Пылкий романтик

Глава 24

Пен подчинилась приказу Джулиана и сразу же отправилась в свою спальню.

Но пробыла она там недолго. Неизвестность слишком тог мила ее. Она перебралась в ту комнату, откуда в окно было видно переднее крыльцо.

Полчаса, проведенные в ожидании, показались ей вечностью. Неожиданно дверь распахнулась, и Пен увидела Джулиана в сопровождении двух незнакомых мужчин. Они сели в полицейскую карету и укатили.

Больше Пен ничего не видела. Хлынувшие слезы застилали ей глаза. Казалось, она тонет в океане слез. Боль разрывала все ее существо. Целую неделю Пен крепилась, чтобы не давать воли слезам, но то, что произошло сейчас, было последней каплей, переполнившей чашу ее терпения.

Она не знала, сколько прошло времени. Очнулась она оттого, что каким-то шестым чувством уловила: рядом кто-то есть. Пен подняла глаза. Футах в десяти от нее стоял Верджил, державший в руке фонарь. Поставив его на стол, Верджил подошел к сестре и сел рядом с ней на полу. Он обнял ее, желая утешить, но от этого она лишь разрыдалась еще громче.

Постепенно обессилевшая Пен затихла.

– Ты это знал! – прошептала она, уткнувшись в плечо Верджила.

– Знал, – ответил он.

– И ты позволил ему прийти ко мне, делать вид, что все хорошо... а сам знал, что сегодня за ним приедут?

– Он сам так захотел, Пен.

– Он выглядел таким счастливым. Я бы ни за что не догадалась, ни в жизнь!

Пен отодвинулась от брата, чтобы видеть его лицо. Она шмыгнула носом и вытерла глаза рукавом.

– Зачем ты это допустил? Иди к нему и скажи, что я не позволяю ему так поступать!

Верджил бессильно прислонился к стене.

– Я полагаю, это уже не в нашей власти, Пен.

– Должно быть, он сумел их как-то убедить, что убил графа. Он сделал это ради того, чтобы спасти меня!

– Тогда я тем более не смогу переубедить его. И не стал бы пытаться, даже если б и считал, что смогу.

– Что? – Пен показалось, что она ослышалась. – Ты одобряешь его план? На это же безумие!

– Ты моя сестра, Пен. Я поддержал бы любой план, лишь бы помочь тебе.

– Даже если в результате ни в чем не повинный человек сядет в тюрьму? Верджил! Ты же его друг, в конце концов!

Верджил молчал, избегая встретиться с ней взглядом.

– Верджил, скажи хотя бы... ты ведь не веришь, что он настоящий убийца?

Верджил по-прежнему молчал. Судя по его виду, он тщательно подбирал слова для ответа.

–Я спросил его об этом напрямую, – качая наконец Верджил, – а он промолчал. Но я все равно не верю в его виновность. Не потому, что он мой друг. Да, я не знаю, способен Джулиан кого-нибудь убить или нет. Но не в этом дело. Думаю, еще до убийства он хорошо понимал, что заподозрят в первую очередь тебя. Если бы не это, возможно, он уже давно бы убил его.

Пен усмехнулась, хотя сейчас ей было не до смеха.

– Надеюсь, ты не говорил всего этого полиции?

– Сказать по правде, Пен, он думал убить графа на дуэли. И вашу любовную связь Джулиан сделал достоянием гласности, потому что надеялся таким образом спровоцировать Глазбери на дуэль.

Дуэль... Пен вдруг почувствовала злость на Верджила. Нет, не может быть, чтобы Джулиан всерьез планировал убить графа, пусть даже на дуэли. Верджил все это выдумал, для того чтобы...

Но для чего понадобилась брату эта ложь, Пен не могла сказать.

А впрочем. Возможно, что это и правда. Джулиан ведь сам не раз говорил ей, что готов на все, лишь бы защитить ее. И тогда, в библиотеке, он, кажется, сказал, что сделает все, чтобы граф никогда больше не смог угрожать ей. При этом говорил так уверенно, словно этот вопрос был уже почти решенным. Раньше Пен не придавала значения подобным заявлениям Джулиана, видя в них лишь обычные клятвы влюбленного человека. Но оказывается...

