Просто незабываемая

Глава 2

Мать предупреждала его, что еще до конца дня пойдет снег, – предупреждали его и сестры, и дедушка.

То же самое говорил ему и здравый смысл.

Но так как он редко прислушивался к советам – особенно когда они исходили от его семьи – и редко обращал внимание на требования здравого смысла, то все кончилось тем, что он попал в невероятный снегопад и теперь ему предстояло сомнительное удовольствие провести ночь в какой-нибудь унылой провинциальной гостинице. Во всяком случае, он надеялся, что проведет ночь в гостинице, а не в сарае или – что еще хуже – в этом экипаже.

А ведь он был в дурном настроении еще до начала этого путешествия!

Заняв место в экипаже, он холодно посмотрел на свою пассажирку. Все, о чем следовало позаботиться, было выполнено: она съежилась под шерстяным пледом, ее ноги стояли на одном из кирпичей, муфта, которую он принес из другого экипажа и отдал ей пару минут назад, была с ней. Хотя слово «съежилась» неверно описывало позу девушки. Она сидела, напряженно выпрямив спину и демонстрируя враждебность, непреклонное достоинство и раненую гордость, и даже не повернула головы, чтобы взглянуть на него.

«В точности высохшая слива», – подумал он. Единственное, что он мог видеть у нее на лице под полями омерзительной коричневой шляпы, – это покрасневший кончик носа. Удивительно только, что этот кончик носа не дрожал от негодования – как будто неприятное положение, в котором оказалась путешественница, было его виной.

– Лусиус Маршалл, к вашим услугам, – не слишком любезно представился джентльмен.

Несколько секунд ему казалось, что она не собирается представляться в ответ, и он всерьез подумал, не постучать ли в крышу, чтобы остановить экипаж и присоединиться к Питерсу на козлах. Уж лучше сидеть под снегом снаружи, чем быть замороженным этой ледышкой внутри.

– Фрэнсис Аллард, – произнесла она наконец.

– Нужно надеяться, мисс Аллард, – заметил он исключительно для того, чтобы завязать разговор, – что у владельца гостиницы, в которую мы приедем, имеется полная кладовая. Нисколько не сомневаюсь, что способен отдать должное пирогу с мясом, картошке, овощам и кружке эля, не говоря уж о хорошем почечном пудинге и сладком креме, которым закончится ужин. Можно несколько кружек эля. А как вы?

– Чашка чая – это все, о чем я мечтаю.

Он мог бы сам догадаться. Но, Боже правый, чашка чая! И несомненно, вязанье, которым будут заняты ее руки между глотками.

– Куда вы направляетесь?

– В Бат. А вы?

– В Гэмпшир. Я собирался провести ночь в пути, но надеялся, что это будет ближе к месту моего назначения. Впрочем, не имеет значения. Я не имел бы удовольствия познакомиться с вами, если бы не инцидент на дороге.

При этих словах Фрэнсис повернула голову и пристально посмотрела на него, но еще до того, как она заговорила, ему стало совершенно ясно, что девушка способна распознать иронию.

– Уверена, мистер Маршалл, что могла бы совершенно счастливо прожить без любого из этих событий.

Зуб за зуб.

Сейчас, пристальнее всмотревшись в нее, он был удивлен, обнаружив, что девушка гораздо моложе, чем ему показалось раньше. Когда его экипаж проезжал мимо ее повозки, у него сложилось впечатление, что перед ним худая мрачная дама средних лет. Но он ошибся. Теперь, когда она перестала хмуриться, кривиться и щуриться от блеска снега, он увидел, что ей, должно быть, около двадцати пяти лет. Ей наверняка еще не было двадцати восьми, как ему.

И тем не менее она была мегерой.

Она казалась худой или просто очень хрупкой – трудно было сказать, потому что ее фигуру скрывала бесформенная зимняя накидка. Но у девушки были тонкие запястья и длинные изящные пальцы – он обратил на них внимание, когда она брала у него из руки свою муфту. Ее узкое лицо с высокими скулами имело слабый оливковый оттенок, кроме покрасневшего кончика носа. Все это вместе с очень темными глазами, темными ресницами и темными волосами приводило к заключению, что в ее жилах течет южная кровь – возможно, итальянская и определенно средиземноморская. Этим объяснялся и ее характер. Под шляпой он смог рассмотреть строгий лоб и гладкие пряди волос, разделенных прямым пробором.

