Пылкие мечты

Глава 9

Три дня тряски в одной карете. Три ночи, проведенные в соседних комнатах в гостиницах Сток-он-Трента, Ланкастера и Пенрита. Дэвида поражало, что его спутница, этот маленький бесенок, продолжала демонстрировать равнодушие, при этом ведя себя безупречно учтиво и даже холодно. Гвинет всегда вежливо отвечала на его вопросы, не поддавалась на провокационные выходки и не позволяла вовлечь себя в разговор. Она, по-видимому, даже была довольна их поездкой, потому что не делала больше попыток убежать или обхитрить его. И вовсе не потому, что ей не предоставлялась такая возможность. Дэвид стал просить кучера почаще делать остановки в пути, причем у него теперь по утрам, перед тем как отправиться в путь, даже появилось свободное время.

Вначале сдержанная и внутренне напряженная, Гвинет понемногу смягчалась, и Дэвид наконец-то смог выспаться. Теперь он расслабился и даже начал подумывать о том, как его встретят, когда он нежданно-негаданно вернется в Баронсфорд, и как он объяснит свое отсутствие близким. Но потом им овладела дорожная скука. Ему надоело смотреть, как Гвинет что-то без конца строчит в своем дневнике. Дэвид помнил, как сильно она изменилась, когда он прочитал отрывок из ее дневника. Он подумал, что ее оскорбили его замечания, а еще он не мог понять, как можно столько времени проводить в придуманных грезах.

Конечно, то, что она каждую свободную минуту что-то писала на страницах тетради, пока они тряслись в карете, только доказывало его правоту. Она как будто в чем-то его упрекала, показывая, что страсть к сочинительству для нее гораздо важнее, чем общение с ним. Насколько Дэвид понял, Гвинет убедила себя, что не стоит больше обращать на него внимания, и специально подчеркивала это.

А пока они ехали все дальше и дальше на север, Дэвид решил доказать Гвинет ее не правоту, и не смог придумать для этого более романтического места, чем та самая деревушка, куда каждый год убегали сотни влюбленных, чтобы обменяться клятвами в любви. Именно в этом месте, куда Гвинет стремилась попасть со своим обожателем, он склонит ее на свою сторону.

Солнце быстро садилось за горизонт. Шотландская граница была уже совсем близко, и Дэвид предполагал, что они доберутся до Гретна-Грин вскоре после наступления сумерек. Это вполне устраивало его.

Все три дня пути, несмотря на демонстрируемое ею безразличие, он не был к ней равнодушен. Нет, поправил себя Дэвид, он просто не мог устоять перед ее очарованием с той самой минуты, когда они встретились в Лондоне. Каждый день он видел эти чудесные локоны с рыжим отливом, ниспадавшие на ее ослепительно белую шею и плечи. Небрежное отношение Гвинет к своему туалету, даже ее ужасно измятое платье вызывали в его сознании удивительные образы. Он хорошо помнил шелковистость ее кожи и чувства, возникшие у него, когда он гладил эту кожу под юбками. Он не мог забыть охватившую их страсть. Ведь она тоже хотела его. Поэтому никакой вины за собой он не чувствовал. Да, он любил и будет любить Гвинет. Дэвид не боялся, что его за это осудят, поскольку решил жениться на ней. Но сначала следовало добиться ее согласия. И еще ему вдруг захотелось, чтобы она ответила на его чувство. Он хотел, чтобы их чувства были взаимными и обжигали как огонь.

Дэвид посмотрел на заходящее солнце, его лучи освещали карету и красноватым блеском отсвечивали в ее волосах. Он поизучал веснушки на ее носу, ее пухлые губы. Затем его взгляд упал на ее тонкие пальцы, сжимавшие карандаш, который легко скользил по странице.

— Двое свидетелей, короткая остановка в кузнечной мастерской, и мы официально женаты.

Но, очевидно, Гвинет посчитала его слова неуклюжей шуткой, потому что даже не удосужилась на него посмотреть. Карандаш не останавливаясь бегал по бумаге. Он не был до конца уверен, слышала ли она его.

— Нас обвенчает кузнец в задней комнате. Я думаю, что по заведенному обычаю нам придется скинуть всю нашу одежду.

Карандаш замер в ее руке, на щеках появился румянец. Но через мгновение Гвинет опять принялась писать.

— Я слышал, что там есть кровать на тот случай, если разъяренные отцы будут стучать в двери кузницы. Когда возмущенные родители потребуют открыть дверь, то первое, что они увидят, — это брачный поцелуй молодоженов. Это сразу снимет все вопросы.

— Отца у меня нет, но дело не в этом; у тебя нет ни одного шанса из тысячи, что я лягу с тобой в постель.

