ГЛАВА ПЕРВАЯ
Меня чуть не сбила машина, когда я в оцепенении вынырнула на дорогу из адвокатской конторы. Все эти годы я упорно старалась не вспоминать о нем. Сейчас же он был единственным, о чем я могла думать.
Джастин.
Боже мой.
Джастин.
На меня нахлынули воспоминания: его русые волосы, его смех, бренчанье его гитары, грусть и разочарование в его прекрасных глазах в нашу последнюю встречу девять лет назад.
Мы вообще не должны были снова увидеться, не говоря уже о том, чтобы стать владельцами общего дома. Соседство с Джастином Бэнксом — пусть только на лето — было неприемлемым вариантом, да и он вряд ли испытывал энтузиазм от идеи жить под одной крышей со мной. Впрочем, нравилось нам это или нет, но пляжный домик в Ньюпорте отныне принадлежал нам. Не мне. Не ему. А нам. Пятьдесят на пятьдесят.
О чем только думала бабушка?
Я знала, что он был ей дорог, но степень ее щедрости предугадать не могла. Он не приходился нам родственником, но бабушка всегда считала его своим внуком.
Достав телефон, я набрала Трейси и, когда она взяла трубку, с облегчением выдохнула.
— Где ты? — спросила я.
— В Ист-Сайде. А что?
— Можем встретиться? Мне очень нужно поговорить.
— Ты в порядке?
В голову стали проникать обрывки воспоминаний о Джастине, и у меня сдавило грудь. Он ненавидел меня. Я столько лет его избегала, но теперь мне предстояло увидеть его.
Голос Трейси заставил меня выйти из ступора.
— Амелия? Ты еще здесь?
— Да. Все в порядке… Еще раз скажи, где ты сейчас?
— Давай встретимся в фалафельной на Тайер-стрит. Поужинаем и обсудим, что там у тебя происходит.
— Хорошо. Увидимся через десять минут.
Мы с Трейси дружили не так давно, поэтому она мало что знала о моих детских и подростковых годах. Мы вместе преподавали в школе Провиденса. Сегодня я отпросилась, чтобы встретиться с поверенным бабушки.
Около закусочной витал запах тмина и сушеной мяты. Трейси помахала мне из угловой кабинки. Перед ней уже стоял большой пенопластовый контейнер с рисом и куриными шашлычками.
— Ты ничего не будешь заказывать? — спросила она с набитым ртом. Уголок ее рта был испачкан кунжутным соусом.
— Нет. Я не голодна. Может, возьму что-нибудь на вынос. Мне просто нужно поговорить.
— Что, черт возьми, происходит?
У меня пересохло во рту.
— Вообще, сначала мне надо попить. Погоди.
Пока я шла к холодильнику возле кассы, мне казалось, что вокруг качаются стены.
Вернувшись с бутылкой воды, я села и сделала глубокий вдох.
— Поверенный рассказал мне довольно безумную новость.
— Так...
— Как ты уже знаешь, я ходила туда, потому что месяц назад умерла моя бабушка...
— Да.
— В общем, я встречалась с поверенным, чтобы обсудить ее завещание. Выяснилось, что она оставила мне все свои драгоценности... и половину пляжного домика на острове Акиднек.
— Что?! Того чудесного домика с фотографии у тебя на столе?
— Да. Когда я была маленькой, мы ездили туда почти каждое лето, но в последние годы бабушка сдавала его в аренду. Этот дом принадлежал ее семье несколько поколений. Он старый, но красивый и с видом на океан.
— Амелия, это потрясающе. Но почему ты расстроена?
— Ну... Вторую половину она завещала парню по имени Джастин Бэнкс.
— Кто это?
Единственный человек, которого я когда-либо любила.
— Один мальчик, с которым мы вместе росли. Бабушка приглядывала за ним, пока его родители были на работе. Дом Джастина был с одной стороны, наш с другой, а бабушкин посередине.
— Значит, он был для тебя почти братом?
Хотелось бы.
— Мы были близки много лет.
— И это, судя по выражению у тебя на лице, больше не так?
— Ты не ошиблась.
— Что же произошло?
У меня не было сил рассказывать все. Сегодня слишком много пришлось переварить. Я решила дать ей краткую версию произошедшего.
— Я узнала, что он кое-что скрывал от меня. И запаниковала. Не хочу вдаваться в подробности. Скажу только, что мне было пятнадцать, у меня бушевали гормоны и были неприятности с матерью. Я приняла опрометчивое решение переехать к отцу. — Проглотив боль, я сказала: — Я бросила все в Провиденсе и переехала в Нью-Гэмпшир.
