Простительные грехи

Глава 19

Самара

Независимо от того, что можно сказать какими нестандартными могли быть наши отношения, мы были знакомы друг с другом, и, возможно, были более довольны присутствием друг другом, чем некоторые молодожены. Так что это было нам на руку.

Мы переоделись, как только вернулись домой, отбросив все притворства и вернувшись к тому, что знали. Для нас двоих не будет ни романтического медового месяца, ни даже ночи занятий любовью.

— О чем ты думаешь? — прошептал Лино, устроившись на диване рядом со мной, пока я читала на своем Kindle. Его ноутбук стоял у него на ногах там, где мне бы хотелось, чтобы моя голова была, и он прекратил печатать, чтобы посмотреть на меня.

— Что, если мы все облажаемся? Я не хочу тебя потерять, — прошептала я, выражая свои опасения за наше будущее. Все было неопределенно, и я чувствовала, что наши с Лино отношения пошатнулись, и мне больше не за что было держаться. Все изменилось, и я знала, что никогда не будет прежним.

— Ты не потеряешь меня. Ты моя жена.

— Это не значит, что ничего не изменится. Это не значит, что мы не будем обижаться друг на друга за то, что мы так внезапно приняли это решение. Мы оба знаем, что я буду обижаться на тебя за то, что ты угрожал мне. Все уже меняется. — вздохнула я, ставя свой Kindle на кофейный столик, когда он передвинул туда свой ноутбук и наклонился ко мне.

— Ты меня простишь, — повторил он свои слова ранее. То, как он смотрел на меня сверху вниз, когда он поднял мой подбородок, чтобы нежно коснуться губами моих, казалось, он пытался выжечь что-то в моей душе. Заклеймить меня, запечатлеть на мне что-то, чего я не понимала. — У тебя не будет выбора. Я буду изматывать тебя всю свою жизнь, пока ты не признаешь, что я сделал то, что нужно было сделать для нас обоих в долгосрочной перспективе.

— Для тебя нет абсолютно никакой пользы. Я не понимаю, зачем ты это сделал. Что ты выигрываешь, женившись на мне? — Я прошептала. — Я — это просто я, Лино. Просто пообещай мне, что если ты будешь встречаться или спать с кем-то вне этого брака, мы всегда будем честны друг с другом? Я понимаю, что это не нормальные отношения, и нам, возможно, придется адаптироваться, чтобы…

— Нет, — прошипел Лино, поджав губы. — Для нас обоих больше никого другого нет. Ты моя жена. Я не опозорю тебя, завязав романы, и ожидаю того же взамен.

Я вздохнула.

— Я не могу конкурировать с тем разнообразием, к которому ты привык, и с женщинами, которые владеют своей сексуальностью. У меня открытые раны и шрамы, и никто не прикасался ко мне с тех пор, как он… — Я замолчала, не в силах снова признать правду. Казалось, что один раз — это мой порог.

Но впервые я знала, что кто-то понимает, потому что знал. Даже не произнеся этих слов, он точно понял, что я имела в виду; из-за этого между нами никогда не возникнет недопонимания. Такая открытость делала меня уязвимой, кровоточащей от ран, которые я хотела назвать зажившими за те месяцы, что я провела в изоляции от мужчин, но это также заставило меня чувствовать себя принятой.

Понятой.

— Мне не нужно разнообразие, — мягко сказал Лино. — Я никогда в нем не нуждался, Голубка.

— Я даже не знаю, могу ли я заниматься сексом. Я не пробовала, и это может означать, что ты не только не получишь разнообразия, но и вообще ничего не получишь.

— Я думаю, ты можешь удивиться тому, насколько терпеливым я могу быть, когда дело касается тебя, — он игриво ухмыльнулся мне. Я сузила глаза, но он проигнорировал это и вернулся к работе на своем ноутбуке.

Еще одно загадочное заявление, которое он, похоже, даже отдаленно не хотел пояснять.

Я кивнула, двигаясь, чтобы встать и размять мышцы. После того, как со мной так долго нянчились без необходимости, у меня не было сил просто сидеть и читать, особенно когда я с каждым днем все больше и больше разочаровывалась из-за уклончивости Лино. Я так устала быть укрытой и защищенной от всего, с чем, по его мнению, я не могла справиться, но не было никакого способа заставить упрямца сказать мне хоть-что-нибудь.

Я хотела двигаться, хотела что-то делать, но я также знала, что подталкивать Лино в этом направлении не в моих интересах. Растяжка казалась безопасным вариантом. Я старалась не думать о том, как его глаза метнулись от компьютера и остановились на моем голом животе, когда я потянулась через голову.

— Что ты делаешь? — проворчал он.

Я улыбнулась ему, наклоняясь, чтобы коснуться пальцев ног.

— Просто растягиваюсь. Мои мышцы чувствуются так, будто я провела в постели вечность. Ой, подожди! — Я наделась, что с тем, как он мучил меня информацией, может быть, только может быть, есть другой способ отплатить ему за это.

