Прощай, Эдем! Книга 1: Стефани

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— Если ночью думать о любви, то с утра почувствуешь голод. — Простая бамбуковая удочка, немного удачи и хорошая наживка… — Джон Кински считает, что его жена красива, как только что выловленная рыба. — Стефани обещает приготовить Джону сюрприз и ради этого оставляет его одного… а также другие невинные развлечения Джона и Стефани в маленьком городке Редбридже.

Мужчина и женщина стояли у самой кромки воды. Женщина смотрела на горизонт, мужчина смотрел на песок, на волны, которые накатывались на берег, смывая следы.

— Послушай, Джон, — сказала женщина, глядя в синеву океана, — ты не считаешь меня сумасшедшей?

— Нет. Нет, Стефани, я считаю тебя самой замечательной женщиной из всех, которых я знал.

— А ты много знал женщин?

— Лучше об этом не спрашивай, — мужчина посмотрел на бледно-голубой горизонт.

От берега в синий спокойный океан вклинивался мол. И мужчина с женщиной уже несколько дней удили с него рыбу, плавали, помогали рыбакам вытаскивать на покатый берег бесконечно длинную сеть.

Днем они любили сидеть в угловом баре с видом на океан. Они смотрели на рыбацкие парусники, на стройные яхты, которые проплывали мимо небольшого городка Редбриджа.

Городок был приветливым и дружелюбным, и мужчине с женщиной нравился отель, в котором они жили, нравились три комнаты, которые они занимали, ресторанчик и маленькая бильярдная внизу отеля. Их комнаты были просторными и светлыми, из окон был виден океан и весь маленький белокаменный городок со светлой полосой пляжа.

Мужчина и женщина всегда были голодны, хотя ели они очень хорошо, но всегда с нетерпением ждали завтрака в баре. По утрам им так хотелось есть, что у женщины, в ожидании завтрака, начинала болеть голова. Но после первой чашки кофе боль проходила. Женщина пила кофе без сахара, мужчина смотрел на это с нескрываемым удивлением.

Вот и в это утро они заказали малиновое варенье, яйца с кружочками масла, соль. Яйца были крупные и свежие, женщина заказала себе всмятку.

Отель, в котором Стефани и Джон снимали номер, стоял совсем недалеко от океана. Рыбачьи суденышки были далеко в море. Они вышли в темноте с предрассветным бризом.

Мужчина и женщина слышали поскрипывание уключин, шум туго натянутых парусов. Они проснулись от этого шума и крепче прижались друг к другу под простыней и вновь заснули.

На рассвете, ещё полусонные, они любили друг друга. В комнате было темно, и они лежали счастливые, утомленные, а потом снова любили друг друга. Под утро они так проголодались, что едва дождались, когда откроют бар, и теперь, не спеша, завтракали, любуясь океаном и белыми парусами. Начинался новый день.

— О чем ты думаешь? — спросила Стефани.

— Да ни о чем, — ответил Джон.

— Должен же ты о чем-нибудь думать.

— Я не думаю, я просто чувствую.

— А что ты чувствуешь?

— Знаешь, Стефани, я чувствую счастье.

— А я голод, — совершенно прозаичным тоном произнесла она, — как, по-твоему, это нормально? Ты тоже хочешь есть после любви?

— Если любишь по-настоящему, то всегда хороший аппетит, — попытался пошутить Джон.

— Ты слишком опытен.

— Нет, мне так не кажется.

— Вообще-то, Джон, это не важно. Я люблю тебя, и нам не о чем беспокоиться.

— Правда, не о чем.

— Что будем делать?

— Не знаю, — сказал Джон.

— Чего тебе хочется?

— Все равно.

— Если ты пойдешь ловить рыбу, а я напишу письма — может быть, одно, а может два — то потом мы можем поплавать перед обедом.

— Чтобы проголодаться? — спросил он.

— Ни слова о еде. Я вновь хочу есть, а ведь мы ещё не закончили завтрак.

— Но ведь позаботиться об обеде можно сейчас, а после обеда что будем делать? Вздремнем, как подобает хорошим людям?

— Удивительно забавная мысль, — сказала женщина, — и как это нам раньше не приходило в голову спать после обеда?

— Время от времени хорошие мысли приходят ко мне в голову, — сказал мужчина, — я на этот счет очень изобретателен.

