Низкое серое небо нависало над густой рощей. Между дубами, красным кедром, американской лиственницей и бурым, сухим подлеском вилась узкая каменистая тропинка. Живописная группа из двух мужчин и пяти женщин расположилась на опушке с биноклями в руках, внимательно наблюдая за притаившейся в ветках дуба птицей.
Кортни Мид, изящная молодая женщина с золотистыми волосами, заплетенными в длинную косу, показывала своим спутникам укрытие одинокого дрозда. Она ждала, пока один из мужчин приготовится фотографировать. Кортни оделась по-спортивному: в джинсы и белую трикотажную рубашку, поверх которой накинула куртку в желто-коричневую клетку.
Неожиданно в ту минуту, когда фотограф Генри Твиллинг уже собрался было снимать, совсем рядом в свежем февральском воздухе резко прозвучал выстрел, нарушивший тишину и вспугнувший стайку соек. Кортни в испуге замерла, затем медленно повернулась к спутникам. Мисс Барнхил побледнела и покачнулась. Однако Генри Твиллинг успел заметить, что девушке стало плохо, протянул руку и подхватил ее.
Второй выстрел поднял в небо еще несколько стаек птиц, следом прогремел и третий. Кортни сорвалась с тропинки в сторону и, утопая в пожухлой прошлогодней траве, путаясь в зарослях сумаха[1], побежала к забору, служившему границей между заповедником и землями ранчо, где разводили лошадей.
Стремительно выскочив из-за деревьев, она резко остановилась, увидав незнакомого человека, который стоял по другую сторону забора. Мужчина был одет в джинсы, кроссовки и короткую куртку из овчины. Его голову украшала видавшая виды черная шляпа с широкими полями. Чуть поодаль, в нескольких ярдах, паслась гнедая лошадь. Незнакомец поднял ружье, высматривая что-то высоко в небе, прицелился, и вновь один за другим прозвучали два выстрела.
— Прекратите немедленно! — закричала Кортни, подбегая к забору. Мужчина медленно опустил ружье и пристально посмотрел на девушку холодными голубыми глазами. В замешательстве Кортни подумала, что таким взглядом можно и убить. Словно наткнувшись на невидимую преграду, она отступила на шаг назад и принялась рассматривать незнакомца. Выбиваясь из-под сдвинутой на затылок шляпы, каштановые вьющиеся волосы волнами падали ему на лоб. В свою очередь, холодные голубые глаза с каким-то скучающим высокомерием тщательно и досконально оценили Кортни, не пропустив ни одного дюйма, начиная со светлой косы и заканчивая кроссовками. Томно-ленивым взглядом незнакомец прошелся по всей ее фигурке в пять футов и шесть дюймов. На мгновение девушка забыла про свой гнев. Оценивающий взгляд был настолько мужским, что разбудил в ней чувственность, желание быть привлекательной. Кортни поймала себя на мысли, что хотела бы понравиться этому человеку, и смутилась. Она отвела глаза и словно очнулась. К ней мгновенно вернулся прежний гнев.
— Ведь это же территория заповедника, мистер, — строго проговорила она. — Здесь нельзя стрелять в птиц!
— Знаете ли, подруга, — грубо прозвучало в ответ. — А это — ранчо, на котором выращивают лошадей. И одна из ваших чертовых птиц мне здорово надоедает. И учтите — именно на чужой территории.
— Вы сошли с ума! — возмутилась девушка.
— А, черт, ничего подобного! А вот этот ваш краснохвостый сокол…
— Эбенезер? — У Кортни перехватило дыхание.
— Вот-вот, этот бешеный. Он у вас ручной?
— Ну, в некоторой степени…
— Так вот, он будет в некоторой степени мертв, если еще хоть раз появится на моей территории.
— Вы не убьете его!
— Проклятье! — Его твердый, заросший темной щетиной подбородок упрямо вздернулся, крепкие белые зубы с силой впились в сигару. И Кортни ясно поняла, что этот заносчивый, сердитый сосед представляет реальную угрозу ее мирной жизни.
