Энтони
Заглушив двигатель, я расслабляюсь в кресле и прибавляю музыку. Городская библиотека представляет собой двухэтажное небольшое здание в самом центре города. Здесь же находится архив, в котором мама периодически засиживается допоздна. Я до сих пор не понимаю, что может быть в архиве, чего нет в интернете. Мне кажется, это невозможно. Но скорее всего я не прав. Моей маме лучше знать.
Дверца с пассажирской стороны открывается, и вместе с февральским холодом в машине оказывается мама.
– Привет, милый. – Она целует меня в щеку.
– Привет. – Я провожу ладонью по щеке. – Мам, помада.
Она смеется и трет перчаткой мою щеку.
– Иногда мне хочется, чтобы ты снова был маленький.
Заведя мотор, я выезжаю на главную улицу.
– Иногда мне тоже этого хочется, – тихо говорю я и чувствую на себе пристальный взгляд.
– Ты в порядке, Энтони?
Наверняка, она все еще помнит мою вспышку в гараже.
– Да, конечно, – улыбнувшись, отвечаю я. – Почему ты спрашиваешь?
Мама смотрит перед собой на лобовое стекло.
– Я за тебя волнуюсь. Ты в последнее время сам не свой.
Я усмехаюсь, бросив на нее быстрый взгляд.
– Все хорошо. Мы, кажется, говорили о петле времени.
Мама хмурится, глядя на меня. Я всегда перевожу тему, когда не хочу о чем-то говорить. Да все так делают.
– Мы точно не говорили о петле времени, – сложив руки на сумке, говорит она.
– Ты говорила, что хочешь, чтобы я снова был маленький. Теоритически никаких запретов на путешествие в прошлое нет.
Мама обреченно вздыхает, опустив голову. Ее рыжая копна падает на лоб.
– Энтони.
Я смеюсь, глядя на дорогу.
– Серьезно. Это возможно на основе общей теории относительности Эйнштейна, которая описывает гравитацию как искривления пространства и времени по энергии и материи.
– Стивен Хокинг подтвердил свою давнюю гипотезу, – говорит мама. – Путешествия во времени невозможны.
– Но он мог и ошибаться! – с энтузиазмом спорю я. – Чрезвычайное мощное гравитационное поле, образованное, допустим, вращающейся черной дырой, может деформировать материю так, что пространство будет искривлено наизнанку. Это создало бы замкнутую времениподобную кривую – цикл, который фактически будет являться путешествием во времени.
– Хокинг и многие физики считают замкнутую времениподобную кривую абсурдной.
– Да, да, – фыркаю я. – Потому что путешествия во времени любого микроскопического объекта создают парадоксы, которые ломают причинно-следственную связь. А ты разве не помнишь «парадокс убитого дедушки» с точки зрения квантовой механики?
Мама поднимает руки.
– Я не стану с тобой спорить. Ни в коем случае. Во-первых, это затянется. Во-вторых, тебя понесет так, что пойдет пена изо рта.
Мы смеемся. Затем мама протягивает руку и гладит меня по щеке.
– Ты такой умный, Энтони.
– Вовсе нет, – отмахиваюсь я. – Папа все еще злится на меня из-за Ванкувера, да?
Мы с отцом больше об этом не говорили. Я не подал заявку в технологический институт Британской Колумбии и даже в колледж Дугласа, и он об этом знает.
– Нет, милый, – отвечает мама. – Ты же знаешь своего отца. Он жуткий педант и не любит, когда планы меняются. В любом случае, он не злится. Не волнуйся об этом. Это твоя жизнь, ты уже достаточно взрослый, чтобы решать самому, верно? – Она подталкивает меня плечом.
Слова крутые. Надеюсь, так оно и есть.
Я вздергиваю подбородок.
– Конечно, я взрослый.
Мама прыскает в ладонь.
Вернувшись домой, мы сразу же идем на кухню.
– Закажем пиццу? – предлагает мама.
Я смотрю на ее усталое лицо.
– Могу разогреть замороженную лазанью и приготовить салат.
Мама с благодарностью смотрит на меня, затем подходит ближе и кладет руки на мои плечи. Мы почти одного роста.
– Ты замечательный, Энтони. Правда.
Вау, похоже, она серьезно.
– Да, ладно, мам, мне не сложно. Это всего лишь ужин.
Она идет к лестнице мимо обеденного стола.
– Нет, ты очень хороший человек.
Все матери так думают про своих детей. Правда в том, что это не так. Мои ошибки превратили меня в не самого лучшего человека. Это угнетает.
Я отворачиваюсь к стойке, избегая ее взгляда. Она все еще не поднимается наверх.
– Какое сегодня число? – внезапно интересуется она.
Я все еще не поворачиваюсь.
– Восемнадцатое февраля.
– Боже мой, – вздыхает мама. – Уже конец зимы. Мы даже не заметили, как прошел год с тех пор, как мы сюда переехали. И.. ох, у Эйвери и Ноэля был день рождения, верно?