— А я вредная, — сказала женщина, — и я тебя доконаю. И у двери нашего номера повесят мемориальную доску. Проснусь среди ночи и сотворю с тобой что-нибудь невероятное. Я бы сделала это ещё вчера, но мне, Джон, очень хотелось спать.

— Знаешь, Стефани, ты большая соня и поэтому совсем не опасная.

— Не обольщайся, Джон. Давай поторопим время и пусть побыстрее придет обед, — Стефани весело захохотала.

На мужчине и женщине были полосатые рыбацкие блузы и шорты, купленные в магазине рыболовных принадлежностей. Они оба сильно загорели, а пряди волос посветлели от солнца и морской воды. Окружающие принимали их за брата и сестру, пока они сами не сказали всем, что женаты. Им часто не верили, и Стефани это очень нравилось. Такую одежду она себе раньше никогда бы не позволила надеть.

Она, Стефани Харпер, богатейшая женщина континента, и вдруг шорты и вылинявшая рыбацкая блуза. Нет, такого она себе раньше позволить не могла. Наверное, с ней произошло что-то нереальное. Она очень сильно изменилась, и если бы ее сейчас встретил кто-нибудь из старых знакомых, то вряд ли бы узнал. А ведь ещё год назад — да какой там год! — два месяца назад скажи ей кто-нибудь, что с ней произойдут такие разительные перемены, Стефани расхохоталась бы и недоверчиво пожала плечами.

А теперь она порой сама себя не узнавала, глядя в зеркало. Она помолодела лет на пятнадцать, а может, это просто морской воздух, ежедневные купания, а самое главное, и Стефани это понимала, — это любовь. Любовь, которой она не знала прежде, которая проходила мимо нее.

В этом году мало кто носил рыбацкие блузы и Стефани была первой женщиной, отважившейся на это. Она сама выбрала одежду, и чтобы блузы стали мягче, выстирала их. И рабочая одежда рыбаков после стирки стала, действительно, мягче и красиво облегала ее крупную тяжелую грудь.

Да если бы кто-нибудь сказал Стефани, что она сама будет стирать свою одежду, она бы этому тоже очень сильно удивилась. Зачем ей, Стефани Харпер, заниматься стиркой? Ведь за нее это всегда делали другие.

Уже несколько дней она с Джоном жила в этом небольшом рыбацком городишке. В отеле не было даже казино, и Стефани чувствовала в своей душе спокойствие и уверенность.

Ей было очень хорошо с Джоном, и она каждый день благодарила судьбу за то, что она даровала ей встречу с ним, с этим странным человеком. Вроде бы нелюдимым, но очень наблюдательным. И вообще, Стефани не могла поверить, что у нее когда-нибудь в жизни будет такая встреча.

В Редбридже также не принято было носить шорты. И потому, когда мужчина и женщина отправлялись в город, Стефани приходилось надевать что-нибудь другое. Местные жители были очень приветливыми и почти не обращали на них внимания, и только местный священник не одобрял ее наряды. Но на воскресную мессу она надела юбку и кашемировый свитер с длинными рукавами, голову повязала шарфом.

В церкви Джон стоял позади вместе со всеми мужчинами. Они тогда жертвовали пять долларов, что по местным меркам было довольно большими деньгами. Священник принимал пожертвования сам.

— Я поднимусь к себе и буду писать письма, — сказала Стефани, встала, посмотрела на немолодого бармена, улыбнулась ему и вышла из бара.

— А вы собираетесь на рыбалку? — поинтересовался бармен, когда Джон окликнул его, чтобы расплатиться.

— Пожалуй. А какой сегодня прилив?

— Прилив просто замечательный, — ответил бармен, — если хотите, я дам вам наживку.

— Благодарю за услугу, но я надеюсь, что смогу раздобыть наживку по дороге.

— Возьмите мою, — принялся настаивать бармен, — это очень хорошая наживка.

— Ну хорошо, я согласен, но тогда вы пойдете со мной.

— Нет-нет, что вы, ведь я на работе. Попозже выйду взглянуть, как у вас получается. Снасти-то у вас есть?

— Да, в отеле.

— Так не забудьте зайти за наживкой, — бармен хотел было подняться в комнату и занести предложенную наживку, но потом передумал.

А Джон взял свою длинную складную удочку из бамбука и, не заходя к себе, вышел на залитую солнцем улицу. Миновал бар и пошел на мол, к ослепительно сверкавшей воде.

