Глава 14

— Три дня? — в полном расстройстве, Мэтью с размаху падает на обитый бархатной материей диван.

— Два с половиной, если быть точным, — как всегда невозмутимо, отвечает Лоренс. — Я и так из кожи вон вылез, чтобы притащить тебя сюда так, чтобы никто ничего не заподозрил. Бедная девочка просидит безвылазно все выходные в гостинице, под звуки этой ужасной порнухи.

— Ты хоть заплатил ей по — человечески? — стараясь не показывать, насколько до безобразия он огорчен, Мэтью делает вид, что разглядывает потолочные фрески столовой. Он — то думал, что брат забирает его на все весенние каникулы.

— Я подарил ей машину. А еще сделаю так, что она напрочь забудет о том засранце, который разбил ей сердце прошлым летом.

— О… Мне ты не дарил машину.

— Я не могу подарить тебе ничего явного, Мэтью. Ты — бедный студент — первогодка — у тебя нет денег на проездной, не говоря уже о машине. Кстати, если помнишь, я устроил тебе стипендию.

Как не помнить.

— И гонки.

А вот за это отдельное спасибо — без содействия брата дикие ночные гонки в пустынной долине близ Сан — Диего, в которых он совершенно честно пришел вторым (пусть и на чужой машине), никогда бы не состоялись. И, в принципе, даже хорошо, что в своей обычной жизни он не помнит Лоренса и думает, что все так удачно складывается из — за его собственной крутизны и умения заводить полезные знакомства. На самом деле, ничего — то он не умеет. Разве что по пустыне гонять.

— Мы не можем видеться явно, и помогать явно я тебе тоже не могу. Я же объяснял, у меня АДОВА куча врагов, — в который раз, как маленькому ребенку, вдалбливает ему Лоренс. — А ты — моя Ахиллесова пята… Ну, вот скажи, что я буду делать, если мне начнут присылать тебя по кусочкам?

— Почему я не могу просто взять и переехать к тебе насовсем? Здесь — то меня уж точно никто не тронет, — он уже спрашивал это. Где — то, примерно, сто пятьдесят тысяч раз. Из — за испортившегося настроения ему просто хочется поныть.

Лоренс закатывает глаза.

— И что, проведешь в этом Замке всю свою жизнь? А рядом со мной она у тебя будет о — о — очень длинная.

Было бы здорово. Одна библиотека чего стоит. Не говоря уже о прочих развлечениях.

Явно прочитав его мысли, Лоренс встает, отрывает виноградину с грозди на огромном, золотом блюде и, закинув ее в рот, машет ему рукой.

— Идем. Раз у нас так мало времени, я тебе кое — что покажу прямо сейчас.

Мэтью поспешно встает и одергивает себя, чтобы не побежать вприпрыжку, вспомнив, что ему все — таки семнадцать лет, а не девять. Что бы там брат ни собирался ему показать, он точно знает, что скучным это не будет. Лоренс в принципе не умеет быть скучным.

Вместе они покидают роскошно обставленную столовую — как всегда, двери распахиваются перед братом и бесшумно закрываются за его спиной. Мэтью оставляет сумку валяющейся на полу, зная, что чудесным образом вещи будут поджидать его в выделенной ему спальне — распакованные и развешанные непонятно кем, или чем.

Угрюмыми коридорами идут они в недра стилизованного под средневековье Замка, в котором его удивительный брат живет и правит своими удивительными «подданными». В тех отрезках жизни, когда Мэтью помнит Лоренса, он бывал здесь уже много раз и чувствует себя куда комфортнее, чем дома. Он прекрасно мог бы здесь обустроиться — любая из пары сотен по — королевски обставленных спален в разы больше, чем вся квартира, которую он снимает с тремя шумными соседями. Его не пугают ни каменные своды, под которыми по ночам собираются непроницаемые тени, ни бесконечные лабиринты лестниц и переходов, ни холод подземелья с живущим там одиноким привидением. Он знает, что без воли на то брата, в Замке даже мышь не пропищит. Бывало пару раз, когда он терялся, шляясь по этим самым коридорам, и каждый раз, будто почувствовав его начинающуюся панику, во вполне глухой стене вдруг обнаруживалась дверь, или арка, или лестница, ведущая его в хорошо знакомое место, где, конечно же, уже сидел в каком — нибудь удобном кресле Лоренс с самодовольным выражением на лице.

