Просто незабываемая

Глава 22

Лусиус честно собирался выполнить свою клятву и на этот раз отказаться от Фрэнсис. Он признался ей в своих чувствах, он сделал все возможное, чтобы заставить ее признаться, что он ей небезразличен, он даже пытался быть бескорыстным и устроить ее певческую карьеру – что следовало сделать давным-давно, – уже не надеясь сохранить романтические отношения между ними.

Но Фрэнсис была непреклонной.

И ему не оставалось ничего иного, кроме как постараться забыть о ней.

Лусиус решил, что ему просто нужно заняться своими свадебными планами.

Убийственная мысль.

Однако на следующий день после концерта во время дневного визита Порции и ее матери Лусиус обнаружил, что чувствует себя скорее попавшим в ловушку, чем счастливым или хотя бы смирившимся.

Он привез домой Эйми после посещения лондонского Тауэра и, просунув голову в дверь гостиной, сообщил матери, чтобы его не ожидали дома к обеду, только в следующий момент обнаружив, что леди Синклер не одна. В гостиной были все – его мать, Маргарет, Кэролайн, Эмили, леди Балдерстон и Порция. Если бы там не было Тейта, с надеждой смотревшего на дверь, словно ожидая спасения, Лусиус, возможно, ушел бы после короткого обмена любезностями, но он не мог поступить бессердечно и бросить своего зятя на произвол судьбы. Поэтому спустя две минуты он уже сидел на диване рядом с Порцией, держа в руках чашку чая.

По-видимому, он прервал длительное обсуждение дамских шляп, и когда оно возобновилось, обменялся с Тейтом почти незаметной гримасой. Когда же эта тема наконец оказалась исчерпана, Порция обратилась к Лусиусу. – Мама объяснила леди Синклер, что ей не следовало позволять Эйми присутствовать на концерте вчера вечером.

– Правда? – В нем мгновенно вскипело раздражение.

– Честно говоря, вы совершили большую ошибку, пригласив в свой дом эту учительницу, – продолжала Порция. – Но я уверена, что ты этого не понимал, и это тебя извиняет и дает мне возможность оправдать твое поведение. Ошибки не столь страшны, если мы не отказываемся учиться на них. Я не сомневаюсь, что ты научишься осмотрительности, Лусиус, особенно когда рядом с тобой будет рассудительный человек, который может дать тебе совет.

Подняв обе брови, Лусиус в недоумении смотрел на нее. О чем она, черт возьми, говорит? И не себя ли предлагает в качестве рассудительного человека и будущего советчика? Разумеется, себя, но не предлагает, а объявляет таковым.

– В будущем тебе следует более тщательно отбирать таланты для своих концертов, – заботливо сказала Порция. – Тебе стоило внимательнее проверить рекомендации мисс Аллард, Лусиус, хотя многие полагают, что школьная учительница вполне прилична. Конечно, мама, папа и я тоже так полагали, когда снизошли до того, чтобы быть ей представленными.

Разумеется, все слушали и, по-видимому, были согласны, так как позволили Порции высказаться.

– И что же такого неприличного вы нашли в мисс Аллард? – Лусиус прищурился, теперь в нем нарастало не раздражение, а нечто более опасное, но он обуздал свои чувства. – Что за сплетни вы услышали?

– Честно говоря, лорд Синклер, не могу поверить, что нас можно обвинить в такой низости, как собирание сплетен, – заявила леди Балдерстон тоном, полным сдержанного возмущения. – Мы услышали это из собственных уст леди Лайл вчера вечером, а леди Лайл была достаточно добра и введена в заблуждение, когда дала приют этой французской девочке, которая теперь пытается выдавать себя за англичанку.

– А, – Лусиус поднял брови, – значит, в этом грех мисс Аллард, мадам? В том, что некоторые произносят ее фамилию как Хеллард? В том, что у нее отец француз и мать итальянка? Ее привезли сюда маленьким ребенком, и, возможно, поэтому она могла вырасти французской шпионкой? Просто восхитительно! Быть может, нам следует поскорее схватить ее, заковать в цепи и отправить в лондонский Тауэр?

Тейт кашлянул, чтобы скрыть вырвавшийся смешок.

– Лусиус, – сказала его мать, – сейчас не время для легкомыслия.