Солнце было жарким, но с моря дул свежий бриз, начался отлив. Джон пожалел, что не захватил спиннинг, чтобы забросить приманку наперерез течению за валуны противоположного берега.

Он забросил удочку с простым пробковым поплавком, и червяк свободно плавал на той глубине, где должна была клевать рыба. Какое-то время Джону не везло, и он удил, поглядывая на маневрировавшие в поисках рыбы рыбачьи лодки и плывшие по воде тени от облаков.

Но вот поплавок резко нырнул, леска сильно натянулась, и он потянул удочку на себя, ощутив отчаянное сопротивление рыбы. Джон старался держать удочку как можно свободнее, и длинное удилище согнулось так, что казалось, оно вот-вот переломится, пока он вел рыбу, рвавшуюся в открытый океан.

Чтобы ослабить натяжение, Джон пошел по молу вслед за рыбой, но та рвалась с такой силой, что удилище на четверть длины ушло под воду. Подоспел мужчина из бара, он торопливо двигался рядом, возбужденно приговаривая:

— Держи ее, держи, веди осторожнее. Она должна устать, не дай ей сорваться. Веди нежно. Ещё нежнее, нежнее.

Но нежнее у Джона не получалось. Оставалось разве что спрыгнуть в воду. Но у берега было слишком глубоко, и это не имело смысла.

«Если бы можно было идти за ней вдоль берега», — подумал он.

Но мол кончился, а удилище ушло под воду почти наполовину.

— Только не дергай, не дергай, — умолял Джона бармен, — удилище у тебя хорошее, выдержит.

А рыба то резко уходила вглубь, то рвалась вперед, то металась в стороны, и длинный бамбуковый шест гнулся под тяжестью ее рывков.

Время от времени рыба с всплеском показывалась на поверхности, потом снова скрывалась, и Джон Кински чувствовал, что, хотя она ещё сильна, ее трагически неистовый напор слабеет. И теперь можно вести ее вокруг мола вверх вдоль берега.

— Мягче, мягче! — кричал бармен. — Еще, пожалуйста, мягче. Ради всего святого, нежнее.

Дважды еще рыба пыталась уйти в океан, и оба раза Джон возвращал ее. А потом повел вдоль берега в сторону бара.

— Как она там? — все время спрашивал бармен.

— Ещё держится, но мы победим, — ответил Джон.

— Не говори так, не говори ничего. Ты должен измотать ее. Пусть устанет.

— Знаешь, — сказал Джон, — пока что устала моя рука.

— Хочешь, я тебе помогу? — с надеждой попросил бармен.

— Ну уж нет, — ответил Джон, тяжело дыша.

— Только не спеши, умоляю тебя, не спеши, нежненько веди. Ещё нежнее, — шептал бармен.

А Джон провел рыбу вдоль террасы бара, она плыла уже почти по поверхности воды, но сил у нее было ещё много, и Джон опасался, что вести ее придется через весь Редбридж.

На берегу уже собралась толпа, и, когда Джон с согнутой удочкой шел вдоль отеля, Стефани, увидев их из окна, закричала:

— Джон, она такая великолепная, такая огромная! Подожди меня, подожди, не уходи!

Сверху Стефани отчетливо видела, у самой поверхности воды, длинную искрящуюся рыбу, мужа с согнутой почти пополам удочкой и толпу следовавших за ним зевак.

Пока Стефани спустилась к молу и догнала людей, все уже остановились, бармен вошел в воду. А ее муж Джон медленно подтягивал рыбу к берегу, буквально подводил ее туда, где темнели водоросли.

Рыба скользила по поверхности, сверкала. Бармен нагнулся, закатал рукава рубахи, смело вошел в воду почти по пояс, обхватил рыбу с двух сторон руками, потом подсунул большие пальцы под жабры и вместе с ней медленно двинулся к берегу.

Рыба была тяжелая. Бармен держал ее высоко, почти на уровне груди, так что голова рыбы касалась его подбородка, а хвост хлестал по бедрам. Вздымались искристые фонтаны брызг, люди на берегу громко кричали:

— Осторожнее!

— Смотрите уйдет!

— Ох, какая огромная!

— Вот это повезло!

— Вот удача так удача!

Несколько рыбаков уже похлопывали Джона по спине, а какая-то женщина подошла и вдруг поцеловала его. Стефани подбежала к Джону и тоже поцеловала. А он только спросил:

— Ты видела, какая она?