Ну и плюс ко всему, здесь отличный WIFI, самая лучшая в мире еда, где — то миллион книг на всех языках и многокилометровые лесные угодья вокруг. Что еще нужно для счастья?

По дороге им встречаются уже знакомые Мэтью существа, счастливые обитатели Замка, приближенные из «свиты» брата — тонкорукая женщина — эльф с прекрасным, хоть и пепельно — серым лицом, а спустя пару поворотов — похожее на огромную моль суетливое чудовище, которого почему — то зовут Стивеном. И эльф, и «моль» при виде него превращаются в людей и кланяются, причем, свои отвратительные крылья Стивен больше не прячет даже и в «людформе» — знает, что Мэтью его больше не боится. «Свита» брата на самом деле гораздо многочисленнее. Лоренс принимает всех, кто готов отдать за него жизнь — разумеется, по — настоящему, а не на словах — он чувствует, если ему лгут. Но на время пребывания в замке Мэтью, он убирает всех, кому не доверяет абсолютно и безоговорочно — в том числе, и любовниц, ни с одной из которых Мэтью так и не довелось познакомиться. Никто не должен прознать, что у хозяина Темного Замка есть брат — людлинг, чтобы не воспользоваться пресловутой «Ахиллесовой пятой».

В той тайной жизни, в которой Мэтью приезжает к Лоренсу на каникулы, он давно знает, что мир полон многоликих существ, питающихся магией, а потому живущих чуть ли не вечно. Ведьмы, эльфы, гоблины и даже демоны — все это есть на самом деле, и еще много всякой нелюди и много жутких, совсем уж не человекообразных монстров. В той жизни Мэтью знает, что брат — наикрутейший Темный Властелин, от которого у всех поджилки трясутся, и которого все почтительно называют Лорд Мадуг — что по — гоблински означает «Повелитель Теней». Это что — то вроде Дарта Вейдера, только круче.

Брат умеет залезть человеку в мозги и заставить кого угодно корчиться от боли и выполнять его повеления. Приближенные понимают его без всяких слов, а он знает о каждой их мысли. Еще Лоренс умеет разрушать (или, как он говорит, деконструировать) какие угодно предметы, не прибегая к помощи рук, и весь этот Замок, находящийся где — то глубоко в сокрытых Землях, он построил чуть ли не одной только силой мысли. Мэтью знает, что обычные люди — людлинги, как здесь их называют — самые слабые из всех населяющих мир существ, но почему — то людлингов как — раз очень много, а всех остальных — очень мало, и все должны с людлингами считаться и прятаться за своими «людформами». Или не показываться вовсе, живя под землей и в тех же сокрытых Землях — территориях, недосягаемых простыми людьми. Брату и его приближенным все это очень не нравится, хоть Мэтью они и любят.

В другой своей жизни — обычной — Мэтью атеист, пофигист и скептик, не имеющий никаких братьев вообще, не верящий ни во что, кроме того, что можно увидеть и пощупать руками. Как и Лоренс, он тоже чувствует, где правда, а где ложь (хоть что — то сверхъестественное перенял от всемогущего родственника), но предпочитает это чувство игнорировать, если оно мешает привычному ему восприятию реальности. Мэтью — знающий уже много раз пытался отправить Мэтью — незнающему хоть какою — нибудь весточку — чтобы тот вспомнил о своей тайной, волшебной жизни — но все без толку. В своей паранойе Лоренс каждый раз настолько виртуозно стирает ему память, что весточки никогда не срабатывают. Не сработало даже подробное письмо, которое он отправил сам себе на и — мейл прямо из Замка — в своей второй, обыденной жизни Мэтью просто подумал, что кто — то взломал его пароль или пытается его разыграть, и стер письмо, а заодно сменил адрес электронной почты. Только разозлил тогда брата, и тот почти полгода не показывался и не приходил к нему на помощь…

— Как мама? — как всегда, чтобы поставить галочку, осведомляется Лоренс.