— Должна сказать вам, мистер, что стрелять в птиц — это сущая мерзость! — сердито отрезала она. Гнев и возмущение переполняли девушку, а то, что из леса показались ее спутники, которые, без сомнения, слышали всю перепалку, расстроило ее окончательно. Тем более, что ее противник — это было очевидно — сохранял полнейшую невозмутимость.
— Если уж кто — подлый и мерзкий, так это ваша чертова птица, — спокойно ответил он.
— Что же она вам сделала?
— Она напугала моих лошадей, и они разбежались, а ее резкий крик заставляет их дрожать от страха, — голос мужчины стал глухим, и Кортни явно почувствовала в нем угрозу. — Кстати, делает она свои пакости специально.
— Господи, но это же все глупо!
— Ничего подобного. И если бы эта птица умела смеяться, то она при этом рассмеялась бы мне в лицо. Но и это еще не все…
В это время послышался пронзительный крик, захлопали крылья, и на миртовый куст рядом с Кортни опустился красногрудый сокол.
Хозяин ранчо чертыхнулся и поднял ружье.
— Не смейте! — закричала девушка. — Птица находится на территории заповедника! У меня есть свидетели!
— Ради того, чтобы избавиться от стольких неприятностей, пожалуй, стоит даже заплатить штраф в суде, — усмехнулся сосед, поднял ружье и прицелился. Хотя спутникам Кортни опасность не угрожала, компания спешно сбилась в кучу и держалась в стороне от противников.
— Я вас в последний раз предупреждаю! — голос девушки зазвенел от напряжения, однако ей не удалось отвлечь внимание охотника. В отчаянии, стремясь во что бы то ни стало спасти сокола, который был всеобщим любимцем, Кортни попыталась перепрыгнуть через забор. Резкое движение отвлекло внимание мужчины, и он опустил ружье. Но, зацепившись за перекладину забора, девушка потеряла равновесие, обрушилась сверху на своего врага, сбила его с ног, и вместе они упали на землю. Резкая боль пронзила ее — так силен был удар о его твердую грудь.
В суматохе ружье выстрелило. Сосед охнул от боли, а затем разразился потоком грубых ругательств. Мисс Барнхил упала в обморок, причиной которого была, возможно, именно эта невоздержанность в словах. Кортни почувствовала, что и сама близка к обмороку, закрыла глаза и уронила голову на грудь противника. Это длилось всего лишь минуту. Затем Кортни спохватилась, что лежит в объятиях незнакомого мужчины, и стремительно вскочила на ноги. Бросив взгляд на лежащего на земле человека, она увидела, что тот ранен в ногу и внизу по джинсам растекается красное пятно.
— Боже, вы ранены!
— Да, дорогая, благодаря вашим усилиям.
В это время послышался шум крыльев, и прямо на шляпу соседа уселся сокол. Тот вновь разразился потоком брани, попытался поймать птицу, но сокол сердито крикнул и улетел.
— Видит Бог, я все равно убью его, — раздраженно проговорил раненый. Кортни и в самом деле была близка к обмороку: по ее вине произошел несчастный случай. В глазах у нее все закружилось, потемнело, пытаясь справиться с дурнотой, она задержала дыхание.
— Я причинила вам боль, мистер, это все случилось из-за меня.
— Ну что ж, пожалуй, это так, — сухо ответил владелец ранчо.
— Разрешите, я отвезу вас домой? Может ли кто-нибудь вызвать врача? Мне так жаль, у меня и в мыслях не было причинять вам страдания, я лишь пыталась спасти сокола, это наш любимец. — Кортни понимала, что выглядит глупо, но никак не могла остановить поток слов.
— Ради Бога, отстаньте от меня, Малыш. Забирайте своих любителей птиц и убирайтесь отсюда.
— Ну почему вы так грубы? Я спрашиваю, есть ли у вас кто-нибудь, чтобы отвезти в больницу?
— Нет. Однако, благодарю, от вас мне ничего не нужно. Вы сделали уже достаточно для одного дня.
Кортни обернулась к своим спутникам:
— Мистер Твиллинг, будьте так любезны, отведите группу назад. Я позабочусь об этом человеке.
— Конечно, конечно, — ответил Генри Твиллинг, с сомнением глядя на эту пару. — Может быть, лучше я помогу ему, Кортни?