Дэвиду польстил такой ответ. Он наблюдал, как Гвинет пыталась сосредоточиться на открытой странице, но карандаш медлил начать свой бег. Она, похоже, была смущена и сбита с толку.

— Один из тысячи. Звучит словно неравноценное пари. Ты что, бьешься об заклад?

Гвинет откинулась на спинку сиденья. В ее зеленых глазах мелькнула какая-то мысль.

— Пожалуй, я подумаю над этим. Ты предлагаешь мне способ без хлопот выйти замуж, если у меня возникнет такое желание?

— Ну что ж, если твоя цель — выйти замуж за кого угодно, то почему бы и не за меня?

— Как глупо с твоей стороны думать о том, что я могу выскочить за кого угодно! Существует только один человек, которого я хотела бы считать своим мужем.

— Тот, кого ты не любишь и никогда не была близка с ним? Нищий негодяй, охотящийся за твоим приданым? Безымянный трус, боящийся собственной тени?

— Как ты смеешь так говорить о нем?

— Если бы он не был трусом, он сразу же поспешил бы к тебе на помощь. У собак нет чести.

— Ты ничего не знаешь о том, что он делает сейчас или что собирается делать! — возмутилась Гвинет, давая выход своему негодованию. — Имя у него есть. И очень известное, кстати.

— Конечно! Как я мог забыть об этом? Думаю, что имя Ардмор было тем самым, под каким он скрывался на прошлой неделе. Интересно узнать, а какое имя он сейчас носит?

Гвинет скрестила на груди руки.

— Как легко говорить о людях гадости, когда их нет рядом! Но смею тебя заверить: после того как мы поженимся, твое мнение о нем изменится.

— Ну конечно, поскольку я буду помнить его как твоего последнего жениха, трагически скончавшегося на пути к алтарю или, скорее, к наковальне.

От удивления Гвинет приоткрыла рот, но вдруг так быстро и сильно сжала челюсти, что Дэвид услышал, как щелкнули ее зубы.

— И для тебя, и для твоего обожателя было бы гораздо безопаснее принять мое предложение. — Дэвид своим коленом слегка коснулся ее ноги. — Что скажешь, Гвинет?

— Нет! — воскликнула она. — Это немыслимо! Если даже перевернется мир, капитан Пеннингтон, то вы все равно будете самым неподходящим кандидатом на роль моего мужа.

— Немыслимо, говоришь?

Он почувствовал, как поднимается его настроение. Теперь они возвращались к своему привычному способу общения.

— Не будешь ли так любезна объяснить, чем я так тебе не угодил?

— Не скажу.

— Ты не веришь, что я мог бы стать хорошим мужем?

— Да, не верю.

— Почему же?

— Ты самоуверенный, властный, упрямый и самодовольный, — перечисляла Гвинет, в волнении размахивая руками. — Ты чем-то или на кого-то обижен, поэтому никто, и я в том числе, не сможет помочь тебе залечить обиды, полученные в прошлом.

Дэвид тщетно пытался придумать ответ. Она застала его врасплох. Она всколыхнула в нем что-то такое, о чем ему не хотелось вспоминать. Он не хотел думать об Эмме. Он выздоровел и совсем не желал бередить былую рану.

— Я постараюсь быть любезным и приятным, — пообещал он.

Гвинет покачала головой и подальше спрятала дневник.

— По крайней мере из меня мог бы получиться хороший любовник, ты не находишь?

Отвернувшись, она посмотрела в окно. Их карета как раз пересекала границу, еще чуть-чуть, и они въедут в Гретна-Грин. Дэвид сел рядом с ней, делая вид, что тоже смотрит в окно. Шелковые пряди ее волос щекотали его щеку. Опустив глаза, он посмотрел на ее ослепительно белую шею и с трудом подавил в себе желание поцеловать ее. Сзади на ее платье несколько пуговиц были расстегнуты, и ему стало любопытно, как она поступит, если расстегнуть остальные.

— Ну конечно, разве ты можешь ответить, если у тебя не было возможности проверить мое искусство на практике? Так как насчет этого, Гвинет? — прошептал он возле ее уха. — Не желаешь ли ты сначала проверить меня на деле, а затем уж решать, гожусь ли я в мужья?

— Ни за что на свете, капитан Пеннингтон! — произнесла Гвинет сдавленным голосом.

Карета остановилась у гостиницы «Крест без головы», в центре Гретна-Грин, там, где сходились пять дорог. Гвинет протиснулась вперед, чтобы выйти из кареты первой. Но от ее движения карета накренилась, Гвинет пошатнулась и, оступившись, едва не слетела на землю прямо перед дверью кузницы.

