Пылкий романтик

Глава 20

После спектакля Пен села в экипаж Джулиана, а не герцогини Эвердон, воспользовавшись толчеей, царившей на выходе из театра. Впрочем, сделала это она не настолько быстро, чтобы остаться незамеченной. По крайней мере две или три дамы увидели, с кем уехала Пен.

Не осталось незамеченным также и то, что экипаж направился в дом Леклера. А когда Джулиан и Пен, выйдя из экипажа, направились в дом, пара случившихся поблизости зевак наверняка призадумалась, почему сам Леклер не сопровождает их.

– Я думаю, что уже завтра утром Глазбери получит кучу анонимных писем! – усмехнулась Пен, развязывая ленты шляпки.

Поставив в угол свою трость, Джулиан оглядел комнату: круглый стол с двумя книгами на нем, простые стулья. Взгляд его задержался на кровати с высоким белым пологом.

– Наверняка получит, Пен! – кивнул он. – Наш план уже начинает работать. А то, что ты уехала в моем экипаже, еще сильнее подольет масла в огонь.

Пен вдруг замерла со шляпкой в руках. В тоне Джулиана ей послышалось что-то не то.

– На сегодня спектакль окончен, Пен.

– Что ты говоришь? Не понимаю! – испугалась она.

– Я хочу сказать, что достаточно и того, что я проводил тебя до дома. Остальное в, наш план не входит.

Пен похолодела. Недаром Джулиан сегодня весь вечер был какой-то не такой. Но что же случилось, в чем причина столь внезапного охлаждения? Пен не могла понять, теряясь в догадках.

– Что ж, – проговорила она, глотая обиду, – спокойной ночи, Джулиан. Ты не обязан играть свою роль, когда на нас никто не смотрит.

– Я говорю не о своих обязанностях, Пен. Я говорю о твоем чувстве долга.

– Джулиан, – вздохнула она, – только не надо, прошу, изображать дело так, что ради развода с мужем я пошла на какую-то там жертву. Не надо меня жалеть!

– Ты не поняла меня, Пен. Я совсем не об этом.

– Тогда о чем? Я действительно ничего не понимаю, Джулиан! Я вижу лишь, что сегодня ты какой-то не такой. Что случилось? Я была слишком резка с сеньорой Перес? Да, мне не нравится, когда дамы начинают слишком откровенно вешаться на тебя! Но, если хочешь, впредь я не буду реагировать так бурно. Буду знать свое место.

– Сеньора Перес здесь ни при чем.

– Так что же случилось? Ты явно чем-то озабочен, Джулиан!

Джулиан ответил не сразу. Пен чувствовала, что он мучительно подбирает слова.

– Когда я сидел в театре, – начал наконец он, – и наблюдал за той пьесой, что шла на сцене, я понял, что разыгрываю сейчас такую же пьесу. Нет-нет, я не об этом! Я не против ее разыгрывать. Но как только за нами закрылась дверь этого дома, я почувствовал, что спектакль закончен. План наш сработал, машина сплетен уже запущена. И нам больше незачем продолжать игру на публику.

– Наш роман начинался не как игра на публику, Джулиан!

– Тогда, в гостинице, я переспал с тобой, чтобы помочь тебе успокоить нервы. Я ласкал тебя, а передо мной словно стоял призрак твоего мужа.

Пен почувствовала, как все обрывается у нее внутри.

– Ты бросаешь меня, Джулиан? – прошептала она.

Он молчал. Никогда еще Пен не было так плохо. Ей казалось, что еще минута этой пытки и она умрет.

Джулиан подошел к ней и легко коснулся пальцами щеки.

– Тогда я переспал с тобой, потому что ты искала моральной поддержки старого друга, и я помог тебе. В театре мы изображали любовников, провоцируя сплетни. А если мы сейчас займемся любовью, то почему? Это бы уже означало, что я хочу тебя и ты хочешь меня. Нашему плану это ничем не поможет.

Пен молчала. Плану это, может быть, и не поможет. Но неужели, неужели Джулиан всерьез считает, что для Пен их связь ничего не значит, что она только использует его? Как еще сказать этому человеку, что она умрет от горя, если это прикосновение пальцев к ее щеке окажется их последней близостью?

