Призывающий ветер

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В теории безразличие было превосходным планом.

Но на практике этот план потребовал чертовски много усилий. Ведь уже через минуту Лейси столкнулась с полуобнаженным мужчиной, даже джинсы у него были приспущены.

Митч все еще сидел на стуле, но уже с голой грудью, а его рубашка и свитер грязной кучей валились на полу. Теперь он стягивал джинсы, стараясь не потревожить лодыжку.

Сердце у Лейси екнуло при виде такого количества голой мужской плоти. Она заставила себя переключить внимание на более интересные для нее части и уставилась на болезненно сжатый рот и капельки пота на лице.

— Сидите, я помогу вам, — скомандовала она и поздравила себя с тем, что голос у нее не дрогнул и не прервался.

Митч откинулся на спинку стула и вытянул ноги, а она, скюнившись, осторожно стащила мокрую ткань с ног и лодыжки. Фактически Лейси первый раз увидела, что же случилось с ногой. Она тихо ахнула и закусила губу при виде распухшей, посиневшей ноги.

— Не ахайте, мне гораздо больнее, чем вам, — натянуто проговорил Митч.

Лейси ничего не ответила, потому что не сомневалась, что ему больнее. Мало того, теперь она понимала, что добрая часть его насмешек была просто способом скрыть боль. Она подтянула один из деревянных кухонных стульев, положила на него свернутое полотенце, подняла его ногу и осторожно поместила на эту импровизированную подушку.

Не поднимая глаз, намеренно избегая вида голых, поросших волосами ног, Лейси намочила в ледяной воде другое полотенце и выжала его почти досуха. Потом туго обмотала лодыжку и приступила к лицу.

Митч был не из легких пациентов. Когда она принялась легонько вытирать ему лоб и щеки, он наградил ее богатейшим репертуаром гримас и ужимок. Но еще неприятней, чем акробатика лица, были слова, которыми он ее сопровождал. Самым невинным из этих комментариев казалось порыкивание примерно такого рода:

— Господи, Феррис, это же лицо, а не пол. Незачем его так скрести.

— У вас в ранах грязь, — кротко отвечала Лейси. — Мне надо прочистить их.

— Но зачем же делать это с таким садистским удовольствием?

— А почему бы нет? Здесь так мало удовольствий.

— Я думал, вам нравится остров. — Он приоткрыл здоровый глаз и посмотрел на нее.

— При соответствующих обстоятельствах.

— А теперь не соответствующие? — Уголок его рта вздернулся кверху.

— Сами судите.

— Мы, Феррис, могли бы прекрасно провести вместе время, — минуту спустя проговорил он, и она заметила в его здоровом глазу поддразнивающие искры.

— Завтра я буду работать на другой стороне острова, прекрасно проводя время, — спокойно объявила она. — Что касается вас, то хорошо еще, если вы сможете подняться с постели.

Темные ресницы снова закрыли здоровый глаз.

— Испортила все удовольствие, — пробубнил он и сморщился, когда она стала промывать открытую рану на щеке. — Спокойнее, Феррис, не сдирайте кожу.

— Вы ее уже содрали, мне ничего не осталось, — вздохнула Лейси. — Если хотите знать правду, вам придется накладывать шов.

— Ни за что. — Он опять открыл глаз. — Буду жить так. И не надейтесь, с иголкой вы ко мне и близко не подойдете.

— Такие уж мы, девушки, — всегда надеемся. — Лейси с кроткой улыбкой пожала плечами.

Он покачал головой и сморщился от ее неосторожного движения.

— Знаете, Феррис, кто вы? Вы моя боль.

— А еще щенок, — напомнила она ему. — А еще дрянь. Испорченная, отвратительная и... забыла, как там дальше? — Лейси старалась говорить небрежно. Незачем ему знать, как сильно он обидел ее.

— Надоедливая, — ласково подсказал Митч, закрывая глаз. — Заноза в заднице.

— Вот-вот, — сухо подтвердила Лейси.

Густые ресницы взлетели вверх, здоровый глаз уставился на нее.

— В вас есть и что-то хорошее, одно-два качества, — помолчав, признал он.

Лейси подняла голову от таза с горячей водой, в котором прополаскивала полотенце.

— Интересно, какие же?

— Еще не понял. — Митч одарил ее ленивой ухмылкой. — Когда пойму, дам вам знать.

