Пока Дэвид читал вслух, Гвинет расхаживала вдоль окна туда и обратно, своим видом очень напоминая встревоженную кошку.
— "Стояло полнолуние, и в лунном сиянии замок Килдэлтон выглядел огромным алмазом над заливом Фирф-Лорн. Сильный ветер превратил море в восставшего злого дьявола, волны с яростным ревом бились об огромные скалы, на которых возвышалась крепость Кэмпбеллов.
Никто не ожидал в такую погоду появления небольшого парусного суденышка, которое чуть ли не летело над бурлящими водами залива. По всему было видно, что им управляет опытная рука.
У руля этого парусника стоял высокий человек в легких доспехах и плаще и что-то кричал матросу, который, взобравшись на единственную мачту, складывал парус. Третий спутник, по виду воин, сидел рядом с рулевым на баке, обхватив голову руками. Брызги воды на его сабле сверкали под лунным светом, но он, судя по всему, не был моряком. Глубокие вздохи то и дело срывались с его красиво очерченных припухлых губ, длинные пальцы лохматили огненно-рыжие волосы".
Тут Дэвид остановился, чтобы перевести дыхание.
— Что же мешает тебе читать про себя? — язвительно спросила Гвинет, перестав мерить шагами комнату.
Дэвид посмотрел на нее поверх книги:
— А ты разве сгораешь от нетерпения лечь в постель? Вот я и подумал, что тебе, возможно, понравится, как я читаю. Какое превосходное, захватывающее начало!
— Ты и правда так думаешь? — спросила Гвинет, и выражение ее лица смягчилось.
— Именно так. Я считаю, что предыдущий кусок написан блестяще. Ты позволишь мне вернуться назад и прочитать его вслух снова?
Гвинет сжала кулаки и потрясла головой:
— Я уже читала это.
— Ты знаешь, у меня такое чувство, будто я тоже читал это раньше. — Дэвид посмотрел на открытую страницу. — В этом рассказе есть что-то странно знакомое. Как будто я знаю, что должно произойти. Вот послушай: «Великан перевел взгляд со своего друга, страдавшего от морской болезни, на крепость, сиявшую в лунном свете и нависавшую уже прямо над ними, затем переложил руль, причем так легко повернул его, что, пожалуй, даже три человека не справились бы с этим делом лучше. Длинные черные волосы морского бродяги развевались по ветру, а невозмутимое выражение его лица лишь подчеркивало силу и ловкость мускулистого тела». — Дэвид поднял глаза и улыбнулся прямо в лицо Гвинет. — Он очень похож на одного из пиратов в твоих историях, которые ты когда-то рассказывала мне.
— Не мог бы ты уйти? Мне необходимо отдохнуть, — поспешно произнесла она, внезапно побледнев.
— Я уже тебе сказал, что никуда не уйду. — Дэвид вытянул ноги, поудобнее устраиваясь в кресле. — Что хочешь, то и делай. Я обещаю вести себя тихо.
— Дэвид, это просто невыносимо! — Она сделала к нему пару шагов и заговорила почти шепотом:
— Такие близкие отношения, как тогда, в дороге, здесь, в Гринбрей-Холле, где так много людей вокруг… Слухи, несомненно, достигнут ушей моей тетушки, и тогда…
— Она примет мою сторону и заставит тебя выйти за меня замуж? — закончил он добродушно.
— Нет! Она выгонит меня из дому и сообщит юристам дяди о моем позорном поведении. И меня лишат наследства.
— Это меня нисколько не волнует. Я женюсь на тебе, даже если у тебя не будет за душой ни гроша. Кстати, меня бы это вполне устроило, поскольку всяких трудностей стало бы меньше. Создавшееся положение затрагивает интересы слишком большого числа людей. — Дэвид закрыл книгу. — Ну, что скажешь, Гвинет? Тайный побег — удачный выход из положения. Мы поженимся до того, как леди Кэверс…
— Нет!
Гвинет круто повернулась на каблуках и поспешила к окну.
— Я сто раз говорила вам, капитан Пеннингтон, что не могу выйти за вас замуж!