Пен отказывалась что-либо понимать.

– Верджил, – осторожно начала она, – если ты считаешь, что он на это способен, что он это планировал, почему же ты все-таки не веришь, что это сделал он?

– Граф был отравлен. Если бы Джулиан хотел убить его, он не стал бы использовать такой трусливый метод. Он бы просто всадил в этого мерзавца кинжал.

– Ты что, вовсе и не собираешься помогать мне? Найтридж сердито мерил шагами камеру.

Впрочем, камера была слишком мала, чтобы можно было свободно ходить по ней. Но Джулиан знал, что эта маленькая клетушка – лучшее, что может «предложить» тюрьма Ньюгейт. Друзья его дали взятку тюремщику, чтобы ему были «созданы лучшие условия». Однако то, что он – дворянин и адвокат, тоже сыграло немаловажную роль.

– Тебе совершенно противопоказано влюбляться, – проворчал Найтридж, – от любви ты стал полнейшим идиотом! Как еще можно назвать того, кто придумал подобный бред? Скажи мне хотя бы, что ты говорил на допросе?

– Почти ничего. Разумеется, я не мог отрицать, что в ту ночь не был дома. Это противоречило бы показаниям дворецкого Леклера. Я сказал, что у меня нет свидетелей, которые могли бы подтвердить, что эти два часа я просто бродил по улицам. На вопрос о том, какие отношения у меня с графиней, я отвечать отказался.

– Бесполезно. О ваших отношениях знает, по-видимому, вся Англия.

– Все равно, как джентльмен, я не отвечал на подобные вопросы.

– Догадался хотя бы не признать открыто, что это ты убил – Разумеется, не признал. Зачем мне на себя наговаривать? Все сделают и без меня! Тем более что никто из моих друзей в это не верит.

– Черт побери, Джулиан, будь наконец серьезен! Речь идет о твоей участи!

Найтридж остановился, пытаясь успокоиться.

– Хорошо. Чтобы расставить все точки над i, попробую еще раз обрисовать ситуацию. Тебя подозревают в убийстве Глазбери. Серьезного алиби у тебя нет. О твоей любовной связи с графиней всем известно. Ты сделал ее достоянием гласности, надеясь, что это толкнет графа на развод. Надежды твои не оправдались: развода он ей не дал. Более того, начал требовать, чтобы она вернулась к нему. Он пригрозил завалить один проект, в который ты вложил большие деньги, зная, что финансового краха ты не переживешь. Он объявил это при всех, а ты при всех вызвал его на дуэль. Короче... – Найтридж в отчаянии покачал головой. – Дела твои плохи, старина!

– Это еще не все, Натаниэль. Ты еще не знаешь про бумаги.

– Какие бумаги?

– К следователям попали кое-какие мои бумаги, в которых я фантазирую, как убиваю Глазбери.

– Чудесно! – усмехнулся тот. – Просто замечательно! И как же они к ним попали?

– Извини, приятель, на этот вопрос я предпочел бы не отвечать.

Найтридж скрестил руки на груди.

– Да что с тобой, старина? Похоже, ты и впрямь задался целью попасть на виселицу!

– Главная моя цель, Натаниэль, – это отвести подозрения от графини. И я прошу тебя как друга: постарайся сделать все, что в твоих силах!

– Не уверен, что смогу быть ей полезен: Подозрения у полиции на нее все-таки останутся. Уж слишком она замешана во всем этом деле. А вот тебе, Хэмптон, я уж точно вряд ли смогу помочь. Не хочу подавать фальшивых надежд: дело твое дрянь! Твои игры зашли слишком далеко, старина!

Судьбе словно было угодно посмеяться над Пен. Не хватало того, что Джулиан находился в тюрьме, так еще целых три дня она была лишена свидания с ним, поскольку вынуждена была отправиться в Кембриджшир. Там, в имении решено было похоронить графа.

