай никогда не поднял бы руку на то, чем живут фермеры.

– Даже из-за Грэнвиля?

– Твой отец был одним из самых достойных людей, которых я знал. – И он поднял кружку, предлагая тост: – За достойных людей.

Пока Дик пил за его отца, Гарри молча наблюдал за ним. Затем спросил:

– Кроме меня, кто еще мог бы убивать овец?

Дик кисло уставился на дно своей пустой кружки.

– Грэнвиль тот еще фрукт, сам знаешь. Говорят, он продал душу дьяволу. Получает удовольствие от чужих несчастий. И твой отец – не единственный, кому он разрушил жизнь.

– Кому еще?

– Многих фермеров он вышвырнул с земель, которые они возделывали из поколения в поколение. И он никогда не снижает пошлину. даже в самые неурожайные годы, – перебирал варианты Дик. – Да, и нельзя забывать о Салли Фортрайт.

– Кто это?

– Сестра Марты Бернс. А Марта – жена привратника Уолдсли. Грэнвиль соблазнил ее, поиграл немного и бросил. Бедняжка утопилась в колодце. – Дик сочувственно покачал головой. – А ведь девочке не было и пятнадцати.

– Думаю, в этих местах таких, как она, немало, – произнес Гарри, не поднимая глаз. – Зная Грэнвиля…

– Да-а… – Дик отвернулся к стене, глубоко вздохнул и снова вытер пот. – Грязные делишки. Не нравится мне говорить об этом.

– Мне тоже. Но кто-то убивает этих овец.

Внезапно Дик наклонился над столом, приблизил лицо к Гарри и зашептал, обдавая его кислым запахом пива:

– Присмотрись к семейству Грэнвилей. Говорят, Грэнвиль обращается со своим старшим сыном, как с грязью. Парень твоего возраста. Представляешь, во что можно превратиться к тридцати годам такой жизни?

– Да, – согласился Пай. – Буду иметь Томаса в виду. – Он допил эль и поставил кружку. – Это все или есть кто-то еще?

Дик собрал все три кружки в одну руку и встал. Казалось, он колеблется.

– Есть еще семья Энни Полард. Уж не знаю, что там у них произошло, но дело было дрянь, и снова не обошлось без Грэнвиля. И знаешь еще что, Гарри?

– Что? – спросил Гарри, тоже поднимаясь и надевая шляпу.

– Держись подальше от аристократочек. – Его поросячьи глаза вдруг стали печальными и старыми. – От них не приходится ждать ничего хорошего.

Было далеко за полночь, над полями взошла высокая и полная луна, похожая на большую бледно-желтую тыкву. Гарри возвращался в Уолдсли позже, чем обычно. Приближаясь к дому, он увидел карету леди Джорджины на подъездной аллее. Лошади дремали, наклонив головы, а кучер смерил его почти ненавистным взглядом, когда Гарри свернул на дорожку, ведущую к дому. Похоже, бедняга ждет уже очень давно.

Гарри покачал головой. И что она делает в его доме вторую ночь подряд? Решила выжить его отсюда? Или, наоборот, развлечься с ним здесь, в этой глуши? При мысли об этом он помрачнел. И сохранял мрачный вид, когда заводил лошадь в конюшню. И когда заходил в дом. Но при виде леди Джорджины лицо его посветлело, и он вздохнул.

Леди Джорджина спала на стуле с высокой спинкой.

Огонь в камине погас, лишь продолжали тлеть угольки. Интересно, это кучер разжег для леди огонь или на этот раз она справилась сама? Голова ее склонилась набок, и длинная красивая шея выглядела беззащитно. Она накрылась своим плащом, но он сполз на пол и волнами лег у ее ног.

Гарри снова вздохнул, поднял плащ и с нежностью накрыл ее. Она продолжала спать. Он снял сюртук, повесил его на крюк у двери и подошел к камину, чтобы пошевелить угли. Фигурки на каминной полке были расставлены парами, лицом друг к другу, будто застыли, кружась в танце. С минуту он разглядывал их и пытался прикинуть, как долго она ждала его здесь. Он подкинул дров и выпрямился. Ему совсем не хотелось спать, несмотря на поздний час и две пинты пива.

