ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ


Тяжелее всего без Джастина было в праздники. Приближалось первое Рождество Би, и нам предстояло встретить его в одиночестве.

Турне Джастина добралось до Западного побережья. Впереди у них было два концерта в Лос-Анджелесе — одно в канун Рождества и второе в само Рождество, поэтому вырваться ненадолго домой он точно не мог. Далее группа еще неделю гастролировала в США, а потом отправлялась в Европу, где им предстояло выступать до весны. Меня утомляла одна только мысль обо всех этих бесчисленных переездах.

Впрочем, надо было отдать Джастину должное: он каждый день звонил нам по скайпу. Я очень ждала этих разговоров, но переносить разлуку становилось все тяжелей. Со временем воспоминания о ночи нашей любви в Массачусетсе немного поблекли. Уверенность в нем, которую я обрела тогда, медленно заменилась на тревогу и страх. После той ночи я начала доверять ему больше, но он так и не сказал, что любит меня, и по моему мнению это значило, что ничего точно еще не решено. Прибавьте к этому факт, что тур должен был продлиться еще двенадцать недель, и получите девушку-параноика.

За два дня до Рождества Роджер и Сьюзен пригласили нас с Би на вечеринку уродливых свитеров. Утром Джастин позвонил и сказал, что они доехали до Калифорнии. Я была рада приглашению на вечеринку. Хотя бы на пару часов она должна была отвлечь меня от хандры.

В местном секонде я купила страшный красный свитер с маленькими рождественскими колокольчиками, нашитыми спереди, а в онлайн-магазине заказала уродливый рождественский свитер для Би. Так что к праздникам мы были готовы.

Выйдя на холод улицы, я подхватила Би на руки и побежала к дому соседей, освещенному разноцветными огоньками. На ветру трепетал надувной снеговик. Зимой жизнь у воды была далека от идеала.

Держа тарелку со свежеиспеченным сахарным печеньем и Би, я постучала в их дверь ногой, поскольку третьей руки у меня не было.

Дверь открыл Роджер.

— Амелия! Сьюзен не была уверена, что ты сможешь прийти.

— Я не могла это пропустить, — сказала я, передавая ему тарелку с печеньем. — Сьюзен на кухне?

— Да. Ты пришла первой.

— Еще бы, — усмехнулась я. — Я живу ближе всех.

Я уже пошла к Сьюзен, но голос Роджера остановил меня.

— Амелия?

— Да?

— С тех пор как Сьюзен вернулась, у нас не было возможности поговорить. Мне всегда казалось немного странным, что я не сказал тебе сам, что мы снова сошлись.

— Ты не должен ничего объяснять. Я уже сказала Сьюзен, что между нами ничего не было.

— Знаю. Я рад, что вы подружились. И хочу, чтобы ты знала: я благодарен за то, что ты была моим другом в то время, когда мне было действительно это нужно.

— Я очень рада за вас.

— Спасибо. — Он помолчал. — Ну а что насчет тебя?

— Что насчет меня?

Роджер склонил голову набок.

— Ты счастлива?

— Да. Просто без Джастина мне чуть-чуть одиноко.

— Знаешь, ты часто говорила, что между вами ничего нет…

— В то время ничего и не было. Хотя у меня всегда были к нему чувства.

— Он ведь вернется после турне?

— Да.

— Он хочет заниматься этим всю жизнь? Гастролировать, жить в дороге?

— Я не уверена, что так будет всегда. Он продает программное обеспечение, но его мечта — это музыка. Такой шанс выпадает раз в жизни, поэтому он и поехал.

— С кем он в турне?

— С Кэлвином Спрокетом.

— Ого. Это мощно.

— О да.

После короткого молчания Роджер спросил:

— Кто-нибудь из ребят в их команде женат?

— Ты имеешь в виду Кэлвина и его группу?

— Да.

Я задумалась.

— Знаешь… наверное, нет. Вряд ли.

Роджер повесил мое пальто на крючок.

— По-моему, семейная жизнь не особенно сочетается с сексом, наркотиками и рок-н-роллом. Не говоря уже о постоянных разъездах. Знаешь, тяжелее всего мне приходилось, когда я был физически далеко от Алисы и Сьюзен. Я мало знаю Джастина, но он, похоже, очень привязан к Би. Если он хочет быть для нее настоящим отцом, то с постоянным отсутствием у него ничего не получится. Я выучил этот урок на своем горьком опыте.

— Не думаю, что Джастин окончательно определился, хочет он детей или нет.

— А тебе не кажется, что ему пора это сделать? Если он хочет быть с тобой. — Роджер, видимо, уловил, что это меня раздражает. — Извини, Амелия. Просто я за тебя беспокоюсь.

— Я ценю это. Но сегодня вечером меня интересует только эгг-ног — ничего больше, хорошо?

Он на секунду прикрыл глаза, показывая, что понимает, и усмехнулся.