Самым большим унижением, пожалуй, было то, что Пен приходилось идти за гробом, изображая безутешную вдову. Она прекрасно знала, что все присутствующие молчаливо осуждают ее. Но рядом с Пен стояли братья. Своими каменными лицами они отбивали у них охоту бросать на Пен слишком выразительные взгляды.

После похорон, наслушавшись вволю дежурных соболезнований и плохо скрываемых шепотков за спиной, Пен вместе с Леклером и Данте прошла в дом, в библиотеку. Она хотела собраться с духом: предстоял еще поминальный ужин, где Пен должна была разыграть роль хозяйки перед всеми этими лордами и пэрами.

Пен никогда не чувствовала себя хозяйкой в этом доме. Покойный граф из всех своих загородных домов почему-то предпочел этот мрачный, стоящий в стороне ото всех особняк в Уилтшире. В этом доме никогда не звучал смех гостей, никогда не устраивались званые вечера. Граф любил совсем иные развлечения. Их он тщательно скрывал от посторонних глаз.

Данте и Верджил сели рядом с ней. Никто не проронил ни слова. Пен думала о Джулиане. Как он там, в тюрьме? Воображение рисовало ей самые мрачные картины. Пен хотелось о многом расспросить братьев. Она знала, что им известно больше, чем ей, но молчала. Расспросы были бы для них слишком болезненными.

Дверь библиотеки отворилась. На пороге показался седовласый джентльмен. Это был мистер Рамфорд – адвокат графа Глазбери.

– Позвольте спросить, графиня, – сухо произнес он, – нужен ли я вам? Если нет, я хотел бы вернуться в Лондон. – Всем своим видом Рамфорд показывал, что ему было неприятно общаться с Пен.

– Вы распорядились, чтобы во время следствия каждый из слуг графа оставался там, где он находился на момент его смерти? – спросила Пен (она знала, что этого требовал следователь).

– Да, мэм. Я также распорядился, если вдруг на имя графа придут какие-нибудь счета, чтобы все они пересылались на мой адрес. Вас это интересует?

Пен это мало интересовало. Она знала, что мистер Рамфорд – опытный, уважаемый юрист и отлично справится со всеми подобными делами.

– Вы связались с наследником покойного? – спросила она.

– Вы имеете в виду его племянника? Да, я отправил ему письмо. Он сейчас на Ямайке. Полагаю, печальное известие о кончине дяди дойдет до него не очень скоро. Ему нужно сначала привести в порядок свои дела. После отмены рабства у них там все по-другому. Пока он не приехал, ваше сиятельство имеет полное право жить в любом из имений покойного. – Последнюю фразу Рамфорд произнес с таким выражением лица, будто хотел добавить: «Не думаю, однако, что у тебя хватит на это наглости!»

Рамфорд вышел.

– Ну и наглец! – проворчал Данте. – Слова все вежливые – не придерешься. Но говорит таким тоном, словно в грош тебя не ставит!

– Скорее всего он так же, как и все остальные, считает меня виновной, – вздохнула Пен. – Впрочем, он практически меня не знает. Я видела его, кажется, всего лишь раз...

– Не переживай, что все так думают, – постарался успокоить ее Данте. – Людям свойственно верить сплетням. Но слухи, как правило, живут недолго.

Однако Пен знала, что это не так. Разумеется, сплетня о том, что она убила мужа, недолго будет самой свежей сенсацией. Наверняка вскоре появится какая-нибудь другая. Подозревать ее больше не будут. А это означает, что и без того узкий круг ее светских знакомых станет еще уже. Останутся лишь самые преданные подруги и друзья.

Но все это мало интересовало Пен. Все ее мысли были заняты человеком, сидящим в тюремной камере.

– Верджил, – сказала она, – я хотела бы увидеть Джулиана сразу же, как только мы вернемся в Лондон. Делай что хочешь: дай тюремщикам какую угодно взятку, но я хочу его видеть!

За час до рассвета Пен вошла в ворота тюрьмы Ныогейт в сопровождении Шарлотты и мистера Найтриджа.

