Быть невидимкой в школе – совсем не плохо. За последние месяцы новой жизни я уже с этим смирилась, меня все устраивало. Так было удобно для всех.
Но теперь я снова чувствую на себе взгляды. Может, это из-за моих тусклых волос? Нужно купить краску, и мама обещала, что найдет мою любимую. Темные корни слишком отросли, а оставшаяся длина потускнела.
Мне не нравится то, что я вижу в зеркале.
Да, я смотрю в зеркало. Снова. Иногда. Не чаще раза в день.
За мной наблюдают. Энтони, Роб, Кара, даже Ингрид.
Кара больше ко мне не подходит, да я и не жду. Но вижу, что она словно чего-то ожидает от меня. Ответных действий? Это смешно. Я не могу просто заявиться в школу и снова вести себя как идиотка, жаждущая внимания и зависти. Теперь я другая, и если все пойдет хорошо, то хочу научиться любить и принимать себя новую.
Это чертовски сложно. Когда доктор Бордман говорит про изменения, я искренне хотела, чтобы они произошли. Но когда я снова и снова остаюсь наедине со своими мыслями, то осознаю, что ничего может и не получиться.
Проходя мимо витрин магазинов, украшенных цветными гирляндами, я натягиваю шапку ниже. Повсюду звучат рождественские песни, люди суетятся, и мне кажется, я одна в этом море суеты совсем не жду праздника.
На то есть причина, и я ничего не могу поделать со своим страхом.
До Рождества осталось восемь дней. Папа приехал домой, а мама собирается вернуться в Эдмонтон завтра.
– Ты уже здесь. Хорошо. – Мама появляется в дверях магазина, в который я собиралась войти. – Поужинаем в «Рэме»?
Киваю и смотрю на огромный пакет, который она пытается удержать руками в огромных вязаных варежках.
– Давай помогу. – Я забираю его и заглядываю внутрь. – Что там?
Мама пожимает плечами, заправляя пружинистую прядь за ухо.
– Подарки.
– Ты не передумала уезжать?
Она сбавляет шаг и внимательно смотрит на меня.
– Если ты хочешь, я останусь.
И что она будет здесь делать? Праздновать в одиночестве? В доме, в котором у нее когда-то была семья? Я не хочу этого для нее, но она ни за что не придет к нам, будет упорно повторять, что не хочет мешать. В Эдмонтоне остались бабушка, друзья и знакомые, вся ее новая жизнь. Там она не будет одинока.
– Мам, – говорю я, когда мы подходим к ее машине. – У тебя появился кто-нибудь в Эдмонтоне?
Она отвечает не сразу. Мой интерес к личной жизни явно немного ее обескуражил, что заставляет почувствовать укол вины. Почему я так зациклилась на себе и совсем не интересовалась жизнью близких?
Не то чтобы я начинаю делать это сейчас, но мне не все равно.
– Да нет, – неуверенно отвечает она.
– А если честно? – спрашиваю с улыбкой.
Мама вздыхает и открывает водительскую дверцу.
– Холодно, залезай.
Когда мы оказываемся в машине, я не повторяю свой вопрос. Если не хочет отвечать, значит, не буду настаивать.
– Сама не знаю, – с очередным вздохом говорит мама, снимая варежки. – Нужно бы это выяснить.
Мое любопытство начинает расти.
– Только скажи ему прямо. В такие моменты мужчины делают вид, что не понимают намеков.
Сначала мама смотрит на меня с удивлением, но я остаюсь невозмутимой. Затем вставляет ключ в зажигание и быстро кивает.
– Ох, ага…
Она явно что-то недоговаривает.
– Ты ведь мне все расскажешь?
Мама уже улыбается, выезжая с парковки.
– Конечно, милая. Как только все станет ясно.
– Хорошо. – Я расслабляюсь и устраиваюсь в кресле, слушая новости по радио.
До Рождества остается семь дней. Мы уже украсили елку, рядом с ней папа поставил муляж камина. Ной повесил на него свои коньки вместо носков. Так всегда делал Ноэль.
Брат возвращается через несколько дней, а мама уезжает сегодня. Я устала бояться его приезда, это неправильно. А еще неправильно хотеть, чтобы все это поскорее закончилось.
Сегодня воскресенье, и я встаю пораньше, чтобы приготовить Ною завтрак. Папа и Хелен уехали рано утром на фермерский рынок.
Ной снова включает «Гравити Фолз» и валяется на диване, пока я готовлю вафли. Не удивлюсь, если сейчас заявится Мел, которая, оказывается, совсем недавно переехала в Досон-Крик. Она съехалась со своим парнем, и теперь папе и Хелен не нужно придумывать для нее оправдания, если она вдруг захочет прийти в тот момент, когда мы с Ноем остаемся дома одни. Но меня это уже не так ранит, я смирилась. Когда-нибудь они снова начнут мне доверять.