Это прикосновение было почти неощутимым, но оно опьяняло Пен, кружило ей голову в тысячу раз сильнее, чем гораздо более откровенные объятия.

Джулиан стоял всего в одном шаге от нее – холодный, словно осенний день. Еще ничего не потеряно, еще можно его вернуть. Одно слово, один взгляд...

– Ты хочешь меня, Пен? – спросил он. – Не ради плана, не ради чего-то еще. Просто хочешь?

Пен хотела его каждой клеточкой своего существа. Она ясно осознавала это. И от этого хотела его еще сильнее.

– Хочу, Джулиан, – проговорила она. – Очень хочу! – В таком случае, – заявил он, – сейчас, когда мы с тобой одни, я хочу забыть на время о том спектакле, что происходит за окнами и зовется «высший свет». И я не хочу, Пен, чтобы между нами стоял призрак твоего мужа. Всем этим мы займемся днем. Ночь же должна принадлежать только тебе и мне.

Он начал раздевать ее, медленно снимая одежду. Несмотря на нежность его прикосновений, было в них и что-то властное, словно он предъявлял какие-то новые права на Пен. На этот раз все было другим: и то, как Джулиан смотрел на Пен, когда она предстала перед ним нагой, и то, как он, подхватив ее на руки, понес на кровать. И это возбуждало Пен до последней степени.

Наконец Джулиан овладел ею. Пен целиком отдалась ему, почувствовав полноту и гармонию: его сила прекрасно сочеталась с ее хрупкостью.

– Да, – проговорила она, – прекрасно, когда для близости нет других причин, кроме той, что ты хочешь меня и я хочу тебя! Впрочем, – добавила она через минуту, – причины есть: счастье, желание и страсть.

– Это прекрасные причины! – подтвердил он.

– И любовь.

Пен сама не знала, произнесла она это слово вслух или только подумала. Во всяком случае, сердце ее сказало это раньше, чем ум осознал. Это не любовь к старому другу. Как ни дорог старый друг, как ни тяжела разлука с ним, от такой разлуки никто не умирает. Пен же чувствовала, что умрет, если потеряет Джулиана.

Пен вдруг поняла, почему чувствует сейчас себя с Джулианом по-другому. Не потому, что между ними не стоит призрак Глазбери, не потому, что забыла о своих проблемах, а потому, что поняла: она любит его.

Джулиан наполнял собой все существо Пен. Она чувствовала его запах, дышала им, с губ ее срывалось его имя.

Потом они долго лежали рядом. Пен боялась пошевелиться, словно этим разрушила бы установившуюся между ними гармонию.

Так прошло несколько часов. Наконец Джулиан встал и начал одеваться.

Пен не хотелось, чтобы эта волшебная ночь так быстро закончилась. Ей хотелось, чтобы Джулиан остался, хотелось встретить с ним рассвет.

Присев на кровать, Джулиан наклонился к ней, чтобы поцеловать ее на прощание. В комнате было темно. Свечи уже успели погаснуть, и Пен не видела выражения его лица, но поцелуй красноречиво говорил о том, какие чувства сейчас он испытывает.

Пен дотронулась до его щеки.

– Мне хотелось бы... – начала она, но вдруг осеклась. Джулиан галантно поцеловал ее руку.

– Хотелось бы чего, моя леди? Я к вашим услугам. Одно ваше слово, и...

Пен улыбнулась. Джулиан напомнил ей их детские игры. Сколько лет их дружбе... Хорошо все-таки иметь не просто любовника, а близкого друга, с которым столько связывает.

– Мне хотелось бы, чтобы он умер, Джулиан. Прости меня, Господи, это ужасное желание, но я этого хочу, Джулиан! Мне так надоело все время скрываться ... вести эту игру перед светом.

Джулиан поцеловал ее в лоб.

– Поверь, родная, это скоро кончится. Скоро, очень скоро ты будешь свободной от него. А сейчас, прости, я должен идти. Хотя, Бог свидетель, я бы полжизни отдал за то, чтобы остаться.

Он поднялся и ушел, словно растворившись в темноте.

Джулиан вышел из дома черным ходом, через кухню, и не спеша шел по бульвару.

На душе у него было удивительно спокойно, несмотря на то, что этот вечер начинался для него довольно неприятно.