Мэтью пожимает плечами.

— Хуже, чем в прошлый раз, когда ты спрашивал.

— Ты навещал ее?

Мэтью кивает. Мама уже давно его не признает, и вообще никого не признает, но он продолжает ее навещать, надеясь непонятно на что. Лоренсу легче — он ее и не знал никогда. Брат присылал маме какого — то известного ведьмака — проколоть курс магических зелий, но ничего не помогло. Прогрессирующая шизофрения не лечится ни в одном из миров. Если сознание замутилось — пиши пропало, говорит Лоренс.

— Куда мы идем?

Брат делает загадочное лицо.

— Увидишь.

Вскоре Мэтью понимает, что идут они в подвал. Воздух становится прохладней, тени сгущаются, по мере того, как окна попадаются все реже и реже. Мэтью еле сдерживает нетерпение — подвал почти всегда означает что — нибудь жуткое — какого — нибудь невиданного и неукрощенного еще монстра, из тех, что брат время от времени привозит пополнить свой «зоопарк», растянутый по всей границе его угодий — в основном в качестве охраны от непрошенных гостей. А уж если он попал сюда как — раз под «укрощение» — это, конечно, здорово! Интереснее зрелища и представить себе трудно. Хотя лучше бы он просто остался здесь подольше, и даром не надо ему никаких укрощений…

Почувствовав, как всегда, перемену в его настроении, Лоренс толкает его кулаком в плечо.

— Будешь хандрить, скормлю тебя «астрологу», — обещает он.

Мэтью фыркает. Смешно даже не то, что брат грозится кому — то его скормить, а то, что «астрологом» они обозвали меланхоличного, ленивого крокодила, который умел завораживать очень достоверным изображением звездного неба в своих огромных, черных глазах — прежде чем вцепиться жертве в горло мертвой хваткой. Кто именно это придумал, они уже и забыли, а только прозвище приклеилось намертво — и надо сказать, подходило крокодилу гораздо лучше, чем его официальное, Внестороннее название.

Наконец, они спускаются на самый нижний уровень, где нет никаких окон вообще, и куда никогда не проникает солнце. По стенам, через каждые три метра горят аккуратные, маленькие факелы с голубым пламенем внутри. От их неровного света тени прыгают то вправо, то влево, становятся то больше, то меньше, будто бы их уже идет не двое, а целая армия… Темный Лорд и его верная свита — усмехается Мэтью, а вслед за ним, явно подсмотрев его мысли, усмехается и Лоренс.

Вдали последнего коридора — чугунная решетка, которая при их приближении плавно уходит вверх. За ней совершенно темное пространство, непонятных размеров и глубины. Лоренс останавливается в двух метрах от входа в это пространство и дает Мэтью знак остановиться тоже. Без единого движения гасит свет по всему коридору, оставшемуся за их спинами, и все вокруг погружается в прохладную, беспросветную тьму. Проходит полминуты, но Мэтью не беспокоится. Он знает, что все это неспроста и брат явно чего — то ждет от этой темноты. И все же еще через минуту ожидания ему становится скучно, и он начинает переминаться с ноги на ногу и демонстративно вздыхать.


— Ш — ть… — властно цыкает Лоренс и в этот момент Мэтью понимает, что снова может видеть — неяркое свечение откуда — то из — за той самой поднятой решетки делает пространство вокруг них слабо, но все же различимым. Он щурит глаза, всматриваясь. Неторопливо покачивая ветками, будто от легкого ветерка, подсвеченное непонятно откуда льющимся светом, перед ними стоит изящное, разлапистое…

— Дерево? — в недоумении спрашивает Мэтью.

Лоренс хмыкает.

— Как тонко подмечено.

— И что в этом интересного? — Мэтью посылает брату четко выраженный сигнал недовольства, и мгновенно получает ответ — явное разочарование в его умственных способностях.