Лейси запыхтела от раздражения и повернулась к нему спиной. Руки так и чесались расцарапать ему лицо, даром что и без того расцарапанное. Поборов искушение, она стала рыться в аптечке в поисках антисептика, чтобы помазать его раны.

Процедура с антисептиком ему так же не понравилась, как и промывание ссадин.

— Осторожнее, — вскинулся он, лишь только Лейси подошла к нему с мазью.

— Не будьте ребенком.

Митч нахмурился, пальцы впились в подлокотники стула, и Лейси заметила, как он весь напрягся.

— Успокойтесь, ничего страшного.

— Но, черт возьми, это же больно!

— Потерпите, через секунду все будет кончено.

— Легко вам говорить, — прорычал он.

— Говорить легко, — согласилась она. — И терпеть нетрудно. Вот. Видите?

Митч попытался раскрыть глаз и сморщился от боли. Потом поднял руку и коснулся щеки. Лейси отвела его ладонь.

— Не трогайте. — Не слушая его протестов, она занялась поврежденной лодыжкой, и Митч тут же забыл о раненой щеке.

— Тише, — процедил он, едва она коснулась ноги.

Лейси молча развернула мокрое полотенце и стала осматривать воспаленное, багровое пятно на безобразно распухшей лодыжке.

— Вы и это хотите промыть? Может, тогда уж устроить мне полное обмывание? Как покойнику!

— Да нет, живите себе. Просто наложу эластичный бинт. Хотела бы я знать, сломана кость или нет.

— Нет, не сломана, — яростно отчеканил он.

— Вы говорили, что не уверены.

— А сейчас уверен. Сейчас не так болит, как раньше. И потом, я знаю, что такое перелом. При переломах боль совсем другого рода, вроде ослепительной вспышки, прошибает до пота.

— И часто с вами такое случалось? — Почему-то Лейси нисколько не удивилась.

— Не очень, — ответил Митч. — Кроме того, если бы кость была сломана, я бы не мог пошевелить ногой. А я могу. — И в доказательство, стиснув зубы, он осторожно покрутил лодыжкой. Бусинки пота выступили у него над верхней губой.

— По-моему, вы что-то говорили насчет пота?

— Феррис, — он пронзил ее грозным взглядом, — нога не сломана. Поверьте моему слову. Я же только что доказал вам. Разве нет?

— И сделали себе больно. Наверняка больнее, чем от моей антисептической мази, — не удержалась от упрека Лейси.

Превозмогая стон, Митч помолчал, затем изрек:

— Боль боли рознь. Совсем другое дело, когда человек сам выбирает боль и сам причиняет ее себе.

— Согласна, — пробормотала Лейси и подумала, что ей понятно, о чем он говорит. Ведь это во многом похоже на состояние, в которое она впадала, когда выслушивала очередную проповедь дяди Уоррена: «Я делаю это ради твоей же пользы». Дядя Уоррен мог быть стопроцентно прав, но поступать по его указке было гораздо труднее, чем по собственной воле. Попробуй пойми из-под палки, в чем твоя польза.

Продолжая обматывать лодыжку бинтом, Лейси украдкой покосилась на своего пациента. Ее приятно удивило, что хоть в чем-то взгляды у них совпадают.

А он тоже смотрел на нее, выражение темных глаз было задумчивым, напряженным и, она бы сказала, изучающим, будто он и в самом деле высматривает в ней что-то хорошее, одно-два качества, как он изволил сказать. И у нее почему-то возникло ощущение, что он оценивает ее женские достоинства. Этого было достаточно, чтобы Лейси моментально вскипела.

Быстро и раздраженно продолжала она делать перевязку, проклиная свою светлую кожу, вспыхивавшую румянцем при малейшем замешательстве. Оставалось надеяться, что при тусклом свете керосиновой лампы Митч не разглядит, как у нее залились краской шеки и шея.

К счастью, он не сказал ни слова, а только сидел, застыв, пока Лейси не кончила перевязку, и расслабился, лишь когда она выпрямилась и вздохнула.

— Вот и все.

— Лучше бы вы ограничились поцелуем, сразу бы полегчало, — процедил Митч, и краска, начавшая было бледнеть, снова залила ей лицо и шею.

— Держите. — Она резко бросила ему фланелевую рубашку и длинные пижамные штаны. — Наденьте, и я помогу вам лечь.

— Помогите уж тогда и одеться, — усмехнулся он.

