Просто незабываемая

Глава 13

Мистер Элджернон Абботсфорд, представленный Эйми после окончания первого тура, как положено, попросил у Лусиуса позволения вести ее во втором танце. Дав на это согласие, Лусиус получил возможность сосредоточить все внимание на собственной партнерше, которая беседовала с какой-то незнакомой ему леди.

Но, честно говоря, его внимание и так было приковано к ней с момента их прибытия. И если он когда-нибудь обманывал себя, думая, что вовсе не ждет этого вечера почти с таким же нетерпением, как Эйми, и что занимается своей внешностью совсем не потому, что снова должен увидеться с Фрэнсис Аллард, тогда ему, в конце концов, следовало заставить посмотреть в глаза мрачной правде.

Проклятие!

И если Фрэнсис действительно верила, что создана для безмятежной, спокойной жизни, тогда она обманывала себя еще больше, чем он. Лусиус не мог представить себе женщину, менее способную с возрастом превратиться в незамужнюю школьную учительницу. Ее щеки, ее глаза, вся она светилась от восторженного восхищения балом, хотя это был всего-навсего вечер в Бате.

Лусиус, как никто другой, знал, как легко и полностью ее увлеченность танцем можно превратить в сексуальную страсть.

Нет, он совсем не собирался в этот вечер совершить такое превращение!

– Сударыня? – Остановившись перед Фрэнсис, Лусиус поклонился ей. – Я уверен, этот танец мой.

Метнувшись вверх, ее взгляд встретился с его взглядом, и Лусиус понял, что она помнит, как он произнес эти слова в холодном убогом зале гостиницы перед тем, как они вальсировали, а потом занимались любовью.

Лусиус сам до конца не понимал, почему в этот вечер почувствовал потребность напомнить ей о том случае. Чистая проказа, что же еще? Или, быть может, он чувствовал потребность встряхнуть ее, заставить открыться, заставить... В общем, он не знал, чего хотел. Будучи по натуре импульсивным человеком, человеком действия, он редко задумывался о мотивах своих поступков и заявлений.

– Несомненно, милорд. – Фрэнсис вложила свою руку в его. – Благодарю вас.

– К сожалению, это не вальс, – сказал Лусиус, ведя ее на площадку. – Сегодня вальса не будет, я навел справки.

– Я слышала, что в Бате вальс танцуют не часто.

– Это по-настоящему преступная ошибка. Но если бы его здесь танцевали, мы танцевали бы его вместе, Фрэнсис.

– Да, – согласилась она и, повернув голову, заглянула ему в глаза.

В это мгновение между ними пронеслось что-то мимолетное, не передаваемое словами: желание, тоска, понимание – Лусиус не знал, что именно. Возможно, все вместе.

Они – Лусиус Маршалл и Фрэнсис Аллард – страшно раздражали друг друга и были также склонны ссориться, как и быть любезными по отношению друг к другу. Но еще была вспышка чего-то, что разгоралось весь день, предшествующий их вальсу три месяца назад, и превратилось в настоящее пламя во время и после этого вальса. И даже спустя три месяца та вспышка еще не погасла.

Ей-богу, Лусиус больше не старался убедить себя в том, что сожалеет об их новой встрече, что ему следовало избегать Фрэнсис, что он хотел бы послать ее к чертям. Он не умел лгать самому себе, хотя Фрэнсис это удавалось.

Он был безмерно счастлив опять быть с ней.

Вторым шел еще один народный танец, но более медленный и размеренный, чем первый. Проводив Фрэнсис к длинному ряду дам, Лусиус занял свое место напротив нее в ряду кавалеров и подумал, что она выглядит совершенно чуждой среди других леди – смуглой, живой и привлекательной. Роза среди репейников. Нет, несправедливо: скорее, редкая орхидея среди роз.

И внезапно розы показались ему блеклыми.