— Нет. Я сама поеду с ним в больницу.
— Проклятье! — попытался вмешаться раненый.
— Прекратите. Не успеете вы открыть рот, как из него вылетает ругательство. А ведь здесь дамы, которые отнюдь не привыкли к подобным оборотам.
На какую-то секунду Кортни почудилось, что в его голубых холодных глазах дрогнула какая-то тень, промелькнуло едва ли не удивление, но тут же исчезло, уступив место ярости.
— Уходите, ради Бога, со своими чертовыми любителями птиц и оставьте меня в покое! — отрезал он.
Девушка посмотрела на его раненую ногу — ботинок уже полностью пропитался кровью, — и внутри у нее все похолодело от чувства вины. Никогда Кортни не оставалась равнодушной к чужой боли.
— Пожалуйста, разрешите, я отвезу вас в больницу, — мягко попросила она.
— Не хотите, чтобы я здесь истек кровью и умер, а?
— Ну зачем вы так говорите? Сможете ли вы встать, если я поддержу вас?
— Я смогу встать, если вы не станете поддерживать меня, — однако тон ответа уже не был таким грубым.
— Какой вы, однако, чертовски упрямый! Дайте мне руку, я помогу вам подняться. — Кортни показалось, что во второй раз в его глазах промелькнуло удивление, а сжатые губы, несомненно, сдерживали улыбку. Но она решила, что ошиблась, — слишком уж суровым был его вид для смеха.
— Когда вы в ярости, то легко добиваетесь своего, — такой ответ можно было принять за согласие.
— Ваши мозги напоминают мне ваши манеры, — ответила она. — Вставайте, мы должны дойти до машины.
Сейчас, когда он опустил голову, девушка была абсолютно уверена, что в его глазах прячется улыбка.
— Флоренс Найтингейл[2], вот вы кто! Давайте вашу руку, Малыш.
Взяв ее за руку, мужчина сравнительно легко поднялся с земли. Он был высокий, стройный и гибкий и, распрямившись во весь рост, прямо возвышался над Кортни. Девушка заметила, что, попытавшись встать на раненую ногу, он поморщился от боли и тихо выругался.
— Мне так жаль, — повторила она.
— Ну уж не больше, чем мне. А впрочем, Малыш, скоро вам будет жаль меня еще больше.
— Я не Малыш.
Мужчина чуть прищурил глаза, и Кортни вновь почувствовала на себе его оценивающий взгляд.
— Сколько вам лет? — вдруг спросил раненый.
— О Господи, ну и манеры у вас! У женщины никогда не спрашивают…
— Забудьте, что я спросил, — перебил он. — И вообще я не очень-то расположен к болтовне. Если уж вы настаиваете, то помогите мне добраться до дома. — Мужчина свистнул, и гнедая тотчас подошла к нему.
— Может быть, я лучше схожу за машиной и вернусь? — предложила Кортни.
— Нет.
На этом дискуссия была закончена. Хозяин ранчо спрятал ружье в чехол, схватился за седло, перекинул через него больную ногу и, не переставая тихо ругаться, медленно забрался на лошадь. Когда он выпрямился, лицо его было очень бледным. Кортни задрожала: она увидела, что земля, где он стоял, и вся нога были в крови. Она вскарабкалась на лошадь и уселась сзади мужчины, в оцепенении уставившись в его широкую спину. В этом человеке было что-то, мешавшее ей дотронуться до него.
— Держитесь крепче, — обернулся он через плечо. — Не робейте!
Девушка обхватила руками тонкую талию — словно дотронулась до раскаленного металла. Как она была права, не желая прикасаться к нему! Кортни остановила взгляд на затылке: аккуратно подстриженные темно-каштановые волосы волнами падали на загорелую шею. До нее донесся запах дорогого одеколона, который, вдруг подумала она, совсем не подходил этому человеку. Он должен был пахнуть кожей, пылью, потом. Это несоответствие удивило Кортни. Правда, и одет незнакомец был очень аккуратно до того, как ранил себя и испачкался в земле и в крови.
Они ехали молча, и настроение девушки падало с каждой минутой. Вдруг она встрепенулась, почувствовав, как спутник покачнулся в седле.