Лейси повернулась к нему спиной и собрала мокрую одежду.

— По-моему, вы сами справитесь. Как-нибудь и до кровати доберетесь. А я лучше стиркой займусь. Придется развесить все над огнем, чтобы к завтрашнему утру высохло.

— Ну что ж, — игриво огорчился Митч и, поморщившись, стрельнул в нее взглядом. — Жаль, с вашей помощью укладываться было бы намного приятней.

Он надел рубашку и натянул длинные штаны, а она стояла спиной и отчищала грязь с его джинсов и свитера. Потом все-таки помогла ему добраться до кровати. Ей так хотелось поскорей избавиться от теплой тяжести мужского тела, опиравшегося на нее, что она чуть ли не бегом протащила его по комнате.

И, только увидев, что он до подбородка укутан голубым пододеяльником и накрыт теплым пледом, а Джетро мурлычет у него под боком, Лейси перевела наконец дух.

— Спокойной ночи, — пожелала она ему.

— Хорошо бы. — Митч состроил ей гримасу, закрыл глаза и повернулся на бок.

Лейси тряхнула головой и направилась счищать грязь с собственной одежды. Отойдя на несколько шагов, она вдруг услышала голос Митча, нежный, усталый и какой-то удивленный.

— Лейси?

— Что?

— Спасибо.

Лейси так и не поняла, за что он благодарил ее

За то, что она пошла искать его и нашла под тропинкой, замерзшего и с вывихнутой лодыжкой? Возможно. За то, что помогла добраться до дома, перевязала его раны и выстирала одежду? Возможно. За то, что была рядом, представляя собой идеальную мишень для насмешек и тем самым отвлекая его от боли? Да, в любом случае у Митча Да Сильвы есть основания для такой, прямо скажем, несвойственной ему благодарности.

Лейси подбросила еще полено, помешала кочергой в печке и поставила ширму. Потом прошла по комнате и взяла керосиновую лампу. Ее одежда была не менее грязной, чем у Митча, спать, конечно, в ней нельзя. Но теперь можно спокойно порыться в шкафу и найти что-нибудь подходящее на ночь.

Удалось разыскать только фланелевую ночную рубашку, которую Лейси носила, как помнится, лет в двенадцать. Старье, но все-таки лучше, чем ничего. А может, и самое подходящее, если учесть, что она обречена спать в одной комнате с Митчем Да Сильвой.

Спрятавшись за ширму, единственный в доме слабый намек на уединение, она сняла вельветовые брюки, свитер и теплую майку и натянула на себя ночную рубашку. Короткую, едва до колен, и отнюдь ее не украшавшую, но какая разница? Не собирается же она угождать своим видом Митчу Да Сильве, этому презренному соблазнителю. И речи быть не может, разве что в шутку. Если уж Гордон не посчитал привлекательной ее семнадцатилетнюю гибкую фигуру, то что говорить о мужчине, подобном Да Сильве, еще и учитывая, что ей уже не семнадцать, а все двадцать два. И потом, она все равно закутается в одеяло, Митч и не увидит, что на ней надето.

Закатав рукава рубашки, Лейси налила в таз воды и принялась стирать свои брюки и свитер. А закончив, прошла через комнату и повесила их над плитой рядом с джинсами и свитером Митча. Вытирая ладони о рубашку, она украдкой покосилась на кровать.

Митч лежал лицом к огню не шевелясь. Судя по ровному и спокойному дыханию, спал. При свете пламени он казался не таким высокомерным, как днем. В линии нижней губы угадывалась чувственность и нежность, а в тонких морщинках вокруг глаз — неожиданная мягкость.

Лейси подошла поближе и незаметно для себя загляделась, очарованная неожиданным открытием. А ведь всего час назад ничего, кроме ярости, этот мужчина в ней не вызывал. Она поймала себя на том, что ее гложет что-то вроде смутного, тревожного голода, который она испытывала когда-то давно, глядя на Дональда Баррингтона, прогуливавшегося в плавках у плавательного бассейна в деревенском клубе.

«Животный магнетизм, — так называла это Нора. — Зов плоти, сексуальность».

Нора говорила, что это есть у Денни. Лейси так не думала, но, конечно, Нору не разубеждала. После той бесславной истории с Дональдом ни к кому больше Лейси ничего подобного не испытывала.

И вот теперь Митч.