— Да, Джон, я видела, она огромная. Я такой большой не встречала никогда. Настоящая акула.

— Ну нет, это ты преувеличиваешь, — усмехнулся Джон.

— Да что ты! Я говорю правду. Она великолепна.

— Великолепна? Ты, Стефани, прекраснее.

Стефани Харпер даже покраснела от этого неожиданного комплимента. Мочки ее ушей сделались розовыми, хотя женщина была очень загорелой, ноздри ее вздрогнули. Джон обнял за плечи жену, крепко прижал ее к себе и сказал:

— Давай подойдем и посмотрим на эту красавицу.

— А что, разве тебе мало меня? — Стефани смотрела в глаза Джону.

— Нет, что ты, но рыба это немного другое.

— Хорошо.

И они вместе подошли посмотреть на лежавшую на обочине дороги рыбину. Спина ее отливала темным блеском. Эта была красивая крепкая рыба с большими ещё непогасшими глазами. Дышала она медленно и прерывисто, жабры тяжело подымались и опускались.

— Что это за рыба? Ты не знаешь? — спросила Стефани.

— Нет, честно сказать, я не знаю, как она называется.

— Эта? — спросил бармен. — Это морской окунь. Это отличная рыба. Таких крупных мне еще не приходилось ловить у самого городка.

Бармен сполоснул руки и подошел к Джону, чтобы обнять его и поздравить с удачей.

— Вот так, мадам, — сказал он, целуя Стефани, — поверьте, он заслужил — никому ещё, на моей памяти, не удавалось поймать такую огромную рыбу самой обыкновенной удочкой.

— Давай взвесим ее, — предложил Джон, обращаясь к бармену.

Все вместе вернулись в бар. Огромную рыбу взвесили, бармен спрятал снасти и умылся. А рыба лежала на глыбе белоснежного льда. Весила она больше пятнадцати фунтов. На льду рыба выглядела по-прежнему серебристой и прекрасной, глаза ее еще не погасли, и только спина стала тускло-серого цвета, почти свинцовой.

Рыбачьи суденышки возвращались в гавань, и женщины складывали в корзины искрящуюся серебристую рыбу и несли тяжелые корзины к зданию маленького рыбзавода. Улов в этот день был очень хороший, и весь городок — а в нем жили преимущественно рыбаки — от большой удачи как-то ожил и повеселел.

— Послушай, Джон, — вдруг поинтересовалась Стефани, — а что мы будем делать с нашей огромной рыбой?

— Ее отвезут в город и там продадут. Ведь она слишком велика, чтобы готовить ее на этой кухне. А рубить такую рыбу на куски — мне жалко. Может, ее доставят прямо в Сидней, и она закончит свой путь в одном из роскошных ресторанов или ее купит какой-нибудь богач.

— Да… в Сидней… Возможно, ее съест кто-нибудь из моих богатых знакомых. Может, даже кто-то из близких знакомых, — сказала Стефани.

— Я бы, честно говоря, этого не хотел, — почему-то вдруг негромко сказал Джон.

— А знаешь, она была такой красивой в воде! Особенно когда ты вел ее возле берега. Я даже не поверила своим глазам, когда увидела из окна ее и всех этих зрителей, собравшихся вокруг тебя.

— Стефани, не переживай ты за эту рыбу.

— Да что ты, Джон. Мне в общем-то все равно. И за рыбу я совершенно не переживаю. Я могу себе позволить купить какую угодно рыбу, какого угодно размера.

— Да, тебе хорошо, — вдруг сказал Джон немного изменившимся дрогнувшим голосом.

— Что ты имеешь в виду? — недоверчиво глянула в глаза мужу Стефани.

— Ничего. Совсем ничего я не имею в виду.

— Ты хочешь сказать, что если я богата, если у меня есть деньги, то это плохо?

— Да нет, что ты Стефани, по-моему, это просто замечательно. Ведь у тебя так много всего есть, что даже ты сама не сможешь перечислить.

— Ты опять об этом, Джон? Не стоит. Ведь мы же условились, я обо всем забуду: забуду о семье, о детях, об Эдеме, о своей компании, обо всех делах. Я буду полностью принадлежать тебе. Ты же сам этого хотел?

— Да, Стефани, я хотел только этого. И, по-моему, у нас все складывается как нельзя лучше.

— А все-таки, — сказала женщина, — мне очень интересно, что с ней будет.