— О Боже! Вы в порядке?
Он не ответил, пытаясь сдержать дрожь.
— Пожалуйста, постарайтесь не потерять сознание!
— Даже и не думал, — прозвучало в ответ, но голос был тихим и слабым. Чувствовалось, что силы покидают раненого.
— Мистер, кто-нибудь находится в доме? У вас есть родственники или жена?
— Никого нет, — как-то пугающе весело ответил он.
«Лучше бы этот человек злился, — решила Кортни. — Куда легче было бы вынести его гнев».
— И приятель уехал, — добавил сосед.
Настроение ее испортилось еще больше: дома ему помочь некому.
— Ключи от машины у вас с собой? — спросила девушка.
— В джинсах, в правом кармане. Кортни задумалась, глядя ему в затылок.
Ей не доставляла удовольствие мысль, что придется протянуть руку в карман тесных джинсов, которые плотно, как вторая кожа, обтягивали его бедра.
— А не могли бы вы сами вытащить ключи? — предложила она.
В ответ он ухмыльнулся. Кортни покраснела, хотела было разозлиться, однако страх все же возобладал над гневом.
— У вас есть страховка? — перевела она разговор.
— Что?
— Я спрашиваю, есть ли у вас медицинский страховой полис? — прокричала она, в мыслях моля Бога, чтобы раненый не потерял сознания.
— Черт побери, да не кричите же вы мне в ухо! — наконец проговорил он.
— Тогда ответьте на мой вопрос.
— Какой вопрос? — переспросил раненый. Его речь стала невнятна и неразборчива, отчего у девушки от страха замерло сердце.
— У вас, — она стала медленно и четко выговаривать каждое слово, — есть медицинская страховка?
— Да, Малыш. Я не глух, а только лишь ранен, ранен в ногу.
— Кто ведет вашу страховку?
— Я.
— Да нет же. Какая компания? Скажите название вашей страховой компании, иначе вас не примут в больницу.
— Ну, «Джерси Стандарт», — он засмеялся. — Звучит, как имя коровы.
— О Боже! — Кортни была уверена, что раненый начал бредить.
— Как скоро мы доберемся до вашего дома?
— Часов через десять.
— О нет! — от нахлынувшего тяжелого чувства девушка покачнулась, однако справилась с собой и лишь крепче прижалась к широкой спине. Подумать только, десять часов ей придется трястись на этой лошади, а потом еще добираться назад.
— Неужели ваш дом находится так далеко?
— Да нет, осталось еще минута-другая, не больше.
— А вы говорите — десять часов! Я чуть в обморок от ваших слов не упала. — Когда он рассмеялся, у Кортни не осталось сомнений, что раненый бредит. Однако какой у него приятный и благозвучный смех, совсем не соответствующий его строгому облику.
— Вашей жены нет дома? — спросила она.
— Нет никакой жены, Малыш. — То, что у него нет жены, Кортни как раз могла понять.
— А ваши ближайшие родственники? Если вы потеряете сознание…
— Не волнуйтесь, не потеряю.
— Откуда вы знаете? — Душа ее разрывалась от страха, что он в опасности, и от злости к нему.
— Говорю вам, что не потеряю сознание.
— Так кто же ваши ближайшие родственники?
— А кто ваши ближайшие родственники? — отпарировал он. — Может нам придется известить их, когда вас вызовут в суд.
Сердце Кортни упало: только сейчас до нее дошел весь ужас того, что случилось. Оглушенная его словами, она с трудом выдавила из себя: «Это Райан».
— Райан? Да? Это отец, брат… или дружок?
— Это мой сын. Мне двадцать девять лет!
— Я поражен. Вот это да! Какой же я, наверное, древний, если в моих глазах двадцатидевятилетняя женщина выглядит лет на шестнадцать. — Последние слова он произнес едва слышно, резко покачнулся и стал сползать с седла. Кортни крепко обхватила раненого и попыталась удержать, прижимая к себе.
— Мистер! — позвала она.
Раненый с трудом выпрямился.
— Я Джерет, Малыш.
— Я не Малыш, меня зовут Кортни.