К счастью, Трейси не стала выспрашивать, в чем заключался секрет. Я хотела поговорить совсем о другом и вызвонила ее не для того, чтобы бередить старые раны, а чтобы она помогла мне понять, каким должен быть мой следующий шаг.
— Значит, вместо того, чтобы разобраться во всем, ты решила сбежать.
— Да. Сбежать от проблем... и от Джастина.
— С тех пор вы больше не разговаривали?
— После того как я уехала, мы несколько месяцев не общались. Меня мучило чувство вины. Когда я пришла в себя, то попыталась увидеться с ним и извиниться, но было слишком поздно. Он не захотел меня видеть. И его, в общем-то, можно понять. В итоге он выбросил меня из головы, нашел новую компанию, а после школы переехал в Нью-Йорк. Мы окончательно потерялись, но с бабушкой он, по-видимому, контактировать не перестал. Она была для него как вторая мать.
— Ты знаешь, что с ним случилось?
— Не выясняла. Всегда слишком боялась узнать.
— Тогда нам надо это исправить прямо сейчас. — Она отложила вилку и достала из сумочки телефон.
— Эй... Что ты делаешь?
— Ты же знаешь, я самопровозглашенный профессиональный сталкер, — улыбнулась Трейси. — Ищу его на фейсбуке. Джастин Бэнкс... так ты его назвала? И он живет в Нью-Йорке?
Прикрыв ладонью глаза, я сказала:
— Я не могу смотреть. Не буду смотреть. Там, наверное, сотни Джастинов Бэнксов. Ты не сможешь найти его.
— Как он выглядит?
— В последний раз я его видела, когда ему было шестнадцать, поэтому он наверняка изменился. Но тогда у него были русые волосы.
И он был очень красивым. Я помнила его лицо, словно это было вчера. Я так и не смогла забыть его.
Трейси читала вслух информацию о разных Джастинах Бэнксах, зарегистрированных на фейсбуке. Описания ни о чем мне не говорили, пока я не услышала:
— Джастин Бэнкс, Нью-Йорк, музыкант в «Just In Time».
У меня екнуло сердце, а на глаза, к моему удивлению, навернулись внезапные слезы. То, как быстро меня затопили эмоции, было тревожным. Он словно воскрес из мертвых.
— Как ты сказала? Музыкант где?
— В «Just In Time». Это он?
Я онемела. Это название он использовал, когда мальчишкой играл на гитаре на углу нашей улицы.
Just In Time.
— Это он, — признала я, наконец.
— Боже, Амелия.
Мое сердце забилось быстрее.
— Что?
— Он...
— Что? Говори! — Я чуть не сорвалась на крик, потом допила остатки воды.
— Он... бесподобен. Охренительно бесподобен.
Я закрыла руками лицо.
— Господи. Пожалуйста, не рассказывай.
— Взгляни.
— Я не могу.
Прежде чем я успела опять отказаться, Трейси сунула мне в лицо телефон. Трясущимися руками я взяла его.
Святые небеса.
Ну зачем я посмотрела?
Судя по фото, он был красив — точно таким, каким остался у меня в памяти, но в то же время совершенно другим. Повзрослевшим. На нем была серая шапочка, а подбородок покрывала щетина, которую он никак не мог отрастить, пока мы дружили. В руках у него была акустическая гитара. Он склонялся над ней, словно собираясь запеть в микрофон, и от проникновенного выражения у него на лице меня бросило в дрожь. Другие его фотографии посмотреть не получилось — его профиль оказался закрытым.
Трейси забрала у меня телефон.
— Он музыкант?
— Видимо, да.
Раньше он писал песни для меня.
— Ты свяжешься с ним?
— Нет.
— Почему?
— Наверное, потому что даже не знаю, что мне сказать ему. Чему быть, тому не миновать. Рано или поздно мы все равно поговорим. Просто я не собираюсь делать первый шаг.
— Но каким образом вы поделите дом?
— Ну, поверенный дал мне ключи и сказал, что вторые отправлены Джастину. Мы оба будем записаны, как владельцы. Еще бабушка оставила средства на ремонт и содержание дома во время межсезонья. Предполагаю, всю эту информацию передали и ему.
— Ты ведь не хочешь продавать дом?
— Ни за что. Там слишком много воспоминаний, и он много значил для бабушки. Поживу там этим летом, а потом может быть сдам в аренду — если он согласится.