— Черт побери, но почему? — Он бросил книгу на кресло и устремился к ней. — На сей раз никаких увиливаний. Я хочу получить ясный и откровенный ответ, без всяких недомолвок и уверток.
Гвинет повернулась к нему и протянула руку, удерживая его на расстоянии.
— Не подходи слишком близко. Для того чтобы сохранять ясность в мыслях, мне надо держаться от тебя подальше.
Но Дэвид ее не слушал и медленно приближался.
— Я не хочу, чтобы ты думала. Я хочу знать правду, а не ту разбавленную водичкой историю, которую, как ты считаешь, мне следует знать.
Гвинет шагнула в сторону и поставила между ними стул.
— Ты не готов к этому.
— Я готов, Гвинет.
Дэвид отодвинул стул и взял ее за руку.
— У нас не очень-то много времени. Меня одолевает предчувствие, что с прибытием Августы меня вовсе не будут рады видеть здесь.
— А ты считаешь, что сейчас тебя здесь рады видеть?
— Конечно.
Дэвид притянул ее к себе, и она почти упала ему на грудь. Она была слаба, больна и не могла сопротивляться… Дэвид воспользовался этим и поцеловал Гвинет в губы, не дав опомниться.
Ее протест выразился в форме нежного стона, губы ее раскрылись, чтобы он мог продлить поцелуй. Однако после минуты безумства рука Гвинет уперлась ему в грудь.
— Я не могу, Дэвид. Я не могу испытать все это снова после того, что увидела в твоих глазах в комнате Эммы.
— Что же ты увидела?
Она отступила назад:
— Ты по-прежнему ее любишь!
— Как ты можешь это говорить? — сердито спросил он. — Я смотрел только на тебя. Надеюсь, ты это заметила? Да будет тебе известно, меня интересуешь только ты и больше никто.
— Ты смотрел только на меня? — скептически хмыкнула Гвинет. — Но ты выглядел таким удрученным. Тебя охватили старые, ваши общие воспоминания. И ты не мог вспоминать свое прошлое, поскольку я была рядом.
— Ты самая дрянная… — Он тряхнул головой. — Тебе что, доставляет удовольствие давать волю своему необузданному воображению? Послушай, мы говорим о настоящей жизни, а не о выдуманных историях. Мои чувства к Эмме умерли, умерли давным-давно!
— Тогда почему же ты так себя ведешь? — упрямо возразила она. — Я зашла туда сегодня случайно. Я хотела узнать, любишь ли ты ее как раньше. В твоем сердце никогда не было места для кого-то еще. Она не отпускает тебя, и мне ничего не остается, как…
— Я покажу тебе, что остается! — Дэвид схватил ее за руку и потащил к двери.
— Куда ты меня тащишь?
Гвинет попробовала остановиться, но он сильным рывком заставил ее следовать за ним.
— Пришло время, когда ты раз и навсегда должна понять, что я испытывал к ней.
— Дэвид…
Но он не слушал ее лепета. Как раз в тот момент, когда он собирался открыть дверь спальни, в нее постучали. Дэвид распахнул дверь, и стоявшая в коридоре Вайолет отступила назад, а он потащил Гвинет к комнате Эммы, бросив на ходу:
— У нас с мисс Дуглас есть неоконченное дело в восточном крыле. Проследите за тем, чтобы нас никто не потревожил, пока я буду убеждать эту тупоголовую девицу, что она единственная, кого я люблю! И что она единственная женщина, на которой я хочу жениться!
Вайолет присела, пытаясь скрыть улыбку.
— Вайолет, не позволяй ему тащить меня куда-то! — взмолилась Гвинет. — Я не хочу никуда идти! Мне действительно вдруг стало плохо. — Она опять стала цепляться за предметы, стоящие в коридоре.
— Ты пойдешь туда сама, или я понесу тебя на руках! Выбирай, — твердо произнес Дэвид. Несколько слуг, проходивших мимо по коридору, прижались к стене, давая им дорогу, и Дэвид опять потащил ее за собой.
— Ты одурманен своим прошлым, — бормотала Гвинет, неохотно подчиняясь ему. — Ты можешь сходить туда и один.