После завтрака мою посуду и слышу звонок в дверь. Как я и думала.
Выхожу из кухни. Дверь уже открыта, но на пороге стоит не Мел, а Энтони в черной шапке и в красной лыжной куртке. В руках он держит две клюшки.
– Вот, смотри, – говорит он Ною, показывая одну из клюшек. – Это должна тебе подойти.
Ной берет ее и замахивается, едва не сбив лампу, стоящую возле окна.
– Полегче, парень, – смеется Энтони.
Я давно не слышала его смех и уже забыла о том, как он мне нравился. Глубокий, с хрипотцой.
Энтони замечает меня.
– Привет, Эйвери, – здоровается он.
– Привет, – после паузы отвечаю я.
Почему он тратит выходной на Ноя? Неужели не хочет выспаться после вечеринки? Ведь он же ходит на вечеринки, верно? Жизнь продолжается у всех, кроме меня. В конце концов, Энтони мог бы просто поторчать дома перед компьютером. Я помню, как он одержим своими передачами на «Дискавери», которые идут как раз по воскресеньям.
– Я сломал клюшку, которую купил мне папа, – с досадой говорит Ной. – Старые клюшки Ноэля тоже сломаны. Как думаешь, Эйв, стоит попросить у Санты еще одну?
Мы с Энтони разрываем зрительный контакт. Не думал же он, что мы снова начнем так просто общаться после того, как он приехал мне на помощь? Хотя не скрою, что смотреть на него и говорить «привет» уже не кажется чем-то запредельным, как раньше. К тому же он снова появляется в нашем доме.
– Думаю, Санта не будет в восторге, если ты напишешь ему уже пятое письмо, – отвечаю Ною.
– Эта прослужила мне лет пять, – говорит Энтони, указывая на вторую клюшку, которую все еще держит. – Я их все привез с собой из Ньюмаркета. Можешь забирать обе, и не придется напрягать Санту.
Ной ударяет кулаком в кулак Энтони и, крикнув на бегу «спасибо», на большой скорости несется к шкафу с куртками.
Не помню, чтобы Хелен меня предупреждала, что Ноя снова заберет Энтони. Наверное, это уже не обсуждается.
– Не хочешь с нами? – спрашивает Энтони, когда я помогаю Ною собраться.
Мы стоим у двери, бросая друг на друга неловкие взгляды. Когда я смотрю в его зеленые глаза, то замечаю в них надежду. А еще вину, которую он не должен ощущать. Она сбивает меня с толку.
– Нет.
Он ничего не говорит, так как наверняка ожидал такого ответа.
– Точно? – через несколько долгих секунд снова интересуется Энтони.
Опускаю взгляд на застегивающего куртку Ноя, который, кажется, вообще не заинтересован в нашем разговоре.
– Мама уезжает сегодня. Я пойду к ней.
– Мы тебя подбросим, – говорит он, улыбнувшись. – Вдруг «Тахо» опять заглохнет.
– Я не собираюсь ехать, – спокойно поправляю его. Если он не заметил, я сказала, что пойду.
Он кивает, смотрит по сторонам. Затем поправляет шапку, натянув ее ниже. Позволяю себе в это время внимательно его разглядеть. Он так изменился за это время. Плечи стали шире, поза – увереннее.
– Я дойду.
Но Энтони, похоже, мой ответ не нравится. Он хмурится.
– Да ладно, Эйв, – тихо говорит он. – Позволь подвезти тебя.
Его слова звучат как просьба. Огромная просьба. Что мне стоит исполнить ее? Это ведь такая обычная и обыденная вещь.
Кивнув, быстро поднимаюсь в свою комнату и переодеваюсь из домашних спортивных штанов в джинсы, которые теперь мне слишком велики. Приходится делать новую дырку в ремне пилочкой для ногтей. Надев свитер, смотрю в зеркало. Господи. Волосы совсем тусклые. Под глазами синяки. Но я ведь такой была и остаюсь сейчас. Почему меня это так удивляет?
Мы молчим, когда я сажусь в «Форд» на пассажирское место. Молчим, слушая болтающего позади Ноя. Это неловко. Очень неловко. Внезапно приходит мысль, что нас может увидеть Ингрид. Ее ненависть ко мне обретет просто необъятные размеры. Я усмехаюсь про себя. Будто до этого все было иначе.