– А для него когда-нибудь бывает время? – Он перевел взгляд на мать и заметил, что Эмили позади нее смотрит на него смеющимися глазами.

– Мне нравится французское произношение ее имени, – сказала Кэролайн. – Удивительно, что она его изменила.

– Говоря по правде, Лусиус, – снова заговорила Порция, – леди Лайл была вынуждена выставить мисс Аллард из своего дома, потому что та водила компанию с неподходящими людьми, пела на частных вечеринках, о которых приличные леди даже знать не должны, не то что посещать их, и приобрела скандальную репутацию. Кто знает, в чем еще она принимала участие.

– Порция, дорогая моя, – остановила ее мать, – о таких вещах лучше не говорить.

– Об этом очень больно говорить, мама, – призналась Порция, – но необходимо, чтобы Лусиус понял, в какое двусмысленное положение он поставил леди Синклер и своих сестер прошлым вечером. Правду нужно очень осторожно довести до лорда Эджкома, который сегодня днем не слишком хорошо себя чувствует. Будем надеяться, что у леди Лайл достаточно благоразумия не рассказывать больше никому то, что она открыла нам. И мы, конечно, не станем распространять эти новости. Она взяла с нас слово держать все в секрете, но мы в любом случае не стали бы никому ничего говорить.

– Она взяла с вас слово держать все в секрете? – Лусиус снова прищурился.

– Ей не хотелось бы, чтобы все знали, как ее когда-то обманула ее подопечная, верно? – спросила Порция. – Но она сочла необходимым, чтобы об этом узнали мама и папа. И чтобы я это знала.

– Почему? – спросил Лусиус.

На мгновение Порция пришла в замешательство, но быстро оправилась и ответила:

– Думаю, она знает о тесных связях между нашими семьями, Лусиус.

– Удивляюсь, почему она просто не поговорила со мной, – сказал он.

– А мне кажется, леди Лайл просто раздосадована тем, что ей не удалось урвать немного славы от выступления мисс Аллард прошлым вечером. Поэтому она придумала способ подбросить в наш семейный круг злобные сплетни, чтобы мы порвали знакомство с мисс Аллард, – сказала Маргарет. – Я уверена, что все это полнейшая чушь.

– И я тоже, Мардж, – поддержала сестру Эмили. – Кому какое дело до того, что когда-то делала мисс Аллард?

– Я с удовольствием буду аккомпанировать ей в любое время, – сказала Кэролайн. – Поражаюсь, что вам нравится повторять такие глупости, Порция.

– О, но мы должны поблагодарить леди Балдерстон и Порцию за то, что они довели до нашего сведения то, что услышали, – как всегда дипломатично, высказалась леди Синклер. – Это лучше, чем слышать шепот у себя за спиной. Мисс Аллард, очевидно, исправила недостатки в своем характере, которые были у нее, когда она жила у леди Лайл, и это делает ей честь. И я всегда буду благодарна за то, что вчера вечером имела возможность послушать ее великолепный голос. Эмили, может быть, кто-то хочет еще чашку чая.

Лусиус резко поднялся.

– Ты уходишь, Лусиус? – спросила у него мать.

– Да, – коротко ответил он. – Я только что вспомнил, что должен нанести визит мисс Аллард.

– Лично поблагодарить ее за прошлый вечер? – спросила леди Синклер. – Думаю, это хорошая идея, Лусиус. Возможно, дедушка захочет пойти с тобой, если он уже встал после дневного отдыха. Даже Эйми...

– Я пойду один. Вчера вечером я уже поблагодарил мисс Аллард, сегодня у меня другая миссия. – Он замолчал, но отступать было уже слишком поздно – все без исключения в ожидании смотрели на него. – Я собираюсь попросить ее выйти за меня замуж.

Хотя пол в гостиной был от стены до стены застелен толстым ковром, тем не менее, когда Лусиус вышел из комнаты, можно было бы услышать, как падает булавка.

«Что же я натворил?» – спрашивал себя Лусиус, поднимаясь через две ступеньки к себе в комнату.

Он открыл рот, а потом уже не мог остановиться – вот что он натворил.

Но дело в том, что Лусиус нисколько об этом не жалел.