Лусиус не мог вспомнить, когда последний раз на каком-нибудь из балов танцевал подряд два танца. Даже один танец он часто выдерживал с трудом. Он всегда считал, что того, кто провозгласил танцы непременным развлечением на вечерах и приемах, нужно сослать в колонии как смертельную угрозу здравомыслию всего мужского рода. Если Лусиус хотел познакомиться с женщиной – а у него часто возникало такое желание, – то для этого существовало гораздо больше непосредственных способов, и не нужно было скакать с ней по залу в огромной компании других, имевших подобные намерения. Но их вальс с Фрэнсис Аллард после Рождества был сам по себе сексуален – более того, он был захватывающим и возбуждающим.

А сейчас он снова должен танцевать с Фрэнсис, и всем своим существом Лусиус сосредоточился на ней, высокой и чрезвычайно изящной в серебристом муслине, с гладко причесанными темными волосами, блестящими в свете свечей, с глазами, сияющими в предвкушении предстоящего удовольствия.

На следующий день, через день или через два Лусиус собирался вернуться в Лондон и заняться своими обязанностями – отвратительная мысль. Но впереди еще этот вечер, и Лусиус собирался насладиться каждым его мгновением, чего бы это ни стоило.

Пока они танцевали, одно стало Лусиусу абсолютно ясно: пусть три месяца назад Фрэнсис его отвергла, но вовсе не из-за безразличия к нему. Он полагал, что знал это и тогда, а сейчас был полностью уверен в этом.

Во Фрэнсис Аллард не было ни капли трусости.

И если было что-то, что он намеревался сделать, прежде чем двери школы закроются за ней сегодня вечером, так это заставить ее отказаться от своей удовлетворенности, заставить ее понять, что она потеряла больше, чем приобрела, предпочтя ему привычное удобное спокойствие, – заставить ее признать свою ошибку.

Лусиус напрочь забыл, как уже признался себе в том, что это вовсе не было ошибкой.

Воздух между ними отчетливо потрескивал.

К тому времени, когда танец подошел к концу, губы у Фрэнсис были приоткрыты, глаза сияли, а грудь поднималась и опускалась от учащенного дыхания. Все это вместе делало ее еще привлекательнее – и еще желаннее.

– Благодарю вас, – сказала Фрэнсис, когда Лусиус правой рукой положил ее руку себе на локоть. – Это было очень приятно.

– Опять это слово. – Лусиус пронзил ее взглядом. – Иногда мне хочется встряхнуть вас, Фрэнсис.

– Прошу прощения? – Фрэнсис с недоумением взглянула на него.

– Надеюсь, вы никогда не оцениваете ваших хористов или ваших музыкантов, говоря им, что их исполнение было приятным. Этого было бы достаточно, чтобы они навсегда отказались от музыки. Будь моя воля, я бы исключил это слово из английского языка.

– Удивляюсь, лорд Синклер, почему вы вообще танцевали со мной. Нет сомнения, что я не слишком-то вам нравлюсь.

– Иногда, Фрэнсис, мне кажется, что слово «нравиться» имеет мало отношения к тому, что происходит между нами.

– Между нами ничего нет, – отрезала Фрэнсис.

– Даже враждебность – это уже что-то, – возразил Лусиус. – Но здесь гораздо больше, чем только это. – Он повел Фрэнсис к Эйми, которая стояла с Абботсфордами и казалась еще более возбужденной, чем была, когда только приехала сюда, если такое возможно. – После следующего танца вы присоединитесь к Эйми, к моему дедушке и ко мне в чайной комнате, – сказал он Фрэнсис и внезапно вспомнил, что следующий танец она будет танцевать с Блейком, врачом, который явно имел на нее виды. Правда, он, должно быть, продвигался с черепашьей скоростью, если не удосужился найти способ пригласить ее посетить этот вечер с ним. Во всяком случае, этот человек не собирался увести Фрэнсис с собой на чай, как он сделал это на званом вечере у Рейнолдсов.

– Это просьба, лорд Синклер? Или приказание? – спросила Фрэнсис.

– Если желаете, я стану на колени. Но предупреждаю, мой поступок станет поводом для бесконечных сплетен.

Фрэнсис засмеялась.