Дядя Уоррен тревожится, что ей вскружит голову неподходящий мужчина, покусившись на ее состояние. Разве не так? Дядя Уоррен боится, что у нее не хватит здравого смысла понять, что для нее хорошо, а что плохо.

Теперь Лейси могла порадовать дядю Уоррена: оказывается, она тоже боится, как бы ей не вскружили голову.

Но ее боязнь не имеет отношения к Денни Арохо. Ее боязнь связана с Митчеллом Да Сильвой. Не дай Бог, если он проникнет в ее жизнь.

Она поспешно отвернулась от спящего на постели Митча, и тут перед ней возникла другая проблема: а сама-то она где будет спать?

Ясно, что не на кровати. О кровати надо забыть.

У Лейси прямо мороз пошел по коже, когда она представила себе, как устраивается рядом с Митчем. Вот уж идеальный повод для насмешек! Вдобавок ко всему, воспрянув духом, он еще станет добиваться того, что будет для него не больше чем очередной ночью любви.

Остаются две возможности: пол и стулья.

Летом и пол сгодился бы. Но сейчас, в середине сентября, резкий, словно в Арктике, ветер свободно проникал в щели между сосновыми бревнами, и Лейси в прошлые приезды уже доставалось от него. Лучше не рисковать. Правда, на сдвинутых стульях она еще никогда не спала.

С сожалением поглядев на пол, она вздохнула и, тихонько подвинув тяжелый стул так, чтобы спинка упиралась в дверь, приставила к нему другой стул, стоявший у огня, — сиденье к сиденью. Постель получилась кошмарной, жесткой и слишком короткой.

И все же это был лучший вариант. Лейси вытащила из шкафа колючее армейское одеяло, завернулась в него, перебралась через подлокотник и кое-как, поджав ноги, умостилась.

Но тут же, кряхтя, приподнялась, взбила подушку, с трудом подавила кашель от поднявшихся клубов пыли и снова улеглась — теперь уже на спину. На пять секунд.

Опять повернулась на бок. Снова легла на спину. Почесала под колючим одеялом голые ноги. Стулья скрипели, кряхтели и наконец начали разъезжаться.

Лейси беззвучно выругалась и, скорчившись на одном, попыталась подтянуть второй. Напрасный труд.

Лейси закрыла глаза и воззвала к своей выдержке. Уж если не удастся поспать, то надо по крайней мере перетерпеть.

И тут из темноты донесся нетерпеливый голос:

— Феррис, когда надоест играть на музыкальных стульях, можете лечь в кровать. О вас я не забочусь, но хотелось бы немного поспать.

Первой реакцией Лейси было — нет, нет и нет!

Но насмешка в его голосе поколебала ее. Он издевается над глупой ее наивностью, над этим девичьим гнездышком, сооруженным из двух стульев. Голос дразнил ее. Он будто спрашивал: боишься меня? Или, может быть, боишься себя?

Ну что же, Лейси Феррис тоже, кстати, никогда в жизни не уклонялась от вызова. Она встала, решительно запахнула на себе армейское одеяло и легла в постель рядом с Митчем Да Сильвой.

И немедленно пожалела об этом.

Не успела она опомниться, как он, сказав: «Вот так-то лучше», одним рывком выкатил ее из одеяла, после чего сбросил его на пол.

— Постойте, что вы делаете?

— Эта проклятая штуковина колется, будто стальной ерш.

— Но одеяло греет меня!

— Вам будет тепло, Феррис, — промурлыкал он. — Положитесь на меня, я согрею вашу кровь.

До боли стиснув зубы, Лейси резко откатилась от него и уселась на краешке кровати, уставившись в искры догоравших дров и крепко скрестив руки на груди. Ну ничего, припомнит она дяде Уоррену, все припомнит, как только вернется...

Но размечтаться о мести ей не удалось. Она вдруг ощутила на себе руки Митча Да Сильвы. Властным движением они снова уложили ее в постель. Изогнувшись, она лягнула его ногами. Раздался глухой стон и звучное ругательство.

— Какого черта, Феррис? Вы что, хотите меня убить?

— Это мысль, — пробурчала Лейси, безуспешно стараясь высвободиться. Она ни за что бы не призналась, но от его рук, сжимавших ей талию, от груди, в которую она упиралась спиной, исходили какие-то завораживающие волны.

Ей никогда не было так тепло, так жарко. Он явно не шутил, когда грозился согреть ей кровь!