– Нам с трудом удалось упросить тюремщиков, – произнес Найтридж.

Пен поняла, что слова «с трудом» означают лишь одно – большую сумму взятки.

«Интересно, какую?» – подумала она.

– Обычно подобные свидания допускаются лишь за день перед казнью, – сказал Найтридж.

– Это жестоко! – возмутилась Шарлотта. – Человек должен иметь право на свидание с друзьями!

Лицо Шарлотты скрывала черная вуаль, но Пен могла себе представить, как возмущенно сверкнули ее глаза.

– Увы, мэм, – мрачно усмехнулся Натаниэль, – я знаю не один случай, когда невинного человека вешали, даже не позволив ему проститься с родными! Я, конечно, не говорю, что это справедливо...

– Так добейтесь пересмотра закона, если считаете его несправедливым! – фыркнула Шарлотта. – Моей сестре не легче оттого, что кому-то еще тяжелее, чем ей!

– Если бы я мог утешить графиню чем-то иным, – проворчал он, – давно бы утешил!

Шарлотта хотела было ответить какой-нибудь колкостью, но Пен ее остановила, коснувшись руки.

– Прекрати, Шарлотта. Мистер Найтридж и так сделал все, что мог. Не мешало бы нам все-таки быть ему благодарными!

Шарлотта промолчала, хотя, очевидно, все еще дулась на Найтриджа.

Найтридж провел их по узкому коридору через мрачную проходную. За тяжелой массивной дверью оказалась небольшая плохо освещенная комната.

Человек, которого Найтридж представил как дежурного офицера, при виде их лишь едва кивнул и удалился.

Минуты ожидания тянулись долго. Пен, жившая последние дни в основном лишь тревогами и ожиданиями, отметила про себя, как странно человек воспринимает время в таком состоянии. Иногда часы пролетали, словно минуты, а иногда и минуты казались вечностью.

– Предупреждаю вас, графиня! – произнес Найтридж. – Вы можете найти мистера Хэмптона очень изменившимся. Тюрьма обычно накладывает на человека тяжелый отпечаток, а мистер Хэмптон здесь уже шесть дней.

Шарлотта взяла сестру за руку, желая подбодрить ее, но Пен за эти дни уже научилась и сама находить в себе силы бороться со своим горем. Подавленность уступила место новой эмоции – злости.

Офицер ввел заключенного. При виде его Шарлотта ахнула, Пен же, как ни крепилась, едва не упала в обморок.

Джулиан был в цепях.

Несмотря на это, он держался так же гордо и независимо, как если бы находился на светской вечеринке. Оков на руках и ногах он словно бы не замечал. Пен заметила, что он аккуратно выбрит. Это была еще одна небольшая привилегия, купленная скорее всего за взятку.

– Оставьте нас, – сказал Найтридж тюремщику.

– Не положено, сэр! – начал тот.

– Вы же видите, офицер, что арестант ведет себя смирно. Обе дамы – вдовы пэров, сам я, кажется, произвожу впечатление приличного джентльмена. Извольте оставить нас!

Офицер удалился, но явно неохотно.

– Ты не должна была приходить! – обратился Джулиан к Пен, как только дверь за тюремщиком закрылась.

– Мистер Найтридж не нашел в этом ничего плохого, – ответила та.

– Да, Джулиан, – подхватил Натаниэль. – Я полагаю, что графиня пришла с визитом к другу, который в беде. Светом этот визит будет оценен скорее всего исключительно положительно.

– Не уверен. Думаю, многими это будет интерпретировано по-другому, сам понимаешь, в каком ключе. Я ведь, кажется, просил тебя, Натаниэль, не делать ничего, что могло бы повредить Пен!

– И ты еще будешь поучать меня, – фыркнул тот, – что может повредить делу, а что нет? Меня, юриста, который на подобных делах собаку съел? Ты сам выбрал меня своим адвокатом, я тебя не просил. Позволь мне самому решать, что для тебя полезнее!