— Хорошо. Сейчас принесу.

Смех гостей, одетых в цветастые уродливые свитера, не помог мне отвлечься. До конца вечеринки я размышляла о том, что сказал Роджер. Все обозначенные проблемы волновали меня и раньше, но когда их проговорил чужой человек — который понимал, что такое ответственность и отцовство… Это помогло мне прозреть.


***


Вернувшись домой, я укачала Би возле елки, чтобы она заснула под рождественские песни, исполняемые детским хором на CD. В начале недели я упаковала и положила под елку подарки. Все они были для Би, включая маленькую коробочку, которую ей прислал Джастин.

Мне в этом году ничего не было нужно. Моим подарком на Рождество была Би. Она научила меня безусловной любви. Придала жизни смысл. Я мягко поцеловала ее головку и поклялась, что всегда буду с ней — чем бы ни закончилась история с Джастином. Я пообещала быть такой матерью, какой не было у меня.

Все еще в рождественском свитере я перенесла спящую дочку в кроватку и, пользуясь случаем, огляделась, любуясь работой, проделанной Джастином в детской.

У себя я долго лежала без сна. А когда мои глаза начали, наконец, закрываться, меня разбудило оповещение на телефоне.


Джастин: Спишь?

Амелия: Уже нет.

Джастин: Позвонишь мне? Не знаю, рядом ли с тобой Би, не хочу ее разбудить.


Когда я набрала номер, он ответил после первого же гудка.

— Привет, красавица.

— Привет.

Его голос звучал сонно.

— Я разбудил тебя, да?

— Да, но ничего страшного. Я лучше поговорю с тобой, чем буду спать. Где ты?

— В отеле в Лос-Анджелесе. Решили остановиться на время рождественской ночи.

— Здорово. Хоть поспишь в настоящей кровати.

— Она лишь напоминает о том, что рядом нет тебя.

— Жаль, что я не могу сейчас перенестись к тебе.

— Мне так не нравится, что я не смогу быть с вами на Рождество.

— Не понимаю, почему они не дали тебе выходной.

— Кэлвин всегда выступает на Рождество. Это традиция. Довольно дурацкая. Как будто ни у кого из них нет семей. Мне жаль членов команды, у которых есть дети.

— Это ведь никогда не закончится, да?

Мои слова сбили Джастина с толку.

— Что именно?

— Я имею в виду, тур закончится, но жизнь музыканта — она навсегда.

— Ну у меня же есть выбор. Я не обязан ездить куда-то, если не захочу.

— Да, но после этого тура о тебе узнает много людей. Начнут поступать заманчивые предложения, придет слава… Ты ради этого и занимался музыкой, разве нет? Ты же не вернешься к продаже программного обеспечения, как будто ничего не было? Скажи, что на самом деле произойдет?

— Не знаю. Я не загадывал так далеко. Сначала я просто хочу вернуться к тебе. И сразу после куда-либо уезжать не собираюсь.

— Но ты не исключаешь, что уедешь потом. Это ведь не разовый тур, да? Это никогда не кончится.

— Почему ты вдруг начала беспокоиться об этом, Амелия?

— Не знаю. Наверное, потому что я сижу здесь одна, и у меня много времени на всякие мысли.

— Прости. Но сегодня у меня нет всех ответов. Я могу рассказать лишь о том, что чувствую прямо сейчас, а именно, что я не хочу быть здесь и отдал бы все, чтобы отпраздновать Рождество с тобой и Би.

Потерев уставшие глаза, я сказала:

— Ладно. Прости. Уже поздно, и ты наверняка устал.

— Никогда не извиняйся за разговоры о том, что ты чувствуешь. Помни, ты обещала быть со мной честной, если что-то будет тебя беспокоить.

— Я знаю.

Когда мои нервы стали успокаиваться, я услышала звук, похожий на стук в его дверь.

— Подожди, — сказал он.

До меня долетел женский голос, и мое сердцебиение ускорилось.

Слов женщины я не разобрала, но услышала, как Джастин сказал:

— Нет, не нужно. Спасибо, но нет. — Пауза. — Хорошо. Спокойной ночи.

Я услышала, как дверь закрылась.

Он вернулся к телефону.

— Прости.

— Кто это был?

— Приходили узнать, не нужен ли мне массаж.

— Массаж?

— Да. Иногда Кэлвин нанимает массажистов. Наверное, ко мне приходили по его просьбе.

Эгг-ног дал о себе знать.

— То есть какая-то девица пришла к тебе в номер, чтобы сделать массаж?

— Амелия… я не просил, чтобы мне кого-то там присылали. Я выпроводил ее. Не могу же я отвечать за всех, кто стучится ко мне в дверь.

— Ты когда-нибудь пользовался услугами этих девиц?

Его голос стал раздраженным.

— Нет!

— Это невыносимо.