Она должна найти способ выйти замуж за сэра Аллана до того, как Дэвид сведет ее с ума. Ей надо довести задуманное до конца, чтобы он не помешал ей сделать то, что решило бы все ее проблемы. Гвинет уже сказала ему все, что она думает о нем. Об одном она не осмеливалась ему напомнить, впрочем, он никогда и не поймет этого — как жизненно важно для нее писать. Но даже если бы ее сочинительство не было яблоком раздора, ее ответ по-прежнему был бы тем же. Дэвид никогда не сможет быть хорошим мужем ни для одной женщины, потому что он очень сильно любил Эмму и его сердце навеки разбито. Один мужчина, одна женщина, одна любовь.., и так всегда.

Гвинет все это прекрасно понимала. Чувства, которые пылали у нее в груди, были неизменны. Она не могла совладать с желанием, которое возникало у нее в ответ на его прикосновения. Единственным ее спасением было найти баронета.

Меряя шагами комнату, Гвинет уверяла себя, что Ардмор скорее всего поджидает ее где-то здесь, в деревушке. Возможно, он остановился в одной из гостиниц или таверн, расположенных неподалеку от «Креста без головы». Разумеется, сейчас, в темень и в незнакомом месте, и речи быть не могло о том, чтобы отправиться на поиски Ардмора.

Сегодня ночью она получила небольшую передышку. Никаких сообщающихся комнат, никаких дверей, оставленных открытыми на ночь по требованию Дэвида. По крайней мере хоть сегодня не придется лицезреть его, вышагивающего по своей комнате без рубашки и в полурасстегнутых брюках. Никаких переживаний, как в ту ночь в Сток-он-Тренте, когда она мельком увидела его обнаженным со спины в тот момент, когда он погружался в ванну, которую доставили ему прямо в номер. Черт бы побрал его, такого мерзавца, он дразнил ее!

Гвинет дотронулась до своих зардевшихся щек. Воздух в комнате был сух и горяч, и ей стало трудно дышать. Она подошла к окну и распахнула его настежь — ни малейшего ветерка с улицы. Грязное, пропотевшее за время пути платье раздражало кожу. Она взглянула на дорожный сундук с небольшим запасом сменного белья — нет, надевать чистую одежду было еще рановато.

По прибытии в гостиницу Дэвид распорядился доставить ей в номер ванну с водой, но она отказалась. Будучи упрямым по натуре, Дэвид все равно велел принести ей ванну. И теперь Гвинет была благодарна ему за это. Но вот уже минул час, а ванны не было, и Гвинет начала раздражаться.

Она уже подумывала о том, чтобы самой спуститься вниз и спросить о ванне для себя. Она решила не только спуститься вниз, но даже выйти из гостиницы. Дэвид, по-видимому, торжествует победу. А она тем временем сможет расспросить в близлежащей гостинице насчет сэра Аллана…

Тихий стук в дверь прогнал прочь ее мысли. Гвинет открыла дверь, и молоденькая служанка вошла с чистыми полотенцами, а два мальчика внесли деревянную ванну. Гвинет подошла к дорожному сундуку, вынула чистую одежду, пока мальчики бегали с ведрами, наполняя ванну горячей водой. Ей очень хотелось помыться, а также вымыть волосы. Она пришла в восторг от одной мысли об этом — вот так просто сидеть в ванне и чувствовать, как усталость покидает тело.

Наконец ванна была наполнена, мальчики удалились, закрыв за сбой дверь. Служанка задержалась, чтобы предложить свои услуги. Гвинет сначала было отказалась, но потом передумала, соблазнившись мыслью иметь кого-то под рукой для "услуг, чтобы с наслаждением принять ванну. Она вдруг поняла, что, подружившись с кем-нибудь из местных жителей, ей будет легче найти в Гретна-Грин сэра Аллана, который наверняка ее опередил.

Служанку звали Энн. Ничуть не смущаясь, она принялась болтать о том о сем, и у Гвинет даже не получалось направить беседу в нужное русло, поскольку Энн явно любила рассказывать понравившиеся ей истории о сбежавших влюбленных и о самых известных свадьбах, которые происходили в их деревушке. Одна из них особенно нравилась Энн, и она начала прямо с нее.

— Эта история началась на одном званом вечере неподалеку от Карлайла, по ту сторону границы, в одном дне пути отсюда. На вечере был Джон Уэсли, добрый господин и министр. Несомненно, он оказался там, выполняя волю Божью. Потом к нему присоединился его брат, Чарлз Уэсли, вместе с которым прибыл их общий друг-художник.

Рассказывая, Энн успела закрыть окно и помогла Гвинет снять платье.