У Фрэнсис выдалось беспокойное утро, хотя после волнений, огорчений и всеобщей суматохи предыдущего вечера ей это было совершенно ни к чему, к тому же почти всю ночь она провела без сна. Но ее двоюродные бабушки допоздна оставались в постели, и, таким образом, она оказалась одна в комнате для завтрака, когда ей доставили письмо от Чарлза. В нем он просил ее встретиться с ним снова и писал, что так и не понял, почему она тогда, не сказав ни слова, исчезла.

С графом Фонтбриджем она познакомилась во время своего первого светского сезона, и они сразу же влюбились друг в друга. Он хотел жениться на ней, но потребовалось некоторое время, чтобы его мать согласилась принять в качестве невестки дочь французского эмигранта. А потом умер отец Фрэнсис, и мать Чарлза должна была привыкнуть к мысли, что у Фрэнсис нет состояния. А затем граф решил, что его будущая жена не должна быть известной как певица, которая пением зарабатывает себе на жизнь. И когда Фрэнсис задумалась, сочтет ли он когда-нибудь, что время и обстоятельства подходят для их женитьбы, она заметно охладела к нему. А потом у них была жуткая ссора после того, как он узнал об одной частной вечеринке, на которой она пела. Фрэнсис отстаивала свое право делать то, что ей хочется, потому что они еще не были официально помолвлены, а потом сказала ему, что это конец и она никогда больше не хочет его видеть.

Но на самом деле это было не так – до прошлого вечера. Она пообещала никогда не встречаться с ним и не отвечать на его письма.

Фрэнсис признавала, что повела себя отвратительно, не предложив объяснений, которые следовало дать. Но два года, последовавшие за смертью ее отца, были наполнены ошибками и неправильными суждениями с ее стороны – результат воспитания изнеженной, окруженной заботами дочери человека, который оберегал, направлял ее и исполнял большинство ее желаний.

Аппетит у Фрэнсис полностью пропал, и, отодвинув тарелку, она закрыла глаза.

Фрэнсис взяла себе за правило не думать о тех двух годах, и ей это удавалось. Она занималась собственной жизнью и гордилась тем, чего добилась. Но безусловно, невозможно было полностью выбросить что-то из памяти одной только силой воли – особенно когда это «что-то» было таким существенным, как два растраченных впустую года жизни. Ей часто хотелось, чтобы можно было вернуться и изменить последние события, – ей и сейчас еще этого хотелось.

«Ну вот я и вернулась», – сказала себе Фрэнсис, открыв глаза и глядя на белую скатерть на столе. Теперь было уже поздно бежать из Лондона так, как она приехала сюда – никем не замеченной. Все, встречи с кем она особенно старалась избежать – Чарлз, графиня Фонтбридж, леди Лайл, – уже видели ее, и Фрэнсис не сомневалась, что к этому времени и Джордж Ролстон уже знал, что она в городе.

Если слишком поздно незаметно исчезнуть, то, быть может, следует перестать вести себя осторожно. Быть может, ей в конечном счете удастся все изменить, несмотря на то что ее действия запоздали.

Час спустя Фрэнсис пешком отправилась навестить графиню Фонтбридж. Это время не подходило для нанесения светских визитов, но это и не было светским визитом.

Когда ее впустили в дом на Гросвенор-сквер, она поинтересовалась, дома ли графиня, отдала дворецкому короткое письмо, которое написала для Чарлза, со строгой инструкцией вручить его графу лично, и осталась ждать в вымощенном кафелем холле. Она не думала, что графиня откажется принять ее, и действительно, через несколько минут Фрэнсис проводили в малую гостиную на втором этаже.

Они даже не обменялись приветствиями, и графиня, стоявшая у небольшого стола, надменно подняв голову и сложив руки перед грудью, даже не предложила сесть своей посетительнице.

– Итак, как я вижу, вы решили нарушить свое слово, мадемуазель Хеллард, – заговорила графиня. – Полагаю, сегодня утром вы пришли сюда, чтобы дать объяснения. Они не принимаются. Следует надеяться, что, решив вернуться в Лондон, вы приготовились к возможным последствиям.

