Простительные грехи

Глава 51

Лино

Склад казался более зловещим, чем когда-либо. Я не проводил в нем много времени и никогда не был главной частью «мокрой» работы. Учитывая, что я занимался законным бизнесом, мы старались держать мои руки как можно более чистыми. Но всегда возникали обстоятельства, которые мы не можем контролировать. Личные вендетты. Моменты, когда мне нужно было участвовать, чтобы продемонстрировать силу против политиков и бизнесменов, которые наполняли мои дни дерьмом.

Но идти туда, зная, что я совершу отцеубийство, было для меня в новинку. Я пытался вызвать в себе сочувствие или чувство вины по этому поводу, но осознание того, что он сделал с Самарой, перевешивало любую вину, которая могла попытаться просочиться внутрь. Я мог терпеть всю жизнь оскорбления в свой адрес, но я не стану мириться с тем фактом, что моя жена пострадала в результате его выходки.

Что он пытался продать ее.

Я открыл дверь, направляясь к морозильной камере, и открыл и эту дверь. Я не потрудился закрыть ее за собой, потому что мой отец никогда не будет настолько недостойным, чтобы звать на помощь. Он лучше других знал, насколько это бесполезно.

Райкер стоял, прислонившись к столу, где он хранил свои инструменты, и возился с ними, словно ему не терпелось приняться за работу. И я позволю ему. Я не стану мучить отца. Ему бы понравилось видеть, как я веду себя как монстр, даже если бы это означало, что он будет страдать.

Потому что это означало бы, что в конце концов я стал таким же, как он, что я стал всем, чем он хотел меня сделать. Я хотел, чтобы он умер, зная, что я был всем, чем она меня сделала. Что я могу убивать, но я не наслаждаюсь этим, как мой отец.

— Ты — страшное пятно на Земле, и тебя нужно убрать, чтобы наши женщины были в безопасности, — в голосе Райкера звучала вся его ярость, и я предполагал, что отчасти это было связано с тем, что он был так близок, чтобы заявить права на Кэллу. Что срок, установленный им самим, скоро истечет.

Я мог бы пожалеть ее за то потрясение, которое она испытала на своем пути, если бы не знал, что Райкер будет относиться к ней лучше, чем она могла когда-либо мечтать.

— У тебя нет женщины, — рассмеялся мой отец, и даже в его возрасте его тело без рубашки было стройным.

Райкер наклонился, одарив моего отца той устрашающей улыбкой, которая показывала, насколько близко монстр играл к его грани. Честно говоря, я не был уверен, что у него есть грани.

— Я как раз собираюсь заполучить ее.

Наконец Габриэле обратил на меня своё внимание.

— Итак?

— Каков был план? Что ты собирался сделать с моей женой? — Я зашипел, от ярости мое тело напряглось. Я хотел играть в непринуждённость, хотел убедиться, что он никогда не увидит, как меня жгло знание того, что он так отчаянно пытался отнять у меня единственное, что я любил.

— Уолшу нужны были деньги, а мне было нужно, чтобы она ушла. Мерфи не хотел связываться с Маттео из-за куска задницы, поэтому я нашел частного покупателя в Мексике. Он неравнодушен к рыжим, а они там такая редкость. — Он пристально смотрел на меня, как будто хотел заставить меня увидеть правду его слов. Мне не нужно было их видеть, потому что я чувствовал, что это была правда, и они лишь повторяли то, что сказал мне Эмилио, прежде чем я выстрелил в него.

Он собирался продать мою жену другому мужчине.

— Она стоит больших денег, если ты захочешь передумать… — Кулак Райкера врезался ему в лицо так резко, что Габриэле выплюнул окровавленный зуб.

— Ты любил мою мать? — спросил я и сделал вид, что перебираю инструменты на столе.

Глаза Райкера загорелись возбуждением, этот запутавшийся парень не хотел ничего другого, кроме как выместить свое разочарование на Габриэле. Не было ничего, и я имею в виду ничего, что этот человек ненавидел бы больше, чем людей, которые издевались над женщинами и детьми. Я подозревал, что это у него с детства, но никто никогда не узнает.

Вероятно, именно поэтому у них со Шрамом была негласная связь, и хотя они никогда не говорили об этом, они поддерживали друг друга.

— Конечно, я любил ее. Как ты думаешь, почему я всю жизнь твердил тебе, что любовь делает тебя слабее? — Габриэле сплюнул.

— И что бы ты сделал, если бы кто-то попытался ее продать? — Мои слова прозвучали грубым рычанием, потому что я знал, что бы я сделал, если бы кто-то попытался ее продать. Несмотря на то, что я был молод, я бы постарался убить их медленно, так мой отец учил меня с того момента, как я научился держать в руке пистолет или нож.

Я поклялся, что моим детям будет позволено быть детьми, что они познают любовь своих матери и отца. Даже если однажды они пойдут по моим и Маттео стопам, я ни за что не смогу навязать им это, когда самой большой заботой для них будет поражение в футбольном матче.

— Я бы заставил его страдать, — рыкнул Габриэле. Я знал, что это должно было подтолкнуть меня к краю, к тому ужасному существу, в которое он пытался меня превратить.