Гарри снял с полки коробку и поставил ее на стол. В коробке хранился маленький нож с перламутровой ручкой и брусок вишневого дерева размером с ладонь или чуть меньше. Он сел за стол, повертел в руках брусок, ощупал большим пальцем структуру дерева. Сначала он думал вырезать из него лисицу – дерево имело рыжеватый оттенок, прямо как мех лисы – но теперь засомневался. Он взял нож и сделал первую насечку.

Поленья в камине затрещали, и одно из них упало.

Гарри поднял голову. Леди Джорджина смотрела на него, опершись подбородком на руку. Глаза их встретились, и Гарри тут же вернулся к своему занятию.

– Значит, вот так вы их делаете? – спросила она глухим, хриплым со сна голосом.

Интересно, ее голос звучит так же, когда она просыпается утром на своих шелковых простынях, теплая и влажная? Он отогнал эту мысль и кивнул.

– Симпатичный ножик, – сказала она, поджимая под себя ноги. – Гораздо лучше, чем тот, другой.

– Какой другой?

– Тот самый ужасный нож в вашем сапоге. Этот мне нравится гораздо больше.

Он сделал неглубокий надрез, и маленькая стружка упала на стол.

– Это, наверное, подарок отца? – спросила она неторопливым, сонным голосом, звук которого снова взволновал его.

Он разжал руку, в которой держал нож, и стал разглядывать перламутровую ручку. Воспоминания…

– Нет, госпожа, – ответил он наконец.

Она подняла голову.

– Мне казалось, что раз вы для меня теперь просто Гарри, то и я для вас – просто Джордж.

– Этого я не говорил.

– Но это несправедливо! – обиделась Джордж.

– В жизни много несправедливостей, – ответил он, пожав плечами, будто пытаясь сбросить напряжение. Но напряженность эта была вовсе не в плечах, а в низу живота. И пожимать плечами бесполезно.

Она сначала долго смотрела на него, потом отвернулась к огню.

Он физически ощутил, как ее взгляд оторвался от него.

Джордж сделала глубокий вдох и начала:

– Помните сказку, которую я рассказывала вам той ночью? О заколдованном леопарде, который на самом деле был человеком?

– Помню.

– А помните, я говорила, что на шее он носил золотую цепь?

– Да, госпожа.

– И что на золотой цепи висел изумрудный кулон в виде короны? Об этом я рассказывала? – Она снова повернулась к нему.

– Не помню, – ответил Гарри, не отрывая мрачного взгляда от деревянного бруска.

– Иногда я забываю о важных деталях, – сказала она, зевнув. – На самом деле он был принцем и носил на шее цепочку с изумрудной короной цвета его зеленых глаз…

– Об этом вы точно не рассказывали, госпожа, – резко вставил он. – О цвете его глаз.

– Я же говорила, что упускаю важные детали, – ответила Джордж и невинно посмотрела на него.

Гарри снова принялся что-то вырезать.

– Так вот, молодой король отправил Принца-леопарда к великану за Золотой Кобылой. Это-то вы помните? – спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжала: – Принц-леопард превратился в человека, и в руках он держал золотую корону с изумрудом…

Она вдруг замолкла, и Гарри поднял на нее глаза. Леди Джорджина задумчиво глядела на огонь, приложив палец к губам.

– Интересно, цепь с короной – это единственное, что оказалось на нем после превращения?

Господи, она хочет его смерти! Только он начал успокаивать свои мужские инстинкты, как вот опять!

– Я к тому, что ведь он, находясь в обличье леопарда, не носит одежду, верно? Значит, превратившись в человека, он должен быть голым?

– Вне всякого сомнения, – ответил Гарри, ерзая на стуле. К его счастью, стол скрывал от леди Джорджины все, что находилось у него ниже ремня.