Какая мне вообще разница? Они ведь не встречаются. Прокручиваю в голове слова Энтони, когда он признался в том, что для него важно, чтобы я знала, что они не вместе.
Это действительно было важно. Пока не знаю, по какой причине, но важно.
– Это машина Хелен? – вдруг произносит Энтони.
На подъездной дорожке у нашего старого дома стоит темно-синий «Крайслер» Хелен. Вообще это их общая машина с папой, просто Хелен пользуется ей намного чаще.
– Да, – отвечаю я.
Они не должны были вернуться так рано. И вообще странно, что они заехали к маме. Может, она тоже решила поехать с ними? Но тогда бы она мне позвонила и предупредила.
Но, опять же… я приехала раньше запланированного. Да и, когда мама ужинала у нас пару раз, они с Хелен очень даже мило болтали. Думаю, она уже приняла тот факт, что мама и папа остались друзьями после развода.
– Может, маме что-то понадобилось, – пожав плечами, тихо бормочу я. – Спасибо, что подвез.
Энтони смотрит на меня несколько секунд, прежде чем кивнуть.
– Всегда пожалуйста.
– Папа здесь? – кричит Ной.
Я поворачиваюсь к нему.
– Не знаю. Не ломай клюшки, Ной. Увидимся дома.
– Пока, Эйв!
Выхожу из машины, но Энтони меня останавливает.
– Эйв, я… – он немного наклонился, так как я уже стояла напротив открытой двери, – все же посмотрю двигатель твоей машины, ладно?
У меня не поворачивается язык сказать, что я все равно не буду ездить на «Тахо». Не в тот момент, когда Энтони так на меня смотрит. Мне остается только кивнуть.
– Хорошо.
Он расплывается в мальчишеской улыбке, и мое сердце делает кувырок. Ух ты. Давно я такого не чувствовала.
Махнув, закрываю дверцу и иду задом наперед, спиной к дому, наблюдая за тем, как они уезжают. Затем бросаю взгляд на окна дома Ингрид. Хотя меня не должно это волновать.
В доме тихо, когда я вхожу, что кажется странным. Мама и тишина несовместимы, да и «Крайслер» Хелен немного сбивает с толку. В гостиной вижу мамины сумки, стоящие на полу, с кухни доносится запах непонятного отвара.
Внезапно сверху раздается приглушенный звук, и я поднимаюсь.
– Мама? – зову я. – Где вы все?
Теперь слышу бормотание и какую-то возню. Они доносятся из-за двери комнаты, где спит мама. Раньше спальня принадлежала ей и папе.
Не совсем соображая, что происходит, я застываю в нескольких шагах от двери.
– Мама? Ты в порядке?
Черт. Кажется, она не одна.
Надо было подумать об этом раньше, но теперь уже поздно. Дверь распахивается, и я вижу маму с растрепанными волосами. От удивления у меня глаза лезут на лоб, ведь позади нее стоит такой же взъерошенный папа.
Что, черт возьми, здесь происходит?
– Эйви, детка, – запыхаясь, произносит мама, запахивая халат. – Ты рано.
Я смотрю, как она опускает глаза и отходит в сторону.
– Вы… – запинаюсь я. – Вы…
Даже произнести это не могу.
Так, стоп.
В другой ситуации это было бы нормальным. Это мои родители. Моя психика от увиденного не пострадала бы. Но ведь дело в другом. Отец изменяет Хелен? Со своей бывшей женой? Бред, боже мой. Это бред.
Хватаюсь за голову и мотаю головой.
– Это ерунда какая-то.
– Эйв, – снова начинает мама, но папа ее останавливает, осторожно отодвинув в сторону.
– Я тебе все объясню, хорошо?
– А что тут объяснять? – качаю головой. – Ты изменяешь Хелен, а до этого, возможно, изменял маме.
Он вздыхает, опустив руки. Мама тут же встает на его защиту.
– Все совсем не так. Пожалуйста, – ее губы начинают дрожать, – пойми все правильно.
Что в этом может быть правильного? Они развелись. У папы другая жена, семья, сын. Что он делает?
– Ты ушла от нас, – внезапно говорю я, бросив злобный взгляд на маму. Во мне вдруг просыпаются злость и обида. – А теперь пытаешься разрушить нашу новую семью.
Они смотрят на меня, открыв рты. На глаза мамы наворачиваются слезы, но мне ее совсем не жаль. Не знаю, почему сейчас встаю на сторону Хелен. В прошлом все было бы наоборот. Прежняя я, возможно, обрадовалась бы такому повороту и даже злорадствовала бы. Но теперь они оба мне отвратительны.
Молча развернувшись, спускаюсь на первый этаж. Не собираюсь прощаться с мамой. Пусть уезжает. Зря она вообще приехала.
