Прирожденный грешник

Глава Третья

Сэм

Я чувствую брюнетку, пока она еще кружит, но я недостаточно быстр, чтобы увернуться от удара.

— Привет, — щебечет она, щуря на меня глаза. — Классная вечеринка, да? Нравится квартира. Твои родители, должно быть, при деньгах.

Да, с кучей грязных денег.

— Спасибо, — говорю я сухо, глядя сквозь нее. Руфи, которого Трой подсунул Лоле, должно быть, феноменален не от мира сего. Она уже покачивается на каблуках.

— Хочешь устроить мне экскурсию с гидом?

О, Господи… Она милая, но здесь только одна женщина, от которой мой член становится твердым.

— Может быть, позже, — лгу я.

Трой берет Лолу за руку и ведет ее к открытой стеклянной лестнице. К тому времени, как они поднимаются на второй этаж, она уже повсюду — ее длинные темные волосы падают ей на лицо, когда ее голова перекидывается набок на его плечо; ее платье задирается, обнажая еще больше загорелой кожи.

— Ладно, тогда обязательно найди меня… — Брюнетка замолкает, когда я протискиваюсь мимо нее, словно сам дьявол наступает на пятки моих клетчатых кроссовок Amiri. ТТем временем друзья Лолы провожают ее взглядами снизу, выглядя так же, как и Трой Дэвис.

— Веселись, Мария!

— Не делай ничего такого, чего бы не сделала я!

Подавитесь этими ухмылками, тупые сучки. Она гребаная Каррера. Разве они не знают, что она умнее этого?

Ей даже не следовало быть на моей вечеринке. Ее брат никогда бы этого не позволил, если бы знал, что моя настоящая фамилия Сандерс, а не Колтон. Я взял девичью фамилию своей матери в тот день, когда поступил в Ратгерс. Мы с Лолой оба здесь под ложным предлогом, чтобы защитить себя от войны, которая бушует по всему Восточному побережью.

В этом кампусе проведена невидимая черта. Это та же самая черта, которая разделяет Нью-Джерси и Нью-Йорк, ее семью и мою, правду и ложь… Меня от нее. Мы, блядь, держимся подальше друг от друга, или люди умрут.

Санти Каррера рад обеспечить соблюдение правил для своей младшей сестры, но его сейчас нет рядом, и у меня такое чувство, что она имеет к этому какое-то отношение. Она борется за свою свободу так же сильно, как и я, и это делает ее чертовски неотразимой.

Я направляюсь к лестнице, огонь и лед разливаются по моим венам.

Защити ее.

Отвергни ее.

От этого противоречия у меня разболелась голова.

— Отличная вечеринка, Колтон.

Команда Троя пытается заблокировать мне доступ. Достаточно одного моего взгляда, и они распахиваются, как раздвижные двери в торговом центре.

Киски.

— Было бы еще лучше, если бы не показывался парад придурков.

— О, ты серьезно? — Они обиженно хватаются за грудь, как будто я только что трахнул их мамочек.

Гребаные идиоты.

— Убирайся к черту из моей квартиры, — холодно говорю я.

— Или что? — спрашивает один самоуверенный мудак.

— Или ты не будешь играть в футбол до конца сезона. Я встречаю шокированные выражения на лицах каждого из них по очереди. — Трудно найти свой собственный член, не говоря уже о том, чтобы пробежать десять шагов, с двумя сломанными лодыжками.

Они морщатся.

— Ты больной человек, Колтон.

Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю.

Я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки за раз, и направляюсь прямиком в свою спальню. Я знаю интеллектуальные игры, в которые любят играть провокационные придурки вроде Троя Дэвиса. Между нами нет утраченной любви, и он кончит вдвойне сильнее, зная, что оскверняет еще и мою постель.

Если он уже прикасался к ней…

За дверью — сцена из худшего кошмара каждой студентки колледжа. Лола лежит без сознания на кровати, ее черное мини-платье и туфли на каблуках уже сброшены на пол. Трой стоит над ней со спущенными джинсами на лодыжках.

Он поднимает взгляд и ухмыляется. — Присоединишься к вечеринке, Колтон?

— Согласие — трудное слово для получения от подсознания, парень из братства. Я бросаю взгляд на грудь Лолы в черном нижнем белье и чувствую, как мой собственный член предательски шевелится. — Ты уверен, что она продается?

— А тебе-то что? Злишься, что я покупаю первым?

— Неправильный ответ, придурок. Твое либидо пошло наперекосяк, и остальные из вас вот-вот заплатят. Залезая в задний карман, я достаю серебряный перочинный нож, который сенатор подарил мне на мой восьмой день рождения. Я научился требовать уважения задолго до того, как научился водить машину. Я научился этому на острове, очень далеко от человека, на которого я твердо намерен поработать хотя бы один день, что бы ни говорил по этому поводу мой отчим. Нельзя держать плохое подальше от плохого. Мы притягиваемся друг к другу, как магниты.

Трой опускает взгляд на мою руку, и кровь отливает от его лица. Он одергивает джинсы и пятится от меня, как будто я чертов антихрист.

— Что за черт, Колтон? Если ты так сильно хочешь эту сучку, то можешь взять ее.

— Ты прикасался к ней? Я постукиваю обнаженным лезвием по нижней губе, проходя вглубь комнаты.

Я нахожу ответ в молчании Троя.

Я прижимаю лезвие к губе, пока не чувствую, как что-то горячее и влажное стекает по моему подбородку. — Ты попробовал ее на вкус?

Трой выглядит так, будто вот-вот обделается. — Просто поцелуй, чувак. Клянусь. Я… я не знал, что она твоя девушка.

