Прирожденный грешник

Глава двенадцатая

Лола

У моей матери есть поговорка…

Погоня за бабочками приводит вас только к повторяющимся кругам. Представьте, что их не существует, и они вспорхнут обратно в вашу ладонь.

В десять лет я приняла эти слова за чистую монету. Я часами сидела, скрестив ноги, на ярко-зеленых лужайках нашего поместья, широко раскинув руки ладонями вверх.

Ожидание.

Бабочка никогда не садилась мне на руку. Они всегда носились вокруг меня, достаточно близко, чтобы любоваться, но вне пределов досягаемости.

Теперь я понимаю — как и большинство вещей в моей семье — что это было метафорическое предупреждение.

Бабочки совсем как мальчики. Гоняйся за ними, и они улетают. Оставь их в покое, и они придут к тебе.

Ценный урок, который я хотела бы запомнить несколько дней назад. Четыре, если быть точной.

Прошло целых девяносто шесть часов с тех пор, как я видела Сэма и ничего о нем не слышала.

После нашей встречи в переулке он просто исчез — как будто успешное сломление меня означало, что больше не в какие игры играть.

Он выиграл. Я проиграла. Конец истории.

Только это было не так — по крайней мере, для меня.

Последнее слово всегда за мной, но он лишил меня дара речи, а сам ускакал прочь, как какой-нибудь темный рыцарь. Итак, вместо того чтобы притворяться, что его не существует, что я сделала?

Я гналась за бабочкой.

Я стала сталкером. Проезжала мимо его квартиры в любое время ночи, просто чтобы мельком увидеть его. Случайно поинтересовалась его местонахождением в кампусе. И постыдно стояла в переулке перед Лисьей норой, ожидая, когда он снова появится.

Я описала столько кругов, что у меня закружилась голова.

После четырех дней молчания я решила, что пришло время проверить материнский совет Иден Лачи Карреры.

Вот так я и оказалась здесь, в захудалом баре колледжа, за тарелкой начос с каким-то парнем из студенческого братства, который мне даже не нравится.

Полагаю, Алекс, как его там, достаточно мил — дешев, как черт, но мил. Однако меня это не интересует. Даже эти типично американские ямочки на щеках не могут отвлечь мое внимание от мужчины, которому принадлежат мои мысли.

Раньше я жаждала нормальной жизни — шаблонного, пресного существования. Благодаря Сэму и его грязному виду разврата, теперь я жажду восстания. Я жажду раздвинуть границы и испытать свои собственные возможности. Я жду захода солнца, чтобы танцевать в темноте.

Его темноте.

Вздыхая, я бросаю недоеденную лепешку на тарелку и достаю из сумочки бутылку свежей воды. Отвинтив крышку, я медленно пью, чтобы не разговаривать со своим кавалером.

— Ты же знаешь, что у них здесь есть вода, верно?

Прижимая горлышко бутылки к нижней губе, я нерешительно улыбаюсь ему. — У меня есть правило не пить то, что не запечатано. Увидев, как он нахмурил брови, я добавляю: — Девушка никогда не может быть слишком осторожной.

Но она определенно может быть слишком отчаянной — и я надеюсь исправить это сегодня вечером.

Наступает неловкое молчание, пока Алекс лениво крутит телефон по столу. — Итак, какая у тебя специальность?

Это все, что я могу сделать, чтобы не закатить глаза. Вот до чего дошло — светская беседа с картонным заполнителем.

— Пока никакая, — говорю я, выскальзывая из липкой кабинки. — У меня всего несколько недель на первом курсе. Прежде чем он успевает задать еще один банальный вопрос, я поднимаю палец, уже уходя. — Сейчас вернусь. Мне нужно в дамскую комнату.

Конечно, я и близко не собираюсь заходить в дамскую комнату… Еще раз.

Лавируя между поцарапанными столами и барными стульями, я исчезаю в уединенном коридоре к тому, что, как я надеюсь, является задней дверью.

Той, которая ведет в другой темный переулок, может быть…?

Ностальгия — безжалостная сука.

Но прежде чем я успеваю сделать еще один шаг, твердая рука обхватывает мою руку и тащит в нишу.

— Куда, черт возьми, ты собралась?

Стиснув зубы, я вырываю руку из когтистой хватки ЭрДжея и разворачиваюсь, готовая плюнуть огнем. — Наружу.

— Я так не думаю.

Если мне придется иметь дело еще с одним мужским самолюбием…

— Неужели у тебя нет занятий получше, чем нянчиться со мной?

Ты не то говоришь, Лола.

