Призывающий ветер

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Она исчезла.

Митч поморгал глазами, потряс головой и снова поморгал. Взгляд его яростно обыскивал покрытую туманом бухту, рассудок отказывался верить.

— Она не могла уплыть, — пробормотал он.

Но она уплыла.

Митч беззаботно спускался к бухте, продумывая по пути обманный ход. Он пошлет бедную, ничего не подозревающую Лейси Феррис в дом за забытым пиджаком. И пока она будет его искать, снимется с якоря и уплывет.

И вот теперь... Теперь вдруг обнаружилось, что уплыла она сама. Не веря своим глазам, он ошеломленно оглядывался. Провел пальцами по волосам, пнул корягу, и ужасное подозрение закралось ему в голову. Что, если Уоррен подстроил ловушку?

Но Митч быстро отказался от своего подозрения. Уоррену Феррису нет смысла устраивать ему ловушку, бросать на острове. В бизнесе и на войне все средства хороши. Но у них нет общего бизнеса, кроме ранчо Бар-Эф. И если старик передумал, то мог просто сказать, что не хочет его продавать.

Но тогда почему?..

Он мысленно представил себе Лейси Феррис с ее упрямым подбородком, мальчишеской улыбкой и непокорными рыжими волосами. Он вспомнил, как она перелетала с одного камня на другой, все время разговаривая и жестикулируя, и то и дело бросала на него испытующий взгляд своих бездонных зеленых глаз.

— Понимаете? — спрашивала она у него. — Я хочу быть уверенной, что вы понимаете. Завтра вам все придется делать самому. — Так она ему говорила. И он чувствовал себя чертовски виноватым. Конечно, она не могла знать...

Неужели могла?

Неужели?..

Нет. Конечно, нет. Может быть, это зрение сыграло с ним шутку, спрятав сорокафутовую мачту. Нет, это не зрение, это фантазия у него разыгралась. Ничего странного, туман такой густой...

Он быстро обежал глазами бухту вдоль и поперек, потом внимательно осмотрел берег. Может статься, она просто спряталась за деревом, готовая в любой момент выскочить и посмеяться над ним.

Но нет. Она не появлялась. Волны бились о скалы. Над головой у него кружила чайка. Издали доносился рев противотуманной сирены. Но Лейси как в воду канула.

Что происходит? Почему она это сделала? Неужели знала, что он согласился бросить ее на острове?

Он почувствовал еще один, совсем короткий, но неприятный укол вины и чертыхнулся, стараясь его заглушить.

Она не могла знать. Безусловно, Уоррен не обронил даже намека, а другого способа узнать у нее не было.

Или был?

Смутные подозрения уже начали шевелиться у него в мозгу.

— Лейси! — заорал он. Никакого ответа.

Митч осмотрел несколько акров скал, окруженных океаном, сосны, березы и уставился на едва видимые сквозь туман колечки дыма, поднимавшиеся из трубы дома за холмом, нещадно продуваемого ветром.

— Лей-си!

Туман душил его голос, вечный шум прибоя заглушал его.

Да и не было поблизости никого, кто бы услышал его бессильные вопли. Она сбежала. Ничего не поделаешь. Такова реальность. И он скрипнул зубами. Пальцы сжались в кулаки.

— Маленькая бестия! Ведьма! Проклятие, она бросила меня здесь!

Ярость захлестнула Митча, когда он вдобавок сообразил, что она уплыла на его собственной яхте.

— Она украла мой парусник! — прорычал он.

Все, что он говорил потом, не было предназначено ни для чьих ушей, кроме его собственных. Он перечислял, что он сделает с ней. Убийство, расчленение и долгая, медленная смерть — даже в совокупности этого мало для такой особы, как Лейси Феррис.

Откуда она узнала?

Кто постарался, чтобы она узнала? Сейчас-то уже очевидно, что она знала и переиграла его!

Попадись ему в руки этот доносчик, мокрого места от него не останется. Выражение ее лица, когда она показывала ему, как пользоваться плитой, снова, поддразнивая, всплыло перед ним.

И подумать только, он чувствовал себя виноватым за то, что собирался сделать с ней. Сейчас он не испытывал бы вины, даже если бы собственными руками скрутил ее очаровательную шейку!

Глаза его сузились, ногти впились в ладонь, он смотрел в непроницаемый туман и бормотал:

— Ну, Лейси Феррис, попадешься ты мне!

Люди не разыгрывали с Митчем Да Сильвой такие шутки. Не разыгрывали, если дорожили собственной шкурой.

Митч Да Сильва не привык смирять свою ярость и тем более не умел этого делать с приятной улыбкой. Главное, что его отличало, — это упорство в осуществлении своих планов и чувство собственного достоинства. Человек дела, он не умел отдыхать просто ради отдыха.