— Пустите!

— И не надейтесь. Кончайте дергаться, а то, чего доброго, снова ударите меня.

— Я не... — начала было Лейси и умолкла, понимая, что скорей всего да, ударит.

Митч тоже понимал это, судя по улыбке на лице, освещаемом догорающими дровами.

Она все еще пыталась высвободиться, сохраняя последние капли здравомыслия, но он крепко держал ее.

— Бесполезно, Феррис, угомонитесь и лежите себе спокойно.

Она в последний раз проверила силу его рук. Они по-прежнему крепко держали ее. Тогда Лейси вздохнула и замерла. Оцепенела. Окаменела.

— Расслабьтесь, — дохнул он ей в ухо.

Преподаватель английского объяснял, что оксюморон — это стилистический оборот, в котором содержится кажущееся самоопровержение, к примеру, «звонкая тишина». Расслабиться в объятиях Митча Да Сильвы — это же чистейший образец воплощенного в жизнь оксюморона! Хотя она и так лежала прямым его воплощением — живым трупом.

— В чем дело, Феррис? — поддразнил насмешливый голос. — Боитесь, что я покушусь на вас?

— Конечно, нет!

Она услышала над ухом приглушенный смех, и мурашки пробежали у нее по спине. Проклятие, почему она ответила? Теперь он чувствует себя победителем.

— Тогда почему вы пытались залечь в этой крепости из стульев?

— Боялась потревожить вашу лодыжку, — не найдясь с ответом, соврала она.

— А почему же вы лягнули ее? — въедливо допытывался он.

— Непроизвольно. Я не ожидала, что меня схватят. — Это не было ложью.

— Теперь-то вы знаете, чего от меня можно ждать.

Лейси почувствовала, как он улыбнулся ей в волосы. Она еще крепче прижала руки к груди. Выдержать. Не двигаться. Вдруг его ладонь легла ей на руку.

— Даже в таком напряжении вы очень уютная. Вы знаете об этом, Феррис? — прошептал он.

— Прекратите.

— Прекратить что?

— Говорить... всякую чушь!

— Это не чушь. Это комплимент. Вы не признаете, Феррис, комплименты?

— Это не комплимент!

Он поднял голову и, перегнувшись через ее плечо, заглянул в глаза.

— Нет? — В голосе звучало искреннее недоумение.

— Нет, — сухо повторила она.

Митч с минуту разглядывал ее, потом пожал плечами.

— А я думал, это комплимент. — Он опустил голову на подушку, и его дыхание защекотало ей шею. — Мне нравится, когда мои женщины уютные.

— Я не ваша женщина, Да Сильва.

— О, правильно. Вы принадлежите прохиндею с дурной славой. Так?

— Если бы вы только знали, — скрипнула зубами Лейси.

— А я не знаю, — беззаботно хмыкнул он. — Но в любом случае прохиндей в Нью-Хейвене, а я здесь. Может быть, мне надо оказать любезность не только вашему дяде Уоррену, но и вам? Хотите, просвещу вас, что такое настоящие мужчины, а, Феррис?

— Вы не знаете, Да Сильва, что самое главное в настоящих мужчинах!

— Не знаю? — Теперь в голосе звучала явная издевка, он еле сдерживал смех. Рука его скользнула по ее бедру. — Хотите удостовериться?

— Нет! — вскипела Лейси и тут же пожалела о своей горячности. Это его только забавляет. — Верю вам на слово, — холодно добавила она.

— Вот так выдержка, — засмеялся он, но руку с бедра убрал, и хватка на талии ослабла. Как будто и не было с его стороны никаких опасных поползновений. — Тогда не беспокойтесь. Только расслабьтесь. Понимаете, Феррис, мы в одинаковом положении.

— Не по моей вине, — напомнила она.

— Вы разбили мою яхту.

— А вы похитили меня.

— Значит, мы оба жертвы обстоятельств.

— Жертвы дяди Уоррена.

— Неважно, кого. В любом случае мы заперты здесь, и ничего не остается, как извлечь из нашего положения хоть что-то приятное.

— Только не рассчитывайте, что я... что я... захочу...

— Заняться со мной любовью?

— Занятий любовью не будет!

— Не зарекайтесь, жизнь любит преподносить сюрпризы!

Лейси не хотела никаких сюрпризов. Для одного дня она уже получила их больше чем достаточно.

