Обмотанные вокруг груди бинты, как и жесткая перевязь, стягивающая руку, были предназначены, судя по всему, для того, чтобы доставлять ей сплошные мучения. Гвинет не могла пошевелиться и в собственной постели чувствовала себя так, словно попала в западню.
— Подозреваю, что у вас трещина в лопатке, — высказал свое мнение врач, приехавший из Мелроуза. — Хотя, конечно, это может быть просто сильный ушиб. Через неделю, когда я снова приеду, все будет ясно. К тому времени опухоль спадет, и тогда я смогу точнее определить характер вашей травмы.
— Значит, я должна лежать вот так целую неделю, словно рождественская индейка со скрученными крылышками? — Гвинет сердито посмотрела на него. Потом перевела взгляд на Вайолет в надежде на поддержку с ее стороны. Но увы, Вайолет ее не слышала — она была поглощена беседой с доктором, который рекомендовал ей лекарственную настойку, предназначенную для Гвинет.
Когда прибыл доктор, сразу стало ясно, что они с Вайолет узнали друг друга. Гвинет предположила, что он, наверное, был тем самым врачом, который осматривал Вайолет перед родами. Кажется, он был очень доволен тем, что встретил ее здесь.
— Повязки следует менять почаще, да? — спросила Гвинет, желая поскорее освободиться от сковывавших ее оков.
— Ни в коем случае! — решительно возразил доктор. — Очень важно, чтобы повязки оставались на месте до тех пор, пока я не приеду. Хотя и рекомендуется их ослаблять, но я пока не советую этого делать. Но если вы, молодая леди, не будете лежать в постели, то вам не станет лучше. Это я вам точно говорю. И тогда у меня не останется иного выбора, как назначить вам более суровый курс лечения.
Гвинет поежилась. Угроза была достаточно серьезной, чтобы она стала возражать. По крайней мере рана на ее голове начала заживать, а опухоль почти рассосалась.
Кроме того, ей ведь вполне оказалось по силам ехать на лошади вместе с Вайолет почти весь день до Гринбрей-Холла. Разве она настаивала на посещении врача? Несмотря на возникавшую при любом движении острую, пульсирующую боль в плече, она чувствовала, что силы к ней возвращаются. Впрочем, Гвинет про себя решила не проявлять излишнего недовольства. Она хорошо знала этого старого врача, на протяжении многих лет лечившего ее, так что ей была хорошо известна его манера обращения со строптивыми больными.
— Соблюдайте нестрогую диету. При кормлении вы можете поддерживать ее, но следите за тем, чтобы при этом она не совершала лишних движений, — наставлял врач Вайолет. Снизу, со двора, сквозь открытое окно до них донесся стук копыт. — Когда приедет леди Кэверс?
Вайолет вопросительно посмотрела на Гвинет.
— Моя тетушка приедет завтра или послезавтра, — солгала Гвинет, не желавшая, чтобы врач подумал, будто ей может понадобиться его внимание.
— Очень хорошо.
Доктор начал собирать свои инструменты, повторяя при этом Вайолет, как и когда больной надлежит принимать лекарства. Прочитав Гвинет очередное наставление о необходимости соблюдать покой, он повернулся к Вайолет:
— Сейчас вы выглядите гораздо лучше, чем в прошлый раз. Как вы себя чувствуете?
Гвинет насторожилась. Состояние Вайолет волновало ее гораздо больше своего. Что такое ее раны — всего-навсего несколько ушибов.
— Я хорошо себя чувствую, сэр.
— Вы едите жидкую пищу?
— Да, сэр, — прошептала она.
Гвинет хотела было сказать, что это не так, но потом решила повременить и послушать, что должна была делать, но не делала Вайолет.
— И не забывайте, что я говорил вам раньше — не ходить пешком слишком долго в течение этого месяца.
— Я помню, сэр. Я буду осторожна.
Гвинет откашлялась, а затем с недоумением посмотрела на Вайолет. Она отнюдь не думала, что путешествие до аббатства, где они с ней встретились, можно было расценивать как легкую прогулку.
— Я провожу вас, — быстро проговорила Вайолет, направляясь с ним к выходу.
Гвинет проводила их взглядом. С Вайолет она поговорит об этом позже. Ведь та делала гораздо больше того, о чем они договаривались. Этим утром, пока Гвинет еще спала, Вайолет уже помогала прислуге по дому.