В гостиной меня догоняет папа. Слышу мамины всхлипы на лестнице.
– Дай возможность все объяснить, Эйв, – просит папа.
Я останавливаюсь у двери и поворачиваюсь к нему.
– Где Хелен?
Он опускает взгляд.
– У Мел.
– Как давно это длится?
Папа качает головой.
– Это случилось в первый раз после нашего развода. Господи. – Он хватается за голову, и я вдруг чувствую вину. Ничего бы не было, если бы я приехала вовремя.
Мама ведь не собирается возвращать папу, так?
Не знаю, что и думать. Это слишком сложно. Я так ненавидела Хелен, что сейчас готовность защищать ее кажется странной. Она не разрушала нашу семью. Мои родители сделали это сами. Они не справились. Так зачем они снова это начинают? Я думала, они из тех редких пар, которые после развода остаются друзьями до конца дней. Я думала, что так это и будет работать. Все же шло хорошо.
Зачем? Зачем было все портить?
– Не нужно мне ничего объяснять, – говорю я и снова поворачиваюсь к двери.
Но папа кладет руку на мое плечо.
– Пожалуйста. Быть может, ты не поймешь, но выслушай.
Да, скорее всего, я и правда не пойму. До Энтони у меня ничего серьезного не было, да и наши отношения длились не так уж и долго. Для моих же родителей, можно сказать, прошла целая жизнь.
Поэтому я такого никогда не пойму. И не собираюсь понимать. Просто знаю и уверена в том, что они поступили неправильно и подло. Тем не менее я снова поворачиваюсь к отцу и молча жду.
– Этот дом, – невпопад начинает папа, присев на подлокотник дивана. – Я просто заехал поговорить. Нам с твоей мамой всегда есть что обсудить. Прежде всего вас. И этот дом, – снова повторяет он. – Мы потерялись в воспоминаниях, это так сложно объяснить… У нас была семья, Эйви. У нас есть вы с Ноэлем. Я люблю Хелен, – продолжает папа, понизив голос. – Очень люблю. И Ноя, и вас. То, чему ты стала свидетельницей, неправильно, я понимаю. Мы позволили себе съехать с рельсов. Боже, Эйви, не знаю, как еще это объяснить. Порой мы осознанно идем на то, о чем впоследствии наверняка пожалеем. Совершаем ошибки, прекрасно зная, какими будут последствия.
Эти слова что-то задевают во мне. Пульс становится учащенным. Я поднимаю голову и смотрю на стоящую на лестнице маму. Злость никуда не исчезла, и она по большей части направлена именно на нее.
– Ты о нем говорила вчера? – интересуюсь я. – О папе? Он любит Хелен.
Она вытирает слезы и качает головой.
– Я знаю, милая. Но я говорила не о нем.
Тогда как они могли пойти на такое, если уже давно любят других людей? Если между ними давно все погасло, что могло разжечь огонь на этот раз? Только дом и воспоминания о том, что когда-то происходило в его стенах? Я не могу этого понять.
– Возможно, ты поймешь позже, – словно читая мои мысли, продолжает папа. – Когда станешь старше, и у тебя появится собственная семья.
Наверное, он прав. Проблемы и их осознание будут расти по мере взросления. Это сейчас мне все кажется ужасным, но в будущем, возможно, я над этим посмеюсь. Хотя вряд ли это будет казаться смешным и через десятки лет.
Но пока я не понимаю их поступок. Просто не готова понять.
– Надеюсь, этого больше не повторится, – говорю я.
Мои слова звучат немного странно. Но и ситуация такая же.
– Нет, – говорит мама, спустившись. – Милая, это было…
Я морщусь.
– Один раз, и больше не повторится. Виноват дом и все такое. Больше не хочу это слушать. Не могу. Вы не обязаны передо мной так распинаться.
Они молчат. Папа смотрит на меня умоляющими глазами. Он будто просит не говорить Хелен. Но разве я когда-нибудь с ней откровенничала?
– Я постараюсь об этом забыть не ради вас, – наконец говорю я. – Никто такого не заслуживает.
– Эйви! – зовет мама, когда я в очередной раз поворачиваюсь к двери.
– Удачной поездки, мама, и с Рождеством.
Выхожу на улицу, хлопнув дверью. Замерев на крыльце, засовываю руки в карманы и смотрю на пустое поле впереди. Коробка уже залита и сейчас пустует.
Не нужно было приезжать сюда так рано. Хотя это ничего бы не изменило. Разве что я сейчас не злилась бы на маму. Но теперь не знаю, когда с ней снова заговорю.