– Да, им уже исполнилось по восемнадцать. Эйв не хотела устраивать праздник в этом году.
Единственное, что я услышал от нее, когда подошел поздравить – это то, что Ноэль больше не станет праздновать свой вымышленный день рождения позже. Это было глупо. Я так и сказал своему другу, и да, в этом году он согласился.
Я поворачиваюсь, и вижу, как мама кивает, глядя в пол.
– Понятно. Мы даже твой день рождения осенью отпраздновали как-то тухло.
Я качаю головой, улыбаясь.
– Вовсе нет. Было весело.
Мама скептически выгибает бровь.
– Я бы так не сказала.
– Почему мы вообще начали этот разговор? – Я отталкиваюсь от кухонной тумбы и иду к холодильнику.
– Даже не знаю. – Мама облокачивается о перила. – Я даже не поздравила ее. Моя работа делает из меня отшельника.
– Твоя работа – лучшая в мире. У тебя нет босса.
Мама фыркает, покачав головой.
– Думай, как хочешь, но она не самая лучшая в мире.
***
На следующий день я просыпаюсь в отличном настроении. И чтобы воспользоваться своим бодрым духом, решаю поговорить с Эйв. Но моя проблема в том, что я даже не знаю, что именно ей скажу. Мне жутко хочется избавиться от неловкости между нами. Что-то же должно сработать. Мы ведь друзья. И почему это фраза в моей голове так нелепо звучит?
После уроков я не могу ее найти, поэтому выхожу из здания и оглядываюсь. К счастью в нашей школе невозможно что-то не увидеть. Пройдя вдоль здания несколько шагов, я замечаю голубые волосы Эйв на стадионе. Она сидит на верхних трибунах, а перед ней стоит Уолт и, размахивая руками, что-то рассказывает. Даже с большого расстояния я вижу ее улыбку.
И снова испытаю это противное и скользкое чувство ревности. Как же глупо.
Если с ним она улыбается, то я не должен сейчас мечтать, чтобы Уолт свалился с этих самых трибун. Кто знает, возможно, они могли быть вместе уже давно.
Пока я стою и над этим раздумываю, как последний трус, мне уже навстречу со всех ног несется Уолт. Эйв продолжает сидеть на месте, не замечая меня. А вот Уолт как раз замечает, и его лицо не выражает дружелюбия. Не знаю, что между ними, но буду честен с самим собой, он не хочет быть просто другом. Иначе бы он так на меня не смотрел. Не могу судить наверняка, ведь с Уолтом за этот год я практически не общался. Он мне казался приветливым и тихим парнем.
Сейчас он уже подходит ко мне. Его шапка почти лезет на глаза, но он не спешит ее поправить. Он поднимает голову, так как я все же выше и засовывает руки в карманы своей синей парки.
– Привет.
– Привет, – отзываюсь я.
Уолт поджимает губы, быстро обернувшись к Эйв, которая сидит к нам полу-боком и естественно не видит нас.
– Ты ищешь Эйв?
Я киваю.
– Да и уже нашел. – Я собираюсь пройти мимо него, но Уолт громко прочищает горло.
Я вынужден остановиться.
– Слушай, она ждет меня, я решил купить нам какао, – говорит он.
Я хмуро усмехаюсь. Мне не очень нравится то, как он себя ведет. Такое ощущение, что я должен спрашивать у него разрешения, чтобы поговорить с ней.
– Ну, хорошо, иди.
Уолт снова стискивает губы и вздыхает, выпуская теплое облако пара изо рта.
– Я хотел сказать тебе… – начинает он. – Только не подумай ничего.
Я снова невесело усмехаюсь.
– Я уже думаю, Уолт. В чем дело?
– Ей сейчас лучше. Даже хорошо.
– Я вижу и это здорово.
– Тогда… – он запинается.
Господи, будь мужиком и скажи в чем дело, чувак.
– Не лучше ли тебе не мешать ей?
Я забываю моргать, в упор глядя на него. Мне понятна его мысль, но все же не хочу опускать голову, как пес и слушаться этого парня. Мне есть что сказать. Да и он мало что знает. По крайней мере, я на это надеюсь.
– То есть ты сейчас советуешь мне держаться от нее подальше?
Уолт выдерживает мой взгляд и кивает.
– Ты снова можешь ее запутать.
– Да ты шутишь! Кто ты…
– Если бы не ты, с ней бы все было хорошо! – резко выпаливает Уолт, буквально заткнув меня. – Серьезно. Это то, что я думаю. И можешь врезать мне прямо здесь. Я не боюсь ни тебя, ни всех остальных парней из команды.
Я и не собирался его бить. Очевидно, его представление обо мне совершенно иное. Типичное и клишированное.
Возможно.
А возможно он видит меня насквозь. Какой я плохой человек. Мне даже нечем возразить.
Стискиваю кулаки в карманах и, бросив взгляд на трибуны, произношу:
– Ты прав.
Затем ухожу.