Девушка была похожа на гувернантку. Господи, помоги ее несчастному воспитаннику!

– Полагаю, вас предупреждали, чтобы вы сегодня не ехали?

– Нет. Все рождественские праздники я мечтала о снеге и надеялась, что он пойдет. К сегодняшнему дню я перестала его ждать, и, конечно, он пошел.

Она, очевидно, была не расположена продолжать беседу, потому что решительно повернулась лицом вперед, предоставив ему любоваться только кончиком ее носа. И мистер Маршалл тоже не чувствовал себя обязанным – или склонным – продолжать разговор.

Если уж все это должно было случиться, то судьба по крайней мере могла бы послать ему блондинку с голубыми глазами, с ямочками на щеках, теряющую присутствие духа от отчаяния. Иногда жизнь кажется совершенно несправедливой, и последнее время он все больше в этом убеждался.

Он снова задумался над причиной своего плохого настроения, которое испортило ему все рождественские праздники.

Его дедушка умирал. О, строго говоря, он не был при последнем издыхании и даже не лежал на смертном одре, а просто небрежно относился к вердикту армии своих лондонских врачей, который они вынесли ему, когда он приехал к ним на консультацию в начале декабря. Как сказали ему врачи, его сердце быстро слабеет, и никто из них не может ничего сделать, чтобы вылечить его.

– Оно старое и требует замены, – с отрывистой усмешкой сказал его дедушка после того, как из него вытянули это заключение. Его невестка и внучки с печальным видом хлюпали носами, а Лусиус намеренно остался стоять в сумраке гостиной, свирепо нахмурившись, чтобы не выдать чувств, которые смутили бы и его самого, и всех других в комнате. – Как и все остальное во мне. – Никто, кроме самого пожилого джентльмена, не усмехнулся. – Старый эскулап имел в виду, – непочтительно добавил он, – что мне стоит привести в порядок все дела и в любой день быть готовым к встрече с Создателем.

Будучи слишком занятым праздной городской жизнью, Лусиус в последние десять лет мало общался с дедушкой и остальной семьей. Он даже предпочел снять апартаменты на Сент-Джеймс-стрит вместо того, чтобы жить в Маршалл-Хаусе, фамильном особняке на Кавендиш-сквер, где обычно поселялись его мать и сестры во время лондонских светских сезонов.

Но ужасная новость заставила его понять, как сильно он любит дедушку – графа Эджкома, владельца Барклай-Корта в Сомерсетшире. Вместе с этим он осознал, что любит всю свою родню, а это, в свою очередь, заставило Лусиуса понять, как он пренебрегал ими.

Даже этой печали и чувства вины было бы достаточно, чтобы глубоко омрачить ему Рождество, но дело было не только в этом.

Он оказался наследником графа – он, Лусиус Маршалл, виконт Синклер.

Нельзя сказать, что это само по себе было тягостно. Он был бы не вполне нормальным, если бы ему была ненавистна мысль унаследовать Барклай, где он вырос, Клив-Эбби в Гэмпшире, где он сейчас жил, и другие имения, а также огромное состояние вместе с ними, несмотря на то что все это являлось ценой жизни его дедушки. И он не возражал против политических обязанностей – таких, как место в палате лордов, – которые лягут на его плечи, когда придет время. Ведь уже после смерти отца, умершего год назад, он знал, что, если жизнь пойдет своим чередом, он когда-нибудь станет наследником, и он готовился к этому. Кроме того, даже праздная жизнь, состоящая из одних удовольствий, могла со временем надоесть. Серьезное занятие политикой придало бы его жизни больше смысла.

Нет, против чего он действительно возражал, так это против того, что мужчине, который вскоре станет графом, прежде необходимо стать женатым человеком. Иными словами, Лусиусу нужна невеста.

Это было столь же очевидно для всех, исключая, по-видимому, его самого, как наличие носа на лице. Хотя даже это было под вопросом. Он знал все о моральном долге, хотя большую часть жизни провел, игнорируя и даже убегая от него. Но вплоть до настоящего момента он был волен делать то, что ему нравилось. Никто вслух не возражал против его образа жизни.

Но теперь все должно было измениться. И если задуматься об этом, то придется признать, что долг рано или поздно настигает большинство молодых людей – таково свойство жизни. Теперь долг добрался до него.