Смех преображал ее, даже если она уже пылала румянцем. Безусловно, Фрэнсис просто была создана, чтобы смеяться, смех делал ее настоящей – Лусиус сам не понимал, что под этим подразумевает.

– Тогда я приду, не привлекая внимания, – пообещала Фрэнсис.

Вскоре Фрэнсис увел ее наполовину лысый обожатель, Эйми пошла танцевать кадриль с серьезным молодым человеком в очках, которого привел и представил ей распорядитель вечера, а Лусиус проскользнул в картежную комнату, пока распорядитель вечера не преподнес и ему какую-нибудь партнершу.

Его дедушка был поглощен игрой, и Лусиус снова почувствовал себя раздраженным – в последние дни это настроение уже стало для него привычным, и непохоже, чтобы в ближайшие недели и месяцы оно его оставило. Он пытался вспомнить, какая у него была жизнь до того, как он перед самым Рождеством отправился в Барклай-Корт. Конечно, раньше он не был сердитым и раздраженным, а пребывал в самом безмятежном и веселом расположении духа.

И конечно, Лусиус не имел обыкновения увлекаться школьными учительницами.

И почему его дедушка не может жить вечно?

Или почему у него самого нет дюжины братьев – старших братьев?

Кадрили, казалось, конца не будет, а Лусиус мечтал о чае.

Кто бы поверил – о чае!

Мистер Блейк оказался довольно хорошим танцором и любезным партнером. Он сделал Фрэнсис комплимент по поводу ее внешности и умения танцевать и еще раз выразил удовольствие видеть ее на этом вечере.

– Если бы я знал, что вы посещаете такие мероприятия, мисс Аллард, я бы сам пригласил вас, а так я здесь с сестрой и зятем. Быть может, вы когда-нибудь вечером сможете пойти с нами в театр?

– Было бы очень приятно, сэр, – улыбнулась ему Фрэнсис. – Если только я смогу освободиться от своих обязанностей в школе, как сегодня вечером. Вы очень добры, что думаете обо мне.

– Думать о вас совсем нетрудная задача, мисс Аллард, – заверил ее мистер Блейк, немного ближе склонив к ней голову. – На самом деле в последние дни я делаю это довольно часто.

Фрэнсис обрадовалась, что в этот момент фигура танца разделила их. Она чувствовала, что не знает, как отнестись к обожанию, которое еще не готова принять. Вместо этого она отдала все внимание кадрили и попыталась вновь испытать то удовольствие, которое всего неделю назад доставил ей интерес, проявленный к ней мистером Блейком, но просто не могла представить, как это сделать. И неожиданно Фрэнсис поняла, что виконт Синклер был прав – слова «удовлетворенность» и «приятно» весьма невыразительны.

Она остро ощутила отсутствие в бальном зале виконта – гораздо острее, чем присутствие в нем мистера Блейка, и вся атмосфера бала внезапно потеряла свою прелесть – совсем не благоприятный знак.

Почему человек не может управлять своим сердцем так же легко, как своим разумом? Почему нельзя выбрать, кого любить? Хотя слово «любовь» не совсем подходило для описания тех чувств, которые переполняли душу и тело Фрэнсис. Но каким бы ни было правильное слово, человек должен сам выбирать, кто сможет заставлять кипеть его кровь, а сердце биться быстрее и чье присутствие будет наполнять его мир.

Фрэнсис решила, что обязательно займется этим после окончания вечера – когда в последний раз увидит виконта Синклера.

Ей очень хотелось почувствовать расположение к мистеру Блейку, потому что его интерес к ней мог бы стать для нее подарком судьбы.

– Простите, – сказала Фрэнсис, когда после окончания тура он спросил, не окажет ли она ему честь выпить с ним и его родственниками прохладительные напитки, – но я уже пообещала за чаем присоединиться к графу Эджкому и его внукам. На самом деле он пригласил меня сегодня сюда потому, что мисс Маршалл требовалась старшая дама в качестве сопровождающей или компаньонки, если хотите.