Чертовски верно. — Разве твоя мама никогда не учила тебя, что воровать нехорошо?

— Лучший друг моей мамы — бутылка водки. Она ни чему…!

— Бедные маленькие богатые мальчики всего мира, объединяйтесь. Я провожу рукой по подбородку, и он становится красным. — Встань на колени.

На его щеке оживает тик. — Ч-что?

Моя нога соприкасается с его бедром, и мрачное удовлетворение наполняет мою душу, когда он с грохотом падает на пол. Склонившись над ним, я беру его челюсть между пальцами, пока он съеживается. — Ты облажался, Трой Дэвис. Другой рукой я прижимаю лезвие к нервному изгибу его горла. — Ты только что посягнул на мою собственность, и это дерьмо имеет последствия … Подними рубашку.

Он замирает. — Ни за что.

— Я сказал, подними свою гребаную рубашку.

Дрожащая рука протягивается и задирает его белое поло "Монклер". — Что за черт, Колтон? — Снова говорит он слабым голосом. — Ты теперь педик?-

— Нет, Трой. Я — твоя конечная цель. Передумав в последнюю секунду, я убираю нож от его горла и глубоко вонзаю его в паутину мышц над коленной чашечкой, выкручиваясь на ходу, перерезая пару сухожилий и все его надежды и мечты. Не обращайте внимания на сезон на скамейке запасных; я просто взял и загубил многообещающую футбольную карьеру в возрасте двадцати лет.

Однако я ничего не чувствую по этому поводу. Никакой вины. Никакого сожаления.

Мило. Черт. Все.

Я говорил вам, что готов к высшей лиге, сенатор.

Трой кричит, и я закрываю ему рот рукой. — Вдохни боль, — приказываю я, приближая свое лицо к его. — Вдыхай это до тех пор, пока не почувствуешь, что твои легкие вот-вот взорвутся, потому что это лишь малая часть того, что почувствовала бы "Мария" завтра утром, если бы я не появился вовремя. Одарив его ухмылкой, я вытаскиваю нож, вызвав еще один приглушенный крик. — На твоем месте, Трой Дэвис, я бы добрался до больницы в ближайшие двадцать минут. Ты попал в серьезную аварию… Может, в следующий раз тебе не стоит так много пить. Ты понял меня?

Он кивает, его глаза остекленели от боли. Послушный, как ребенок.

Может быть, он знает правду обо мне. Может быть, он слышал о репутации сенатора.

Убрав руку, я вытираю его слюну о его рубашку поло.

— Иди.… Убирайся отсюда.

— Я… я не могу пошевелиться. Он начинает плакать, сопли текут по его лицу, как хорошо оттраханная киска.

Это слезы облегчения или боли? Возможно, это осознание того, что он больше никогда не забьет тачдаун. В любом случае, я сомневаюсь, что он подсыплет руфи в напиток другой цыпочки по эту сторону никогда.

— Тогда ползи, придурок. Я досчитаю до десяти, а потом приставлю свой нож к твоему другому колену.

— Черт! Черт! Ладно! Он начинает тащить свое истекающее кровью тело к двери, но мое внимание уже переключилось на нее.

Это все связано с ней.

Я не могу перестать пялиться.

Оказывается, мне не хватало настоящего шедевра под ее одеждой.

Я хочу ее.

Я чертовски хочу ее.

Мой взгляд опускается на мягкий холмик, едва скрытый под черным кружевом. Держу пари, на вкус она как персики со сливками…

Внезапно она стонет, ее голова склоняется набок — волосы рассыпаются, как темные водоросли, по безупречному берегу ее щеки.

Сосредоточься, Сэм. Сосредоточься.

Она дочь врага. Это Мексика против Колумбии. Это прошлое против нашего настоящего. Дело в том, что ее отец, Валентин Каррера, много лет назад дал клятву принести смерть и разрушение картелю Сантьяго, организации, в которой мой отчим настолько окопался, что даже его дерьмо воняет Южной Америкой.

Есть вражда, а еще есть это — война, настолько опасная, что убивает людей на семь степеней разделения.

Она должна была стать моим путем в организацию Сантьяго. Немного запутать ее. Поиметь ее сердце. Заставить всех обратить внимание… Правда в том, что я устал играть с деревянными пистолетами в безопасных деревянных домах и быть вынужденным пребывать в состоянии мира и умиротворения, когда моя черная душа вопиет об анархии. Мой отчим утверждает, что эта война — борьба родителей. Что их грехи должны освободить следующее поколение от кровопролития.

К черту это.

Не так давно он руководил нью-йоркским андеграундом от имени Сантьяго. Теперь мне нужен фрагмент его прежнего поступка, и Сантьяго, мой крестный отец, именно тот человек, который даст мне это.

Проводя острием ножа по безупречным равнинам живота Лолы, я провожу по изгибу ее тазовой кости вплоть до черной каймы трусиков. Она снова стонет и невнятно произносит какое-то слово, но ее глаза так и не открываются.

Мои губы подергиваются, когда у меня зарождается идея. Кончик лезвия оставляет шокирующе белую вмятину, прежде чем распускается первый малиновый бутон.

После этого я быстро работаю — мастер своего порочного искусства — помечая безупречную кожу слева от ее тазовой кости одной буквой шириной в пару дюймов и достаточно глубокой, чтобы остался шрам.

Это мой инициал.

Это для Сантьяго.

Вставая с кровати, я восхищаюсь делом своих рук. То, что я с ней сделал, намного хуже того, что когда-либо мог сделать Трой Дэвис. Я трахался с ее телом, а завтра это письмо будет трахать ее разум.

Я наконец-то объявил о своем намерении участвовать в этой войне, но что лучше всего?

Я сделал Лолу Карреру своей.