— Богатый джентльмен, в доме которого проходил вечер, — продолжала она, — имел дочь на выданье. Красавица, прямо загляденье. Среди прочих гостей был состоятельный дворянин, приехавший из Германии в качестве попутчика другого немецкого господина. Понятное дело, как только этот молодой дворянин увидел девушку, так сразу по уши влюбился в нее.

Сама отличная рассказчица и романтическая натура, Гвинет была захвачена повествованием. С помощью Энн она быстро скинула платье и, не снимая сорочки, залезла в ванну. Ощущение теплой воды доставило ей удовольствие. В ванне она сняла намокшую сорочку и отложила в сторону.

— Будучи настоящим джентльменом во всем, немец попросил благословения у отца девушки, чтобы жениться на ней, но у хозяина дома засело в голове, что он выдаст свою дочь ну по крайней мере за английского графа и, уж во всяком случае, не за иностранца. И этот старый джентльмен, упрямый как осел, отказал немцу. — Энн поливала водой голову Гвинет, заодно распутывая длинные волосы. — Дальше дело было так. Двое братьев Уэсли приняли близко к сердцу судьбу двух влюбленных и рассказали немцу о Гретна-Грин и о том, как можно пожениться без согласия родителей. Той же ночью влюбленные сбежали, причем им помогал сам министр Уэсли.

Гвинет, перестав намыливать руки, взглянула на Энн:

— Должно быть, это было совсем просто, ведь они жили близко?

— Ну конечно, мисс. Говорят, отец девушки помчался за ними, но опоздал — бракосочетание уже состоялось.

— И с тех пор они жили счастливо, — подвела итог Гвинет.

— Да, мисс. Так и было. Но это еще не вся история. — Энн взяла гребень и принялась расчесывать кудри Гвинет. — Тот приехавший вместе с Чарлзом Уэсли художник, о котором я упоминала в самом начале, по прибытии в Лондон нарисовал четыре картины, посвященные этому событию.

У Гвинет тут же заработало воображение. Одна картина — первая встреча влюбленных; другая — парочка влюбленных, за которыми по пятам мчатся на лошадях отец и слуги; третья — быстрый обряд бракосочетания, и, наконец, четвертая — возможно, благословляющий отец или, может быть, он и она возвращаются в Германию.

— На одной из картин стоит маленькая деревенская девочка с босыми ногами, вся в лохмотьях, и смотрит с благоговением на происходящее. — Голос Энн вернул Гвинет к действительности. — Ну и когда новобрачная увидела эти картины, она попросила мужа отвезти ее снова в Гретна-Грин, чтобы найти эту девочку.

— А что, эта девочка действительно была? Не выдумал ли ее художник?

— Не-а, мисс. Деревенская девочка существует на самом деле, как вы или я.

— Они нашли ее?

— Да. — Энн кивнула, просияв от радости. — Девочку в лохмотьях звали Эффи, она родилась в очень бедной семье, жившей в конце деревни. В семье было шестеро детей, и уже поспевал седьмой ребенок, так что отец с матерью с радостью согласились продать Эффи только что поженившейся паре.

— Они продали свою дочь? — недоверчиво спросила Гвинет.

— Да, мисс.

— Но ведь родители девочки ничего не знали об этих людях. А что, если новые родители чем-то навредили бы ребенку?

— Когда, мисс, вы так бедны, вас вряд ли будут волновать подобные мысли.

Энн наклонила голову Гвинет чуть вперед и принялась намыливать ей волосы.

— Можете быть спокойны — наша Эффи уехала в Германию вместе со своими новыми родителями, получила там достойное воспитание и стала настоящей леди. Говорят, когда выросла, она вышла замуж за настоящего графа и никогда уже больше не вспоминала о своем нищем детстве и убогом ветхом домике на окраине Гретна-Грин.

— Не очень-то счастливая история, — тихо произнесла Гвинет. — Особенно для ее семьи. Она могла бы приехать домой, чтобы просто навестить родителей или даже помочь деньгами.

Служанка начала споласкивать волосы Гвинет, но тут ей попало мыло в глаза, и она крепко зажмурилась.

— Я никогда не думала об этом, — задумчиво произнесла Энн.

Внезапный стук в дверь испугал девушек. Чтобы смыть щипавшее глаза мыло, Гвинет плеснула водой в лицо, но от этого легче не стало.

— Это, наверное, один из ребят с теплой водой для ополаскивания, — объяснила Энн, бросаясь к двери.

Гвинет погрузилась как можно глубже в ванну. Возле двери раздался шепот, но, услышав, что дверь снова закрылась, она успокоилась.

— А ты, Энн, случайно, не родственница Эффи? — спросила Гвинет, почувствовав, как вода тонкой струйкой полилась ей на голову и на лицо, смывая мыльную пену.