Его родственники, не сговариваясь, увлеченно обсуждали с ним эту тему в течение всех праздников, когда одному, а иногда и двоим из них удавалось ловко втянуть его в то, что им всем нравилось называть приятной дружеской беседой.

Все, естественно, пришли к единодушному выводу, что ему срочно нужна невеста. Безукоризненная невеста, если таковая вообще существует, – и она, разумеется, существовала.

Порция Хант, несомненно, была самой подходящей кандидатурой, так как в ней почти невозможно было найти какого-либо изъяна.

Она оставалась без жениха до зрелого возраста в двадцать три года только потому, как объяснила ее мать, что очень надеялась в один прекрасный день стать его виконтессой, а потом, естественно, графиней – и матерью будущего графа.

Маргарет, леди Тейт, старшая сестра Лусиуса, уверяла его, что Порция будет ему превосходной женой, потому что она взрослая, уравновешенная и обладает всеми необходимыми качествами будущей графини.

Она настоящий бриллиант чистой воды, отметили Кэролайн и Эмили, его младшие сестры, подтвердив, что это на самом деле так, несмотря на весьма банальное выражение, и добавив, что нет на свете более красивого, более элегантного, более утонченного, более совершенного существа, чем Порция.

Вовсе не собираясь оказывать неуместное давление на внука, дедушка напомнил ему, что мисс Порция Хант – дочь барона и леди Балдерстон и внучка маркиза Годсуорти, а Годсуорти – один из его самых близких и самых старых друзей и что это будет желанный и удачный союз.

– Выбор невесты должен принадлежать исключительно тебе самому, Лусиус, – сказал ему дедушка. – Но если нет никого, кто был бы тебе симпатичен, ты должен серьезно подумать о мисс Хант. Мне перед смертью было бы приятно знать, что ты женился на ней.

Конечно, никакого неуместного давления!

И лишь Эйми, самая младшая из сестер, выразила несогласие, но лишь с кандидатурой безукоризненной невесты, а не с тем, что он обязан найти подобное создание в течение ближайших нескольких месяцев.

– Не делай этого, Лус, – сказала однажды Эйми, когда они вдвоем скакали верхом. – Мисс Хант такая нудная. Еще прошлым летом она посоветовала маме не вывозить меня в свет в этом году – хотя мне в июне исполнится восемнадцать – только потому, что сломанная рука Эмили не позволила ей выехать в прошлом году, и ее очередь отодвинулась. Мисс Хант, возможно, говорила обо мне, потому что собирается выйти за тебя замуж и стать моей невесткой, но она еще никто. А потом она улыбнулась той своей покровительственной улыбкой и заверила меня, что на следующий год я буду просто счастлива, когда внимание всей семьи сосредоточится исключительно на мне.

Самое досадное, что Лусиус давным-давно знал Порцию. Ее семья часто гостила в Барклай-Корте, и иногда, когда его дедушка и бабушка навещали маркиза Годсуорти, они брали с собой Лусиуса, и в то же время там бывали Балдерстоны с дочерью. Желание обеих семей со временем породниться всегда было очевидным. И хотя Лусиус никогда по-настоящему не поощрял намерение Порции после ее выхода в свет принести в жертву другие предложения ради того, чтобы дождаться его и дойти до главного, он тем не менее никогда по-настоящему и не отговаривал ее. Лусиус всегда знал, что когда-нибудь придется жениться, и полагал, что скорее всего кончит тем, что женится на Порции. Но одно дело – думать об этом как о неопределенной будущей перспективе, и совершенно другое – оказаться лицом к лицу с необходимостью это сделать.

Конечно, на протяжении всех праздников его периодически охватывала едва уловимая паника, и чаще всего это происходило тогда, когда он пытался представить себя в постели с Порцией. Господи! Она же, несомненно, будет ожидать, что он не забудет о хороших манерах.

И еще одним небольшим обстоятельством, сильнее всего омрачавшим его настроение, было то, что Лусиус дал дедушке слово предстоящей весной во время светского сезона серьезно осмотреться, выбрать невесту и к концу лета пойти с ней под венец.

Он не обещал жениться именно на Порции Хант, но ее имя неминуемо приходило на ум.

– Мисс Хант будет счастлива видеть тебя в городе в этом году, – сказал дедушка, что само по себе было странно, потому что Лусиус всегда был в городе. Но старый джентльмен, конечно, имел в виду, что Порция будет счастлива видеть Лусиуса своим партнером в танцах на всех балах, раутах и других светских мероприятиях, от которых он обычно бежал как от чумы.