– Если вы считаете, что для пользы вашего клиента моя сестра должна рисковать своей репутацией... – начала Шарлотта.

Натаниэль вздохнул. Ничего не поделаешь, приходится терпеть некоторые вещи, если твоя собеседница – баронесса, а ты всего лишь адвокат.

– Дорогая баронесса! – начал он. – Позвольте напомнить вам: я согласился, чтобы вы сопровождали сестру, лишь с условием, что вы не будете ни во что вмешиваться. Иначе я вынужден буду настаивать, чтобы в следующий раз графиню сопровождала леди Леклер.

– Позвольте поинтересоваться, сэр, – прищурилась та, – почему вы полагаете, что имеете право диктовать нам здесь какие-то условия?

– Шарлотта, – сверкнула на нее глазами Пен, – я прошу тебя прекратить! Если считаешь нужным выяснять отношения с мистером Найтриджем, изволь делать это в другoe время! Я же пришла сюда для того, чтобы пообщаться с Джулианом.

Повернувшись к Джулиану, она сказала:

– Не беспокойся за меня. Мне нет дела до того, как будет интерпретирован в свете мой визит. Скажу более: абсолютно не волнуюсь, если кто-то станет считать меня твоей сообщницей. И я приду к тебе на суд, если мне, конечно, позволят.

Найтридж. прошел к двери.

– Баронесса! – обратился он к Шарлотте. – Если вы не возражаете, полагаю, нам с вами лучше ненадолго удалиться, чтобы дать графине возможность побыть с мистером Хэмптоном наедине. Офицера, я думаю, мне удастся уговорить, чтобы он позволил.

Найтридж кинул на Джулиана взгляд, в котором читалось предупреждение о том, что их отсутствие будет очень коротким.

Как только дверь за Найтриджем и Шарлоттой закрылась, Пен подбежала к Джулиану и обняла его.

– Не ругай меня... Не ругай... – прошептала она. – Молчи! Дай мне обнять тебя!

Обнять Пен Джулиану мешали оковы. Он просто поцеловал ее.

– Как я могу ругать тебя, Пен? – произнес он. – Я рад, что ты пришла!

– Неужели тебя все время держат в оковах? Это ужасно, Джулиан!

– Нет, в камере я сижу без оков. Их надели лишь на время свидания, чтобы я не сбежал.

У Пен отлегло от сердца. Представить себе, что Джулиан скован день и ночь, было бы невыносимо.

– Джулиан, – проговорила она, – я знаю, не ты убил графа. Зачем же ты наговорил на себя?

– Я не оговаривал себя. На допросе не говорил ничего, что не соответствовало бы действительности.

– Но ты и не пытался защищаться!

– У меня нет надежного алиби, Пен. Следствие считает, что этого достаточно, чтобы признать меня виновным.

Да, этого достаточно. Кому из следователей охота докапываться, как все было на самом деле? Подозреваемый есть, алиби у него нет. Чего еще надо? Не так ли было и с самой Пен, пока они не переключились на Джулиана? Он сделал это, чтобы спасти ее.

– Но ведь кто-то же убил его, Джулиан? Почему этого человека нельзя найти?

–А ты представляешь, какую кучу подозреваемых для этого надо переворошить? Ты и я – не единственные, кто желал его смерти. Пожалуй, не один десяток человек желали этого по той или иной причине.

«Желали – да. Я сама, прости меня, Господи, мечтала о его смерти. Но желать – еще не значит быть способным на убийство...»

В груди Пен вдруг поднялась черная волна злости. Пока Джулиан терпит унижения в тюрьме, кто-то спокойно гуляет на свободе, спит, ест, зная, что судить будут не его, а другого.

Пен обняла Джулиана изо всех сил, зная, что в ближайшие несколько дней его не увидит. Она слушала биение его сердца, вдыхала его запах, словно пытаясь запечатлеть в памяти каждую мелочь.

Пен вдруг почувствовала себя на удивление спокойной и решительной. Пора брать инициативу в свои руки, самой бороться за свое счастье. И Пен знала, что делать.