— Не думаю, что я знаком с какой-нибудь Эффи! Услышав этот низкий голос, Гвинет едва не выскочила из ванны. Она отфыркивалась и старалась держать глаза открытыми.

— Что ты здесь делаешь?

Гвинет схватила сорочку и, прикрыв грудь, а заодно и ноги, откинула с лица мокрые волосы.

— Просто я вернулся в свой номер, — с легкой издевкой ответил Дэвид, отвешивая ей почтительный поклон и не выпуская из рук кувшин с водой.

— Что ты имеешь в виду, говоря «свой номер»?

Этот номер мой!

— Ладно, если ты настаиваешь, пусть это будет наш номер.

Его взгляд, скользнувший по ее лицу, шее, как будто старался проникнуть за мокрую сорочку, которую она плотно прижимала к груди.

— К моему глубокому сожалению, в этой гостинице мы лишены роскоши жить в отдельных номерах. Похоже, на рынке брачных услуг наступила горячая пора.

— Но тут должны быть и другие гостиницы!

Гвинет никак не удавалось совладать с сорочкой, которая упорно стремилась всплыть наверх; пришлось прижать колени к груди.

— А если их нет, ты можешь переночевать на конюшне.

— Конечно, могу. Но зачем, ведь здесь мне будет намного удобнее? В твоих волосах, кстати, еще осталось мыло.

Дэвид снова полил ее голову водой. Руки у Гвинет были заняты, и она не могла помешать ему.

— Дэвид Пеннингтон, то, что выделаете, ребячество и не к лицу мужчине. Вы просто трусливый мошенник и негодяй, ищущий приключений…

Гвинет вдруг начала отплевываться, а затем и вовсе умолкла — ее вынудил замолчать Дэвид, вылив на голову целый кувшин воды.

— Какие прекрасные веснушки у тебя на плечах! А какая у тебя восхитительная спина!

Гвинет окаменела, почувствовав, как его пальцы нежно гладят ее спину. Она не могла совладать с жаром, вспыхнувшим внутри. Как всегда, ее тело не желало слушаться разума, стоило только Дэвиду начать ее ласкать. Она снова отбросила волосы с лица и повернулась к нему:

— Дэвид, пока между нами ничего еще не произошло, я говорю тебе, что…

Он воззрился на ее грудь. Она посмотрела вниз и вдруг поняла, что намокшая сорочка, которой она прикрывалась, стала почти прозрачной и соски рельефно проступают сквозь мокрую ткань. Скрестив руки, она прикрыла их. — Почему ты так себя ведешь со мной?

Напряженный взор голубых глаз Дэвида обжигал ей кожу.

— Не я веду себя так, Гвинет. Ведь это ты положила начало всему. Когда мы были почти детьми, ты преследовала меня по всему Баронсфорду.

— Тогда я была глупым ребенком. Мысленно я тебя представляла героем. Но в этом не было.., ничего личного.

— Но затем, когда ты повзрослела, кое-что изменилось, не так ли? — хмыкнул он. — Ах, разве все дышало невинностью, когда совсем недавно ты сидела у меня на коленях? А в прошлом году, в Баронсфорде, когда я пришел на скалы, чтобы повидать тебя? Вряд ли ты станешь утверждать, что в тот день между нами ничего не произошло.

Пальцы Дэвида скользнули на ее горло.

Лицо Гвинет зарделось — ее груди напряглись в ожидании своей очереди.

Но Дэвид убрал руку.

— Наша история тянется уже давно, и давай не будем отрицать этого, Гвинет.

— Очень хорошо! Я признаю, что нас влечет друг к другу, — побежденная, простонала она. — Но как раз это должно стать для нас серьезным поводом, чтобы держаться на почтительном расстоянии. Я приняла решение выйти замуж за другого мужчину, а ты можешь жениться на любой понравившейся женщине. Уверена, что в этой деревне ты найдешь себе дюжину красивых девушек, которые с удовольствием заберутся в эту ванну вместе с тобой. Ищи удовольствие с ними и оставь меня в покое.

Он начал стаскивать сапоги.

— Что ты делаешь? — испугалась она.

— Ты навела меня на мысль.

Гвинет в ужасе смотрела, как Дэвид снимает рубашку.

— Дэвид, я хочу сохранить хоть какую-то видимость своей репутации. Ты же…

— Боюсь, я уже погубил ее, подкупив служанку, чтобы она впустила меня сюда. Она, кажется, не прочь посплетничать и посудачить.

Дэвид принялся расстегивать брюки.

— Мне тоже необходимо искупаться.