Еще задолго до Рождества Лусиус почувствовал, как на его шее все туже затягивается петля. Он приговорен – нет смысла даже пытаться это отрицать. Его дни свободного – беззаботного – человека в городе сочтены.

– Этот ваш кучер мог бы возглавлять команду висельников, – отрывисто и резко сказала мисс Фрэнсис Аллард, эта очаровательно нежная леди, и в тот же момент ее пальцы, словно тиски, сжали рукав Лусиуса. – Он опять едет слишком быстро.

Экипаж действительно покачивался и скользил, прокладывая путь по глубокому снегу, и Лусиус подумал, что Питере, вероятно, получает от этого радость, которой давно не испытывал.

– Я так и думал, что вы это скажете, потому что ваш собственный кучер привык ездить вдвое медленнее, чем передвигается страдающий подагрой восьмидесятилетний старец. Ну-ка, что у нас тут?

Взглянув в окно, он понял, что скольжение вызвано тем, что экипаж останавливается. Они подъехали к тому, что, по всей видимости, было гостиницей, хотя, если можно судить по первому взгляду, это было весьма убогое заведение. Оно выглядело так, словно служило местом сборища пьяниц здешней деревни, которая, должно быть, находилась неподалеку, а не местом для остановки добропорядочных путешественников. Но, как гласит старая пословица, беднякам не приходится выбирать.

Ко всему прочему, гостиница производила впечатление весьма заброшенной. Никто не отгребал снег от двери, конюшни позади дома были заперты, ни в одном окне не виднелось даже проблеска света, и из трубы не поднимался вселяющий надежду столб дыма.

Однако, когда Питере прокричал что-то непонятное, дверь все же со скрипом отворилась и высунувшаяся голова с небритыми щеками и подбородком, в ночном колпаке – это в середине дня! – что-то промычала в ответ.

– Уверен, пора переходить к действиям, – пробормотал Лусиус и, открыв дверцу, спрыгнул в снег глубиной до колена. – В чем дело, дружище? – перебил он Питерса, который, восседая на козлах экипажа, рассказывал мужчине свою удивительную и совершенно правдивую историю.

– Паркер со своей хозяйкой уехал и еще не вернулся, – прокричал мужчина. – Вы не можете здесь остановиться.

Питере начал высказывать свое непрошеное мнение относительно отсутствующих Паркеров и небритых, невоспитанных мужланов, но Лусиус, подняв руку, остановил его.

– Скажите мне, что на расстоянии пятисот ярдов отсюда есть другая гостиница, – заговорил Лусиус.

– Ну нет. Но меня это не касается, – ответил мужчина, собираясь снова закрыть дверь.

– Тогда, боюсь, у вас сегодня ночью будут гости, мой дорогой друг. Полагаю, вы оденетесь и натянете сапоги, если, конечно, не предпочитаете работать в ночной рубашке. Там багаж, который нужно занести внутрь, и лошади, о которых следует позаботиться. Так что пошевеливайтесь.

Лусиус повернулся, чтобы помочь мисс Аллард.

– Во всяком случае, приятно слышать, что ваша ирония обращена на кого-то другого, – заметила она.

– Не дразните меня, сударыня, – предупредил он. – И советую обнять меня за плечи. Я отнесу вас в дом, так как у вас не хватило ума в это утро надеть подходящие сапоги.

Она одарила его одним из своих строптивых взглядов, и ему показалось, что на этот раз ее покрасневший кончик носа действительно задрожал.

– Благодарю вас, мистер Маршалл, но я дойду туда своими ногами.

– Как хотите. – Он пожал плечами и получил огромное удовольствие, увидев, как Фрэнсис спрыгнула вниз, не дожидаясь, пока опустят ступеньки, и почти по колени провалилась в снег.

Сжав губы, он отметил, что очень трудно с достоинством прошествовать от экипажа до здания через несколько ярдов снега глубиной около фута, хотя Фрэнсис пыталась это сделать. И ей это даже удалось, хотя и пришлось взмахнуть руками, чтобы не упасть, поскользнувшись возле самой двери. Лусиус с изумлением мрачно ухмыльнулся ей в спину.

– Мы подобрали то, что надо, хозяин, – прокомментировал Питере.