— Кортни — в джинсах и с длинным смешным поросячьим хвостиком. Стреляли в кого-нибудь раньше?
— Я в вас не стреляла, — голос девушки прозвучал холодно. — Вы сами прострелили себе ногу.
— Но причиной этого ведь были вы.
— Я очень сожалею о том, что произошло.
— Да, это я уже слышал, вы говорили. А вот с вашим любимцем все ясно — его песенка спета. Я имею в виду, что как только эта вонючая птица еще раз попадется мне на глаза — будет бах!
Кортни прикрыла глаза и передернула плечами:
— Вы упрямый, мерзкий, глупый птицененавистник!
— А вы, Малыш, противная бешеная пустышка.
Кортни даже затряслась от злости. Она мгновенно забыла про его рану, выпрямилась в седле и отчетливо продекламировала:
Во мне нет доверия тому,
Кто не несет в себе любви
К гнезду, птенцу…
— помолчав, добавила. — Буфорт Эллинг.
В тон ей прозвучал ответ:
— Остерегайтесь дам, после знакомства с которыми вы становитесь хромыми. Кэлхоун.
— Кэлхоун, это кто?
— Джерет Кэлхоун.
— Мне следовало бы догадаться, — процедила девушка сквозь зубы.
Ответом ей была ехидная усмешка.
— Ну почему, почему из всего штата Теннесси вам обязательно нужно было купить ранчо рядом с заповедником?!
— Ну почему, почему из всего штата Теннесси мне выпало несчастье жить рядом с этим проклятым соколом по имени Эбенезер?
— Можете переехать.
— Или избавиться от Эбенезера!
— Но ведь это называется убийством.
— Вот то, что сделали вы, могло бы стать убийством. А застрелить мерзкую птицу, нарушающую границу частных владений… только глупец может назвать это убийством.
— Мистер Кэлхоун, вы самый большой надоедливый мошенник.
— А уж если вы, Малыш, пытаетесь изображать яркий образчик пустомели, то советую вам расширить свой словарный запас.
Кортни, вся пунцовая от злости, облегченно вздохнула, увидев впереди сквозь деревья коричневый дом.
— Вот и ваш дом, — проговорила она, — показывайте, где машина, и доставайте ключи.
— Вытаскивайте их сами.
— Вы хотите, чтобы я отвезла вас в больницу? — возмутилась Кортни.
— Честно говоря, нет, Малыш. Ненавижу говорить людям неприятные вещи, но до суда мне не хотелось бы встречаться с вами.
Девушка пристально посмотрела ему в глаза. Неужели этот человек способен потащить ее в суд? Или он просто насмехается над ней?
— Мистер Кэлхоун, я очень сожалею о том, что случилось. У меня и в мыслях не было убивать вас, произошел несчастный случай. Да и не я стреляла — вы сделали это сами! В тот момент я не думала, что вы можете ранить себя. — Кортни переполняла буря чувств: она волновалась, злилась и одновременно была напугана.
— Расскажите все это судье. Вытащите ключи из моего кармана, — приказал Кэлхоун.
— Вы развратник!
— Тоже мне блюстительница нравов, — усмехнулся он. — Двадцатидевятилетняя дама с замашками старой девы. Или вы боитесь мужчин?
Он достал из кармана ключи и через плечо передал ей. Кортни грубо выхватила их — несправедливые обвинения больно задели ее.
— Благодарю за комплименты. Вы совершеннейший тупица, сэр.
— Итак, вы все сказали. Я ранен, надеюсь, не смертельно и истекаю кровью, благодаря какой-то Кортни… Кортни, а дальше как?
— Кортни Мид. — Она могла бы, конечно, добавить слово «миссис», но не хотела давать ему возможность продолжать разговор. Ей хотелось побыстрее доставить раненого в больницу и убраться восвояси.
— Ну и ну, — тихо пробормотал Кэлхоун, дотрагиваясь до колечка на ее руке. Он обернулся, посмотрел ей в глаза, и в его голосе зазвучало удивление:
— Так вы замужем?!