— Нет. Понимаете?

— Понимаю. — Митч вздохнул. — Вы в безопасности.

— В безопасности?

Она не чувствовала себя в безопасности. Ни капельки.

— В безопасности, — повторил Митч. — Я предпочитаю женщин, отзывчивых на любовь.

— А я не... — Она отодвинулась от него на самый край.

— Знаю, вы не из таких, — сухо подтвердил он. — Тогда перестаньте паниковать всякий раз, как я пошевелюсь.

— Я не паникую.

— Рад слышать.

Наступило молчание. Лейси лежала неподвижно, уже почти успокоившись, как вдруг — может, именно поэтому? — снова уловила теплую волну, исходившую от его тела, и вздрогнула. Митч насторожился.

— Простите, — пробормотала она.

— Вам теплее?

— Да. — Я уже закипаю, мысленно уточнила она и учтиво добавила: — Благодарю вас.

— Всегда рад, — сухо проскрипел он.

— А вам? Я имею в виду, тепло?

— А как вы думаете?

— Ну, я...

— Заткнитесь, Феррис, — сердито бросил он и через минуту заснул.

А Лейси не сомкнула глаз. Если и вздремнула, то совсем чуть-чуть. Она всегда трудно засыпала в непривычных условиях. Попав в незнакомую обстановку, вроде лагеря девочек-скаутов или загородных пикников, она обычно едва ли не до рассвета лежала с открытыми глазами, пока все остальные вокруг спали беспробудным сном. А провести ночь в объятиях Митча Да Сильвы... более непривычные обстоятельства и вообразить трудно.

А Митч... или он был одарен способностью засыпать в любое время и в любом месте, или привык спать, держа в объятиях чужих женщин.

Скорей всего, последнее ближе к истине. Во всяком случае, рассказы Денни произвели на нее именно такое впечатление.

Да, пока что Митч оставил ее в покое, но это вовсе не значит, что он отказался от всяких попыток. И, наверно, дело не в том, что он не нашел ее привлекательной. Она ведь совсем рядом, под рукой. Для большинства мужчин вроде бы этого достаточно.

Наверное, у него так болит лодыжка, что ему не до любовных утех. Или он просто решил, что всему свое время. Раз, два, благодарю вас, мадам, — видимо, это не в стиле Митча Да Сильвы. В особенности когда он висит на одном крючке с Лейси Феррис.

Хотя нет, это она, Лейси, «висит у него на крючке». Рыба на леске, с которой он играет, мучает, дразнит, пока не наступит подходящий момент и он не выдернет жертву из воды.

Он сказал, что любит женщин, отзывчивых на любовь. Вероятно, думает, дам ей немного времени, и Лейси Феррис станет податлива как воск — только помани. Будь он проклят. Это несправедливо!

И еще несправедливей, что ей было так хорошо, когда его руки обнимали ее. О чем говорилось в старой басне? Дядя Уоррен вечно разглагольствовал на эту тему. Всякий раз, как ей хотелось рискнуть, он буквально долбил ее этой басней.

— Этого делать нельзя, — долдонил он. — Ты кончишь, как та лягушка.

У Лейси в печенках сидела пресловутая лягушка дяди Уоррена. В басне она была, нахваливая себя за рисковость, в котелке с водой, поставленном на плиту. Пока воду нагревали, она наслаждалась теплом, а потом сварилась заживо.

Лейси всегда считала эту байку чепухой. А сейчас первый раз подумала, что дядя Уоррен нет-нет да и выдаст по случайности что-нибудь толковое.

Как ей выжить этой ночью в теплых объятиях Митча Да Сильвы?

Она удрала с кровати, едва рассвело. Не потому, что ей было неудобно, — нет, ей было чересчур удобно.

Сначала она немного подремала, потом часа два поспала. А когда Митч заворочался, проснулась и обнаружила, что он лежит на спине, а она устроилась в изгибе его руки, голова у него на груди, а нога на его ноге. Тихонько, сверхосторожно Лейси отодвинулась и соскочила с кровати.

Когда она уходила, он что-то протестующе промычал, и Лейси заметила, что брови у него сошлись на переносице. Затем выражение лица смягчилось, и он снова уснул. Слава небесам. Уроки по этикету в выпускном классе не предполагали подобной ситуации. Но и ежу понятно, что выбраться из этой ситуации было бы гораздо труднее, если бы он проснулся, когда она еще блаженствовала в его объятиях.