— Тебя больше, чем меня, мучают воспоминания об Эмме. Давай разберемся в этом вместе. И Боже мой, давай сожжем в той комнате все, что там есть, лишь бы освободиться от памяти о ней, и тогда мы с тобой освободимся вместе. Понимаешь?
Гвинет подняла голову и расправила плечи. Ее зеленые глаза смотрели прямо на него, но Дэвид заметил в них неуверенность.
— Я все равно останусь при своем мнении.
— А я хочу кое-что тебе показать.
У Гвинет задрожали колени. Она в самом деле была напугана. То, что Дэвид намеревался сделать, приводило ее в ужас, даже если это давало ей возможность надеяться на счастливый финал. Его слова и поступки робким огоньком освещали конец темного туннеля, который пока что представлялся Гвинет тупиком. Но об этом вряд ли стоило думать сейчас.
Они остановились у комнаты Эммы. Дэвид толкнул дверь и пропустил ее вперед. Войдя внутрь, Гвинет обнаружила, что за последний час здесь ничего не изменилось. Присутствие Эммы ощущалось везде — тут лежали вещи, хранившие память о ней. Гвинет услышала звук задвижки, повернулась и увидела, что Дэвид запер за ними дверь.
— Я не хочу, чтобы нам мешали.
Что ей оставалось делать? Она вынуждена была подчиниться. Гвинет повернулась к открытому окну, чтобы не мешать ему осматривать комнату. На этот раз Дэвид внимательно рассмотрел все предметы, пока его взгляд не остановился на большом портрете Эммы. Это была работа сэра Джошуа Рейнольдса. Рама, усыпанная ярко-алыми розами, служила изумительным фоном для прекрасного лица Эммы, а также для ее белого платья. Гвинет вспомнила то время, когда этот портрет висел в Баронсфорде среди прочих портретов умерших и ныне здравствующих членов семьи Пеннингтон.
— Как мучительно верно портрет похож на оригинал. Можно понять Лайона, когда он не пожелал оставить его в Баронсфорде.
Дэвид подошел ближе и остановился перед портретом. Гвинет отвела взгляд в сторону. Она не знала, как ей справиться с ревностью, вспыхнувшей в ее сердце. Каждая пролетавшая секунда казалась ей часом. Внутри ее нарастало беспокойство, болезненно сжималось сердце, а Дэвид все разглядывал портрет. Страхи, которые мучили ее, теперь многократно усилились. Ведь она была далеко не так красива, как Эмма; Гвинет не хватало ее изящества и вкуса, ее обаяния — одним словом, всего того, чем она покоряла мужчин. И Гвинет испугалась, что сейчас Дэвид будет сравнивать ее с Эммой. Гвинет тут же вспомнила, как не очень давно Эмма стояла перед ней и перечисляла ей подробно все ее недостатки.
Эмма умерла, но ее дух по-прежнему мешал им жить.
— Думаю, что талант великого живописца состоит не только в том, чтобы передать броскую красоту изображаемой натуры, но также попытаться уловить подлинные черты характера. Сейчас, рассматривая этот портрет вблизи, я с изумлением заметил то, чего раньше не замечал.
Слова Дэвида привлекли внимание Гвинет. Она не увидела на его лице и следа тех терзаний, которые мучили его на протяжении двух лет после смерти Эммы. Его взор был прикован к картине.
— Сэр Джошуа верно схватил выражение ее лица, но взгляни на ее глаза. От них веет таким холодом, что прямо жутко становится. И посмотри на розы. Некоторые цветы отчего-то поблекли и завяли — видимо, их точит какая-то болезнь. Даже дерево кое-где, там, где краска начинает пузыриться и шелушиться, выглядит так, как будто внутри завелась гниль.
Гвинет взглянула на те детали, на которые обратил внимание Дэвид. Да, он оказался прав. Ей даже показалось, что у неба на заднем плане какой-то хмурый вид, хотя раньше оно всегда выглядело как обычное небо.