Сидя в театральной ложе, Джулиан не слишком реагировал на косые взгляды в свою сторону, но eго ранило то, как вся эта публика смотрит на Пен. А тут еще сеньора Перес со своими заигрываниями (нашла время!) некстати вызвала приступ ревности у Пен. Все это казалось Джулиану нелепейшим фарсом.

Его роман с Пен с самого начала был восхитительным, но вплоть до сегодняшнего дня этот роман существовал как бы искусственно, все время преследуя ту или иную цель.

С сегодняшнего дня он больше не войдет к Пен ради какой-то цели, кроме той, что он просто хочет ее, а она – его. Спектакль закончился. Нет смысла обманывать себя и друг друга, что они идут на близость ради какой-то цели. Не нужно изобретать предлога: сердце все равно не обманешь. Даже развод Пен с Глазбери – не главное. Главное, что их неудержимо тянет друг к другу.

Все эти годы Джулиан неизменно любил Пен. Много лет ему приходилось довольствоваться лишь мечтами и фантазиями. И даже став любовником Пен, он как бы не мог насладиться ею до конца: каждый раз для близости находился повод. Но так продолжаться больше не будет. Сегодняшняя ночь перевернула все.

Джулиана вдруг словно что-то кольнуло. Погруженный в свои мысли, он даже не мог сказать, что это было: либо звук, либо замеченное движение, либо что-то еще, но инстинкт самосохранения вдруг скомандовал: «Осторожно, опасность!» Реальный мир мгновенно и безжалостно ворвался в мечты Джулиана.

Возникнув словно ниоткуда, путь ему преградили две темные фигуры. Они не приближались – просто стояли, поджидая его.

Оглянувшись, Джулиан увидел третьего человека. Он стоял чуть поодаль и не давал ему отступить назад.

Леклер оказался прав: граф Глазбери действительно предпочитал менее благородные способы борьбы со своим соперником, чем дуэль.

Джулиан снял перчатки. Без них рука тверже держит трость, не так скользит. Он смело шагнул навстречу незнакомцам.

– Вы давно поджидаете меня, джентльмены? – усмехнулся он. – Наверное, продрогли уже. Ночь сегодня холодная! Похоже, граф не очень-то щепетилен с теми, кто работает на него, если заставляет их мерзнуть часами на улице! Как, впрочем, и не очень разборчив в выборе людей. На его бы месте я постарался подыскать кого-нибудь поумнее. Неужели вы всерьез думаете, что можно просто так напасть на человека в самом центре Лондона, хотя бы и ночью? Да стоит мне закричать «Караул!», как вас тут же повяжут!

– Сначала пусть нас поймают! – проворчал один из незнакомцев.

Джулиан вдруг не столько увидел, сколько почувствовал взмах руки. Молниеносно нагнувшись, он со всех сил ударил нападавшего своей тростью по ногам.

В темноте послышался звук хрустнувшей кости, затем звякнул выпавший на мостовую нож. Человек упал, слегка вскрикнув.

Сзади раздались шаги третьего бандита. Он спешил на помощь товарищам. Не став дожидаться его приближения, Джулиан таким же приемом сбил с ног еще одного.

Джулиан повернулся к третьему, держа трость наготове. Но тот не решился нападать, не желая, очевидно, разделить участь товарищей.

– Заберите этих идиотов, – сказал ему Джулиан, – и оттащите к тому, кто вас нанял, А графу передайте, чтобы он больше не подсылал ко мне людей в темных переулках. Если он хочет со мной драться, пусть, как честный человек, вызывает на дуэль. Я к его услугам.

Бандит стал помогать одному из своих покалеченных товарищей подняться. Оставив эту троицу на произвол судьбы, Джулиан продолжил свой путь, нарочито громко стуча своей тростью по тротуару. Слава Богу, что ему не пришлось, по крайней мере на этот, раз, использовать спрятанный в трости кинжал.

И слава Богу, что мистер Джонс и мистер Хенли сейчас «отдыхают» в ланкаширской тюрьме. Поэтому граф прибегнул к услугам менее профессиональных убийц. Джулиан не считал себя трусом, но знал свои силы. Он понимал: попадись ему сейчас вместо этой троицы Джонс и Хенли, этот вечер оказался бы для него последним.