Его плечо упиралось в полную, мягкую грудь девушки, и Кортни попыталась отстраниться. Как ни странно, ситуация забавляла его, у Кортни не осталось на этот счет ни тени сомнения, хотя лицо мужчины оставалось важным и мрачным, как у филина. Но теперь она разглядела и чуть заметные морщинки, веером разбегавшиеся от уголков глаз. Они смягчали резкие черты лица, делая его добрым и привлекательным.
Кортни помедлила с ответом: «Я разведена», — она попыталась с достоинством произнести эту фразу. Услышав ее слова, Кэлхоун улыбнулся, да как! Лицо его изменилось, как меняются очертания горы Святой Елены при извержении вулкана. Сверкнули белые ровные зубы, на щеках появились ямочки. Морщинки у глаз стали виднее — улыбка преобразила его. Грубый, несносный человек стал вдруг таким мягким и притягательным, что Кортни не смогла не улыбнуться в ответ. Больше всего ей хотелось сейчас забыть про его ужасные угрозы. «Да нет, эта улыбка, — подумала она, — не что иное, как хитрая игра, простой прием, похожий на призывный взгляд удава, которым он завораживает ничего не подозревающего кролика». Ну уж нет, она не собирается таять от одной ласковой улыбки, зная, что за ней скрывается чудовище, птицененавистник, который при первом представившемся случае убьет Эбенезера.
Кортни резко выпрямилась в седле, пытаясь отодвинуться. Взгляд Кэлхоуна остановился на ее губах, и, чтобы сохранить спокойствие и уравновешенность, ей пришлось приложить усилие. Его манера разглядывать в упор волновала и беспокоила девушку. Губы Кортни задрожали, и ей пришлось крепко сжать их.
Мужчина смеялся, морщинки у его глаз стали глубже и заметнее.
— Поразительно, — прошептал он. — Можно подумать, что вас никогда в жизни даже не целовали.
— О, я вас умоляю!
— Вы похожи на кактус, Малыш.
— Похожа на что? — возмутилась Кортни. — Думаю, я достаточно выслушала всяких гадостей от колючего репейника, каким вы и являетесь, — ядовито выпалила она, с ненавистью думая о том, что щеки ее пылают. Вот сейчас ей бы даже хотелось, чтобы он потерял сознание. — Будьте так любезны, отвернитесь.
— Это простое любопытство, Малыш. Вы знаете…
Искоса он продолжал поглядывать на нее, и вдруг у Кортни перехватило дыхание. В его молчаливом взгляде было столько неожиданной чувственности, что гнев ее испарился. Так выходит воздух из проколотого шара. В эту минуту, вынужденная почти прижиматься к Джерету Кэлхоуну, она ясно осознала себя женщиной, рядом с которой мужчина. Ничто не могло затмить это чувство, даже его несносный характер, с неожиданной дрожью подумала Кортни.
— Отвернитесь, — прошептала она.
— Будь я проклят, — ласковый голос, словно журчание весеннего ручейка, окутывал ее. — Однако вы — женщина.
Кэлхоун опустил глаза вниз и принялся разглядывать ее грудь. Кортни бросило в жар, она с трудом сдерживала переполнявшее ее чувство. Рубашка ее распахнулась, позволяя явственно видеть сквозь тонкий, как паутинка, кружевной бюстгальтер, как обозначились твердые соски. Мысленно Кортни поклялась, что, когда вернется, сожжет все трикотажные рубашки, какие только у нее есть.
Он поднял глаза, их взгляды встретились. Любопытство и самодовольство, которое она увидела в них, совершенно сломили ее волю. Ее тело посылало сигналы Джерету Кэлхоуну. Без единого прикосновения или слова, только лишь взглядом он вызывал в ней бурю чувств. Кортни даже не сразу поняла это — ведь раньше ей всегда удавалось сохранять холодную отчужденность, которая обескураживала и быстро отпугивала мужчин, пытавшихся проявить к ней повышенный интерес.
— Ну и ну, — произнес Кэлхоун.
Кортни обернулась вокруг, как бы желая укрыться от его взгляда, и увидела, что они подъезжают к большому коричневому дому, сложенному из бревен. На подъездной аллее перед входом стояли красный грузовик и черный форд-седан, рядом виднелась конюшня и загон для лошадей. Девушка с облегчением вздохнула.
— Наконец-то мы добрались.