— Когда я мысленно возвращаюсь назад, то никак не могу припомнить, чтобы она хоть раз была со мной искренна. Я видел прекрасное лицо, чувствовал, как кровь пульсирует в ее жилах, но понятия не имел, что у нее на сердце и о чем она думает в тот или иной момент. Мне кажется, я никогда не знал Эмму, хотя полагаю, что сэр Джошуа Рейнольдс видел ее насквозь.
Гвинет были понятны чувства Дэвида.
— Я многие годы пыталась быть ее неразлучным спутником, — грустно заговорила Гвинет. — Но ей это очень не нравилось. Она терпеть не могла, чтобы кто-нибудь был к ней близок. Эмма не хотела, чтобы кто-то узнал или догадался, кто она такая на самом деле. Полагаю, что она вообще не нуждалась в подругах, с кем бы могла поделиться сокровенным. Она была очень скрытной.
— Ты слишком добра к ней. Я давно уже понял, что она интриганка, — возразил Дэвид. — Правда, мне потребовалось время, чтобы понять, что она лжет, когда считает это необходимым. Ее обещания почти всегда ничего не значили, если шли вразрез с ее желаниями.
— Ты по-прежнему озлоблен, потому что она предпочла тебе Лайона.
— Нет, я просто был обижен, и это продолжалось очень долго, потому что она играла со мной, перед тем как выбрать его.
Дэвид прошел чуть дальше, с любопытством посмотрел на наряды Эммы, взглянул на прислоненные к стене картины, а потом оглядел всю комнату.
— Я был молод, горяч. Она была первой женщиной, которая мне понравилась. Я был знаком с ней почти всю жизнь и считал своим другом. Разве я мог подозревать в ней ложь и фальшь? Мне казалось, что она отвечает мне взаимностью, и я верил ей. Я представлял, как мы будем жить вместе, потому что был в нее влюблен. Она знала меня, а я считал, что знаю ее. Я хотел ее, и она заставила меня поверить, что питает ко мне нежные чувства.
Да, все было именно так, Гвинет вспомнила то время. Он был действительно влюблен.
— Я помню обручение Эммы с Лайоном. Ты приехал в Баронсфорд, ни о чем не подозревая.
— Лайон все еще думает, что я ненавижу его за это. — Дэвид покачал головой. — Но он так долго отсутствовал, что не знал о моих чувствах к ней. Он не догадывался, насколько далеко зашли наши с ней отношения. Он до сих пор не знает о том, что я делал Эмме предложение за два года до него, — предложение, которое она не отклонила, а просто отложила на время. Так или иначе, а из этого ничего бы не вышло. Эмме был нужен мой брат, но главное — его титул и состояние.
Гвинет, так же как и Лайон, не знала о том, что Дэвид просил руки Эммы.
— Но в случившемся мне некого винить, кроме себя. Я не обращал внимания на очевидные признаки. Молодость и влюбленность ослепляют. А я был не только слеп, но и глуп.
Дэвид одним движением руки смахнул со стола коллекцию фарфоровых фигурок. Они ударились о стену и разбились вдребезги, но он не обратил на это внимания, впрочем, как и Гвинет.
— Я не был первым у Эммы, но предпочел не задавать лишних вопросов. Я сказал себе — лучше ничего не знать. Я не обращал внимания на то, что скорее всего расстроило бы нас обоих. Мне не хотелось думать, что у меня есть соперник, когда дело касалось ее симпатий. Но это было только начало. Мне следовало догадаться обо всем, когда Эмма уклонилась от прямого ответа на мое предложение о браке. У нее всегда было наготове какое-нибудь подходящее оправдание, но я раскусил ее, когда Лайон сообщил мне о своей помолвке с Эммой.
На Дэвида было больно смотреть. Гвинет облокотилась спиной о подоконник и начала разглядывать ковер на полу — красочный орнамент из переплетенных цветов. Оказывается, между Эммой и Дэвидом были гораздо более тесные отношения. Ей стало дурно при одной мысли, что ее кузина могла перебираться из постели одного брата в постель к другому, откладывая свой отказ выйти за него замуж до тех пор, пока не заполучила себе самого выгодного жениха.
— Я только начал свой рассказ и могу сообщить гораздо больше, чем тебе хотелось бы узнать.
Гвинет удивленно взглянула на него:
— Думаю, мне известно все, что происходило с ней.