— Я понимаю, почему тебя злит, что ко мне в номер пришла какая-то странная девушка, но ты либо доверяешь мне, либо нет. Доверие — это черно-белый вопрос. Нет такого понятия, как доверие наполовину. Тут либо да, либо нет. Черт! Я полагал, ты мне доверяешь.

— Так и есть! Я никогда не говорила, что не доверяю тебе. Просто… такой образ жизни меня напрягает. И мне одиноко. Я не знаю, нужна ли мне такая жизнь.

— Что именно ты имеешь в виду?

— Не знаю, — еле слышно произнесла я.

Повисла тишина. Я слушала, как он дышит. Затем он сказал:

— Я даже не различаю лиц зрителей. Когда я пою, то пою для тебя. И считаю дни до приезда домой. Будет охеренно смешно, если в итоге мне будет некуда возвращаться.

Почему ты не говоришь, что любишь меня?

Я взбесила его. Нужно было заканчивать разговор, пока я не наговорила чего-то, о чем буду жалеть.

— У тебя скоро два больших концерта. Тебе нельзя сейчас нервничать. Прости, что затеяла ссору.

— Ты меня тоже прости.

— Попробую немного поспать.

— Хорошо, — сказал он.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Когда он отключился, я долго лежала без сна. Разговор закончился на плохой ноте, и мне было дерьмово. Я думала, что ничего хуже уже не будет.

Но то, что случилось утром, сделало нашу размолвку чем-то совсем несущественным.


***


Наверное, во мне сработала материнская интуиция.

Что-то разбудило меня, хотя в доме стояла полная тишина. Было около четырех часов ночи.

Когда я попыталась снова уснуть, то услышала из радионяни едва различимые свистящие звуки.

Запаниковав, я соскочила с кровати и бросилась в детскую. Пока я бежала по коридору, мое сердце билось на уровне горла, и я чуть не споткнулась о собственные ноги.

Все происходило молниеносно, но в тоже время это были самые длинные и ужасные мгновения за всю мою жизнь. Би изо всех сил пыталась дышать, ее глазки беспомощно смотрели на меня. Она задыхалась, но не могла кашлять. Мой мозг лихорадочно заработал, вспоминая курс первой помощи, пройденный в Провиденсе.

Уложив ее головку на сгиб локтя и придерживая за челюсть, я несколько раз похлопала ее между лопаток. Из ее ротика ничего не вышло. Она по-прежнему не могла дышать. Тогда я повернула ее лицом вверх, положила два пальца на середину груди и быстро надавила. Не помогло. Вместе с ней я побежала за телефоном и набрала 911. Я даже не помнила, что сказала диспетчеру, потому что когда Би перестала реагировать, я тоже начала терять способность дышать.

Пока диспетчер инструктировала меня, я то хлопала ее по спине, то давила на грудь. Наконец что-то вылетело у нее изо рта, и я узнала один из маленьких колокольчиков с моего свитера. Видимо, он оторвался и упал к ней в кроватку.

Когда колокольчик вышел, Би была уже без сознания.

В следующее мгновение я услышала, как на улице воет сирена. Приехала скорая помощь. С Би на руках я бросилась вниз. Медики ворвались в дом и начали проводить моей крошке сердечно-легочную реанимацию.

Моя жизнь висела на волоске. Беспомощная, парализованная от страха, я будто сама была без сознания.

Когда мне сказали, что она снова дышит, я словно вернулась с того света. Слезы застилали мне зрение, пока парамедики укладывали Би на каталку и отвозили в машину. Так как она долго была без сознания, ее нужно было госпитализировать, чтобы выяснить, нет ли у нее повреждения мозга или внутренних травм.

В пижаме и без пальто я села в машину скорой рядом с ней и медбратом, который держал на ее лице кислородную маску.

Слишком шокированная, чтобы говорить, я отправила Джастину серию лихорадочных сообщений.


Би жива.

Подавилась маленьким украшением.

Его вытащили.

Скорая помощь провела СЛР.

Едем в больницу.

Мне страшно.


Телефон зазвонил через секунду. В Лос-Анджелесе сейчас было половина второго ночи.

— Амелия? — В голосе Джастина была дрожь. — Я получил твои сообщения. О господи. Как она?

— Я не знаю. Она в сознании и дышит. Но непонятно, есть ли еще повреждения.

— Ты видишь ее? Она с тобой?

— Да. На ней кислородная маска, но глазки открыты. Мне кажется, ей страшно.

Я услышала шорох, потом он сказал:

— Я вылечу первым же рейсом.

Я, все еще пребывая в шоке, молчала.

Его голос звучал словно издалека.

— Амелия? Ты там? Подожди немного, малыш. С ней все будет в порядке. Поверь.

— Хорошо, — прошептала я сквозь слезы.

— Куда ее везут?

— В детскую больницу Хасбро в Провиденсе.

— Как только что-то узнаешь, позвони мне.

— Хорошо.

— Будь сильной, Амелия. Пожалуйста.


Загрузка...