Хотя он и любил расслабиться, но только так, чтобы отдых был активным. И еще он любил сам распоряжаться собой и своим временем. Терпеть не мог, когда правила игры навязывал ему кто-то другой. Мысль о том, что по воле Лейси Феррис он проведет на острове Гнездо Буревестника целую неделю, доводила его до исступления.

Он обрушил свою ярость на рубку дров.

Недавний шторм повалил недалеко от дома несколько дряхлых деревьев. Избавленный от необходимости разряжать свою злость на здоровом дереве, он стал рубить поваленные. Чурбаки должны были подходить по размеру для плиты. Разделка чурбака на поленья всякий раз символизировала отсекновение головы Лейси Феррис.

Он махал топором, рубил и колол. Он взмок и чуть ли не дымился от пота. Ладони покрылись волдырями от топорища, скользившего в руках. Время от времени неодолимая сила тянула его на вершину холма, и он в очередной раз изучал бухту, где совсем недавно стояла «Эсперанса».

Но «Эсперансы» там не было. Только туман. Сначала он поднялся, а потом снова опустился на бухту и, словно одеялом, накрыл остров влажными хлопьями.

Он хмурился, и возвращался к бревну, и принимался колоть с обновленной яростью. Колол, не замечая, что густой туман так пропитал его рубашку, что она прилипла к спине, что волдыри на ладонях уже стали кровавыми. То и дело отбрасывая с глаз вьющуюся прядь, взмахивал топором и с остервенением опускал его на бревно.

Утро перешло в полдень, но ничего не изменилось. Ни погода, ни настроение Митча не улучшались.

Зато, к его удивлению, появилась Лейси Феррис.

В тот момент, когда он опустил топор на последний чурбак, какая-то веточка чуть запоздалым эхом треснула за его спиной. Он оглянулся... и вытаращил глаза.

Лейси стояла совсем близко, на склоне противоположного холма. Митч ждал, что она начнет с триумфом хлопать в ладоши или покажет ему нос.

Но ничего такого она не сделала. Просто стояла с мокрым и грязным Джетро на руках. Румяное ее лицо так побледнело, что веснушки были видны даже на расстоянии десяти ярдов. Непослушные мокрые локоны облепили голову.

Вид у нее был осунувшийся и какой-то побитый. Митч испытал чувство примитивного удовлетворения: именно такой он хотел бы ее видеть.

Вот так-то. Пусть знает свое место, нечего гонор проявлять. Очевидно, она одумалась. Лучше поздно, чем никогда.

Он ждал, что она заговорит. Но Лейси, даже не взглянув на него, опустила кота на землю, сбежала с холма и, проскользнув мимо него, поднялась по ступенькам и вошла в дом. Дверь с грохотом закрылась за ней.

Митч с раздражением смотрел ей вслед. Значит, он даже не услышит извинений? Он воткнул топор в недоколотое бревно и, последовав за ней, рывком распахнул дверь дома.

Она стояла лицом к огню, спиной к нему, ссутулившись, стуча зубами и потирая руки. Он понял, что она пытается согреться.

— Приятное было плавание? — Он даже и не старался скрыть своего сарказма. Черт подери, она заслуживает гораздо большего.

На ответ он не рассчитывал. Но Лейси медленно обернулась и бросила через плечо:

— Бывали и лучше.

Она подошла ближе к огню и снова уставилась на пламя. Митч раздраженно сказал ей в спину:

— По крайней мере у вас хватило ума вернуться. Где вас носило? Что за дурацкую игру вы затеяли? Что за надувательство?

Спина ее вздрогнула, она резко повернулась к нему.

— Мне? Мне взбрело в голову надувательство?!

Лейси не могла поверить своим ушам. Проклятие, из-за его подлой сделки она чуть не утонула, а он стоит и смотрит на нее так, будто воображает себя рыцарем без страха и упрека.

— Святая невинность! А как насчет фала? Ох, черт, — передразнила она его интонации. — Вроде бы я упустил фал, чтобы он взлетел на верхушку мачты. Думаю, нам придется остаться здесь на ночь.

— Фал и вправду был на верхушке мачты, — после секундного замешательства подтвердил он.

— Привязанный к леске.

— Ну и что? — Он помрачнел и сунул кулаки в карманы.

— А то, что не говорите мне о надувательстве, Митчелл Да Сильва. Я знаю о вашем подлом надувательстве. Вашем и дяди Уоррена!

— Моем и Уоррена? — Он вытаращил глаза.

— Я была в тот вечер в доме. Я все слышала! И видела вас, слышала, как вы обговариваете свой коварный мелкий заговор. В тот вечер. В библиотеке.

Он нахмурился, но не стал отрицать.

— Вы были там? Где?