— То, что происходило между мной и Эммой, было просто детской дружбой, которая со временем переросла в недолгий роман. Но рано или поздно это должно было закончиться.
Дэвид поднял руку, делая Гвинет знак помолчать, когда та попыталась что-то возразить.
— Когда я припер Эмму к стенке, требуя объяснений после объявления о ее помолвке с Лайоном, она ответила, что не обязана мне что-то объяснять. Она не давала мне никаких обещаний. Мне следует выкинуть ее из головы — это были ее слова. Для нас обоих все было кончено.
— Но ты не смог ее забыть. В жизни так не получается. В мыслях ты был вместе с ней еще несколько лет. Я видела, как ты страдал и как к ней относился даже после того, как она вышла замуж за Лайона.
— Любовь — это когда любят двое, — произнес Дэвид, вставая с кресла. — В тот день я понял, что Эмма никогда не испытывала ко мне никаких чувств. Она никогда не любила меня так, как я любил ее. Послушать ее, так я заранее знал, что меня просто использовали. Но в тот день у меня наконец-то открылись глаза. Я смог понять, кем она была на самом деле. Разумеется, мне потребовалось время, чтобы залечить свои раны. Выйдя замуж за брата, она стала членом нашей семьи, и мне нужно было найти способ как-то выйти из этого положения.
— Ты нашел не самый лучший выход, — вздохнув, заметила Гвинет. — Это было ужасно, когда ты перестал приезжать в Баронсфорд.
Дэвид подошел к ней, его взгляд сверлил ее насквозь.
— Ужасно — для кого?
— Для всех, — прошептала она. — Для твоей матери, Пирса, да и для Лайона тоже.
— А для тебя?
Гвинет едва заметно кивнула, а потом отвернулась. Они занимались любовью. Она с этим мужчиной вытворяла такие вещи, что вряд ли это можно было доверить страницам дневника. Даже теперь, просто глядя на него, она чувствовала, как внутри разгорается страсть.
— Мне приятно, что ты не похожа на нее, и спокойно оттого, что ты не пытаешься ей подражать. Меня всегда глубоко поражала девочка, какой ты была, и женщина, какой ты стала, несмотря на оказываемое на тебя давление.
Он уважал ее больше, чем она заслуживала. Оказывается, Дэвид знал ее лучше, чем она сама знала себя.
— Но если я когда-либо позволю, чтобы это перешло в нечто большее, — вздохнула Гвинет, — то, наверно, в тот же миг поменяюсь местами с Эммой.
— Не пойму, о чем это ты. Ты удивительна и красива, талантлива и умна. — Дэвид коснулся ее. — Ты даже готова отказаться от наследства, которому позавидовал бы любой. И никогда не будешь претендовать на Баронсфорд.
Дэвид приподнял ей подбородок, ожидая ответа.
— У Эммы был ты.
Выражение лица Дэвида смягчилось. Он ласково провел пальцем по ее нижней губе, а затем погладил по щеке.
— Где же тогда я действовал не правильно? Как ты ответишь на мое сегодняшнее предложение? Не ты отказалась от меня?
Гвинет тихо вздохнула. Она дотронулась рукой до его щеки, а затем склонила голову на грудь.
— Ты моя погибель, ведь я знаю, что не смогу без тебя.
— Тогда в чем же дело? — Дэвид заставил ее посмотреть на него. — Я люблю тебя сколько себя помню. И пожалуй, уже привык думать, что ты не питаешь ко мне никаких чувств.
Услышав эти слова, Гвинет прижала пальцы к его губам:
— Мне гораздо легче выйти замуж не по любви. Брак — это просто договор, и каждый из супругов идет по жизни своим путем, их связывает чисто деловое соглашение.
Дэвид взял ее руку и поцеловал в ладонь.
— Если исключить одно — каждому идти своим путем, — то из нашего брака можно сделать все, что угодно. Ты выходишь за меня, а я делаю все, что в моих силах, чтобы облегчить тебе бремя замужества.