Этим она очень походила на многих героинь рассказов Гвинет. Она была недовольна своей судьбой, которая обошлась с ней несправедливо и жестоко. Всегда отстаивающая справедливость в своих рассказах, Гвинет считала своим долгом помочь Вайолет наладить жизнь и обрести счастье.
Гвинет вспомнила, что девушка говорила ей об Уолтере Траскотте, о его частых посещениях домика батрака, расположенного на землях Баронсфорда. Вайолет умалчивала о своих чувствах к нему, но в ее словах едва заметно проскальзывали смутная надежда и восхищение.
Траскотт был обедневшим дворянином. Высокий, отмеченный характерной грубоватой красотой, он был бы очень хорошей партией для Вайолет. Их различие в социальном положении могло стать препятствием, но только в том случае, если бы Вайолет заупрямилась. Кстати, это было еще одной причиной того, почему Вайолет должна была жить в Гринбрей-Холле в качестве компаньонки, а не прислуги.
Из задумчивости Гвинет вывела стремительно вбежавшая к ней в спальню Вайолет. Ее лицо было бледным как мел.
— Они здесь!
Гвинет не надо было спрашивать, кто это «они». Она знала, что рано или поздно Дэвид обязательно появится здесь.
— Я услышала, как Роберт, когда я спустилась с доктором в гостиную, назвал одного из них капитаном Пеннингтоном.
Вайолет закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
— Мистер Траскотт тоже приехал.
— Он видел тебя?
Вайолет кивнула и тут же покраснела.
— Что было дальше?
— Ничего. Капитан Пеннингтон буквально набросился с расспросами на доктора, а я побежала наверх, чтобы тебя предупредить.
Гвинет попыталась сесть в постели. Она посмотрела на окно и спросила:
— Как ты думаешь, успеем ли мы выбраться отсюда этим путем?
— Нет!
— Но у меня нет никакого желания видеться с ним!
Вайолет покачала головой:
— Если позволишь мне сказать, то у капитана Пеннингтона весьма решительный вид. Думаю, что ты не сможешь отказать ему хоть в чем-нибудь.
У Гвинет что-то сжалось внутри, но она сделала вид, что этого не заметила. Ей было стыдно признаться, что это ощущение возникло скорее от возбуждения, нежели от страха.
— Ты хотя бы не оставляй меня с ним наедине. Если ты будешь рядом, вряд ли он осмелится свернуть мне шею.
Удар в дверь был такой силы, что едва не вышиб ее. Здоровой рукой Гвинет натянула простыню до самого подбородка. На ней был всего только халат. Гвинет даже не хотелось думать, насколько плохо она выглядит. Вслед за первым ударом в дверь тут же последовал второй.
— Думаю, будет лучше, если я схожу за Робертом, — робко заметила Вайолет. — Здесь наверняка его присутствие необходимо…
— Не покидай меня… — единственное, что еще успела сказать Гвинет до того, как Вайолет открыла дверь, впуская в спальню Дэвида.
Гвинет забилась поглубже в кровать. Волосы Дэвида были растрепаны. С тех пор как они расстались, он ни разу не брился, а его платье было забрызгано грязью. Он злобным взглядом окинул ее кровать. Таким страшным и таким опасным она его никогда раньше не видела. Она едва удержалась от того, чтобы не сунуть голову под подушку.
Дэвид огляделся вокруг и только тогда заметил Вайолет, стоявшую возле двери. Гвинет подумала, что та выглядит еще более испуганной, чем она сама.
— Кто вы? — рявкнул Дэвид.
— Вайолет Холмс, сэр, — едва слышно пролепетала Вайолет, приседая перед ним.
— Вон отсюда! — прорычал Дэвид, кивнул в сторону двери. — Мой кузен ожидает вас внизу.
Вайолет метнула взгляд на Гвинет. Несмотря на всю напускную твердость, было видно, что Вайолет напугана, ведь она не знала Дэвида, а потому не догадывалась, что он был вовсе не так страшен, каким хотел казаться.
Гвинет ободряюще кивнула Вайолет:
— Можешь идти. Со мной будет все в порядке.