– О, но вы ненамного старше ее, мисс Аллард, – галантно отозвался мистер Блейк, склонившись к ее руке. – Я все прекрасно понимаю и уважаю вас за то, что вы остаетесь верной принятым обязательствам, быть может, в ущерб собственным желаниям. Тогда сочту за честь, если позволите в ближайшие дни нанести вам визит в школе мисс Мартин.

– Благодарю вас. – Фрэнсис снова улыбнулась ему, но по какой-то необъяснимой причине почувствовала, что ведет себя с ним нечестно – или, возможно, это не было так уж необъяснимо? В предстоящие дни ей следует быть очень внимательной и не использовать его, чтобы скрыть от себя свое разбитое сердце.

Нет слов, как глупо, что она снова позволила разбить себе сердце!

Полчаса Фрэнсис с удовольствием провела в чайной комнате. Граф Эджком и Эйми Маршалл опять обращались с ней как с желанным гостем, беседа была оживленной и веселой, а окружение праздничным. Ей будет чем поделиться утром с подругами. И Фрэнсис знала, что навсегда запомнит этот вечер.

Но глубоко внутри она понимала, что не испытывала бы и половины такого радостного возбуждения, если бы за столом не присутствовал Лусиус Маршалл, виконт Синклер. Возможно, временами он был ужасно раздраженным и имел привычку нарочно говорить вещи, которые возмущали ее, или хранить молчание с той же целью, но он всегда был увлекательным собеседником, и его присутствие снова вернуло Фрэнсис к воспоминаниям о тех днях, которые она изо всех сил старалась забыть, а теперь призналась, что никогда не вычеркнет их из памяти.

В те дни она была полна жизни.

И сейчас Фрэнсис снова чувствовала себя полной жизни.

Она знала, что когда кончится этот вечер, снова будет страдать почти так же, как страдала тогда, – но разве в ее силах было что-либо изменить? Судьба имеет привычку проделывать с людьми такие вещи, и от страдания негде спрятаться, как бы настойчиво человек ни старался вести размеренную жизнь, лишенную эмоциональных взлетов и падений.

Светлые полосы возникают в жизни человека, когда их меньше всего ожидают. Ну кто мог бы предсказать, что такой жуткий снегопад начнется именно в тот день, который Фрэнсис выбрала для поездки? Кто мог бы предсказать его восхитительные последствия?

И кто мог бы предсказать, что кажущееся безобидным решение принять приглашение петь на званом вечере у Рейнолдсов три дня назад приведет к новой встрече с Лусиусом и что из-за этого решения она окажется на балу в Зале торжеств?

И черные полосы, также как светлые, бесцеремонно пересекают жизнь человека. Это неминуемо – они неразрывно связаны между собой.

Впрочем, торопить появление последних не имело смысла, так как они в любом случае неизбежны. И поэтому Фрэнсис позволила себе просто наслаждаться тем, что оставалось от вечера, и предвкушать, как завтра расскажет о нем Клодии, Энн и Сюзанне – хотя к тому времени она уже будет страдать.

После чая она танцевала только с виконтом Синклером. Ей было грустно, что бал закончился, но все хорошее имеет конец, и время нельзя остановить.

Однако черная полоса последовала за светлой гораздо скорее, чем ожидала Фрэнсис.

Графу Эджкому не требовался экипаж, чтобы вернуться на Брок-стрит, потому что его дом был совсем близко. А так как возле Зала торжеств было скопление экипажей, виконт Синклер распорядился, чтобы его карета ожидала их у дома дедушки. Фрэнсис отправилась туда под руку с Эйми, а оба джентльмена шли на некотором расстоянии позади них.

– У меня в жизни не было ничего более чудесного, – прочувствованно вздохнув, сказала Эйми, когда они вышли на Серкус-стрит. – А у вас, мисс Аллард?

– Пожалуй, тоже нет, – ответила Фрэнсис.

– Все хотели танцевать со мной, – простодушно сообщила девушка. – И с вами тоже. Вы не пропустили ни одного тура, верно? Я была рада видеть, что Лус еще не раз танцевал с вами. Мама просто с ума сойдет, потому что он вообще никогда не танцует.