— В холле, — раздраженно буркнула Лейси. — Подслушивала через замочную скважину.

— Шпионили. — Митч надменно улыбнулся.

— Защищала себя! Я знала, что дядя Уоррен что-то задумал. Только не знала, что. Но никогда не думала, что он дойдет до похищения.

— Это не похищение.

— Объясните это полиции.

— Ох, ради Бога. Только ради чего вмешивать сюда полицию? Ради того, что дядя решил защитить вас?

— Защитить меня, бросив на острове? — Теперь уже Лейси вытаращила на него глаза.

— Он заботится о вас. Не хочет, чтобы вы связались с человеком, у которого дурная слава.

— Интересно, что бы он ответил, если бы узнал, кто этот человек с дурной славой.

— У вас, надо полагать, не дурная слава? — Она высокомерно оглядела его. Принадлежа к семье Феррис, она имела право высокомерно смотреть на мир и наконец-то решила им воспользоваться — вполне, надо сказать, к месту.

Лейси заметила, как у него сжались в карманах кулаки. На скулах вспыхнул темный румянец.

— Вы чертовски правы! У меня не дурная слава. И, клянусь, моя милая, я не женился бы на вас за все ваше состояние!

— А я бы не вышла за вас замуж, будь вы единственным на свете мужчиной!

— Тогда радуйтесь — я никогда не сделаю вам предложение! — рявкнул Митч.

— Я ликую! — огрызнулась в ответ Лейси. Они стояли друг против друга, Тяжело дыша и сверкая глазами. Лейси услышала, как за ее спиной перекатились и затрещали поленья. Она повернулась к огню, предпочитая смотреть на пламя, а не на жесткое лицо Митча Да Сильвы.

— Если вы знали, — минуту спустя спросил он, — почему же поехали?

— Собиралась преподать вам урок, — буркнула Лейси.

Наступило молчание. Потом мрачный голос за ее спиной сказал:

— Считайте, что уже преподали. Мы возвращаемся, как только поднимется туман.

— Это невозможно, — спокойно возразила Лейси.

— Почему? — Митч остановился на полпути к двери.

— Яхта утонула.

— Что?!

Лейси понимала, что вопрос явно риторический. Тем не менее повторила свои слова и с вызовом вздернула подбородок.

— Вы... утопили... мою... яхту? — Слова падали как камни. Застыв, Митч Да Сильва уставился на нее, и краски медленно сходили с его лица. Пальцы вцепились в притолоку двери. Глаза горели нехорошим огнем.

— Вы собирались украсть меня! Я могла там погибнуть!

— Жаль, что не погибли.

— Нет, постойте...

— Нет, это вы постойте. Вы украли мою яхту!

— Украла?! — взвилась Лейси.

— Украли! — непреклонным тоном подтвердил Митч.

— Я одолжила вашу драгоценную яхту. Из жалости к вам я собиралась оставить ее в Бутбее! Дядя Уоррен снял бы вас с острова, и вы бы нашли ее на прежнем месте.

— Но вместо этого вы?.. — саркастически протянул он, ожидая, что она сама закончит фразу. Конечно же, признанием в содеянной подлости.

— ... пошла вокруг острова Паркера, — упавшим голосом проговорила Лейси.

Митч закрыл глаза. Губы скривились в беззвучном непечатном слове. Лейси вздрогнула. В ушах у нее снова раздался ужасный скрежет скал по днищу «Эсперансы» и треск корпуса.

— Я не хотела этого! — с жаром воскликнула она. — Вы так себя ведете, будто я сделала это нарочно! И кроме того, это ваша вина, — упрямо повторила Лейси. — Если бы вы...

— Заткнитесь. — Голос у Митча был холодный и жесткий, отметающий все протесты. — Только заткнитесь. Я не хочу разговаривать с вами. Не хочу слушать вас.

Она открыла рот, но он не дал ей ничего сказать.

— Вы щенок, Лейси Феррис. Испорченная, отвратительная, надоедливая дрянь. Вы заслуживаете всех гадостей, какие с вами случаются. Как ваши родственнички говорили, так оно и есть: вы заноза у них в заднице.

Он не вернулся. Ну и слава Богу. Если бы он дал ей такую возможность, Лейси сказала бы, что сожалеет о случившемся. В самом деле, гибель «Эсперансы» не доставила ей никакого удовольствия. А если откровенно, то даже наоборот.

«Эсперанса» была красивой яхтой, с хорошим ходом, ухоженная и легкая в управлении. Словно чистокровная лошадь, она отзывалась на легчайшее прикосновение. Да, такой она была, пока не наскочила на рифы с правой стороны пролива.