— Верно, так что ты точно знаешь, что тебя ждёт, — прорычал я, но отступил назад и прислонился спиной к стене. Как бы я ни хотел мучить его, я не желал становиться тем, кем он всегда хотел меня видеть. Тем, кто наслаждался пытками, кто преуспевал в них.

Но он должен был страдать, и я бы с удовольствием посмотрел на это.

Я кивнул Райкеру, и тот пошел к двери. Мы ждали в тишине, и я знал, что мой отец знает, что будет дальше. Когда Райкер вернулся, держа в руках клеймо, он подошел к Габриэле. В тот момент, когда клеймо коснулось его груди, он стиснул зубы. Его обгоревшая плоть наполнила комнату гнилостной вонью, звук шипения, казалось, эхом отдавался в тихом пространстве, поскольку Габриэле отказывался кричать. Как только клеймо сняли с его груди, слово «Предатель» уставилось на меня.

Я наблюдал, сохраняя бесстрастное выражение лица, пока Райкер перебирал инструмент за инструментом. Он забрал все, что было у моего отца: его кровь, ногти, язык и, наконец, все пальцы. Он работал систематически, как будто ему это не нравилось, но я знал лучше. Жестокие голубые глаза Райкера сверкали радостью каждый раз, когда мой отец стонал от боли, и когда он в конце концов закричал, когда Райкер взял филейный нож, на лице моего друга расцвела улыбка.

— Ни один мужчина не продает женщину, поэтому я думаю, что это только к лучшему, что ты больше не мужчина, — усмехнулся Райкер.

Мне было жаль его за то, что ему пришлось смотреть на моего отца после того, как он срезал с него нижнее белье, за то, что ему пришлось протянуть руку в перчатке, чтобы удержать его в нужном положении, пока мой отец боролся.

Его крик эхом разнесся по помещению, когда Райкер пронзил его плоть ножом. Он забрал все, и только когда мой отец зарыдал и рухнул на стул, а из него хлынула кровь, я поднял пистолет и даровал ему милосердную смерть.

Убедившись в этом, я повернулся и зашагал прочь со склада.

Потому что моя жена ждала.

✽✽✽

Когда я вернулся домой, на мне не было крови. Ничего, что указывало бы на то, что я убил другого человека.

Три убийства за один день не было для меня рекордом, но я знал, что это заставит Самару чувствовать себя неуверенно.

Так что я был благодарен за отсутствие крови. По крайней мере, ей не придется видеть тело или вспоминать о том, что я сделал. Она лежала на спине в постели, не спала и посмотрела на меня, когда я вошел. Я знал, что она не сможет спать на боку, и подумал, не стоит ли мне пока поспать в свободной комнате. Я всегда прижимал ее к себе, когда спал, и не хотел причинять ей боль.

— Я буду спать в комнате для гостей, чтобы не причинить тебе боль, — сказал я ей, чувствуя себя подавленным.

После того, как я едва не потерял ее, после того, как едва не потерял все, что имеет для меня значение, — все, чего я хотел, это свернуться калачиком в постели с моей женой и обнять ее. Я хотел заняться с ней любовью, но по тому, как сияли ее глаза, она не хуже меня знала, что этого не может произойти.

— Я не могу заснуть без тебя, — пробормотала она, и я вопреки здравому смыслу стянул с себя одежду. Ее вес на кровати рядом со мной успокаивал что-то внутри меня, ту часть меня, которая чувствовала себя истерзанной и разорванной из-за возможной потери ее.

Она жива.

Она со мной.

В конце концов, это было все, что имело значение.

— Ты…

— Да, — буркнул я в ответ. — Я сделаю все, чтобы ты была в безопасности. Чего бы это ни стоило. Я убью столько людей, сколько потребуется, и сожгу весь мир дотла, если это будет означать, что ты в безопасности и там, где твоё место — со мной.

Она прижалась лицом к моему плечу, и я поразился, какой силы это, должно быть, стоило, как тяжело ей было отбиваться от двух взрослых мужчин и уйти со сломанным ребром.

Она была такой маленькой, моя крошечная, вспыльчивая жена.

А мужчины, с которыми она сражалась, были гораздо крупнее ее. Эмилио был обучен.

— Я думаю, что Сэйди должна быть крестной матерью, — прошептал я.

— Хм? — Ее сонное бормотание заставило последнюю дрожь внутри меня утихнуть, и я усмехнулся, наклонив голову, чтобы коснуться ее макушки, а ее медные волосы щекотали мое лицо.

— У нашего первого ребенка. Крестной должна быть Сэйди, — прошептал я.

Она всхлипнула, и мое сердце снова разбилось.

— Я тоже так думаю, — ответила она.

Все было решено, вот так просто. Женщина, которая научила Самару защищаться и дала ей навыки, необходимые для выживания, была единственным человеком, которого я мог рассматривать даже в свете того дня, который у нас был.

— Спокойной ночи, мой Жеребец.

— Спокойной ночи, Голубка, — улыбнулся я в ее волосы, и заснул, когда весь мой мир был рядом со мной.