— Самара, — предупредил он, но его губы изогнулись от удовольствия.

— О, тише, Чудовище. Нет никаких причин, чтобы тебе кричать: Я мужчина, ты женщина, защищающий твою задницу. Я просто разминаюсь.

Он усмехнулся, глубоко и гортанно.

— Я могу стать пещерным человеком из-за твоей задницы.

Я задохнулась, когда выпрямилась, глядя на него с открытым ртом в шоке.

— Что моя задница тебе сделала?

— Начнём с тобой, что она выглядит слишком охуенно буквально во всем, что ты носишь. Ты хоть представляешь, сколько раз мне хотелось отшлепать тебя, когда ты щеголяла в своих обтягивающих юбках на работе? Или схватить в охапку в этих гребаных леггинсах?

Я ухмыльнулась ему, оглянувшись через плечо, чтобы посмотреть на свою прикрытую леггинсами задницу. Я кивнула в знак согласия.

— Она действительно хорошо смотрится в леггинсах. Если ты будешь держать меня в постели, она станет еще больше, особенно с учетом того, как ты готовишь. Ты никогда не слышал о салате?

— Меня это устраивает, — пожал он плечами.

— Что ты вообще делаешь, глядя на мою задницу? Явин сойдет с ума, если узнает, что ты пялился на мою задницу.

Лино рассмеялся.

— Самара, ты моя жена. Я думаю, можно с уверенностью сказать, что твой брат будет в полном дерьме, независимо от этого.

— О, Боже мой. Что мы ему скажем? — спросила я, драматично хлопнув себя рукой по лицу. Хотя мне не пришлось иметь дело с истерикой Явина во время самой свадьбы, в этом был и положительный момент.

Это было сделано, и мне не придется беспокоиться об этом.

— Я сам разберусь. А теперь давай, — сказал он, беря меня за руку. — Нам нужно готовить.

— Нам? — Я засмеялась. — Ты же понимаешь, что я поджигаю воду, верно? Держи меня как можно дальше от кухни.

— О, поверь мне. Я усвоил урок, когда ты попыталась приготовить мне замороженные равиоли с консервированным соусом и все равно все испортила, — поддразнил он, но, несмотря ни на что, увел меня за кухонный остров. Я встала, прислонившись задом к островку, пока он собирал ингредиенты со всех уголков кухни. — В честь этого я подумал, что на этот раз мы вместе приготовим равиоли.

— Я, эм, ладно, — я сглотнула. Я не хотела сжигать его дом дотла. Правда, не хотела. Это был такой прекрасный дом.

— У меня для тебя кое-что есть. — Его улыбка была заразительной. — А теперь закрой глаза.

Нервно закусив губу, я сделала, как он приказал. Что-то скользнуло мне через голову, опустилось на майку и леггинсы. Сильные, ловкие руки Лино обвились вокруг моей талии, и завязли на пояснице, а тонкие прикосновения его пальцев щекотали меня самым лучшим образом, вытаскивая мое тело из ямы дремоты, в которую оно, казалось, уходило всякий раз, когда он не прикасался ко мне.

— Хорошо. Открывай.

На моем лице появилась улыбка, от которой у меня заболели щеки еще до того, как я открыла глаза. Я посмотрела на свою грудь и увидела надпись «Я сгорю за тебя», растянутая по всей груди. Я рассмеялась, прижавшись лицом к его груди, так как он, казалось, намеревался прижаться слишком близко к моему телу.

— Это идеально, — прошептала я. Мне всегда нравилось, что Лино, хоть он и был идеален, никогда не осуждал меня за то, в чем я не была сильна. Он был настоящим гением, ориентируясь в мире бизнеса так, как будто он был рожден для этого, и даже когда мы были молоды, он невероятно хорошо разбирался в числах. Он умел готовить как шеф-повар и любил это делать. Он был великолепен и достаточно тренировался, чтобы поддерживать своё тело в безупречном состоянии, — стройное и мускулистое, о котором мечтают бегуны.

Я же полная противоположность. Умная, но только потому, что я работала над собой. Я не разочаровала на каждом уровне, но это не означало, что все давалось мне так же легко, как Лино. В моем идеальном мире я бы никогда не начала работать в офисе и занялась пением как карьерой. Но это не было предназначено для меня, и, несмотря на свою страсть к этому, я обнаружила, что предпочитаю анонимность открытых микрофонов вместо запланированных выступлений.

Мы оба вымыли руки, Лино снял кольца с наших пальцев и положил их в эркер над раковиной, выходящий на задний двор. Это был единственный намек на то, каким был дом до того, как Лино его модернизировал, и мне это нравилось. В дни, когда мечтатель во мне был сильнее, у меня были видения, как я наблюдаю за нашими детьми, пока они играют на улице, и пью чай.

Лино повернул меня к стойке, на мгновение вытерев ее чистой тряпкой. Затем он взял стеклянную мерную чашку, наполнил ее водой и поставил в микроволновку, пока я наблюдала. Надев свой фартук, он взял муку и обхватил меня руками, чтобы высыпать приличную кучу на стол. Когда микроволновка выключилась, он схватил мерный стаканчик, добавил в воду две столовые ложки соли, отнес ее на остров и поставил рядом с рабочим местом.