– Советую следить за языком, когда говоришь о леди в моем присутствии, – предупредил Лусиус, устремив на него строгий взгляд.

– Вы правы, хозяин. – Питере спрыгнул в снег, совершенно не смущенный его замечанием.

– Похоже, я все-таки смогу получить свой эль. И похоже, вы сможете получить свой чай, если, конечно, нам удастся разжечь огонь и если где-нибудь в кухне спрятана заварка. Но я потерял надежду на мясной пирог и почечный пудинг.

Они стояли посреди убогого, запущенного обеденного зала, где было не теплее, чем в экипаже, потому что камин не был растоплен. Слуга, который открыл им дверь, а потом не желал пускать их внутрь, несмотря на суровую погоду, внес запорошенную снегом дорожную сумку Фрэнсис и бросил ее на полу возле двери.

– Не знаю, что скажут Паркер и его хозяйка, когда узнают об этом, – угрюмо проворчал слуга.

– Не сомневаюсь, что они поблагодарят вас за труды и удвоят жалованье. Вы остались здесь один на все праздники? – спросил его мистер Маршалл.

– Нуда, – ответил мужчина. – Хотя они уехали только на следующий день после того, как раздали подарки всем слугам, и собирались вернуться завтра. Они строго-настрого запретили мне впускать кого бы то ни было сюда, пока их не будет. Не знаю, как насчет удвоения жалованья, но точно знаю язычок хозяйки. Вам нельзя оставаться здесь на ночь, и весь разговор.

– Как вас зовут? – спросил мистер Маршалл.

– Уолли.

– Уолли, сэр, – поправил его мистер Маршалл.

– Уолли, сэр, – угрюмо повторил слуга. – Вы не можете здесь остановиться, сэр. Комнаты не готовы, камины не горят, и нет повара, чтобы приготовить еду, которой тоже нет.

Для Фрэнсис, которая чувствовала себя до крайности несчастной, все было предельно ясно. Ее единственное утешение заключалось в том, что она по крайней мере осталась жива и у нее под ногами был твердый каменный пол, а не снежные сугробы.

– Я вижу, что здесь камин вполне подготовлен, – указал мистер Маршалл. – Вы можете растопить его, пока я схожу за остальным багажом. Только сначала принесите леди шаль или одеяло, чтобы ей было относительно тепло, пока не разгорится огонь. А затем приготовьте две комнаты. А что касается еды...

– Я сама схожу в кухню на разведку, – перебила его Фрэнсис. – Не нужно обращаться со мной как с хрупкой вещью. Я не такая. Уолли, когда вы разведете здесь огонь, можете помочь мне разыскать то, что нужно, чтобы приготовить какую-нибудь еду, которой должно хватить на пять человек, включая вас.

– Вы умеете готовить? – Мистер Маршалл смотрел на нее, подняв обе брови.

– Чтобы что-то получилось, мне нужны продукты, посуда и плита, – ответила Фрэнсис.

На мгновение ей показалось, что блеск у него в глазах, вероятно, был изумлением.

– Должен быть мясной пирог, на случай, если вы не расслышали это в первый раз, с луком и подливкой.

– Вам, возможно, придется удовлетвориться яйцом-пашот, если здесь вообще есть яйца.

– В данный момент это звучит как вполне допустимая замена.

– Яйца есть, – все еще недовольным тоном сообщил Уолли, опускаясь на колени, чтобы разжечь огонь в камине обеденного зала. – Они предназначались мне, но я не знаю, что с ними делать.

– Тогда будем надеяться, что мисс Аллард знает, а не просто хвастается впустую, когда обещает яйца-пашот.

Фрэнсис, не утруждая себя ответом, распахнула дверь, которая, как она предположила, вела в кухню, а Лусиус отправился помогать своему кучеру разгружать экипаж.

Дом казался холодным и неприветливым. Крошечные окна пропускали очень мало света, и внутри было сумрачно, даже несмотря на то что снаружи все сияло от ослепительно белого снега. Гостиница не была грязной, но и не блистала чистотой. Ботинки Фрэнсис насквозь промокли, и она не решалась снять накидку и шляпу, боясь замерзнуть. Здесь не было никого, кто позаботился бы о ней, кроме неряшливого, ленивого слуги. Не было никого, кто приготовил бы горячую еду – или хотя бы холодную на худой конец. И она оказалась здесь одна в обществе вздорного, плохо воспитанного джентльмена и трех капризных слуг.