Взгляд Вайолет был достаточно красноречив. Гвинет представила себе, как она стремглав сбегает по лестнице, а потом умоляет Роберта послать сюда дюжину слуг, чтобы связать этого сумасшедшего.
Громкий стук закрывшейся за Вайолет двери заставил Гвинет поежиться и пожелать, чтобы она и правда выполнила то, что так живо себе вообразила. Гвинет робко взглянула на Дэвида, сжимавшего и разжимавшего огромные кулаки. Он был очень зол.
— Тебе не следует находиться здесь, Дэвид. — Гвинет расправила простыню вокруг себя. — Я ранена, и у меня болит все тело. Твое присутствие вряд ли благотворно скажется на состоянии моего здоровья.
Он усмехнулся и подошел к кровати.
— Я несказанно рад слышать, как ты это говоришь.
Уолтер Траскотт сначала даже не признал Вайолет, когда она в новом платье спустилась вниз вместе с врачом. В этой красивой женщине не было ничего общего с одетым в лохмотья и страдавшим от горя созданием, лежащим на могиле ребенка. Она уже ничем не походила на ту беспомощную женщину, которая потеряла желание жить. Но стоило лишь этим голубым глазам посмотреть на него, как Уолтер ее сразу узнал. Но не успел он и слова сказать, как она вдруг убежала наверх.
Уолтер был уверен, что она непременно появится снова. Как он и ожидал, она спустилась вниз по другой лестнице. Наблюдая из больших окон гостиной за парком и дорожкой, ведущей к конюшням, примыкающим к дому, он сразу заметил, как она выскользнула наружу. Сначала она шла, а потом побежала к конюшням. Страх, что она опять может исчезнуть, заставил Траскотта броситься за ней вдогонку. Он перехватил ее на полпути.
— Вайолет.
Она остановилась и, испуганно оглянувшись на него, покраснела. Она сделала легкий реверанс, как только он подошел. Ее глаза были устремлены вниз, на узенькую полоску гравия, разделявшую их.
— Добрый день, мистер Траскотт, — тихо проговорила она.
— Уолтер. Пожалуйста, называйте меня так. Я хочу, чтобы вы знали о том…
— Прошу простить меня, сэр, но вы хорошо знаете характер капитана Пеннингтона?
— Его характер? Думаю, что да.
Она взглянула на него с надеждой:
— А это опасно, когда он сердится?
— По-разному. Он может быть очень опасен.
— А вы можете совладать с ним, когда он в таком состоянии?
— Мне приходилось уже делать это раз или два.
— Тогда вы должны пойти вместе со мной, — сказала она, кивая в сторону дома. — Как родственнику, вам, наверное, будет удобно помочь мисс Гвинет. Пожалуйста, поторопитесь.
Траскотта явно забавляла ее озабоченность. Вайолет резко развернулась, когда поняла, что он не собирается следовать за ней.
— Пожалуйста, сэр! Капитан Пеннингтон, ворвавшись в комнату, был похож на дикого зверя. Моя хозяйка слишком ослабела от ран, чтобы себя защитить. Нельзя медлить ни секунды.
Уолтер, хмыкнув, пошел за ней.
— Для того чтобы рассеять ваши опасения, я с удовольствием буду охранять спальню Гвинет, но не возьму на себя смелость войти внутрь — не хочу стать причиной еще больших неприятностей. То, что натворила Гвинет, ужасная глупость. Она подвергала свою жизнь опасности из-за фантазий. Я считаю, что она вполне заслужила ту головомойку, которую капитан Пеннингтон намерен ей устроить. Я также смею уверить вас, что у его грубости есть пределы. Я согласен постоять у их двери.., ну, на всякий случай, если капитан Пеннингтон не удержится и проявит свой характер именно так, как вы себе это представляете, и я буду рад иметь вас под рукой. — Они уже подходили к дому, Вайолет шла впереди. Траскотт, умышленно замедлив шаг, произнес:
— Я буду выглядеть глупо, стоя там в одиночестве. Вы не составите мне компанию?
Легкий румянец появился на ее нежных щечках. Вайолет застенчиво посмотрела на него:
— Да, сэр. Я постою там с вами.
— Зовите меня просто Уолтер.