– М-да… – протянула Джордж задумчиво, затем тряхнула головой. – Так вот, превратился он в человека, стоит, обхватив свою корону, – судя по всему, абсолютно голый, – и говорит: «Пусть у меня будут непробиваемые доспехи и самый острый меч в мире». И что, вы думаете, произошло?

– Очевидно, у него появились доспехи и меч.

– Верно, – удивилась его ответу леди Джорджина, будто он разгадал сложнейшую загадку, хотя это было доступно даже трехлетнему ребенку. – Но не простое оружие: доспехи из чистого золота, а меч из хрусталя. Ну, что вы на это скажете?

– На мой взгляд, это не слишком практично.

– Почему?

– Держу пари, вашу историю сочинила женщина.

Ее брови поползли вверх.

– Но почему?

Он пожал плечами:

– Меч разобьется при первом же взмахе, а доспехи погнутся даже от самого слабого удара. Золото – очень мягкий металл, госпожа.

– Я об этом как-то не подумала, – ответила она и снова задумчиво приложила палец к губам.

Гарри снова принялся строгать. Ох уж эти женщины.

– Наверное, меч и доспехи были волшебные, – нашлась леди Джорджина. – Так что он пошел к великану и вернулся с Золотой Кобылой…

– Так просто? – неожиданно для себя самого Гарри испытал разочарование.

– Что вы имеете в виду?

– Я ожидал услышать о схватке не на жизнь, а на смерть. Принц-леопард против страшного великана. Ведь великан наверняка обладал нечеловеческой силой. Иначе у него давно бы отняли его Золотую Кобылу. Что позволило нашему герою одолеть его?

– Доспехи и…

– И дурацкий хрустальный меч. А что, ни у кого больше не было волшебного оружия?

– Но он ведь заколдованный принц! Принц-леопард! – Леди Джорджина начала сердиться. – Он лучше, сильнее других! Да он одним ударом мог сразить злого великана!

У Гарри горело лицо, и он заговорил слишком быстро:

– Но если он такой хороший и сильный, почему он не освободится от злых чар?

– Я…

– Почему он просто не уйдет от этих избалованных королей, плюнув на их нелепые приказы? Почему он вообще находится в рабстве? – Он в сердцах отбросил начатую фигурку, нож пролетел через весь стол и упал на пол.

Леди Джорджина наклонилась, чтобы поднять его.

– Не знаю, Гарри, – произнесла она и протянула нож на ладони. – Я, правда, не знаю.

Не обращая внимания на ее вытянутую руку, он отрезал:

– Уже поздно. Думаю, вам пора возвращаться в ваш особняк.

Она положила нож на стол.

– Если это не подарок отца, откуда он у вас?

Она все время задавала вопросы, на которые он не хотел – не мог – ответить. Ради себя, ради нее. Но она настойчиво продолжала их задавать. Зачем она играет с ним в эти игры?

Он молча подал ей плащ. Она посмотрела ему в глаза и повернулась спиной, чтобы он мог накинуть плащ ей на плечи. Он снова, как тогда, почувствовал ее аромат и закрыл глаза, будто от страшной боли.

– Вы не поцелуете меня? – прошептала она, не поворачиваясь.

Он отдернул руки.

– Нет.

Он прошел вперед и распахнул перед ней дверь. Ему необходимо было чем-то занять руки, чтобы не потерять самообладание и не обнять ее, не прижать к себе и не целовать до самого утра.

Он только взглянул в ее глаза – голубые озера. В них можно утонуть безо всякого сожаления.

– Даже если мне очень хочется, чтобы вы это сделали?

– Даже если так.

– Очень хорошо. – Она прошла мимо него и исчезла и темноте дверного проема. – Спокойной ночи, Гарри.

– Спокойной ночи, госпожа.

Он захлопнул дверь и прижался к ней, жадно вдыхая шлейф ее духов.

Потом резко выпрямился и отошел. Всю жизнь он проклинал этот порядок, который позволяет людям глупым и ничтожным смотреть на него как на мелкую сошку. Но теперь это не имело никакого значения.

И он уже не проклинал судьбу.