— Ты умеешь разбивать яйца? — спросил он со усмешкой.

— Если ты не возражаешь против скорлупы в своих равиоли, конечно, умею. — Я улыбнулась, хихикнув, когда его лицо прижалось сзади к моему плечу, а его тело сотрясалось от смеха.

— Хорошо. Тогда я займусь яйцами. Сделай небольшую лужицу в центре муки.

— Это придаст текстуру, — поддразнила я и почувствовала, как он покачал головой. Его массивные пальцы сжимали по яйцу в каждой руке, и он легонько постукивал ими друг о друга над кучей муки. Полностью расколов одно и отложив скорлупу в сторону, он продолжил, пока в середине не оказалось четыре яйца.

— Добавь немного подсоленной воды. Медленно, — сказал он. Я кивнула, потянулась к мерному стаканчику и налила тонкую струйку воды в чашку с яйцами. — Ещё немного.

Его тело прижалось к моей спине, он взял мои руки в свои и отодвинул воду в сторону. Мне казалось, что он окружает меня, что он повсюду, когда он направил мои руки в лунку и использовал их, чтобы смешать яйца и воду. Я поморщилась. Я не думала, что когда-нибудь смогу забыть о том, как противна сырая еда, когда к ней прикасаешься.

Лино улыбнулся мне в шею, словно почувствовав мое недовольство.

— Все лучше, когда оно влажное, Самара, — прохрипел он. Я фыркнула от смеха и почувствовала, как смех сотрясает мое тело, вибрируя на его прессе через рубашку и фартук. — И это вот-вот станет намного грязнее.

Взяв мои руки за край муки, он зачерпнул немного, чтобы добавить ее к яйцам. Мука покрывала наши руки, липкая, грязная и прилипшая к моей коже. При любых нормальных обстоятельствах я бы, наверное, бросила. Но бросить означало потерять ощущение Лино, прижавшегося ко мне, его дыхания у моего уха и его рук, щекочущих мою спину, когда он направлял мои движения. Казалось, что всего на мгновение мы так же связаны физически, как всегда чувствовали себя эмоционально.

Я не могла потерять это. Не могла потерять связь с мужем в эту технически первую брачную ночью. Я честно сказала, что не знаю, смогу ли я отдать Лино свое тело. Я также подозревала, что мы пока не будем исследовать эту территорию.

Мы повторяли все действия, пока яйца не исчезли, оставив нам тесто, в которое Лино добавил еще воды и одно яйцо. Разминая и надавливая, каждое движение прижимало его к моей спине. Когда он легонько поцеловал меня в шею прямо за ухом, я подумала, что могу растаять, но он просто продолжал месить, как будто это нежное прикосновение не перевернуло мой мир с ног на голову. Но не было сомнений, что это было сделано намеренно. Лино использовал контакт, формируя тесто, чтобы коснуться меня, точно так же, как и я.

Я не посмела отступить первой.

Так что я сдвинула свое тело, позволив ему взять контроль над собой, как оно хотело с того момента, как Лино прижался ко мне. Моя спина слегка выгнулась, когда я позволила ему вести меня, тесто превратилось в твердый комок, который он продолжал сворачивать на себя и дальше.

Стон, который он издал мне в ухо, когда я изменила позу, заставив мою задницу тереться о него, не должен был быть таким приятным. Он не должен был вибрировать во всем моем теле, как я чувствовала это до самой глубины души. Но быть признанной Лино, быть замеченной как нечто, присущее женщине, было тем, чего я хотела так долго, что невозможно было остановить внутренний отклик, который я чувствовала.

— Тесто готово, — наконец прошептал он, целуя меня в щеку и отступая.

Мы пошли мыть руки, чувствуя, что, может быть, момент уже упущен. Но пока я мыла свои, Лино наклонился и прижался к моим губам мягким, долгим поцелуем, который был в сто раз лучше, чем поцелуй в шею.

Потому что он длился долго.

Я еще больше запрокинула голову, не обращая внимания на то, как горячая вода капает с моих рук, когда я повернулась к нему и усилила поцелуй. Когда его рот открылся для меня, я только и могла, что не застонать, когда его язык коснулся моего. Неуверенно. Как будто он помнил мои слова о том, что ко мне не прикасались после Коннора, о том, что я не уверена, что смогу выдержать.

Лино не рискнул бы причинить мне боль, не рискнул бы взять то, что я еще не готова отдать. Но он мог дать мне это, — подтверждение в поцелуе, что он рядом, что он заботится обо мне, и что мы вместе. Неважно, с какими трудностями мы столкнулись на пути, или как мы запутались и танцевали вокруг друг друга.

Мы никогда не давали воли напряжению между нами, никогда не признавали его. Я не знала, почему Лино отказался, но, по-видимому, это уже не имело значения.

Он был моим мужем, а я его женой.

К лучшему или худшему.