– Я приехала потому, что одна из моих двоюродных бабушек заболела, – ответила Фрэнсис. – Согласившись петь в Маршалл-Хаусе вчера вечером по просьбе графа Эджкома, я совершенно не подозревала, что послушать меня приглашены и другие гости. Моя бабушка поправилась, и концерт прошел. Я, не откладывая, возвращаюсь в Бат. Но я пришла сюда не для того, чтобы приносить извинения. Тогда, больше трех лет назад, мне не следовало заключать с вами то соглашение. Я сделала это, потому что была сердита на Чарлза за то, что он позволяет вам так бесцеремонно управлять его жизнью, а вы решили, что можно откупиться от женщины, на которой он хотел жениться. Я вела себя с откровенным цинизмом, но к тому времени я не собиралась выходить за него замуж и уже сказала ему об этом.

– Нарушение вами нашего соглашения должно иметь последствия, – напомнила ей графиня.

– Да, должно. – Последствия все еще волновали Фрэнсис, но она решила, что больше не будет руководствоваться страхом. Возможно, лорд Синклер в конечном итоге сделал для нее доброе дело, заманив ее сюда под вымышленным предлогом. Возможно, этому суждено было случиться. – И вы, если желаете, можете приступить к их осуществлению, мадам. Ведь не в моих силах остановить вас, верно? Но я не понимаю, зачем вам беспокоиться. Три года назад я дала вам обещание, которое собиралась полностью выполнить. Но «никогда» – это слишком долгий срок для любого соглашения. Вашей целью было разлучить меня со своим сыном, и вы достигли ее еще до того, как заплатили мне поистине смехотворную сумму. Моей целью было расплатиться за доставлявшие мне беспокойство долги. Это было сделано, и об этом забыто. Вскоре я вернусь в Бат и останусь там учительницей, но я не стану обещать никогда не возвращаться сюда. Больше я не дам ни вам, ни кому бы то ни было другому власти над собой.

Прищурившись, графиня Фонтбридж пристально посмотрела на нее, но прежде чем она успела сказать что-либо еще – если она вообще собиралась это делать, – Фрэнсис повернулась и вышла из комнаты.

Чувствуя легкое головокружение, Фрэнсис спустилась по лестнице и, выйдя на тротуар на свежий воздух, с огромным облегчением обнаружила, что Чарлз не появился – должно быть, его не было дома.

На мгновение она почувствовала искушение вернуться домой. Фрэнсис была уверена, что за последние двадцать четыре часа – нет, меньше! – она испытала больше неприятных переживаний, чем за все три года до этого Рождества. Но теперь не имело смысла останавливаться, и через короткое время Фрэнсис уже входила в гораздо более роскошную гостиную, чем та, которую она только что покинула. И леди Лайл не стояла в неприветливой позе, встречая ее, а полулежала на диване, поглаживая одной рукой комнатную собачку у себя на коленях и немного насмешливо глядя на гостью.

– Ну-ну, Франсуаз, значит, ты все-таки снизошла до того, чтобы удостоить меня своим вниманием? – в качестве приветствия произнесла она низким бархатным голосом, таким знакомым Фрэнсис. – Я должна быть польщена, дитя мое? Ты довольно хорошо выглядишь, однако эта одежда вопиюще провинциальна, и твое вечернее платье вчера было не лучше. А твоя прическа? Можно только лить слезы.

– Я школьная учительница, мадам, – напомнила ей Фрэнсис.

– Так говорят, Франсуаз. – Леди Лайл шикнула на затявкавшую было собачонку. – Удивительно, что все это время ты жила в Бате, оставаясь простой учительницей. Там, должно быть, чрезвычайно скучная жизнь.

– Мне нравится преподавать. Я получаю от этого удовольствие.

Леди Лайл снова усмехнулась и сделала небрежный жест рукой.

– Джорджу Ролстону будет интересно узнать, что ты вернулась. Он простил тебя, Франсуаз, и снова хорошо к тебе относится, хотя с твоей стороны было бессовестно исчезнуть, не сказав ни слова. Я уже написала ему и ходатайствовала о тебе.

– Я возвращаюсь в Бат, – сказала ей Фрэнсис.