Интересно, подумала она, а прежде женщины уходили от него? Наверно, нет. Митч Да Сильва из тех мужчин, которые оставляют первыми.

Ее он никогда не оставит, твердо решила Лейси. Потому что никогда не сможет сделать своей женщиной.

Бесшумно проскользнув по комнате, она направилась к печке, чтобы посмотреть, высохла ли одежда.

Брюки и свитер высохли, она быстро оделась, расшевелила в печке огонь и подбросила дров, чтобы прогнать утренний холодок. После этого вышла на воздух.

Туман поднялся, день начинался студеный, но солнечный, и Лейси спустилась к бухте. К тому времени, когда она вернулась с полным ведром клемов, которые вполне могли сойти за устриц, и морской травой, по вкусу напоминающей шпинат, Митч уже встал, оделся и сидел на крыльце.

— Так вы все-таки не бросили меня здесь.

Лейси от удивления вытаращила на него глаза.

— А вы думали, бросила?

— Вчера же бросили.

— Вчера у меня была яхта. И вчера вы сами собирались оставить меня на острове. А теперь — куда бы я делась?

— Я подумал, — скривил он рот, — что у вас в какой-нибудь пещере спрятана роскошная яхта.

— Увы, нет, — покачала Лейси головой.

Он окинул ее изучающим, любопытным взглядом.

— А вы вроде бы не очень расстроены.

— Легко представить места и похуже этого, — пожала плечами Лейси. Она не стала ему говорить, что исшагала весь остров, перебирая возможности удрать, и потеряла всякую надежду. Не стала говорить, что окончательно поняла — выхода нет, они здесь и вправду будто в тюрьме. И раз так, решила она, то лучший способ справиться с ситуацией — выглядеть по мере возможности безразличной. Дай только Митчу Да Сильве повод думать, что ты боишься, и он сделает твою жизнь невыносимой. — Здесь не так уж плохо.

Он нахмурился и что-то пробормотал насчет полной катастрофы.

— Воспринимайте это как отдых. Ведь вы хотели провести здесь отпуск, — напомнила она.

— Не весь и не совсем так. — Он мрачно взглянул на нее.

— И куда вы намеревались поехать? На Бермуды? В Лас-Вегас? В Монте-Карло?

— Если вам обязательно знать, я собирался в Квебек, в монастырь.

— В монастырь? — Лейси чуть не выронила ведро с клемами.

— Отдохнуть, — усмехнулся Митч. — Побыть в мире. Тишине. Подумать.

— Понимаю. — Лейси не удалось скрыть в голосе недоверие. Митч Да Сильва в монастыре? Держите меня, а то упаду. — Хотите стать послушником? — с иронией спросила она.

— Едва ли. — Он покачал головой. — На полное время я не гожусь. Просто устроил бы себе передышку.

— В монастыре? — Лейси ошеломленно уставилась на него. Услышанное совсем не соответствовало ее представлениям об этом человеке. — Не понимаю...

— И не поймете, — с грубой отчужденностью отрезал он. И это после всего, что она для него сделала! Лейси разозлил его пренебрежительный тон.

— Что вы хотите этим сказать?

— Особе, озабоченной светской жизнью тюленей, этого не понять.

Она сверкнула глазами.

— Это правда, — пожал он плечами. — Вы великолепны для устройства сцен. Вряд ли вам будет доступен монашеский взгляд на жизнь.

— Иногда, — натянуто проговорила Лейси, — сцены необходимы.

Митч фыркнул.

— Вам тоже меня не понять. Но я пойду вам навстречу, сделаю все возможное, чтобы ваше пребывание здесь приближалось к монашескому. — Лейси удовлетворенно усмехнулась. — Постараюсь ничем вас не тревожить.

— Вы уже растревожили меня, Феррис. — Двусмысленные нотки в голосе были явно не монашескими. Его глаза ощупали ее с головы до ног так, что она поспешно оглядела себя, испугавшись, не забыла ли вообще одеться.

Нет, одежда вся на месте. И вдруг она возмутилась. Все ее благие намерения соблюдать холодное спокойствие в мгновение ока развеялись как дым.

— Прекратите! — зашипела она на него. — Оставьте меня в покое! — Гневно топая, она поднялась на крыльцо, вошла в дом и с грохотом захлопнула за собой дверь.