— Значит, ты понятия не имеешь о том, как он планирует использовать свою половину? Ты просто приедешь туда через пару недель, и если он там, то пускай, а если нет, то и ладно?
— Примерно так.
— Ох, это будет интересно.
***
Четырнадцать лет назад
Мальчик, за которым бабушка начала присматривать этим летом, сидел у ее дома. Я никак не могла допустить, чтобы он увидел, что у меня было с лицом. Прячась за занавесками у окна своей спальни, я просто хотела незаметно за ним наблюдать.
Я мало что о нем знала. Его звали Джастин. Ему было лет десять — как мне — или одиннадцать. Он недавно переехал в Род-Айленд из Цинциннати. У его родителей были деньги — иначе они не смогли бы купить большой викторианский дом рядом с бабушкиным. Они оба работали в центре Провиденса и платили бабушке, чтобы она присматривала за Джастином после школы.
Теперь я наконец-то могла хорошенько его разглядеть. У него были взлохмаченные русые волосы, а занимался он, видимо, тем, что учился играть на гитаре. Я простояла у окошка наверное час, наблюдая, как он перебирает струны.
Ни с того ни с сего я чихнула. Его взгляд взметнулся вверх, к моему окну. Наши глаза на мгновение встретились, после чего я быстро присела. Мое сердце выпрыгивало из груди, ведь он теперь знал, что я подглядывала за ним.
— Эй. Ты куда подевалась? — услышала я его голос.
Но осталась сидеть.
— Амелия... Я знаю, что ты там.
Он знал мое имя?
— Почему ты от меня прячешься?
Я медленно встала спиной к окну и наконец ответила:
— У меня ленивый глаз.
— Ленивый? Это типа как бегающий?
— А «бегающий» это какой?
— Понятия не имею. Мама говорит, что у папы бегающие глазки.
— Ленивый глаз значит косоглазие.
— Он типа кривой? — Джастин засмеялся. — Не может быть. Это так клево. Дай посмотреть!
— По-твоему, это клево, когда глазное яблоко смотрит внутрь?
— Ага. Мне бы это понравилось! Например, можно смотреть на людей, а они даже не будут догадываться, что ты на них пялишься.
Невольно я начала хихикать.
— Ну, у меня все не так уж плохо... пока что.
— Давай. Повернись. Я хочу посмотреть.
— Нет.
— Ну пожалуйста.
Не знаю почему, но я решила дать ему посмотреть на себя. Все равно я не могла избегать его вечно.
Когда я повернулась, он вздрогнул.
— А что с твоим вторым глазом?
— Он на месте. — Я указала на правый глаз. — Это просто повязка.
— Почему она такого же цвета, как твоя кожа? Отсюда казалось, будто у тебя вообще глаза нет. Я на секунду здорово испугался.
— Он под повязкой. Врач сказал носить ее четыре раза в неделю. Сегодня первый день. Теперь понимаешь, почему я не хотела, чтобы ты меня видел?
— Тут нечего стыдиться. Я испугался просто потому, что не знал, чего ожидать. Значит, твой косой глаз под повязкой? Покажешь?
— Нет, на самом деле, прикрытый глаз — нормальный. Врач говорит, что если я не буду им пользоваться, то со временем ленивый глаз окрепнет и выправится.
— О... понятно. Слушай, может выйдешь на улицу? Раз тебе больше не нужно от меня прятаться.
— Нет. Я не хочу, чтобы меня кто-то увидел.
— Что будешь делать, когда завтра придется идти в школу?
— Не знаю.
— Значит, ты собираешься просидеть дома весь день?
— Пока да.
Джастин ничего не ответил, только бросил гитару и, встав, побежал к своему дому.
Наверное, я и впрямь его испугала.
Через пять минут он прибежал обратно, а когда снова посмотрел на окно, я не поверила своим глазам — точнее, глазу. На его правом глазу была широкая черная повязка, с которой он выглядел как пират. Он сел, взял гитару и начал бренчать. А потом еще и петь! Это был кусочек из «Brown Eyed Girl», только он поменял слова на «One Eyed Girl»1. Именно тогда я поняла, что Джастин Бэнкс был в равной степени сумасшедшим и очаровательным.
Закончив петь, он достал черный маркер.
— Я раскрашу твой тоже. Теперь ты выйдешь?
Мое сердце заполонило неведомое доселе тепло. Наверное, именно в тот момент Джастин Бэнкс и стал моим лучшим другом. И еще он в тот день впервые удостоил меня прозвищем, которое пристанет ко мне на все наши детские годы: Патч2.