— Ну, я не знаю, что тебе и ответить. Хочешь, можешь проследовать за ней, и ты узнаешь ее судьбу.

— Перестань ты шутить, Джон. Нам с тобой здесь просто замечательно. Нас никто не знает, и никому нет никакого дела до того, как и чем мы живем.

Мужчина и женщина едва дождались обеда. Им принесли бутылку холодного белого вина, которым они запивали салат. Окуня зажарили, и следы металла краснели на его серебристой кожице, а кусочки масла таяли на горячей тарелке.

К рыбе подали нарезанный лимон и свежий хлеб из пекарни. Хлеб был еще горячий, а вино холодило обожженные картофелем кончики языков. Вино неизвестной им марки было замечательным: легкое, сухое, бодрящее. Хозяева очень гордились этим своим вином.

— Знаешь, Джон, мы как-то не очень разговорчивы с тобой во время еды, — сказала Стефани. — Тебе, наверное, скучно со мной, милый?

Джон рассмеялся, глядя прямо в глаза своей жене.

— Не смейся надо мной, не смейся, Джон.

— А я и не думал. Мне вовсе не скучно. Я буду счастлив с тобой, даже если ты не проронишь ни единого словечка, даже если мы вообще ни о чем не будем разговаривать. Я испытываю удовольствие, Стефани, глядя на тебя, на твои глаза, шею, губы…

— Продолжай, Джон. Я люблю, когда ты говоришь обо мне.

— Нет, сейчас я не буду говорить больше о тебе.

— А о чем ты тогда будешь говорить?

— Знаешь, — сказал Джон, — я буду говорить о еде.

— Нет, о еде говорить не стоит. Ей лучше заниматься.

Джон вновь улыбнулся.

Он поднял тяжелую бутыль зеленого стекла, посмотрел, как поблескивают на ней капельки воды, повертел немного в руках, как бы любуясь ее весом, и наполнил вином свой стакан. Напиток был прозрачно-розовым, чуть-чуть розовым.

— А у меня для тебя, любимый, есть сюрприз. Я тебе о нем еще не рассказывала.

— Сюрприз? — изумился Джон. — Какой такой сюрприз?

— Самый обыкновенный. В общем, пустяк, но, я думаю, ты ему очень обрадуешься.

— Обрадуюсь? Ты думаешь, я могу обрадоваться сюрпризу? — спросил Джон.

— Нет, может быть, ты и не обрадуешься, но обязательно удивишься…

— Естественно. А какой же это сюрприз, если он не вызывает удивления?

— Ну, а в общем-то, — Стефани посмотрела на улицу, по которой шли рыбаки, — я думаю, он тебе понравится.

— Ну, знаешь, это начинает меня интриговать. Могла бы и рассказать поподробнее.

— Нет, рассказывать я не буду. А ты, пожалуйста, ни о чем не спрашивай. Теперь я поднимусь к себе, если ты не против.

— Да нет, что ты, Стефани, поступай как знаешь.

Джон еще долго сидел на террасе. Он допил оставшееся в бутылке вино, заплатил за обед и поднялся наверх.

Одежда жены лежала на одном из стульев, а сама она ждала его в постели, едва прикрывшись простыней. Ее волосы рассыпались по подушке, а в глазах было безудержное веселье. Она отбросила простыню, едва он переступил порог спальни, и сказала:

— Привет, милый, ты хорошо пообедал? Вкусно и сытно?

— Конечно, хорошо.

— Ну тогда займемся…

Стефани поднялась, несколько мгновений стояла, держа в руках простыню, потом, немного стыдливо и в то же время развязно, отбросила ее в сторону, оставшись абсолютно обнаженной в спальне.

Они вместе опустились на кровать и легли бок о бок, возбужденные и в то же время погруженные в мирную дрему. Его незагорелая кожа отсвечивала на фоне ее смуглого, плотного, четко очерченного тела.

Жесткие волосы завивались кольцами, спускаясь на тяжелую грудь. Она задышала чаще, и кожа ее слегка покраснела, даже сквозь густой загар. Встав на колени, Джон принялся покрывать поцелуями ее тело, захватывая губами то одну, то другую грудь, впиваясь губами в соски.

Он довел Стефани почти до экстаза и тут откинулся на подушки. Она взяла его голову в руки и прижала лицом к набухающим округлостям своего тела, ощущая твердость подбородка на гладкой, тонкой, как бумажная салфетка, коже, сдавленно постанывая от наслаждения.