— А тебя не удивляет, как оно растет здесь — в подвале, в полной темноте?.. Как шевелит ветвями без ветра? Посмотри на его корни…

Он смотрит. И чувствует, как его челюсть начинает отвисать сама по себе. Дерево не только сидит всей корневой системой на голом, каменном полу, оно еще и… ходит! Перебирает своими здоровенными корнями, будто танцует медленный танец.


— Как…

Удовлетворенный его реакцией, Лоренс делает шаг вперед. Дерево замирает.

— Что это за хрень?

Делая еще один осторожный шаг по направлению к удивительному существу, Лоренс протягивает к нему руку, будто успокаивая.

— Это не хрень, Мэтью. Это штука называется Древо Жизни.

Все еще под впечатлением, Мэтью крутит головой.

— И, кажется, я знаю почему.

Еще один шаг вперед. Лоренс кивает.

— И не только поэтому.

Мэтью хочет подойти поближе, но брат останавливает его легким качанием головы. И тут же, точно угадав, что подбирающийся к нему человек отвлекся, дерево бросается на него всеми ветвями, высоко подпрыгнув на пружинистых корнях. Мэтью вскрикивает, и Лоренс еле успевает остановить острую, как бритва, листву в полуметре от своего лица. Возведенная вокруг них невидимая преграда отбрасывает воинственное Древо обратно в клетку и, потеряв равновесие, оно заваливается на бок. Одним только раздраженным взглядом Лоренс поднимает непокорное создание в воздух и оставляет его там повисеть — наверняка, чтоб остудить пыл.

— Ты уверен, что это Древо Жизни, а не… кое — чего другого? — бормочет Мэтью, переведя дух.

Лоренс неожиданно смеется.

— Что, мелкий, наложил в штаны?

И, словно фокусник из шляпы, достает откуда — то из темноты большую клетку… Мэтью высоко поднимает брови… с двумя крупными, желтогрудыми птицами, похожими на дубоносов. Одна из этих птиц лежит на полу клетки, явно бездыханная. Вторая, нахохлившись, сидит рядом, косит на них понимающими черными, выпуклыми глазами.

— Это ведь… — Мэтью склоняется к клетке. Он уже в курсе, что сознание может обитать в любых формах. Птица склоняет голову в ответ. — Не просто птицы, да?

— Да, Мэтью. Это — зумэ. Их Внесторонняя форма, как видишь, крайне удобна для существования в Общем Мире.

Лоренс открывает клетку, и живая птица склоняется над мертвой, положив на нее голову — совсем уж не «птичьим» движением. Затем расправляет крылья, вытягивает шею и, подпрыгнув к распахнутой дверце, склоняется уже вся, будто кланяется.

— Лети, Солли, пока я не передумал, — приказывает Лоренс. — Чтоб ты знала, он этого не стоит.

Явно торопясь, пока Темный Лорд «не передумал», Солли — птица выпархивает из клетки, и, покружив под потолком, будто для храбрости, стрелой устремляется прямо на хищное, все еще подвешенное в воздухе дерево.

Мэтью в ужасе зажмуривается.

Раздается хлопок, будто кто — то шлепнул на своей ноге комара и, открыв глаза, он растерянно наблюдает за тем, как легкие светлые перышки опадают под толстые корни. Ничего себе, Древо Жизни…

— Зачем ты меня сюда привел? — недоумевает Мэтью, отступая на шаг назад. Ему вовсе не по нраву такие «развлечения».

Игнорируя его вопрос, Лоренс опускает непокорное дерево на пол, и то с видимым облегчением начинает снова перебирать корнями по полу, будто пританцовывает. Сразу после этого, брат сует руку в клетку и достает оттуда оставшегося, мертвого зумэ. Подержав обмякшую птичью тушку на ладони, будто раздумывая, он издает вдруг пренебрежительный звук… и швыряет ее в сторону Древа Жизни. Только что пинка не дает. С глухим стуком, мертвая птица ударяется о ствол и приземляется рядом с корнями.