— Да, приехали, — ответил хозяин, не сводя с нее глаз. Кортни спрыгнула на землю. Со стонами и ругательствами Джерет Кэлхоун также медленно сполз с лошади. Лицо его побледнело, глаза ввалились. Жалость к раненому переполнила Кортни. Она взяла у него поводья, и на секунду их пальцы соприкоснулись.
— Давайте войдем в дом и перебинтуем рану, — предложил Кэлхоун.
— Но ведь нужно срочно отвезти вас в больницу, нельзя терять время.
— Вы хотите, чтобы я истек кровью и умер, прежде чем попаду туда?
Его голубые глаза, ставшие вновь холодными, прямо смотрели на девушку.
— Конечно, нет. Но я понятия не имею о том, как забинтовать рану.
— Что ж, попробуете.
Он повернулся к ней спиной и направился к дому. Выплевывая потоки ругательств, Кэлхоун неловко ставил раненую ногу, пытаясь основную тяжесть перенести на пятку, однако было заметно, что это ему плохо удается — больная нога подгибалась, он мог упасть в любую минуту. Кортни поспешила на помощь, обхватила раненого за плечи, принимая на себя его тяжесть. Колени ее дрожали от напряжения, но она храбро спросила:
— Вы готовы? Тогда пошли.
Однако едва они тронулись, как от боли он заскрипел зубами, и Кортни заметила, как потускнели его глаза.
— Можем ли мы сделать что-нибудь другое? — спросила она.
— Ладно. Дайте я сяду. Отведите лошадь в загон, мне не следовало слезать с нее здесь. Подгоните поближе грузовик, и я попытаюсь забраться в него.
Кортни оглянулась: огороженный частоколом двор перед домом зарос соснами и дубами, отбрасывающими густую тень.
— Но здесь нет дороги, как же я подгоню грузовик?
— Поезжайте через загон, Малыш, — медленно проговорил Джерет, словно разговаривал с трехлетним ребенком. Он махнул рукой: — Остановитесь здесь, как можно ближе ко мне. И, пожалуйста, постарайтесь меня не задавить.
Кортни послушно отвела лошадь, забралась в грузовик и, сжав зубы, поехала через лужайку прямо по траве.
— Примите мои поздравления, — похвалил ее Кэлхоун, — вам удалось не наехать на меня. А теперь, Малыш, помогите мне подняться.
Ничего не ответив, с мрачным выражением на лице Кортни обхватила его обеими руками, остро почувствовав упругое, мускулистое тело.
— Знаете, Малыш, в колледже я частенько попадал в неприятные истории из-за чужой невнимательности, — сообщил Кэлхоун. — Хорошо, что мы не встретились тогда.
— Я ведь уже говорила вам, что очень сожалею о том, что произошло. Я только попыталась спасти Эбенезера.
— Я подам в суд на вашего Эбенезера, — ухмыльнулся он, заставив Кортни в очередной раз покраснеть. Лицо его было настолько близко, что она видела длинные темные ресницы, слегка загибающиеся кверху. А еще у мистера Кэлхоуна были ласковые глаза, едва его взгляд переставал быть ледяным.
Девушка помогла раненому взобраться в кабину грузовика, и они тронулись. Усыпанная гравием дорога вела к шоссе.
— Кто ваш врач, мистер Кэлхоун?
— Зовите меня Джерет, Малыш. Мы ведь с вами уже достаточно близко знакомы. В этом нет ничего удивительного — между стрелявшим и подстреленным должны устанавливаться особые отношения.
— Прошу Вас, перестаньте издеваться. Я не стреляла в вас. Случайно я стала причиной вашего ранения, однако, если бы вы были осторожны с ружьем, то ничего подобного не произошло бы. Вот вам еще один пример того, как опасны ружья. И не нужны.
— Ох, Малыш, да вы, оказывается, одна из тех.
— Кого же вы называете «те»? Что подразумевается под этим словом?
В это время грузовик сворачивал, выезжая на шоссе. Кортни не удалось справиться, и машина зацепила столб. Ее спутник глубоко вздохнул и крепко сжал челюсти.
— Простите, я не заметила этот столб.