У Дэвида не было серьезного намерения наказывать Гвинет. Стремительно подходя к ее кровати, мысленно он собирался прочитать ей нотацию по поводу ее глупости, а потом отвезти в Баронсфорд, но что-то в ее прекрасных зеленых глазах, блестевших от злости и в то же время обрадованных его появлению, обезоружило его. Дэвид слегка отдернул простыню, чтобы поцеловать Гвинет, но она сама раскрыла ему свои объятия.
— Я очень сердит на тебя.
Это было все, что смог проворчать Дэвид, когда их поцелуй наконец-то прервался. Он присел на край постели. Но не успел он дать волю своему раздражению, как Гвинет обвила рукой его шею, чтобы поцеловать его снова.
Как было легко забыть обо всем, ощущая теплое прикосновение ее губ, особенно тогда, когда она страстно целовала его. Дэвид наклонился к ней ближе. Его рука откинула простыню. Он распахнул на ней халат и погладил грудь через тонкую ткань сорочки. Гвинет выгнулась навстречу, ее голова запрокинулась, она закрыла глаза, и сладострастный стон вырвался из ее груди.
— Врач не запрещал тебе заниматься любовью? — спросил Дэвид.
— Нет, — ответила она, и на губах ее появилась нежная улыбка. — По поводу любви не было наложено никаких запретов, он был очень точен в этом вопросе.
Дэвид оглядел повязки на ее руке и плече. Его опять начало терзать беспокойство. Он посмотрел ей в глаза:
— Почему ты так поступила? Почему ты убежала от меня?
— А разве ты не прочитал мое письмо?
Дэвид откинул рукой волосы с ее лба и посмотрел в глаза.
— Да, я прочел это чертово письмо, но не нашел там ответа. Мне нужна правда, Гвинет.
Покраснев от смущения, она отвернулась.
— У нас с тобой была чудесная ночь — ночь любви, но это все, Дэвид. Этого вполне достаточно для нас. По крайней мере для меня.
Он склонился к ней еще ближе, чтобы она не могла отвернуться от его взгляда.
— Мы оба знаем, что это не правда. Всего мгновение назад ты хотела заняться со мной любовью. И мы будем заниматься любовью днем, и ночью, и завтра, и много дней подряд. Мы хотим друг друга, Гвинет. К чему это отрицать?
— Это бывает только тогда, когда мы вместе, — горячо возразила она. — Вот поэтому я и убежала. Я не могу четко мыслить, когда ты рядом. Я теряю голову в минуты, подобные этим. Ты слишком опасный противник для меня и моего ума. Нам не стоит заходить так далеко, как мы это делали раньше. Я считаю, что нам еще не поздно остановиться и все забыть.
Дэвид нежно провел пальцем по ее нижней губке.
— Значит, ты считаешь, что все можно забыть?
Она не ответила, потому что не могла трезво мыслить, когда он рядом.
Более чем когда-либо Дэвид понимал, что они созданы друг для друга. Он так хотел, чтобы Гвинет стала его женой, его любовницей, его другом. Но как это ей объяснить? Нет, он должен ее убедить. Но ведь она была романтиком в душе, так что его слова имели мало общего с тем, о чем она мечтала.
— Я не забуду тебя, любовь моя. — Он коснулся ее лица до того, как она успела отвернуться. — Ты ведь знаешь, я хотел тебя все это время, пока ты пропадала. Я потерял голову, когда, приехав сюда, обнаружил, что тебя здесь не было. Я никогда не ухаживал за тобой как полагается, никогда не говорил Августе о своих намерениях и никогда не делал тебе официального предложения руки и сердца. Я позволил себе сказать это, потому что между нами случилось то, что случилось. Но я могу все изменить. И тогда мы начнем все сначала.
У нее на ее глазах появились слезы.
— Но почему я, Дэвид? Ты можешь выбрать себе кого захочешь! Почему ты решил выбрать меня?
Вместо ответа он поцеловал ее, страстно, нежно и долго, как будто хотел вложить в этот поцелуй всю свою любовь.
— Что-то там тихо, — прошептала Вайолет, нерешительно прислоняя ухо к двери и прислушиваясь. — Как вы думаете, он уже что-нибудь сделал с ней?
Она неодобрительно посмотрела на Траскотта, который хмыкнул при этих словах. Она даже заметила, что он с трудом сдерживает смех. Он переступил с ноги на ногу, а потом снова облокотился о стену.