Гвинет покачала головой:
— Это не годится. Если говорить о тебе, то мне невыносима мысль о сопернице. Я не могу делить свою жизнь с тобой и думать, что я занимаю только второе место в твоем сердце. Не хочу даже думать о том, что, занимаясь со мной любовью, ты можешь представлять вместо меня Эмму. Не могу даже…
— Да тебе и не надо думать об этом, — резко прервал ее Дэвид, поцелуем заставляя ее замолчать. Его губы жадно приникли к ее губам, и она охотно откликнулась на его призыв. Она вцепилась в него, чтобы он не заметил, как ей хочется сбежать.
— Ты единственная женщина в моем сердце. И все мои мысли только о тебе.
Гвинет почувствовала, что он несет ее к софе.
— Что ты делаешь?
— Ты видишь эту комнату? Ты видишь все то, что принадлежало Эмме? Ты видишь, как она смотрит на нас с портрета?
Она проследила за его взглядом и вдруг догадалась, о чем он думает.
— Только не здесь, Дэвид!
— Почему не здесь? На этой кровати, вместе с ней, следящей за нами.
Он скинул все с кровати и снова поцеловал ее.
— Я намерен заняться любовью прямо тут, посреди всего того, что принадлежало женщине, которая умерла и которую давно похоронили. Я хочу, чтобы ты знала — нам нечего бояться.
Гвинет уперлась руками в его грудь и попыталась оттолкнуть его, но ее тело восстало против этого. Она ответила на его поцелуй.
— Я хочу тебя, Гвинет, твое тело и твое сердце. Дэвид взял ее руку и положил на свой набухший член.
— Вот что ты делаешь со мной. Ты одна. Я хочу, чтобы ты кричала от страсти. Я хочу войти в тебя и почувствовать, как твое тело меня обволакивает. Я хочу, чтобы мы стали одним целым, чтобы это произошло здесь и сейчас, чтобы солнце светило над нами и своим светом озаряло наши мечты о счастье. Эмма не может помешать нам, Гвинет. Ее давно похоронили. Сейчас здесь только мы. Ты и я.
Гвинет прижалась губами к его шее и прошептала:
— Возьми меня, Дэвид.
Лорд Кэверс скончался тем же летом, когда его дочь вышла замуж за графа Эйтона. Приятелей у покойного было немало, но на похороны пришли только самые близкие.
Уолтер Траскотт присутствовал на похоронах в качестве члена семьи. Отпевание показалось дурацким спектаклем, и это ему совсем не понравилось.
Уолтер заметил, что вдова графа, леди Кэверс, даже не утирала слез, столь обязательных на похоронах. Августа едва сдерживала себя во время службы. После отпевания она сразу удалилась. Эмма и Лайон, которых все еще считали молодоженами, прибыли с каменными лицами и тоже чем-то расстроенные. Уолтер достаточно хорошо знал Лайона и чувствовал, что вот-вот разразится семейная ссора.
Ни Пирс, ни Дэвид прибыть не смогли. Уолтер получил письмо с соболезнованиями в адрес леди Кэверс от вдовствующей графини Эйтон. К сожалению, серьезное недомогание удерживало старую графиню в Лондоне, иона даже не могла выходить из дому.
Единственный человек, кто по-настоящему скорбел из-за кончины Чарлза Дугласа, была Гвинет. Ее горе невозможно было не заметить — пятнадцатилетняя девочка была искренна в своих чувствах. Уолтер от многих слышал, что лорд Кэверс был единственным ее другом. Кроме того, распространились и другие слухи — об оставленном ей немалом наследстве.
После похорон слухи сразу подтвердились. Лайон попросил Уолтера отвезти молодую графиню в Баронсфорд, поскольку он должен был заняться другими делами. У Уолтера не было выбора. Никого, кроме них, в тесной карете.
— С того дня как она впервые ступила под своды Гринбрей-Холла, я начала подозревать, какую игру она затеяла. Она украла все, что по праву принадлежит мне. Гвинет, ее зеленые глаза, мелодичный голос и тошнотворная праведность! А ее поведение? Как она себя послушно и скромно ведет! Крошка Гвинет — и ее угодливая улыбка, которую она всегда надевала на себя, когда рядом появлялся его сиятельство граф. Она ловко провела этого глупого старого бастарда!