— Смотрите-ка лучше на дорогу. И, пожалуйста, поезжайте побыстрее. Черт, жаль, что я сам не могу вести машину.
— Ну-ну, и чтобы вы умерли за рулем? Нет уж, спасибо.
— Но при такой скорости мы доберемся до места лишь завтра или послезавтра.
Кортни нажала на акселератор, но отметила:
— Ездить с такой бешеной скоростью так же опасно, как и разгуливать с ружьем.
— Господь с вами, Малыш. Дайте-ка я поведу сам. У меня нет никакого желания умереть от потери крови только потому, что вы, видите ли, не желаете превысить скорость. Ах, пятьдесят пять миль в час — это ваш предел.
— Тьфу ты! — вырвалось у Кортни.
— Тьфу, что?
Внутри у девушки все кипело: он, определенно, насмехается над ней. Она явно видела ухмылку на его лице, и негодование переполнило ее.
— Малыш, если вы в растерянности и не можете подыскать подходящих ругательств, я…
— Благодарю, мне не нужна ваша помощь. Вы — вульгарный, грубый человек.
— А вы, миссис Мид, вы — настоящая ханжа. Бьюсь об заклад, что причина — в замужестве.
Кортни распрямилась и с силой вдавила педаль скорости. Чем скорее они доберутся до больницы, тем быстрее она распрощается с мистером Джеретом Кэлхоуном. И ради того, чтобы побыстрее отделаться от него, может и стоит нарваться на штраф. Не успела она подумать об этом, как сзади раздалась сирена.
— Какая удача, — произнес Джерет. — Поезжайте быстрее, полицейская сирена расчистит нам дорогу.
— Ну уж нет! — Кортни сжала губы и затормозила.
— Договорились, чтобы спасти вас от штрафа, я сейчас умру от потери крови.
— Может быть, вы прекратите запугивать меня своей смертью?
Сейчас Кортни уже не понимала, шутит он или нет. Она съехала на обочину, подняв облако пыли, в котором скрылась патрульная машина, остановившаяся позади них. Полицейский вышел из автомобиля и решительно направился к грузовику. Джерет Кэлхоун перегнулся через сиденье и важно проговорил:
— Офицер, я истекаю кровью. Эта женщина случайно ранила меня, и нам необходимо быстрее попасть в больницу.
— У, чтоб вы пропали, — сорвалось у Кортни.
— Ах, какой у вас слог! — нахмурившись, произнес Джерет.
— Однако вы совсем не похожи на раненого, — подозрительно ответил полицейский и отступил на шаг назад, положив руку на кобуру.
— Подойдите с другой стороны и взгляните на мою ногу. Она выстрелила именно туда.
— Это неправда, офицер! — попыталась вмешаться Кортни.
— Леди, выйдите из машины, — приказал полицейский.
— Вот видите, что вы натворили своим языком. — Девушка открыла дверцу и спрыгнула на землю. Когда патрульный осматривал ногу Джерета, тот громко ругался.
— Домашняя ссора?
— Да, сэр, — на этот раз сдержанно ответил Джерет.
— Я так и думал, — с пренебрежением бросил полицейский. — Садитесь за руль, леди. Я поеду впереди, сопровождая вас до самой больницы, а вы следуйте за мной.
— Это совсем не то, что вы думаете, — решила защититься Кортни.
— Ну-ну, все вы так говорите. Садитесь в машину, — сердито и устало приказал офицер.
Девушка взобралась в кабину и метнула на Джерета свирепый взгляд, возмущенная его поведением.
— Но ведь это не было домашней ссорой, — заявила она.
— А как бы вы назвали, открытой войной?
— Но вы же знаете, что полицейские подразумевают под словами «домашняя ссора». Он подумал, что мы муж и жена.
— Я посвящу его в подробности позже. Сейчас это заняло бы слишком много времени. Говорю вам, Малыш, еще немного — и я потеряю сознание.
С ужасом Кортни увидела, что он еще больше побледнел и, хотя и пытался держаться как обычно, выглядел очень плохо.
— Вы слишком несносны, чтобы упасть в обморок.
Кэлхоун усмехнулся:
— Езжайте, езжайте, я уже все это слышал. Вы повторяетесь.