А сейчас «Эсперанса» превратилась в груду обломков, и, наверно, навсегда. Теперь-то они, даже вдвоем, не смогут добраться на ней до Бутбея. Лейси пришлось преодолеть весь путь с острова Паркера в шлюпке. Но в шлюпке им никогда не добраться до большой земли, это слишком далеко.

Теперь все трое, она, Джетро и Митч Да Сильва, должны торчать здесь до тех пор, пока дядя Уоррен не сообразит спасти их. Или, с надеждой подумала она, может быть, местные рыбаки найдут обломки «Эсперансы» и отправятся искать оставшихся в живых.

На беду, регулярный маршрут через пролив между островами Паркера и Блюберри не проходит. Люди обычно пользуются более удобными путями по берегу, а там уже прибегают к коротким маршрутам между населенными островами и побережьем. Как правило, на таких маршрутах ходят паромы. И омаров в здешних водах здесь почти не ловят, так что рассчитывать на дружескую помощь рыбаков не приходится.

Короче, если их в ближайшее время снимут с острова, значит, им колоссально повезет. И Лейси это понимала.

— Да, плохи дела. — Лейси, как ни прикидывала, нашла лишь один плюс в своей ситуации: у Митча Да Сильвы появится возможность открыть несколько простых истин и поделиться ими с дядей Уорреном. Побыв с ней на острове, вряд ли он останется при мнении, что она надоедливая дрянь.

Очнувшись от своих мыслей, Лейси поймала себя на том, что все еще потирает руки, пытаясь унять дрожь. Несмотря на все усилия и жаркий огонь, ей не стало теплее. Поначалу, когда она только ступила на остров, холод ее не донимал — видимо, от возбуждения. А сейчас зубы выбивали дробь и вся она окоченела. Еще бы, вдруг сообразила она, ведь джинсы и куртка вымокли насквозь.

Счастье еще, что сама осталась цела. Ей пришлось бросить «Эсперансу», перебраться в шлюпку и фактически вслепую грести больше мили в неспокойной воде. Конечно же, только молитва и рука Господня помогли ей благополучно вернуться в Гнездо Буревестника. Без их помощи она бы нашла свой конец в море, за милю отсюда.

От этой мысли дрожь стала сильнее. Да еще мокрая одежда облепляла ее, не позволяя согреться. Надо поскорей переодеться. А все этот Митч Да Сильва, будь он неладен, — ворвался в дом и не дал ей времени даже одежду сменить.

И она начала рыться в шкафу, выбирая что поновее и потеплее из тех свитеров, какие много лет подряд оставляли здесь она и ее кузены. Лучше всего подойдет тяжелый шерстяной свитер, правда, она в нем утонет, но сейчас не такое время, чтобы привередничать.

Лейси сняла мокрый лифчик и надела одну из теплых маек, а поверх натянула свитер. Потом стащила джинсы и трусики, повесила их на спинку стула и придвинула его к огню.

В просторном, болтавшемся чуть не до колен свитере со свисающими рукавами она неуклюже копалась в ящике, просматривая довольно потрепанное содержимое. Наконец остановила свой выбор на изрядно поношенных вельветовых брюках, принадлежавших кузену Фреду в те достопамятные времена, когда он еще не обзавелся брюшком. Пришлось закатать их внизу и затянуть в поясе, но по крайней мере в них можно согреться.

На ноги Лейси натянула шерстяные носки, но ничего не нашла взамен мокрых парусиновых туфель на толстой подошве. Впрочем, туфли в этот момент занимали ее меньше всего. Быстро окинув взглядом комнату, она поняла, что самой большой проблемой будет кровать. Прошлой ночью, когда встал вопрос о ночлеге, она вызвалась спать на яхте. Нынешней ночью яхты не будет.

На подушке еще виднелась вмятина там, где лежала голова Митча Да Сильвы. Лейси моментально отвела глаза. Она не хотела думать о Митче Да Сильве, тем более в связи с кроватями, вернее, что еще хуже, в связи с одной-единственной кроватью.

Может быть, он не вернется.

Как бы не так, с издевкой сказала она себе. И куда, ты надеешься, он денется?

Но проходил час за часом, а он не возвращался. Лейси начала недоумевать.

В середине сентября солнце заходит примерно в половине седьмого. В шесть тридцать Митч еще не вернулся. В семь тридцать Лейси высунула голову за дверь и уперлась в стену тумана и темноты.

— Только Митч Да Сильва способен быть таким упрямым, — сказала она Джетро, — с него станется проторчать в такую ночь на холоде. — И Лейси снова вернулась в тепло.

Может, он хочет, чтобы она почувствовала себя виноватой?

Наверно.

Удалось ли это ему? Еще бы.

Он не вернулся и в полдевятого, и Лейси, вздохнув, сунула ноги в парусиновые туфли, натянула теплую куртку и пошла посмотреть.