– Тогда я должна считать себя польщенной.

– Могу сказать, – продолжала Эйми, – ему в этом сезоне еще много предстоит танцевать. На Рождество он пообещал дедушке, что в этом году найдет себе невесту, и, думаю, ею станет мисс Хант, которая давно его ждет. Она уже в городе со своими родителями и маркизом Годсуорти, ее дедушкой, близким другом моего дедушки. А я не смогу больше танцевать до следующего года, пока не выйду в свет, и это очень досадно.

Сердце Фрэнсис учащенно забилось. Она поступила очень мудро, распрощавшись с Лусиусом после Рождества, и в последние дни была не настолько глупа, чтобы ожидать возобновления ухаживаний с его стороны. Она не хотела их возобновления. Но конечно, знать, что он собирается жениться и уже выбрал себе невесту, было очень обидно, хотя обижаться совершенно неразумно. Но разум не имеет никакого отношения к сердечным делам. Однажды она провела с Лусиусом ночь, и он единственный мужчина, с которым у нее были интимные отношения, поэтому понятно, что она должна чувствовать себя задетой – или если не задетой, то... подавленной.

– Конечно, ожидание бывает очень неприятным, – сказала Фрэнсис, – но когда наконец настанет время, ваш выход в свет будет блистательным и даже более того, потому что вы так долго ждали его. Но эти слова вы, несомненно, слышали уже дюжину раз. На вашем месте я была бы готова шумно возмутиться.

– О, как вы мне нравитесь! – Весело рассмеявшись, Эйми сжала локоть Фрэнсис. – А когда я вернусь в Бат – правда, я не знаю, когда это будет, – я напишу вам и сообщу об этом, а потом приду в школу, чтобы увидеться с вами. Мне жаль, что мы должны так скоро уезжать из Бата, потому что здесь без своих сестер я почувствовала себя взрослой. Но Лус сказал, что мы должны вернуться в Лондон завтра или послезавтра.

Ах! Еще один удар, хотя на самом деле его можно было предвидеть. Фрэнсис не следовало делать трагедии из событий последних четырех дней. Она не собиралась встречаться ни с кем из них после сегодняшнего вечера – во всяком случае, она достаточно умна, чтобы не стремиться к этому.

– Тогда буду ждать встречи с вами через некоторое время, – сказала Фрэнсис, когда они подошли к дому на Брок-стрит, где стоял экипаж виконта Синклера с Питерсом на козлах.

Фрэнсис хотела было сказать, что вернется в школу одна, но она понимала, что ей этого не позволят. А кроме того...

Что ж, кроме того, она не могла лишить себя последних минут мучения в его обществе.

Мучения?

Что за сентиментальная чушь!

Фрэнсис плотнее закуталась в шаль, потому что весна только началась и воздух еще был холодным.

Вскоре мужчины подошли к ним, Эйми обняла Фрэнсис, а граф подал ей правую руку и, когда Фрэнсис вложила в нее свою, накрыл ее ладонь другой рукой.

– Мисс Аллард, – сказал он, – я искренне благодарен вам за то, что вы сегодня пошли с нами. Я знаю, ваше общество очень важно для Эйми. Завтра или послезавтра я еду с внуками в Лондон, а когда вернусь, приглашу вас спеть для меня и надеюсь, вы согласитесь.

– С огромным удовольствием, милорд.

– А сейчас Лусиус отвезет вас домой. Доброй ночи, мисс Аллард.

– Доброй ночи, милорд. Доброй ночи, Эйми.

Через минуту Фрэнсис снова села в экипаж виконта Синклера, и они двинулись в путь. Она рассчитала, что поездка займет десять минут, значит, у нее оставалось еще десять минут, и глупо было впадать в панику при этой мысли.

– Скажите мне, что сегодня вечером вы получили удовольствие, – резко произнес виконт после того, как первую минуту или чуть больше они провели в молчании.