Положение, бесспорно, ужасное.

Ее возвращения в школу ожидали сегодня, а через день девочки уже должны были приступить к занятиям. И до того Фрэнсис предстояло много дел, если она хотела, чтобы ее классы оказались готовы к новому семестру – она сознательно не работала в Рождество. Проверки ожидала целая стопка сочинений на французском учениц старшего класса и еще большая стопка рассказов – на английском – младших девочек.

Неожиданный поворот событий, закончившийся задержкой в пути, был не просто неприятностью. Это была настоящая катастрофа.

Фрэнсис окинула взглядом кухню, затем исследовала ее более тщательно, бесцеремонно проверила буфеты, полки и кладовую, а потом отправилась на поиски Уолли и велела ему пойти в кухню вычистить золу в большой печи и разжечь еще один камин. Пока она занималась всем этим, ей пришла в голову мысль, что практически существует только один разумный способ взять себя в руки.

И возможно, позже, уже в стенах школы, когда она наконец туда доберется, все происшедшее покажется Фрэнсис вовсе не таким уж ужасным. Возможно, она найдет даже что-то забавное в воспоминаниях. Сейчас ей было трудно представить такой исход, но она полагала, что со временем вполне сможет отнестись к этому всего лишь как к приключению.

Если бы только она очутилась сейчас здесь с красивым, улыбающимся, любезным рыцарем в сияющих доспехах...

Однако она вынуждена была признать, что ее спутник, несомненно, обладал одним из трех этих качеств. Ее первое впечатление о нем оказалось неверным только в одном. Он был чрезвычайно крупным мужчиной с красивым лицом, хотя часто портил свою красоту тем, что хмурился, презрительно ухмылялся и поднимал одну бровь.

Он сомневался, что она сумеет сварить яйцо. Он говорил о пироге с мясом так, как будто это было что-то такое, о чем она никогда и не слышала. Ха! Ей ужасно хотелось сбить с него спесь. И она это сделает. Она удивляла отца и всех домочадцев тем, что часами пропадала в кухне, наблюдая за их поваром и помогая ему, когда ей позволяли. Ей всегда казалось, что это великолепный способ расслабиться в свободное время.

Когда Фрэнсис вернулась в обеденный зал, мистер Маршалл был уже там. Теперь, когда в камине горел огонь, комната выглядела чуть поприветливее, хотя ничто не могло скрыть ее убожества. Лусиус, передвигавший стол и стулья ближе к камину, выпрямился и посмотрел на Фрэнсис.

Он уже снял с себя пальто и шляпу, и при виде его Фрэнсис остановилась как вкопанная. То, что он был крупным человеком, она заметила с самого начала и представляла его себе весьма дородным джентльменом. Но сейчас, когда он стоял перед ней одетый в великолепно сшитый сюртук из тонкой темно-зеленой шерсти, золотисто-коричневые жилет и панталоны, белую рубашку с аккуратно завязанным шейным платком и сухие высокие сапоги, она поняла, что он вовсе не дородный, а просто широкоплечий, с мускулами во всех надлежащих местах. А глядя на его упругие бедра, она сделала предположение, что он из тех людей, кто много времени проводит в седле. Без касторового цилиндра его волосы, коротко подстриженные по последней моде, выглядели куда пышнее, чем раньше показалось Фрэнсис.

По правде говоря, перед ней был истинный великосветский джентльмен.

«Конечно, он потрясающе эффектный», – расстроенно подумала Фрэнсис, мгновенно вспомнив, какое удивление она испытывала каждый раз, когда подслушивала, как девочки в школе хихикали и возбужденно вздыхали по какому-нибудь молодому франту, занимавшему их воображение.

Однако сейчас она сама стояла, вытаращив глаза.

«Скверному человеку следует быть уродливым», – подумала Фрэнсис и шагнула вперед, чтобы поставить поднос на стол.

– Сейчас время чая, хотя, полагаю, вы, как и я, пропустили ленч. Огонь в кухне недостаточно разгорелся, чтобы я могла приготовить что-нибудь к обеду, поэтому пока что придется довольствоваться тостами, сыром и пикулями. Для слуг я оставила еду в кухне на столе и велела Уолли сбегать в конюшню и привести Томаса и вашего кучера.

– Если Уолли умеет бегать, – заметил Лусиус, потирая руки и голодными глазами глядя на поднос. – Я готов съесть даже свою шляпу, не то что какие-то тосты с сыром.