Почти в полной темноте взбиралась она по тропинке и карабкалась на скалы, и только многолетнее лазание по каменистым холмам спасало ее от падения и ушибов. Побережье острова Лейси знала как свои пять пальцев, инстинктивно угадывая, куда поставить ногу, где можно пройти.

Сначала она проверила сторону острова, обращенную к морю. Там было несколько пещер. Он мог отсиживаться в одной из них. Пройдя несколько ярдов, она останавливалась, прислушивалась и окликала его. Никакого ответа.

Потом она обследовала северную сторону острова, звала и прислушивалась. Наконец взобралась по узкой тропинке на вершину утеса, а потом спустилась вниз к дому. У нее теплилась слабая надежда, что он ждет ее у огня. Увы, дом был пуст.

Очевидно, он спустился в бухту, надумал проверить, не соврала ли она ему насчет яхты. Хотя вряд ли. Ведь ясно было, что она сказала правду. Но Лейси решила осмотреть и бухту.

— Митч! Да Сильва, где вы? — Как ей хотелось, чтобы в голосе не слышалась дрожь! Но чем больше она ходила, тем тревожнее ей становилось. А вдруг он упал, разбил голову, лежит без сознания? И она заспешила вниз.

В темноте ушло почти полчаса, пока она спустилась чуть ли не до самого берега, и тут наконец услышала ответ:

— Сюда. Я здесь. — Голос звучал ворчливо и сердито, но были в нем и еще какие-то нотки, в которых прямо так, с ходу, Лейси не разобралась.

Она почувствовала огромное облегчение.

— Где «здесь»?

Лейси стояла на небольшой площадке, с которой было видно обрывистую тропинку, ведущую к бухте. По звуку ей казалось, что он где-то внизу, но полной уверенности не было. Она знала, теперь уже на всю жизнь, какие трюки со звуком устраивает туман.

— Здесь, внизу. Только не идите по этой проклятой тропинке. Она осыпалась, и я упал.

— Вы ушиблись?

— Ну что вы! Я лежу здесь ради укрепления здоровья. Ночные ванны в тумане и при десяти градусах — предел моих мечтаний.

Надо притвориться тупой и не замечать этого его несносного сарказма.

Лейси стиснула зубы. Будь он проклят.

— Прекрасно. Тогда наслаждайтесь и дальше. — Круто повернувшись, она направилась к дому.

— Проклятие! Феррис! Вернитесь! — Теперь уж никаких сомнений насчет его интонаций быть не могло. Голос прерывался от ярости.

— Да, но вы сказали...

— Я сказал — вернитесь, черт вас подери, и помогите мне.

— Помочь?

Митч Да Сильва просит помощи? Помощи у нее?

— Я вывихнул лодыжку.

— И это все?

— Вам мало? Я не могу выбраться на тропинку. Не могу ступить на ногу.

— Гм... я хотела спросить... вы уверены, что не сломали ногу?

— Не знаю. Не думаю. Просто не могу стоять. Не могу подняться. И до смерти замерз, — пробормотал он так тихо, что она еле расслышала.

— Надо было вернуться до наступления темноты, — буркнула Лейси. — Тогда бы вы не упали.

— До наступления темноты меня здесь не было. Я прогулялся к острову Паркера, чтобы посмотреть на парусник.

— Ох... — Лейси осеклась.

Наступило долгое молчание. Но без слов было ясно, что думает Митч Да Сильва о состоянии своей яхты. Лейси с содроганием представила себе путь до острова Паркера, а особенно назад, представила ужасный туман и в довершение всего вспомнила, что Митч незнаком со здешней акваторией.

— Какого черта вас понесло туда, — проворчала она, спускаясь По тропинке в направлении голоса. — Вы могли утонуть.

— Уверен, сердце у вас разбилось бы от горя.

Лейси крепко сжала губы и дальше пробиралась уже в молчании. Немного спустя, заглядывая вниз, туда, где в темноте обрывалась тропинка, она проговорила:

— Я бы чувствовала себя виноватой.

— И вполне обоснованно.

— Только незачем взваливать все на меня! — запротестовала она. — Кто собирался бросить меня на острове?

— Лучше заткнитесь, Феррис, — мрачно буркнул Митч, — и дайте мне руку.

— Руки мало, — засомневалась она.

— Дайте руку, и этого хватит.

— Но ...

— Прекратите вы наконец ваши чертовы «но»? Лучше ложитесь на тропинку и протяните мне свою благословенную руку.

— Вы сташите меня вниз и ...

— ... и тогда мы умрем вместе. А виноват во всем будет старина Феррис, ваш дорогой дядя Уоррен, — иронически закончил за нее Митч. — Да плевать мне, чья это вина! Феррис, если сию минуту вы мне не дадите руку, то потом будете всю жизнь казниться.