Даже находясь в тени, я вижу, как крепко сжаты его челюсти и предупреждение в ониксовых глазах. — Да, мне нравится руководить этой чертовой операцией на Восточном побережье для твоего брата. К сожалению, маленькая chaparrita решила поплавать с акулами и была укушена.

Я вздрагиваю от резкого обвинения в его тоне. ЭрДжей Харкорт настолько эффективен, насколько это возможно. Он не верит в пустую трату времени или ресурсов на выполнение рутинных задач или…

Погоня за бабочками.

Я скрещиваю руки на груди. — Это нечестно.

— Жизнь несправедлива, Лола. Если бы это было… Его голос замолкает, оставляя остальное невысказанным.

Оставлено для неоднозначного толкования.

Только он забывает, как хорошо я его знаю. Как я вижу сквозь этот его железный фасад всю скрытую правду.

Если бы это было так, Санти был бы здесь с тобой, пока я командовал, думаю я, молча завершая его смелую самонадеянность для себя.

Я знаю, что он предан моему брату, но между ними всегда существовало невысказанное, подспудное соперничество. ЭрДжей на год старше, и после детства, полного смертей и потерь, он гораздо более ориентирован на улицу. В то время как Санти может похвастаться правом первородства и скрытностью, ЭрДжей делает ставку на выживание и мускулы.

Они — дремлющий вулкан, ожидающий подходящей бури. Мужчины Карреры жаждут власти, а не рабства. Я беспокоюсь о том, что произойдет, когда они неизбежно столкнутся.

Кстати, о вулканах…

— Разве тебе не следует пойти на свидание самому? — Спрашиваю я с заговорщической улыбкой.

— Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать?

Раздраженно вздохнув, я прислоняюсь к стене. — Не пытайся разыгрывать передо мной невинность, ЭрДжей. У меня это получается лучше, чем у тебя. Наверное, мне следовало бы отказаться от этого, чтобы больше не размахивать красными флажками, но я этого не делаю. — Ты точно знаешь, о чем, или мне следует сказать, о ком я говорю. Длинные, вьющиеся, каштановые волосы? Ноги, как у балерины? Сиськи размером с…

Он зажимает мне рот рукой. — Хватит.

Я улыбаюсь в его ладонь, вспоминая его одержимость телефоном прошлой ночью и зная, кто, скорее всего, был на другой линии. Та самая женщина, с которой он уже несколько недель встречается в темных углах.

— Кто она? — Бормочу я в его ладонь.

— Никто.

Я приподнимаю бровь, мои слова все еще звучат приглушенно, когда я возражаю: — Для меня это не был никто.

Он прижимается сильнее, расплющивая мои губы. — Ты ничего не знаешь, Лола. Ты поняла меня?

В ответ я смотрю на руку, все еще прижимающуюся к моему лицу, и жду.

Издав грубое рычание, он отстраняется и засовывает в карман.

— Да, — отвечаю я ему, радуясь, что не у одного в этой семье есть секреты. — Я держу тебя. То, чего Санти не знает, не причинит ему вреда. Ты понял меня?

ЭрДжей неохотно подтверждает это.

— Хорошо. Я киваю. — Теперь, когда это решено, как насчет того, чтобы вернуться в Ньюарк?

— И что делать?

— Скажи моему брату, что я рано ушла со свидания и теперь нахожусь в целости и сохранности и одна в своей квартире.

Теперь его очередь приподнимать бровь. — И ты думаешь, он купится на это дерьмо?

— Если это ты будешь разгребать? Да.

Я почти слышу, как чаши весов качаются взад-вперед в его голове. Это азартная игра, требующая большого доверия. Два незнакомых слова, когда речь заходит о мужчинах Каррера.

Наконец, ЭрДжей резко выдыхает. — После этого ты отправишься прямо домой?

Верно. Несмотря на то, что он хочет, чтобы я думала, что он соглашается, мы оба знаем, что он все равно поедет за мной домой. Этот человек скрытен, но не склонен к самоубийству.

Как и несколько дней назад в клубе, я отдаю ему шутливое приветствие. — Честь скаута.

Он качает головой. — От тебя одни неприятности, Каррера.

— Нужно знать человека, Харкорт.

Проводя одной рукой по своим коротко подстриженным темным волосам, он взъерошивает мои другой. — В один прекрасный день ты пойдешь искать это не в том месте, и вместо того, чтобы создавать проблемы, ты окажешься по уши в них.

— Должным образом принято к сведению, — говорю я, слегка улыбаясь ему. У меня нет желания испытывать судьбу, поэтому, быстро похлопав его по груди, я быстро возвращаюсь к столу.