– О, конечно, – заверила его Фрэнсис. – Мне было...

– Если вы скажете «приятно», я вас задушу, Фрэнсис.

– ...чудесно, – закончила она, улыбнувшись в темноту.

– Скажите мне, что было восхитительно, потому что там был я. Скажите мне, что не получили бы такого удовольствия, если бы меня там не было.

Внутри экипажа было темно, и Фрэнсис, повернув голову, не смогла разглядеть его лица.

– Я не стану говорить вам ничего подобного, – возмущенно сказала она. – Что за мысль! Какое самомнение! Я, безусловно, так же наслаждалась бы вечером – и даже больше! – если бы вас там не было.

– Лжете! – тихо сказал он.

– Вы, по-видимому, глубоко заблуждаетесь, лорд Синклер, считая себя подарком для женщин.

– Банальность, недостойная вас. Скажите мне, что сожалеете о том, что отвергли меня после Рождества.

– Нисколько! – воскликнула Фрэнсис.

– Даже на короткий миг не сожалели?

– Даже на половину этого мига.

– Значит, на четверть? – Лусиус тихо усмехнулся. – Фрэнсис, вы ужасная лгунья.

– А вы самый тщеславный человек из всех, кого я встречала в своей жизни.

– Разве это тщеславие – встретить девушку и почувствовать головокружительное влечение к ней, почувствовать, что ее так же влечет ко мне, довести до конца это взаимное влечение и потом убедиться, что она, должно быть, тоже горько сожалеет, прощаясь со мной, особенно если учесть, что мы могли бы не расставаться?

– Лучше перетерпеть эту небольшую горечь, чем стать вашей любовницей, – язвительно ответила Фрэнсис.

– А-а! Значит, вы признаетесь, что страдали? Фрэнсис закусила губу и ничего не ответила.

– Я никогда не говорил, что в мои намерения входило сделать вас любовницей, – продолжал Лусиус.

– Но вы никогда и не говорили, что в ваши намерения входило жениться на мне. Простите, лорд Синклер, но мне не известны другие отношения, которые были бы возможны между нами, если бы я поехала с вами.

– Ухаживание? – предложил он. – Нам нужно больше времени провести вместе, Фрэнсис. Мы ведь не порвали наши отношения.

– Вы говорите с позиций праздного богача. Мне нужно зарабатывать себе на жизнь. И моя работа здесь.

– Я предлагал остаться здесь, – напомнил он, – но вы не согласились и на это. И я предлагал вам уехать со мной в Лондон, где я нашел бы вам жилье и какую-нибудь достойную женщину, которая жила бы с вами для приличия.

– И полагаю, вы платили бы за все это.

– Да, разумеется. – По тону его голоса Фрэнсис поняла, что брови у Лусиуса надменно поползли вверх.

– Я была бы содержанкой, – констатировала она. – Неужели вы этого не понимаете? Я была бы вашей любовницей независимо от того, как вы назвали бы нашу связь.

– О Господи! – воскликнул Лусиус. – Фрэнсис, вы будете утверждать, что черное – белое, если я осмелюсь сказать обратное. Но спор приносит мне головную боль, а я любой ценой избегаю головной боли. Очевидно, нет смысла что-либо обсуждать с вами, да? Последнее слово всегда должно остаться за вами.

Она снова повернулась к Лусиусу, чтобы резко возразить, но он, опередив ее, обнял Фрэнсис одной рукой за плечи, другой взял под подбородок и крепко поцеловал в губы.

От неожиданности все мысли смешались в ее голове.

– М-м... – Она подняла руку к его плечу, чтобы оттолкнуть Лусиуса.

– Не сопротивляйтесь, – строго шепнул он, на мгновение оторвавшись от ее губ. – Не сопротивляйтесь мне, Фрэнсис.

И поскольку одно его прикосновение на секунду лишило Фрэнсис способности мыслить, она перестала инстинктивно сопротивляться его объятию. Вместо этого она запустила пальцы ему в волосы и ответила на поцелуй со всей страстью, которую подавляла в себе на протяжении трех долгих месяцев.