Лейси не сомневалась, что будет.

Обреченно вздохнув, она легла на тропинку, зацепилась ногами за вылезавший наружу корень сосны и повисла, держась рукой, словно якорем, за куст. Другую руку она протянула вниз, и в тот же момент Митч впился в нее сильной, цепкой хваткой.

— Тяните, — скомандовал он.

И Лейси тянула. У нее было такое чувство, будто руку вырывают из плеча. Все мышцы напряглись, локоть обдирало о край тропинки. Но пока она лишь слышала, как он карабкался и ругался, как падали камни и трещали ветки.

И вот наконец показалось его плечо, а рука ухватилась за ее куртку, дернув вперед. Закусив от напряжения губу, изгибаясь всем телом, Лейси кое-как удержалась от того, чтобы не свалиться. Весь подбородок был у нее в грязи.

— Тяните, — снова услышала она бормотание Митча и, сделав последний сильный рывок, почувствовала в награду, как липкая колючая щека ткнулась ей в лицо, обдав горячим дыханием.

Митч с кряхтением перекатился на тропинку и тяжело откинулся на спину. Лунного света явно не хватало, чтобы разглядеть его черты. Закрыв глаза рукой, он лежал, тяжело отдуваясь.

— Ну вот, теперь у дорогого друга, у вашего дяди Уоррена, в Судный день будет на один проступок меньше. Мы живы, — отдышавшись, проговорил он.

— Пока, — уточнила Лейси.

В самом деле, радоваться еще рано. Пробираясь по тропинке к дому, они могут на каждом шагу сорваться. Дорога на острове Гнездо Буревестника рассчитана лишь на движение цепочкой по одному. А Митч и впрямь не шутил, когда сказал, что не может встать на ногу. Лейси не представляла себе, как втащит его на холм, а потом спустится в ложбину, где стоит дом. Это потребует от нее неимоверных усилий.

Но все равно она и вообразить не могла, какого еще рода трудности ей предстоят, пока не встала на ноги и не протянула ему руку, помогая подняться. Очутившись рядом, бок о бок с ним, она тут же вспомнила его сходство с гепардом, которое обнаружила еще тогда, при первом взгляде на Митча Да Сильву.

Это на нее так действует темнота и жаркое его дыхание, обжигающее холодную кожу, успокоила она себя. А еще сила хватки, с какой он сжал ей руку. А еще скрытые нотки опасности в голосе и внезапная мысль о том, что Митч Да Сильва и есть тот человек, которому дядя поручил похитить ее.

Но когда он навалился на ее плечи и навис над ней, ощущение мускулистого мужского тела, прижатого к ее спине, оттеснило образ гепарда. Все заслонил собой другой образ, еще более опасный, — образ Митча Да Сильвы как мужчины.

Ну вот, у меня началась темная полоса жизни, мысленно вздохнула Лейси.

— Пошли, — мрачно бросила она и сделала первый шаг. — Как-нибудь доберемся, главное — не спешить.

— Да уж, ничего другого не остается, — пророкотал Митч у ее уха.

Низкий тембр его голоса, щекотавшего ей кожу, снова вызвал в ней дрожь волнения.

Очень осторожно, шаг за шагом продвигались они по тропинке. Их бедра невольно соприкасались. Колючий подбородок Митча то и дело утыкался Лейси в ухо. Заведя руки назад, она вцепилась пальцами в его ремень, стараясь не хвататься за мягкую хлопчатобумажную ткань свитера. Ни один не говорил ни слова, если не считать ругательств, которые вырывались у Митча, когда он нечаянно задевал больную лодыжку. Лейси утешала себя, что дальше, когда они найдут обший ритм движения, будет легче. Но чем дольше они шли, тем напряженнее становилось тело Митча и тяжелее рука. И наконец, когда они добрались до вершины холма, он остановился.

— Мне надо передохнуть.

— Прекрасно. — Лейси тоже нужен был перерыв. Ощущение мужского тела, прижавшегося к ее спине, самым нежелательным образом возбуждало мысли и чувства.

Всю лучшую часть своей жизни Лейси тешила себя тем, что у нее иммунитет к мужчинам. Другие девушки балдели, бредили во сне и наяву, создавали себе из какого-нибудь парня кумира, а потом страдали и сохли по нему.

А Лейси никогда. Не вижу на горизонте достойных объектов, приговаривала она.

Разве не ясно, что от мужчин исходят одни неприятности, причем женщины сами напрашиваются на них. В седьмом классе она потерпела сокрушительное поражение от крутого парня по имени Дональд Баррингтон. Вечер бальных танцев для младших классов закончился для Лейси позором. Тринадцатилетний мистер Баррингтон не только отверг ее поцелуй, но и фактически столкнул ее в плавательный бассейн!