– Глупости, дитя мое. О, сядь, пожалуйста, а не то у меня заболит шея все время смотреть вверх на тебя. Ты же не собираешься во что бы то ни стало уехать. Ты разработала превосходный план и завоевала расположение графа Эджкома и виконта Синклера, которые, как я догадываюсь, недавно были в Бате. Ты заинтересовала лорда Хита, и он готов покровительствовать тебе. Я тебя полностью обеспечу, и ты всего добьешься, хотя на это и уйдет несколько лет. И должна сказать, твой голос стал много лучше. Вчера вечером твое исполнение было очень выразительным. Но ты понимаешь, что твои планы могут ни к чему не привести. Даже не говоря о том, что ты не вправе принять покровительство барона Хита, ты можешь потерять своих влиятельных друзей, Франсуаз. Словечко на ушко одной юной леди, которая вот-вот станет невестой Синклера, еще пару ее маме и папе, и единственный выход для тебя – искать продолжение своей карьеры где-нибудь в другом месте. О, между прочим, дитя мое, это словечко уже достигло нужных ушей вчера вечером. Ничего лишнего, ничего компрометирующего, уверяю тебя, но для той молодой леди такого и не нужно. Она исключительно добродетельна и строго контролирует беднягу Синклера.

Еще вчера Фрэнсис могла бы съежиться, но в это утро в ней что-то взорвалось, и она чувствовала себя так, словно ожила после долгого, подобного смерти сна. Она считала себя свободной в той новой жизни, которую создала для себя, но, оказывается, ошибалась. Прежде чем назвать себя свободной, ей было необходимо покончить со своим прошлым.

– Я перед вами не в долгу, леди Лайл. – Фрэнсис не стала садиться. – Правда, у меня такое чувство, что вы готовы объявить меня своей должницей и получить надо мной прежнюю власть. Я никогда не была ничего должна вам, за исключением, быть может, своего содержания зато время, когда я жила здесь – по вашему настоянию – после папиной смерти. Но я уже с лихвой оплатила этот долг. И я ничего не должна Джорджу Ролстону, хотя, не сомневаюсь, если еще на некоторое время останусь в Лондоне, то скоро услышу, как он заявит, что я его рабыня на всю жизнь.

– Рабыня! – насмешливо воскликнула леди Лайл. – Бедный Джордж! И это после всего, что он сделал для тебя, Франсуаз. Ты была прямо на пути к славе.

– Думаю, правильнее сказать к «дурной славе». Можете говорить, что хотите, мисс Хант, лорду Синклеру и даже лорду Хиту. Для меня это не имеет значения. Я возвращаюсь в Бат – по собственному желанию. Там мой дом, моя работа и мои друзья.

– О бедняжка Франсуаз! Разве ты еще не достаточно себя наказала? – Столкнув собачку на пол, леди Лайл села прямо и похлопала рукой по сиденью дивана рядом с собой. – Иди сядь, и давай покончим с этой глупой размолвкой между нами. Ведь когда-то мы прекрасно относились друг к другу. И я обожала твоего отца. Ты ведь до сих пор безумно мечтаешь о карьере певицы, и отрицать это бессмысленно, ведь вчера вечером это было совершенно очевидно. Что ж, ты можешь все вернуть, глупышка. Тебе незачем было все бросать, чтобы потом строить план, как все вернуть своими силами. Мы поговорим с Ролстоном, и...

– Мне пора идти, в это утро у меня есть и другие дела, – оборвала ее Фрэнсис.

– О, ты говоришь в точности как твой отец. Он был чересчур гордым и слишком упрямым, но красивым, очаровательным и совершенно, совершенно неотразимым. Ролстон будет недоволен, Франсуаз, – сказала ей леди Лайл, когда Фрэнсис повернулась, чтобы уйти. – И я тоже. Но теперь я знаю, где тебя искать. Должна сказать, что не составит никакого труда узнать название и адрес школы, в которой ты преподаешь, и имя директрисы – или кто там еще тебя нанял. Бат – небольшой город, и, полагаю, там не так уж много школ для девочек.

На мгновение Фрэнсис показалось, что ледяные пальцы страха вновь протянулись к ее горлу, но она уже не была той девочкой, которая три года назад съеживалась при малейшей угрозе.

– Школа мисс Мартин находится на Дэниел-стрит, – не оборачиваясь, сухо сообщила Фрэнсис. – Всего хорошего, мадам.