Он раскрыл ей губы поцелуем и, проникнув языком в рот, наполнил ее теплом, желанием и жгучим влечением.

На мгновение Фрэнсис отдалась своим чувствам и, повернувшись к Лусиусу, обняла его обеими руками и прижалась к его груди.

Ах, это было так давно – целую вечность назад.

Она так по нему скучала.

Его руки скользнули по ее телу и еще крепче прижали ее.

Но какой бы мощной ни была физическая страсть, она не смогла затмить разум дольше чем на несколько секунд. Фрэнсис не имела права бездумно поддаться искушению, как сделала это после Рождества, так как она теперь знала, что Лусиус несвободен. Он обещал жениться и именно ради этого завтра или послезавтра уедет в Лондон. На самом деле он дал такое обещание еще до того, как встретил Фрэнсис во время снегопада.

При этой мысли у нее внутри все перевернулось.

– Нет! – воскликнула она, почти касаясь его губ, и, упершись рукой в его плечо, оттолкнула Лусиуса.

– Проклятие, Фрэнсис! – Он на несколько дюймов поднял голову. – Черт бы побрал все это!

Она не сделала ему выговор за недопустимое богохульство, а прикусила губу и устремила взгляд в темноту, чтобы открыто не разрыдаться, а когда он попытался возобновить прерванное объятие, резко отодвинулась в сторону.

– Мисс Хант может этого не одобрить, – сказала Фрэнсис.

– Мисс?.. Кто, черт побери, рассказал вам о Порции? Ах, значит, она для него Порция?

– Наверное, Эйми, – ответил Лусиус на собственный вопрос.

– Да, Эйми, – подтвердила Фрэнсис. – Желаю вам счастья, лорд Синклер.

– Если вы еще раз назовете меня «лорд Синклер», я вполне могу оскорбить вас действием, Фрэнсис. И я пока что не помолвлен с Порцией Хант.

– Да, пока что. Но скоро будете. Если не возражаете, уберите свою руку с моих плеч.

Он мгновенно повиновался, и Фрэнсис почувствовала такую слабость, что даже набрать воздуха в легкие показалось ей непосильной задачей.

Оставшуюся часть пути они провели в напряженном молчании. Когда экипаж делал широкий разворот с Грейт-Палтени-стрит на Сидней-плейс, а потом на Саттон-роуд, они оба ухватились за кожаные ремни над головами, чтобы не коснуться друг друга. Затем экипаж подъехал к школе, и наступила полная тишина, если не считать фырканья лошадей и цоканья подков по мостовой.

Дверца отворилась, ступеньки опустились, но лорд Синклер остался сидеть, и Фрэнсис тоже.

– Некоторым по ночам иногда хочется добраться до своей кровати, – проворчал Питере, стоя на тротуаре.

– Черт бы побрал твою наглость! – взорвался виконт Синклер с неподдельным глубоким возмущением и в мгновение ока выпрыгнул из экипажа. – Если я задерживаю тебя, когда тебе хочется спать, Питере, ты можешь в любой момент оставить службу у меня и радоваться.

– Вы правы, хозяин, – нисколько не смутившись, отозвался кучер. – Я дам вам знать, когда придет время.

Повернувшись, виконт Синклер подал Фрэнсис руку и проводил ее до порога школы. Как только они подошли, дверь открылась, и Кибл, как подозрительный отец, с хмурым видом взглянул на них.

– Что ж, Фрэнсис, – сказал виконт Синклер, сцепив руки за спиной, – очевидно, это «прощайте» – снова.

– Да, – ответила она, стараясь подавить панику.

Они долгое мгновение смотрели друг на друга, и слабый отсвет от лампы, горевшей в холле, придавал лицу Лусиуса зловещее и мрачное выражение. Наконец виконт дважды кивнул, резко повернулся и стремительно зашагал обратно к экипажу, а Фрэнсис не оглядываясь вошла в холл, и дверь за ней закрылась.

Это конец.

Опять.

Но на этот раз все кончено.