Оскорбленная Лейси предпочла утонуть, лишь бы не вылезать из бассейна. К несчастью, кузен Фред спас ее.

После этого Лейси решила завязать с мужчинами. Кому и зачем они нужны?

Эта философия поддерживала ее в хорошем тонусе, пока на сцене не появился Гордон. Еще один крутой парень, но на этот раз подававший большие надежды как будущий партнер солидной нью-йоркской адвокатской фирмы. Во всяком случае, в таком свете он предстал перед ее дядюшками и немедленно снискал их одобрение. Гордон Ликок возник в ее жизни на последнем курсе колледжа.

Когда Гордон поцеловал Лейси, она не испытала того потрясения, как в случае с Баррингтоном. Ощущение чего-то вроде теплоты, но не более. Достаточно и этого, подумала Лейси. Чувственное головокружение — это для сопливых подростков.

И все-таки даже с Гордоном она сохраняла на первых порах решительный иммунитет. Но в чем, в чем, а в настойчивости Гордону трудно было отказать. А если начистоту, то ничего другого, кроме настойчивости, в его отношении к Лейси и не было. Он обхаживал ее так, как еще никто и никогда в жизни. И даже Лейси не устояла против любовных стишков и традиционных знаков внимания, которые он ей оказывал.

Лейси к тому времени еще не определилась в своих интересах, не решила, чем будет заниматься после колледжа, и когда Гордон предложил пожениться, она подумала: почему бы и нет? А согласившись, в первый момент даже испытала некоторое удовольствие, будто совершила поступок, вызывающий уважение у людей. Что же касается дяди Уоррена, то он на радостях чуть ли не сделал стойку на руках.

И неважно, что страстности в их романе не было и в помине. Гордон уважал Лейси. Он ценил все то, что ценила она. Когда она сказала, что хотела бы подождать до свадьбы с брачными отношениями, он бодро согласился.

И за две недели до свадьбы Лейси обнаружила, что у него и не было причин возражать. Как-то, заскочив в его квартиру, она нашла его в постели с одной из служащих адвокатской фирмы.

— Я все объясню, — говорил он.

И, безусловно, мог бы все объяснить, но Лейси была не в том настроении, чтобы слушать. Она бросила ему кольцо, отменила свадьбу, в гневе уехала из города и через две недели нашла работу в «Заботе». А мужчин прокляла навсегда.

И у нее не было оснований жалеть о своем решении.

Сейчас она тоже не жалела. Но между ней и Митчем что-то возникло. Что-то сильное, физическое. Что-то такое, чего она не испытывала с того времени, как заглядывалась на Дональда Баррингтона.

Очень плохое было время, подумала Лейси; ладони у нее вдруг вспотели, и. она тайком вытерла испачканные зеленью и живицей руки о вельветовые джинсы.

— Что это? — прорычал голос Митча из темноты.

— Как «что»? — с удивлением переспросила Лейси и неуверенно сказала: — Джинсы. Вельветовые.

— Я не об одежде. Что это пахнет?

Пахнет? В смятении Лейси поднесла ладонь к носу, потом провела рукой по шее, в которую Митч невольно утыкался, когда они шли.

— Н-ничего.

— Пахнет будто цветы, — буркнул он. Запах, очевидно, он считал неприятным.

— Может быть, мое мыло.

Митч фыркнул.

— Вам запах не нравится, — тоном утверждения сказала Лейси.

Она не нуждалась в ответе. Еще одно фырканье. Потом Митч осторожно поднялся.

— Ладно, — бросил он. — Пойдемте.

Теперь по крайней мере между их телами, когда они шли, сохранялось пространство, и подбородок Митча не скользил по ее волосам. Он вроде бы намеренно старался отстраняться от нее. Наверно, потому, что ему не нравится мой запах, подумала Лейси и стиснула зубы.

Она нарочно пошла быстрее. Митч споткнулся, сбившись с шага, и выругался.

— Простите, — сказала она.

— Сколько можно, по-вашему, прощать?

— Не хотите — не надо, — разозлилась Лейси. — Как-нибудь обойдусь.

— Сделайте одолжение.

Остальную часть пути они прошли в полном молчании.

Наконец Лейси помогла ему подняться по ступенькам и, войдя в дом, посадила на ближайший к двери стул. Буквально рухнув на него, он выставил вперед больную ногу и, откинув назад голову, закрыл глаза. А у Лейси сжалось сердце, когда при свете керосиновой лампы она увидела его лицо.

Правый глаз полузакрыт, затек и покраснел. Шишка на лбу, прямо над правой бровью, выглядела болезненной и придавала ему сердитый вид. На щеке глубокий порез. Не говоря уже о том, что свитер и джинсы были облеплены комьями грязи. И это тяжелое, прерывистое дыхание, сотрясавшее грудь!