Алекс поднимает взгляд, его лоб морщится, когда я проскальзываю обратно в кабинку. — Все в порядке?

— В порядке, — говорю я, отмахиваясь рукой, как будто и не отсутствовала больше пятнадцати минут. — Длинная очередь. Ты же знаешь, как это бывает.

Судя по выражению его лица, он так не считает, но, впрочем, как и я. Я просто пытаюсь удержать его от вопросов, ответы на которые ему не нужны.

— Итак, Мария, что ты скажешь, если мы…?

— Я действительно устала, — выпаливаю я, дополняя заявление преувеличенным зевком. — Ты не против отвезти меня домой?

— Мы здесь меньше получаса.

Я слабо улыбаюсь. Да, и мои шансы поймать бабочку на данный момент ничтожны. Похоже, мудрый совет моей матери неприменим к некоему бунтарю без совести.

Я бы зря потратила наше время, если бы притворялась, что это не так.

— Прости. У меня внезапно очень сильно разболелась голова. Я наклоняю голову, пытаясь выглядеть виноватой. — Приглашаю в другой раз?

Он недовольно вытаскивает из бумажника двадцатидолларовую купюру и швыряет ее на стол лицевой стороной вниз.

Значит, нас двое.

Что-то действительно болит, но это определенно не моя голова.

Это было огромной ошибкой.

Я едва успеваю заметить, как Алекс заезжает на своем синем Prius на парковку возле моего дома. Мне не следовало соглашаться на это свидание.

Я должна была усвоить урок о том, как выходить за рамки, неделю назад.

— Спасибо. Я действительно ценю— Мои слова прерывает пара требовательных губ.

Мои ладони устремляются вперед, к его груди, но как раз перед тем, как я отталкиваю его, насмешливый голос шепчет в моей голове…

Не гоняйся за бабочками — провоцируй их.

Итак, танцуя на очень тонком канате, я совершаю немыслимое.

Я позволила этому случиться.

Поцелуй Алекса-или-как-там-его-зовут — влажный и не вдохновляющий, жалкая замена запретному, которого я не могу перестать жаждать. Жестокое прикосновение мужчины и его пистолета — и то, и другое мне приснилось прошлой ночью в таких ярких подробностях, что я проснулась, покраснев от явной порочности происходящего.

Ничто не сравнится с неуклюжей, торопливой рукой, пытающейся расстегнуть мое платье.

Нет. Это все неправильно.

— Стой! — крикнула я. Отталкивая его, я плюхаюсь на пассажирское сиденье, стирая остатки его небрежного поцелуя тыльной стороной ладони.

— Ну же, детка, — настаивает он, запуская руку в мои длинные волосы и накручивая пряди на пальцы. — Не прикидывайся недотрогой.

Черт, как больно.

— Я и не пытаюсь. — Морщась, я отстраняюсь, но меня дергают через консоль. — Но я также не обольщаюсь на первом свидании.

Или вообще…

— Это не то, что я слышал.

Я смотрю на него снизу вверх, его самодовольное обвинение такое же холодное, как душа моего брата. — Что, черт возьми, ты слышал?

Мой парень наклоняется, его горячее дыхание касается моей щеки. — Все говорят, что ты трахалась с Троем Дэвисом на вечеринке Сэма Колтона.

Эмоции затуманивают рассудок, и я не думаю; я замахиваюсь, и чертовски впечатляющий правый хук попадает ему в подбородок.

— Сукин сын! — орет он, отпуская мои волосы, чтобы прикрыть свое лицо. — Что за черт?

Срань господня, я понятия не имею, что, черт возьми, только что произошло. Как будто клеймо на моем бедре заразило мою кровь ядом. Я опьянена властью и питаюсь ядом, текущим по моим венам.

Может быть, я не так невинна, как все думают.

— Я сейчас выхожу. Я мило улыбаюсь, стеклянное замешательство в его глазах подпитывает мое садистское наслаждение. — И если я услышу хоть слово в кампусе, что между тобой и мной что-то произошло, кроме поцелуя на ночь, твоя футбольная карьера закончится быстрее, чем у Троя. А если учесть, что Трой попал на склад, то и его жизнь тоже. — Между нами все ясно?

Лицо Алекс бледнеет. — Убирайся из моей машины, сумасшедшая сука.

Открывая дверцу со стороны пассажира, я посылаю ему воздушный поцелуй и направляюсь к своей квартире со странной улыбкой на лице.

Может быть, сегодня вечером я и не поймала бабочку, но я уловила запах чего-то гораздо более сильного.

Моя собственная тьма.