В кухне Фрэнсис ломала голову над тем, присоединиться ли ей к мистеру Маршаллу в зале, или остаться здесь со своим чаем. Она предпочла бы остаться в кухне, но гордость подсказала ей, что если она так поступит, то безоговорочно поставит себя в разряд слуг, и мистер Маршалл, безусловно, будет рад обращаться с ней соответственно. Пусть она школьная учительница, но она никому не служанка – тем более ему.

Итак, она оказалась в обеденном зале наедине с мистером Лусиусом Маршаллом, вздорным, высокомерным, красивым и мужественным с виду, – этого достаточно, чтобы пробудить фантазии у любой слегка романтичной молодой леди.

Сняв в конце концов накидку и шляпу, Фрэнсис положила их на деревянную скамью и хотела поправить прическу, но, увидев, что ее дорожной сумки и ридикюля у двери уже нет, просто пригладила волосы руками, а потом села к столу, который был придвинут к камину.

– Ах, как хорошо! – сказала она, ощутив идущее от огня тепло. В кухне она не успела согреться, потому что там камин был гораздо больше и разгорался куда медленнее. – Просто восхитительно!

Мистер Маршалл сел напротив и, прищурившись, принялся ее рассматривать.

– Позвольте мне угадать, – сказал он. – Вы испанка? Итальянка? Гречанка?

– Англичанка, – твердо ответила Фрэнсис. – Но моя мать действительно итальянка. К сожалению, я никогда ее не знала. Она умерла, когда я была совсем крошкой. Но могу сказать, что я на нее похожа. Так всегда говорил мой отец.

– Прошедшее время?

– Да.

Он продолжал смотреть на нее, и Фрэнсис почувствовала, что этот взгляд приводит ее в замешательство. Но она не собиралась выдавать свое смущение и, положив себе на тарелку немного еды, откусила кусочек тоста.

– Чай будет позже, – сообщила Фрэнсис. – Но полагаю, вы в любом случае предпочтете эль. Вероятно, вы сможете найти его сами, не беспокоя несчастного Уолли. У него был очень утомительный день.

. – Но если существует что-либо, что он делает хорошо и даже с энтузиазмом, так это выпивка. Он уже познакомил меня с полками вон там, за стойкой.

– А-а.

– И я уже дегустировал кое-что из предложенного, – добавил Лусиус.

Фрэнсис не соблаговолила ответить и съела еще один тост.

– Наверху четыре комнаты, – сообщил он, – или пять, если считать большую пустую комнату, которая, как я полагаю, служит залом для деревенских собраний. Одна из меньших комнат, несомненно, принадлежит отсутствующему Паркеру и его хозяйке с длинным языком. Есть еще одна форменная клетушка с единственным предметом мебели, который, быть может, кровать, а быть может, и нет. Я на него не садился и не ложился, чтобы это выяснить. Два других помещения в общих чертах можно описать как номера для постояльцев. Я утащил простыни и другие спальные принадлежности из большого сундука у двери хозяйской спальни и приготовил две постели. Ваши вещи я отнес в большую из комнат. Позже вечером, если Уолли еще не уснет, я велю ему разжечь там камин, чтобы вы могли отдохнуть хотя бы с небольшим комфортом.

– Вы приготовили постели? – Настала очередь Фрэнсис поднять брови. – Такое нельзя оставить без внимания.

– У вас злой язык, мисс Аллард. По-моему, я заметил пару мышей, устроивших нору под вашей кроватью, но не сомневаюсь, что вы придумаете, как спокойно провести всего одну ночь.

Стараясь найти какой-нибудь подходящий язвительный ответ, Фрэнсис взглянула на него через стол и внезапно почувствовала себя так, словно ее ударили кулаком в живот. Если отсутствующий владелец – а вернее, владелица – не вернется домой в течение ближайших нескольких часов, то сегодня ночью ей придется спать без компаньонки рядом с комнатой мистера Лусиуса Маршалла, этого ужасного – и ужасно привлекательного – человека.

– Пойду взгляну, не закипел ли чайник. – Склонив голову, она поднялась, отодвигая стул икрами ног.

– Как, мисс Аллард? Вы оставляете за мной последнее слово?

Да, именно так.

По дороге в кухню Фрэнсис казалось, что ее щеки пылают достаточно сильно, чтобы вскипятить котел с водой.