Сотрясла, что называется, воздух. Ведь спустя минуту выяснилось, что ей снова надо спуститься по ступенькам, чтобы вымыть клемы и морской шпинат, а потом снова подняться, чтобы пройти к плите.

Вздохнув и сжав зубы, она вышла на крыльцо, миновала застывшего в изумлении Митча Да Сильву и направилась к колонке.

Хорошо бы сунуть голову прямо под струю. Только долго же придется ее остужать! Знать бы, какой такой секрет есть в Митчелле Да Сильве, отчего это, стоит ему открыть рот или просто посмотреть на нее, всю ее выдержку как рукой снимает?

Послышался шорох, на колонку упала тень. Резко обернувшись, Лейси увидела Митча, прихромавшего к ней.

— Что еще? — фыркнула она.

— Простите, Феррис, — спокойно произнес он. Не успела она и словом отозваться, как он повернулся и заковылял обратно к дому.

Лейси не видела его почти до вечера. Она намеренно ушла и бродила по острову, стараясь держаться как можно дальше от дома. И все это время пыталась понять, что означает его неожиданное извинение и как ей надо бы реагировать на него. В конце прогулки она поднялась вверх, надумав взобраться на свое любимое место, откуда открывался вид на океан. И обнаружила там Митча — он сидел на скале, глядя вдаль.

Лейси раздосадованно уставилась на него. Незачем ему разгуливать, да еще забираться на скалы. Ведь она нарочно ушла, оставив весь дом в его распоряжении. Лейси стояла и смотрела на него в нерешительности, пока он не обернулся. Взгляды их встретились, но он не заговорил.

Как будто передавал инициативу ей, Лейси.

Поколебавшись, она глубоко вздохнула и полезла по скале вверх.

— По-моему, вам лучше оставаться дома.

— Точно в заключении.

— К-как ваша лодыжка?

— Лучше. — Он вытянул ногу и чуть пошевелил ступней. — Могу уже становиться на нее. И опухоль немного спала.

— Рано вам еще ходить.

— Скучно сидеть на месте, — пожал он плечами. — Мне всегда нужно чем-нибудь заниматься.

— В монастыре у вас бы не было занятий, — проговорила Лейси и тотчас же пожалела о сказанном. Зачем понадобилось напоминать о последней их стычке?

Но Митч только миролюбиво покачал головой.

— Уверен, что были бы. Монахи тут же включили бы меня в работу: пропалывать фасоль или еще что-нибудь.

— Пропалывать фасоль? — Лейси не могла даже представить его за таким занятием.

— Ну, в это время года фасоль уже не пропалывают. Наверно, я бы убирал урожай.

— Вы серьезно? — Лейси, сощурившись, разглядывала его.

— Конечно. — Он кивнул. — Я делаю это каждый год.

— Почему?

— Мир и покой. Возвращение к природе. Сосредоточение на главном.

— Я бы сказала, что и здесь мы вынуждены сосредоточиться на главном. — Лейси сухо усмехнулась и обвела взглядом их остров-тюрьму.

— Вероятно, вы правы, — с легкой усмешкой согласился Митч, но почему-то оглядел при этом не остров, а ее фигуру. Она непроизвольно подалась назад и, возмущенно покраснев, мрачно буркнула:

— Я не это имела в виду, Да Сильва.

Он снова усмехнулся, но теперь в улыбке не было двусмысленности. Он улыбался тепло и дружелюбно, приглашая ее ответить тем же.

Лейси озабоченно кашлянула.

— Если вас и вправду тянет убирать урожай, я покажу вам несколько мест, где вы сможете этим заняться. Завтра. Сегодня вам и в самом деле не стоит утруждать ногу.

— Вероятно, вы правы, — повторил Митч и встал.

— Конечно, права, — подтвердила Лейси.

— Вы думаете, что сможете постоянно командовать мною? — спросил он с улыбкой.

На этот раз Лейси не удержалась и тоже улыбнулась в ответ.

— В данный момент, — задорно кивнула она. Митч подошел ближе и пальцем коснулся кончика ее носа.

— В данный момент, Феррис, — хрипло повторил он за нею. — Но только в данный момент.

И, быстро повернувшись, начал осторожно спускаться по каменистой тропинке. А Лейси растерянно смотрела ему вслед, смущенная, подобревшая и очень озабоченная.

Что хуже, думала она, затяжное состояние войны или короткие перемирия?