Джон искусно целовал и поглаживал ее, постепенно опускаясь вниз, достигнув в конце концов, шелковистого треугольника между ногами.

— Еще! Еще! — стонала Стефани, вновь и вновь повторяя это слово. — Еще, еще, Джон…

Чувства Джона обострились до предела, и он желал только одного: доставить женщине наслаждение. Он чувствовал, что она вот-вот изойдет. О себе он не думал, и не хотел думать.

Но в решающий момент она вдруг напряглась и с силой оттолкнула его:

— Маленький мой, маленький, только вместе с тобой…

Склонившись над кроватью, она прижалась к нему и впилась губами, проводя языком по небу так, что у Джона от наслаждения закружилась голова.

Смеясь, Стефани повторяла и повторяла свои ласки, а он снова захватил ее груди и теперь уже грубовато мял соски пальцами.

Чувствуя, как нарастает в нем желание, она ускорила движения, живо соскользнула с него и, повернувшись лицом вниз, прижала его руки к своим коленям.

В конце концов терпеть стало невозможно. Джон приподнял Стефани, обхватил округлые бедра, опрокинул ее на спину и изо всех сил впился ей в губы. Она выскользнула из-под него как рыбка и легла рядом.

— Джон, мне так хорошо, мне так хорошо… — шептала Стефани. — Сейчас все может закончиться, — пробормотала она, и глаза ее вспыхнули ненасытным желанием. — Пожалуйста, милый, возьми меня как можно скорее!

Джон почувствовал, как весь наполняется восторгом обладания.

Тихо он раздвинул Стефани ноги и лег на нее, не испытывая поначалу никакого желания начинать ритмические движения — настолько он был полон ею. Но ее настойчивость передалась ему, и долгими равномерными движениями Джон проникал вглубь, пока, наконец, она — то постанывая, то вскрикивая от восторга, то колотя его по плечам сжатыми кулаками — громко не вскрикнула, а из ее открытого рта не вырвался тяжелый вздох.

— Довольна? — спросил Джон.

— О да!.. Довольна… довольна… — закричала Стефани, вцепившись в него в последнем содрогании.

И тогда он тоже кончил с протяжным стоном.

Счастливые и утомленные, они лежали рядом: ее голова на его руке. И когда она поворачивала голову, волосы ласкали его щеку. Волосы у нее были шелковистые, но море и солнце сделали их чуть-чуть жестковатыми.

Стефани тряхнула головой так, что волосы закрыли лицо, повернулась к Джону и сказала:

— Ты ведь меня любишь?

Он кивнул, поцеловал ее в темя, а потом привлек к себе и поцеловал в губы. Потом они отдыхали, крепко обняв друг друга. И она вдруг спросила:

— Ты любишь меня такой, какая я есть? Ты уверен в этом?

— Абсолютно уверен.

— А я, ты знаешь, хочу стать другой… хочу измениться.

— Нет, — запротестовал Джон, — нет, другой мне не надо.

— Но я хочу. Хочу, ты понимаешь? Это нужно для тебя, Джон.

— Мне не надо, чтобы ты была другая. Меня ты устраиваешь такой, какая есть.

— А мне, я скажу тебе правду, Джон, нужно измениться. Я в этом абсолютно уверена. Но тебе пока ничего не скажу.

— Знаешь, Стефани, я люблю сюрпризы, но меня вполне устраивает все, как оно есть сейчас.

— Тогда, может быть, мне не стоит этого делать? — Стефани оперлась на руку и посмотрела на мужа.

— А вообще, как знаешь…

— Если ты согласен, тогда я сделаю тебе сюрприз. Он будет просто замечательным… чудесным.

— Ты давно о нем думала?

— Конечно. Я придумала это очень давно, но все время не решалась. Ведь я солидная женщина…

— Даже очень… — вдруг немного прохладным голосом сказал Джон.

— Ну вот, видишь, и ты говоришь, что я солидная. Ты согласен?

— Да, а что я еще могу сказать.

— Ну тогда…

— Что тогда? — спросил Джон.

— Знаешь, я хочу измениться. Я хочу полностью обрести другую внешность.

— Ты что, сошла с ума?

— Нет, ты меня не понял.

— Что ты хочешь сделать?