У Гвинет пересохло во рту. Дэвид был широкоплеч, мускулист и сухопар. Она зажмурила глаза, когда он стащил брюки, но прежде украдкой бросила на него взгляд — от пупка книзу шла темная полоска, заканчиваясь на его грозно вздымавшемся мужском достоинстве. Горячая волна паники охватила ее.

— Дай мне полотенце, — пискнула она. — Отвернись, мне надо выйти отсюда.

— Полотенце слишком далеко от меня, — невозмутимо ответил Дэвид.

Гвинет на секунду открыла глаза и сразу же закрыла их, увидев мускулистую ногу прямо рядом с ванной.

— Ты ведь не заставишь меня против моей воли? Ты же джентльмен…

— Минуту назад я был негодяем и мошенником.

— Я изменила свое мнение. — Гвинет на ощупь старалась найти полотенце, которое, как она помнила, лежало на другом краю ванны.

— Подай мне его, и я освобожу тебе место…

— Но я хочу потереть тебе спинку.

— Дэвид, это совсем не смешно. Ты уже перешагнул за рамки приличия.

Но тут его нога коснулась ее ягодиц — Дэвид залез в ванну. В полном ужасе Гвинет вскочила на ноги, но он обхватил ее за талию, теплая кожа его груди прикоснулась к ее мокрой спине, она вздрогнула и застыла. Его возбуждение передалось ей.

— Останься, Гвинет, — хрипло прошептал он, осыпая поцелуями ее мокрые шею и плечи. — Я никогда не сделаю тебе ничего такого, чего бы тебе самой не захотелось.

Гвинет была похожа на овечку, которую вели на заклание, причем она шла туда добровольно. Не было на земле средства, которое помогло бы ей вырваться из его объятий.

— Ты такая красивая.

От талии руки Дэвида стали подниматься вверх, он поглаживал ее руки и потихоньку отталкивал их в сторону вместе с мокрой сорочкой, в которую она вцепилась. Уже стали видны ее мокрые груди, на которых блестели капельки воды.

— Ты сводишь меня с ума.

Страха у нее не было. Страх ушел, и только возбуждение переполняло Гвинет. Конечно, она забыла о приличиях. Она чувствовала, как одной сильной рукой он поглаживает ее по животу через мокрую сорочку и, обхватив ее грудь другой, играет и нежно сжимает пальцами затвердевший сосок. Ощущение было восхитительным и захватывающим, а между ног она ощущала приятную истому.

Дэвид встал второй ногой в ванну. Он взял у нее злополучную сорочку и бросил на пол.

— Почему бы тебе не сесть поудобнее?

— Нет-нет, мы не должны! Это неприлично, — шептала она, одновременно прижимаясь к нему и ощущая ужас и удовольствие. Рука Дэвида опускалась все ниже, лаская и все сильнее возбуждая в ней разгоравшуюся страсть. Когда он тоже сел в ванну, она уже не возражала.

Вода лилась через край ванны, пока Дэвид усаживал ее поудобнее между своих ног. Было очень тесно, он нежно притянул к себе Гвинет, и тут его ласкам стали доступны ее самые сокровенные места.

— Как мне это нравится, — прошептал он хриплым от страсти голосом. — Мы созданы друг для друга.

Контраст между мужским и женским телом был столь разительным, что уже сам по себе вызывал возбуждение. Длинные мускулистые руки и ноги Дэвида густо поросли темными волосами, тогда как кожа Гвинет выглядела матово-бледной, а ее груди мягко колыхались в воде при каждом вдохе. В ней с новой силой вспыхнул огонь страсти, когда пальцы Дэвида начали играть с ее затвердевшими сосками. Эта сцена была гораздо откровеннее и смелее, чем любая в ее рассказах. Когда же рука Дэвида двинулась вдоль ее живота в самый низ, она догадалась, что он хочет овладеть ею.

— Откройся ради меня, — нашептывал он, мягко раздвигая ее колени.

Гвинет схватила его за руку.

— Я тебе говорила — я раньше никогда этого не делала.

— Знаю, любовь моя.

Дэвид слегка прикусил мочку ее уха, потом припал губами к ее шее.

— Я буду нежен и не сделаю тебе ничего такого, что тебе не понравится.

Гвинет задышала чаще, почувствовав, как его рука, снова погрузившись в воду, дотронулась до ее чувствительного бугорка. Она напряглась, когда его палец, проникнув внутрь, остановился перед естественной преградой внутри ее тела.

— Моя невинная Гвинет, я сделаю все как надо.

Она оглянулась на Дэвида, чтобы сказать о своем страхе, но не успела, он впился поцелуем ей в губы. И до тех пор пока их губы не разжались, время как будто остановилось для нее. Гвинет языком прижалась к его языку, она хотела, чтобы язык Дэвида глубже проник в ее рот. На этот раз уже не она, а он застонал от наслаждения, и она услышала это.