Хорошо, что она в пути не видела его. Если бы увидела, то решила бы, что он вот-вот отдаст концы. Ну что ж, теперь, хочет она того или нет, придется за ним ухаживать.

— Сейчас я согрею воды.

Он открыл здоровый глаз и бросил на нее злобный взгляд.

— Я не собираюсь рожать.

— А я не собираюсь принимать у вас роды.

— Тогда зачем?..

— Чтобы влить в вашу глотку кипяток. — Лейси сладко улыбнулась.

— Ах, моя девушка Феррис. — Тень улыбки мелькнула у него на лице.

— Я не ваша девушка!

— Посмотрим, — шире улыбнулся он.

— И смотреть нечего.

С заметным усилием он вскинул бровь — ту, которая не была увенчана шишкой, — продолжая улыбаться. Но это была лишь жалкая тень той улыбки, на которую, как Лейси уже знала, он способен. Задор его быстро иссяк, и он снова закрыл здоровый глаз. Темные волосы мокрыми сосульками свисали на лоб.

Лейси с трудом подавила желание убрать ему волосы с лица. Отвернувшись, она открыла дверцу плиты и подбросила дров. Затем вылила остатки питьевой воды из ведра в чайник и поставила на огонь. Чуть-чуть времени — вот и все, что ей нужно. И чуть-чуть пространства. И немного хладнокровия. Тогда она сумеет справиться с любым типом вроде Митча Да Сильвы.

— Вам надо снять с себя одежду, — заметила она, направляясь с ведром за водой.

За спиной у нее раздался приглушенный смех.

— Наконец-то. И как это у вас язык повернулся?

У Лейси вспыхнули щеки.

— Отвяжитесь, Да Сильва, — пробубнила она и хлопнула дверью.

Холодная влажность ночного тумана прильнула к ее горящим щекам, будто мокрое полотенце. Будь он проклят, думала она, яростно нажимая на ручку насоса, качавшего воду. Будь проклят Митч Да Сильва с его опасной красотой, красотой хищника из породы кошачьих, с этим его обаянием светского хлыща. Будь проклята его способность выставлять ее глупой девчонкой.

Она всегда ненавидела мужчин, подобных ему. Мужчин, у которых никогда не бывает никаких сомнений, которые никогда не терпят поражений. Мужчин, чья самоуверенная сексуальность позволяет им колоть ей глаза — неважно, вольно или невольно, — ее невинностью.

Она ничего такого и в мыслях не держала. Голый он или нет — ей плевать. Но щеки у нее все равно запылали. В очередной раз наглые его насмешки заставляют ее краснеть.

— Проклятие, — пробормотала она. — Ох, проклятие. — И плеснула себе в лицо пригоршню ледяной воды.

Только теперь Лейси начинала осознавать всю сложность их совместного пребывания на острове Гнездо Буревестника. А ведь ее предупреждали, нельзя сказать, что она ничего не знала.

Сколько раз Денни повторял, что Митчу нравится вызов! И вот теперь она будет торчать тут перед ним как... как вызов.

— Черт возьми, я и есть вызов, — со все еще горящими щеками ахнула она.

Что еще Денни говорил о нем? Что-то о реакции женщин на брата.

«Точно пчелы на цветы, — объяснял Денни. — Так и вьются вокруг него. Сами, без всяких его усилий, падают к нему в объятия.»

И Лейси понимала по натянутому выражению лица, с которым Денни всегда говорил о неотразимости брата, что это и есть самое больное место в их отношениях.

Да, и это будет самым больным местом и в ее отношениях с Митчем, подумала Лейси, особенно если он собирается продолжать свои двусмысленные поддразнивания.

Надо сказать, кроме мужчин-обольстителей у Лейси имелся еще один предмет ненависти: мужчины-насмешники. Насмешки преследовали ее с детства. Стюарт и Карл и, пожалуй, даже Фред сделали все, чтобы превратить ее жизнь в сплошные огорчения. Они пользовались ее уязвимостью и всегда подкалывали, безошибочно угадывая самые больные места.

Но она не спускала им. Она боролась, и последнее время кузены уже не рисковали дразнить ее. Знали по опыту, что получат сдачи, даже если только попытаются.

Митч Да Сильва не знал. Пока. Она разыграет холодное безразличие, решила Лейси. Сделает вид, что его колкости и насмешки отскакивают от нее, как от стены. Заставит себя терпимо относиться к его иронии и не слышать обидных намеков.

Но Лейси слишком хорошо знала себя. И знала, что наступит момент, когда она уже не сможет притворяться, когда лопнет ее терпение.

— И тогда, Да Сильва, держитесь, — громко объявила Лейси, возвращаясь к дому.