— Джон, я долго не могла на это решиться… Очень долго. И если бы не сегодняшнее утро, то я никогда бы не решилась на это. А так я абсолютно уверена, что мой поступок будет правильный, и ты его одобришь, хотя и не знаешь, что я задумала.

— Господи, как ты меня любишь интриговать! Ты начала говорить о каких-то невинных вещах, а сейчас я уже просто напуган. Я ошарашен.

— А ты не волнуйся, успокойся. Ты проголодался?

Джон посмотрел в потолок.

— Конечно же проголодался!

— А ты?

— И я тоже голодна. Вообще, мы с тобой все время хотим есть, как будто мы какие-то ненасытные.

— А что мы еще хотим? Чего нам хочется, Стефани?

— Еще… ты прекрасно знаешь, чего хочется мне. Ведь я так истосковалась без любви. Я так давно ждала тебя, Джон.

— Неужели?

— Что? Ты мне не веришь?

— Я хочу тебе верить, Стефани. Очень хочу.

— Ну тогда верь мне. И разреши преподнести тебе сюрприз.

— Ну хорошо, хорошо, ты меня уморила, я разрешаю тебе делать любые сюрпризы.

— Вот и здорово!

Стефани соскочила с большой широкой постели и, шлепая босыми ногами по дощатому полу, подошла к большому зеркалу. Джон залюбовался длинными и стройными ногами Стефани. Он подумал:

«Какие они красивые! Какой странный коричневый цвет!»

Потом он вспомнил, что в последнее время на пляже, далеко за городом, они загорали без купальных костюмов, поэтому все тело Стефани покрылось ровным загаром.

Вначале она противилась и не очень хотела плавать в океане и загорать на пляже обнаженной. Ее что-то сдерживало. Но Джон уговорил, и Стефани согласилась. А после она сама уже не могла без этой привычки.

Она тянула Джона на дальний пляж, они быстро раздевались, бежали к океану, долго плавали, а потом лежали на горячем песке. Все тело женщины покрывал ровный красивый загар.

Она выпрямила плечи, приподняла подбородок и тряхнула головой. Густые коричневые волосы хлестнули ее по щекам. Потом женщина наклонилась вперед, так что волосы закрыли ее лицо, натянула через голову полосатую блузку, села в низкое кресло, рядом с туалетным столиком напротив большого зеркала в широкой дубовой раме.

Отбросив с лица волосы, она зачесала их назад большим костяным гребнем и стала критически рассматривать свое отражение. Волосы вновь рассыпались по плечам.

Рассматривая себя в зеркало, она недовольно покачала головой. Потом быстро поднялась, натянула джинсы, подпоясалась, надела голубые туфли.

— Знаешь, я никогда не думала, что буду носить подобную обувь. Хотя, когда-то я уже носила вот такую простую одежду, — сказала Стефани, разглядывая свое отражение в зеркале.

— Носила? — как бы не веря, проговорил Джон.

— Ну да. Об этом я тебе расскажу. Это было после одного моего неудачного купания в реке, кишащей крокодилами.

— Ты купалась в реке, кишащей крокодилами?

— Да, Джон, правда, это было очень давно, и многое после тех событий изменилось.

— Расскажи, это очень интересно.

— Не думаю, что очень интересно, это, скорее, драматично… даже трагично. В общем, это страшно.

— Страшно?

— Да, это страшно.

— Понимаю… Я бы, например, ни за какие деньги не стал купаться в реке, где плавает хоть один крокодил.

— Естественно.

— Да, в городе их не часто встретишь.

— Вот, видишь, как здорово, — сказала Стефани, затягивая потуже пояс.

Джон, подперев голову рукой, любовался своей женой.

— Дорогой, мне ненадолго надо будет уйти.

— Куда это ты собралась?

— Но мы же с тобой договорились о сюрпризе?

— A-а, — как бы вспомнив, протянул Джон. — Да-да, конечно, я помню о сюрпризе.

— Вот поэтому я и решила заняться этим делом сейчас, не откладывая в долгий ящик.

— Ну что ж, отлично, — сказал Джон, — я тоже чем-нибудь займусь. А если хочешь, я пойду с тобой.

— Нет, я должна идти туда одна. Ведь речь идет о сюрпризе…

Стефани подошла к кровати, поцеловала Джона, а потом спустилась вниз. И он, подойдя к окошку, увидел, как она идет вверх по дороге, как развеваются на ветру ее пышные волосы.