Только оказавшись на улице, Фрэнсис позволила себе расслабиться. Было очень приятно бросить вызов в лицо графине Фонтбридж и леди Лайл в это утро, но эйфория от этих поступков быстро улетучилась. В действительности мир, окружавший Фрэнсис, угрожал рухнуть. Теперь графиня Фонт-бридж знала, где живет и работает Фрэнсис, и леди Лайл тоже знала. Фрэнсис не сомневалась, что обе дамы способны начать преследовать ее. Если кто-то из них решит осложнить жизнь Фрэнсис, ей придется уехать. Она ничего не скрывала от Клодии, но было безоговорочно недопустимо, чтобы учительница респектабельной школы для девочек оказалась опозорена. Она просто не сможет оставаться там, если хотя бы малейший отголосок связанного с ней скандала достигнет ушей родителей ее учениц – или дойдет до безымянного спонсора Клодии.

И во всем этом виноват виконт Синклер! Без его вмешательства Фрэнсис не приехала бы в Лондон и ничего бы этого не произошло.

Нет, это несправедливо.

Она подумала было зайти в Маршалл-Хаус – но с какой целью? Было бы совершенно неприлично прийти туда и сказать, что ей нужно поговорить с виконтом Синклером.

Лучше написать ему. Иногда он досаждал ей и доставлял неприятности, но, пожалуй, он заслуживал получить полное правдивое объяснение того, почему она отказалась выйти за него замуж.

А кроме всего прочего, Фрэнсис была безумно влюблена в Лусиуса, и ей было необходимо, чтобы он это знал.

Но, возвращаясь домой, Фрэнсис подумала, что не стоит писать ему отсюда, из Лондона, так он, по всей вероятности, снова сломя голову примчится на Портмен-стрит и постарается убедить ее сделать то, что, как он понимал в глубине души, невозможно.

Во всяком случае, прошлым вечером стало совершенно очевидно, что его помолвка с мисс Хант неизбежна.

Она решила, что вернется в Бат и напишет ему оттуда – последнее «прощай».

При этой мысли Фрэнсис грустно улыбнулась.

Теперь осталось лишь позаботиться о бабушках.

Вернувшись домой, Фрэнсис увидела, что обе старушки уже встали и наслаждаются хорошей погодой, сидя в небольшом летнем павильоне в заднем саду. Фрэнсис решила присоединиться к ним.

Меньше чем через три часа Фрэнсис была на пути в Бат. Время уже перевалило за полдень, и, конечно, было бы разумнее отложить отъезд до утра, как старались убедить ее бабушки, но Фрэнсис отчаянно хотелось вернуться в Бат к привычной, размеренной школьной жизни. Почти наверняка ей придется по дороге остановиться где-нибудь, но у нее были кое-какие деньги, и она могла позволить себе провести одну ночь в гостинице.

Хотя к столь поспешному отъезду Фрэнсис побудило не только отчаянное желание вернуться в Бат, но и отчаянное желание уехать из Лондона, уехать от него, пока он не явился к ней с какими-либо извинениями – а Фрэнсис ужасно боялась, что он придет, несмотря на свое торжественное обещание, данное накануне вечером.

Она не вынесет, если увидит его снова, а ей хотелось дать своему сердцу возможность начать заживать.

Ее бабушки, конечно же, были расстроены. «А как же барон Хит? – спросили они. – А как же твоя певческая карьера? А что с Лусиусом Маршаллом?» Прошлым вечером они обе пришли к заключению, что виконт влюблен в их дорогую Фрэнсис. Но в конце концов они смирились с ее решением и заверили Фрэнсис, что совершенно счастливы тем, что она проделала весь путь до Лондона только ради того, чтобы увидеться с ними.

Бабушки настояли, чтобы она поехала обратно в их дорожном экипаже, и наконец, после долгого прощания со слезами и крепкими объятиями, Фрэнсис отправилась в путь.

Когда улицы Лондона постепенно стали уступать место пригородам, Фрэнсис подумала, что все это немного напоминает путешествие, начавшееся после Рождества, и, чувствуя себя смертельно уставшей, попыталась поудобнее устроиться в экипаже. Возможно, все закончилось так, как и должно было закончиться.

Фрэнсис немного поплакала, жалея себя, но потом решительно вытерла слезы носовым платком и высморкалась.