Птицелов Его Темнейшества (СИ)

27.3

Он метался по залам, в усмерть пугая отчаянно шарахающихся от него «куриц». И совершенно не представл, куда мчать, пока всю его суть буквально разрывало на части от ощущения ее агонии. Пожалуй, подобного бессилия Его Темнейшество не испытывал никогда, за свою долгую жизнь. Боль, ярость, страх и… отчаяние. То самое, которое есть самый страшный грех, если верить наивным писаниям людей.

Слабый маячок незнакомого призыва был настолько блеклым, что он чуть не пропустил его в своем страшном бешенстве. Лишь миг недоумения, когда Дьявол недоверчиво вглядывался в неясные колебания света. Света, мать его! В Аду!

А затем робкий всплеск надежды и уверенное сжатие в когтистый кулак нахального манка от неизвестного суицидника.

В незнакомую квартиру он буквально вылетел из плотной взвеси призванного мрака, как пробка от шампанского. Хотя… помещение, все- же, казалось смутно что-то напоминающим. Жаль, что сосредотачиваться на этом было некогда.

Прямо перед ним, на полу, корчилась в предсмертной агонии его хрупкая, маленькая девочка.

— Тьма… — только и успел выдохнуть он, бессильно опадая перед ней на колени.

Девушка тряслась, словно ее било током. Дрожащими пальцами лезла себе в рот, будто и правда могла достать оттуда смертельный глоток губившего ее яда. Однако, наружу вынимала их лишь щедро испачканные кровью и густой, вонючей желчью дрожащие пальчики. Холодный пот струился по лбу, груди, спине. Она билась на полу, подобно пойманной в силки птице, выворачивая суставы и ломая ребра. И хрипло кричала, не в силах пережить этот ужас.

— Рита… Рита, вот… — полным ужаса голосом стонал… ангел!

Ангел, чтоб его разорвала Тьма! Без минуты труп, виновный в ее боли.

— Отойди от нее, тварь в перьях, — едва владея остатками адекватности, прохрипел Дьявол- Ох, черт… Ромашка, ну как же ты так… Потерпи, Лютик. Сейчас.

— А… — попыталась произнести она, но вместо осмысленных звуков снова издала лишь хрип.

— Тише, девочка. Сейчас все исправим, — уверенность, которую он пытался добавить в дрожащий от ужаса голос, даже не проступила на поверхности.

— Ты… что ты собираешься с ней делать, Нечистый?! Я… — попытался что-то сказать ангел.

— А ну пасть заткнул! А то я сейчас из твоей жопы перья туда насую тебе и мы посмотрим, ко из нас не чистый. Сдриснул отсюда. Быстро!

— Ты… это мой дом!

— Будет твоим склепом, если я потрачу на тебя еще хоть секунду. Пошел вон!

— Ритуль…

— ВОН!

За спиной раздался рваный выдох. А затем дверь в комнату хлопнула, оставляя его наедине с умирающей Атессой, ужасом и растерянностью.

— Только дыши, ладно? И доверься мне… — все еще не представляя, что делать, прошептал Сатана.

Девочка слегка улыбнулась окровавленными губами и, вдруг, закашлялась, размазывая по подбородку собственные слюни. Светящиеся мягким, неоново-голубым светом. Тягучие, словно густой мед. Воняющие отвратительной смесью томящихся на солнце фруктов и ванили…

— Твою мать, Маргаритка, — пораженно прохрипел Андрас, почти касаясь кончиками пальцев ядовитой субстанции- Это же… Да как ты додумалась-то?!

Девушка, ожидаемо, не ответила. Едва заметное поверхностное дыхание без лишних слов говорило о том, что она в глубоком обмороке. А пульсирующая светом тягучая субстанция, тяжелыми каплями стекающая на паркет, оставляла на ее нежной коже пузырящиеся ожоги. Страшно подумать, что эта гадость творила внутри малышки! Терять времени больше было нельзя.

— Бес тебя подери, Ландыш, — шипя от странной смеси злости, робкой радости и предвкушения, произнес Андрас- Вот потом не вини меня, что наш ритуал ты так тупо пропустила.

Острый коготь резко и бесстрастно вспорол его сильное запястье. Рубиново-черные капли крови проступили на коже, медленно стекая по руке и пачкая белоснежный шелк баснословно дорогой сорочки.

— Добро пожаловать в семью, Атесса, — с сочащимся от удовольствия хриплым мурлыканьем, Его Темнейшество прижал к потрескавшимся искусанным губам свою вскрытую вену.

Марго рефлекторно сглотнула. Дернулась. Закашлялась и содрогнулась от рвотного рефлекса, заставляющего Душу выталкивать из себя квинтэссэнцию истинного Мрака.

— Тш-шь! Не смей, — мягко и нежно шепнул Андрас- Глотай, Марго… ух! Знала бы ты, как я жду, когда скажу это в совершенно другой обстановке, — хриплый смешок, сорвавшийся с дьявольских губ был последним связным звуком.

А затем Его Темнейшество аккуратно и властно накрыл непокорные губы своими. И повинуясь властному прикосновению его рта, что-то терпкое, тягучее и горячее устремилось по ее обожженному горлу наружу, унося с собой шок, боль… и остатки ее сознания.