Расплескивая воду во все стороны, Дэвид приподнял ее и развернул к себе. Но поцелуй их не прервался, губы их так и остались прижаты друг к другу, когда она обхватила его бедра ногами. Ее тело вызвало у Дэвида новую вспышку страсти. Гвинет держала в своих ладонях его лицо, намеренно затягивая поцелуй и получая от этого огромное удовольствие, ей хотелось немного помучить его, так же как он, недавно мучил ее…

Оторвавшись от нее и с трудом переводя дыхание, Дэвид произнес:

— Это было.., это было.., я даже не знал, где я нахожусь. Я хочу тебя.

Гвинет ощущала себя такой, как никогда прежде, — и слабой, и удивительно сильной одновременно. Инстинктивно она прижалась бедрами плотнее к нему, ее груди терлись о его грудь, а ноги уперлись в дно ванны.

— Так не будет, чтобы все было только по твоему желанию.

Из груди Дэвида вырвался смех.

— Ну что ж, тогда приступим к игре, моя фея.

Обхватив ее ягодицы, Дэвид приподнял ее повыше.

Гвинет едва не задохнулась от восторга, когда он губами прижался к ее груди. Наслаждение, охватившее ее, походило на вспышку света. То, что Дэвид делал своими губами и зубами с ее нежной кожей, заставило Гвинет крепче прижать его голову к себе. Она ни за что не хотела, чтобы это удивительное и мучительное наслаждение прекратилось. А тем временем внутри ее нарастало непонятное напряжение. Дэвид от одной груди перешел к другой. Его рука опять проникла в самый низ ее живота, она выгнулась назад и задрожала от возбуждения, как только его палец проскользнул внутрь, возбуждая ее так, что она застонала.

— Дэвид, — стонала она. — Я чувствую, словно во мне что-то нарастает, не знаю, как…

Перед глазами Гвинет все плыло, и жар разливался по телу. Необходимость сделать что-нибудь, пусть даже ненужное, заставляла Гвинет все время ерзать.

— Держись за меня! — прорычал Дэвид.

Гвинет крепко обхватила его за шею. Дэвид встал, держа ее на руках, и перешагнул через край ванны. Они оба были обнажены, но Гвинет и думать забыла о своей наготе. Ее томило странное предчувствие, ей казалось, она парит над самым краем бездны, но тем не менее хочет туда упасть, и это заслоняло все доводы рассудка.

Дэвид опустил ее рядом с постелью. Нетвердо держась на ногах, она смотрела, как он схватил полотенце и откинул в сторону покрывало. Он был прекрасен: его мускулистая спина, его бедра и ноги, казалось, были вырезаны из мрамора. Боже, а его пенис! Не веря своим глазам, она уставилась на его внушительные размеры. Она, конечно, знала, как совокупляются мужчины и женщины, но все же с сомнением покачала головой.

— Мы совсем не подходим друг другу, — прошептала она.

Смех Дэвида прозвучал несколько натянуто. Когда он повернулся к ней с полотенцем в руках, в его глазах горел огонь желания.

— Я не причиню тебе боли, Гвинет.

Он осторожно промокнул ее волосы, обтер руки и спину. Пока он, похлопывая, вытирал ее груди, она смотрела, как на его плечах и руках играли мышцы. Как только он встал на колено и принялся вытирать ей ноги, между ног и выше, она замерла, затаив дыхание. Дэвид привлек ее к себе и языком обвел сосок, и у Гвинет вырвался слабый крик удовольствия.

— Позволь и мне вытереть тебя, — попросила Гвинет, когда он встал, и попыталась взять у него полотенце, но он не дал.

— В другой раз, — ответил он, поспешно вытираясь. — Сейчас этого не надо.

— Что ты имеешь в виду, говоря «в другой раз»? — удивилась Гвинет.

— Я попросил оставить ванну до завтра.

Дэвид потерся губами о ее губы, в уголках его рта затаилась дьявольская усмешка.

— Я намерен насладиться тобой по крайней мере раз десять до завтрашнего утра, как в ванне, так и вне ее.

Она тяжело вздохнула, что опять вызвало у него смех.

— Мне нравится твоя пылкость. Он подтолкнул ее к кровати.

— Мне нравится твоя тяга к приключениям.

— Ты думаешь, что я развратная? — прошептала она, когда он уложил ее в постель.

— Нет, я думаю, что ты красавица.