— Да нет, едва ли. Я думаю, что Гвинет незачем его опасаться.
Вайолет чувствовала себя глупо, стоя возле двери и изображая охрану. Она понимала, что означала улыбка Траскотта. Возможно, капитан Пеннингтон рассказал ему о том, что произошло между ним и Гвинет в Гретна-Грин, точно так же как об этом ей по секрету рассказала Гвинет. Но никакие звуки, в том числе и непристойные, не доносились из-за двери. Впрочем, не было слышно и голосов.
Только одно сейчас удерживало Вайолет, чтобы не постучать в их дверь, — признание Гвинет о чувствах, которые она испытывала к Дэвиду Пеннингтону. Вайолет искала только повод, чтобы завести об этом разговор. Если эти двое действительно были так влюблены, что это всем было видно, то Вайолет не понимала, почему бы им не поделиться друг с другом своими неприятностями. Какое бы предубеждение капитан Пеннингтон ни испытывал к женщинам-писательницам, он должен был понять, что увлечение Гвинет не просто хобби. Если он ее любит, значит, непременно поможет ей избавиться от назойливого шантажиста.
— Я думаю, — произнес Траскотт, — это будет выглядеть нелепо, если кто-то из них откроет дверь и обнаружит, что мы стоим здесь и подслушиваем.
Только он произнес эти слова, как дверь действительно отворилась. Вайолет отступила в сторону, едва в дверном проеме показалась фигура рослого мужчины.
— На этот раз я не очень сильно ее отругал. Но я вернусь еще раз сегодня днем, чтобы наказать ее как следует.
Все, что смогла сделать Вайолет, так это кивнуть ему в ответ с очень глупым видом. Сейчас он выглядел гораздо спокойнее и совсем не казался страшным. Его ярость, похоже, утихла.
— Я буду вам признателен, если вы попросите служанку приготовить для меня комнату на этом этаже. Я намерен остаться в Гринбрей-Холле вплоть до выздоровления мисс Дуглас, а потом заберу ее в Баронсфорд или дождусь прибытия ее тетушки.
А ведь Гвинет упорно повторяла, что ни за что больше не встретится с этим высоченным шотландцем, подумала про себя Вайолет.
Вежливо поклонившись ей, Дэвид закрыл дверь в спальню Гвинет и зашагал по коридору. Траскотт последовал за ним, бросив на прощание Вайолет многозначительный взгляд — дескать, он тоже скоро вернется.
Его все знали не только как умного человека, но также как доброго и сострадательного господина. Он был строг к людям, но вместе с тем терпим к их недостаткам. Он был своенравен, но никто не смог бы назвать его несправедливым. Он был горд, но не тщеславен. Семью он ценил больше всего на свете, и потому весь Баронсфорд погрузился в глубокую печаль, когда Чарлз Пеннингтон, лорд Эйтон, скончался после непродолжительной болезни.
Уолтер, так же как его кузены Лайон, Пирс и Дэвид, горевал о кончине этого прекрасного человека. Чарлз Пеннингтон заменил ему отца. Он по-настоящему полюбил отданного ему на воспитание подростка, о котором заботился не меньше, чем о своих сыновьях. Уолтер получил прекрасное образование и такой шанс в жизни, о котором он даже не мог мечтать.
Стоя вместе сродными и близкими возле семейной усыпальницы в старой церкви, Уолтер оглядел присутствующих, судьба которых всегда зависела от старого лорда Эйтона. Все они пришли сюда, на эту поминальную службу, несмотря на то что потребовалось несколько месяцев, чтобы собрать их вместе. Лайон прибыл из Индии, Пирс — из Лондона, а Дэвид — из Ирландии.
Леди Эйтон была еще совсем молодой вдовой, когда сочеталась повторным браком с графом. У них было трое сыновей, которыми они очень гордились. Уолтер оглядел серьезные лица своих кузенов, и ему стало интересно, какие перемены ожидают их после кончины их отца. Конечно, самая большая перемена произойдет в жизни Лайона. Теперь он граф Эйтон и в качестве такового примет на себя всю ответственность по управлению Баронсфордом и его обширными землями.
Непроизвольно взгляд Уолтера упал на Эмму. Она, не глядя ни на одного из младших братьев, подошла к Лайону и взяла его под руку.