— Она была и останется светлым лучом в этом доме. Она принесла счастье старому графу, — возразил Уолтер. — Ты могла бы кое-чему научиться у нее за эти годы.
— Черт возьми, это чему же? — огрызнулась Эмма. — Я не была его родным ребенком, и он знал об этом. И к чему мне было притворяться, будто я люблю его, когда и так все видели, что он терпеть меня не может. Старый осел показал это на деле, оставив все, что причиталось мне, Гвинет. Он даже ограбил собственную жену, оставив гораздо больше, чем полагалось, своей драгоценной племяннице, своему ангелу с бледным лицом, своей добродетельной ледышке принцессе, этой лживой сучке!
Уолтер почувствовал, что от этих слов у него волосы зашевелились на голове.
Она была невинной — но разве могла понять это Эмма? Ему стало обидно за графа, который теперь не мог постоять за себя.
— У тебя нет причин жаловаться. Лорд Кэверс относился к тебе справедливо. Тебя никогда ни в чем не ограничивали, пока он не умер. Он даже не намекал на то, что он твой отец. Он сделал все от него зависящее, чтобы ты могла найти себе достойного мужа.
— Как глупы люди, придающие репутации такое значение! — Она напряженно рассмеялась. — Все это такие мелочи!
Уолтер почувствовал на себе ее враждебный взгляд.
— Ты так говоришь, потому что теперь ты замужем и тебе нечего терять.
— Нечего терять?
Ее улыбка была столь же фальшивой, как и мушка на напудренной щеке. Она притворилась, что его слова ее не задели.
— Моя репутация с тех пор, как я вышла замуж, оказалась слегка подмоченной, и тут мне не в чем винить своего отца. Лорд Эйтон, мой высокочтимый супруг, в первую ночь после свадьбы был глубоко уязвлен тем, что я не девственница.
Уолтер почувствовал, как у него что-то сжалось в груди.
— Отчего это ты так внезапно побледнел, любовь моя? — Эмма дотронулась до его колена.
Она засмеялась и, откинув вуаль с лица, сняла ее. Вытащив шпильки, она потрясла головой, и тяжелая масса золотистых волос заструилась по ее плечам.
— Тебе не о чем беспокоиться. Лайон считает, что это Дэвид лишил меня невинности, а я отнюдь не стремилась рассеять его заблуждения. Хотя очень забавно было наблюдать за ним. Лайон так привык к мысли об одном мужчине, об одной связи, которая могла у меня быть. В то время как я знаю, что он затаскивал к себе в кровать разных женщин. Насколько же смешно устроены мужчины!
Уолтер отвернулся. Ему хотелось как-то уклониться от ее ядовитых стрел.
Эмма прислонилась к нему плечом.
— Сейчас ты тоже сердишься на меня. Но с какой стати, любовь моя? Ты ревнуешь? Ты не хотел бы узнать, чем отличается наша с тобой любовь от других? С Лайоном? С Дэвидом?
— Я не хочу, чтобы со мной так шутили, Эмма. Оставь меня в покое.
— Но я не могу оставить тебя. Ты должен понять это наконец.
Эмма снова дотронулась до его колена, затем просунула руку между его ног.
— Это было очень давно, Уолтер, но я не могу забыть того, что было между нами.
Она губами коснулась его подбородка.
— Мы можем ускользнуть в твой замок на несколько часов, чтобы заняться там любовью. Ты будешь делать со мной все, что тебе угодно. Никто не узнает об этом.
Он отбросил ее от себя с такой силой, что она упала на пол кареты.
— Буду знать! — прорычал он. — Но предавать свою семью — никогда! Ты замужем за моим кузеном, за человеком, которого я очень уважаю. Послушай меня, Эмма. Я оставил позади все, что было между нами, что случилось всего лишь однажды. И ничего между нами больше не будет. Ты слышишь меня? Ничего!
Ударив кулаком в стенку кареты, он приказал кучеру остановиться. И не успел экипаж замереть на месте, как Уолтер, открыв дверцу, выскочил из нее и устремился в лес, к реке.., подальше от этого кошмара.