Его взгляд скользнул по ее телу. Она не могла спокойно лежать, когда он так на нее смотрел. Да, она была обнажена, но ведь она сама стремилась к этому, причем, как она помнила, очень давно стремилась. Сейчас больше всего ей хотелось принадлежать Дэвиду. Она хотела, чтобы он взял ее. Гвинет мечтала вновь ощутить то удивительное головокружение, которое случилось с ней минуту назад — когда она плыла в воздухе над самым краем бездны. И она была готова еще раз пролететь над бездной вместе с ним. Она раскрыла ему свои объятия, желая ощутить на себе тяжесть его тела. И он не заставил себя ждать.

— Люби меня, Дэвид.

Гвинет поцеловала его в подбородок и в уголок рта. Она прогнулась на постели в томлении и ожидании.

— Я не отдам тебя никому, Гвинет.

Дэвид коснулся широкой ладонью ее щеки, его синие глаза тревожно смотрели на нее.

— Ты сейчас станешь моей. И это навсегда.

Но тут разум Гвинет прорвался сквозь пелену наслаждения, и она заявила:

— Телесно мы близки. И пока мы любовники, я буду тебе верна.

Дэвид улыбнулся:

— Мы будем гораздо больше, чем просто любовники. Я хочу жениться на тебе.

— Не получится. Я уже выбрала себе мужа.

— Этот трусливый пес пусть отправляется в ад. Ты — моя.

Он припал к ее губам, одновременно лаская ее отвердевший сосок. Гвинет не могла оставаться спокойной под его ласками, но все-таки сумела сказать еще несколько слов:

— Я никогда не выйду за тебя замуж, Дэвид.

— Почему?

— Я уже объяснила тебе причину.

— Ну что ж, в таком случае я постараюсь, чтобы ты изменил свое мнение.

Гвинет судорожно сжала простыню, когда он принялся целовать и ласкать ее грудь. Пытаясь совладать с захлестывающими ее волнами блаженства, она посмотрела наверх, на плывущий над ними потолок.

— Только любовники. Это все, что я могу тебе обещать. Дэвид опять рассмеялся. Он руками раздвинул ей ноги, затем просунул под нее ладони и обхватил бедра.

— Ты и я, мы оба знаем, что все это ты хранила для меня.

Гвинет пришла в ужас от того, что он делал. Она задрожала от страха, когда он, стеная от вожделения, приподнял ее бедра. Это не походило на сражение, ведь у нее не было никаких иных желаний, кроме того, чтобы Дэвид и дальше продолжал делать то, что он делает. Она еще сильнее сжала простыню.

— Дэвид! — простонала она.

— Ты моя, Гвинет!

Она громко закричала от потрясения, но он заглушил ее крик поцелуем. Она беспомощно билась под ним, ни о чем не думая, ее переполняло изумление от восхитительного ощущения тепла и неги, которые огнем опалили ее. Внезапно Гвинет почувствовала, как ею овладела страсть, ее тело сотрясалось, она извивалась под ним. Через несколько минут Дэвид положил ее на подушки. Она ощущала, как внутри у нее перекатывались волны блаженства. Она не почувствовала боли, когда он овладел ею. В момент самой полной близости она почувствовала его внутри себя, она словно обволакивала его и одновременно растворялась в нем… Ощущение реальности возвращалось постепенно, подобно нежному ветру, медленно и неторопливо разгонявшему туман.

— Мы созданы друг для друга, — прошептала она, и это были единственные слова, которые она смогла произнести.

Дэвид опять рассмеялся. На этот раз это был смех удовлетворенного самца, довольного своей победой. Снова и снова он двигался в ней, и Гвинет охватила пульсирующая дрожь, она подстроилась под его ритм, а он постепенно увеличивал темп их любовного танца.

Разочарованный и одинокий, он искал утешения в объятиях других женщин, согласных подарить ему наслаждение. И всякий раз думал, что, может быть, ему удастся утолить мучительную тоску, терзавшую его душу. Впрочем, когда зима уступила место весне, он вдруг осознал, что стал игрушкой своих страстей. На смену Мелроуз приходила Либлз, девушки мелькали перед ним как в калейдоскопе, быстрая смена ощущений — вот что он искал. С каждой из них он проводил только одну ночь.

Девушки были молодыми или совсем юными. Некоторые даже недурны собой — так он, во всяком случае, считал. Но странно — он не помнил их лиц. Занимаясь с ними любовью, он представлял себе, что перед ним Эмма. Все они так или иначе напоминали ему Эмму.

Но ни одна из них ровным счетом ничего для него не значила. Как он ни пытался избавиться от крючка, на который Эмма его поймала, у него ничего не получалось.

Он пытался в лицах девушек разглядеть ее лицо, ее улыбку, но тщетно. Ни одна из них не принесла ему облегчения, которое могло бы утолить его тоску. Они не были Эммой, и он чувствовал себя проклятым и несчастным, и только Эмма могла бы вернуть ему радость.