— Жизнь за жизнь, Мэтью, — объясняют ему наконец. — Так это работает.

Толстые корни наползают на мертвое тельце, выкидывают тонкие, гибкие стебли, и те обхватывают его, затягивая внутрь ствола. Внезапно загораются по стенам голубые факелы — без сомнения, Лоренса рук дело (а точнее, его мозгов) — в подземелье становится светло, и Мэтью видит, как сквозь продольные трещины в коре начинает проступать темно — красная влага, будто дерево сочится кровью. Кривыми, блестящими ручейками кровь стекает вниз, под толстые корни Древа Жизни, капли звонко разбиваются о каменный пол. Постепенно под деревом образуется лужа — она ширится, наполняется и расползается, переливаясь через собственные края, превращаясь в маленькое багровое озеро. Озеро крови.

— Кровь за кровь… — непонятно откуда вспоминает Мэтью.

Резким, взрывающим тишину всплеском гладкая поверхность озера вдруг вспенивается. Мэтью вскрикивает от неожиданности и почти отпрыгивает назад. Внезапно оказавшись глубокой, лужа выбрасывает из себя худого, обритого наголо человека — слепого от крови, залепляющей ему глаза. Человек хватает ртом воздух, барахтается, отплевывается и, наконец, перекинувшись через края и подтягиваясь на трясущихся руках, вылезает на каменный пол. Он все еще ничего не видит и погружен в свои собственные ощущения — вытирает лицо, облизываясь и плюясь, отряхивает руки, разбрызгивая кровь по полу и стенам. И не только кровь — словно чешую, человек снимает и стряхивает с плеч слипшиеся птичьи перья.

Лоренс, брезгливо морщась, отходит на пару шагов назад. Будто вторя ему, Древо Жизни удовлетворенно вздыхает всеми листьями и также откатывается в сторону. Это тот самый мертвый зумэ, только в людформе — догадывается Мэтью, успевший в своей тайной жизни повидать уже немало чудес. Похоже, что Дерево оживило умершего человека — птицу, забрав жизнь его подружки! Подтверждая его не озвученную догадку, Лоренс кивает, а окровавленный зумэ наконец прозревает. Ошалелым взглядом он оглядывается, явно не соображая, где находится.

— Что это?.. — щуря глаза, он всматривается в фигуру Лоренса. Мэтью все еще вне границ его видимости. — Я умер?

Лоренс хмыкает.

— Еще как. Но, к твоему счастью, я вовсе не апостол Петр.

Человек садится на пол, осматривает себя и, наконец, понимает, что липкая жидкость между его пальцами — вовсе не вода. Резким движением, он оборачивается и буквально отшатывается от лужи застывающей уже крови, которая только что родила его заново. Поднимает глаза на ушедшее в тень Древо Жизни и, будто не веря, крутит головой.

— Она сделала это?.. — не то утверждает, не то спрашивает он.

Лоренс пожимает плечами.

— Глупо, конечно, с ее стороны. Но какие у меня были варианты? Бедная Солли совершенно потеряла голову. Стала бесполезной, в этих своих… страданиях. Неосторожной. Ее все равно скоро поймали бы…

Внезапно до человека — птицы доходит, что о Солли говорят в прошедшем времени. Он хватается за голову и протяжно воет. У Мэтью будто камень опускается на сердце, он хочет уйти, но понимает, что должен остаться. Потому что все это, вместо обычных нестрашных страшилок, ему показывают не просто так.

— Зачем ты позволил ей? — Зумэ вскакивает и неожиданно кидается на Лоренса. — Зачем?!

И повисает в полуметре от пола, схваченный и вздернутый в воздух невидимой силой. Обеими руками он хватается за то, что держит его за шею и пытается отодрать это нечто. Лоренс, сунув руки в карманы брюк, спокойно обходит его кругом.

— А тебя крепко приложило той стенкой, мой пернатый друг. Как думаешь, скоро Древо проголодается опять? Мне не помешает заряд Жизни для другого, более достойного кандидата…

Мэтью видит, что человек — птица начинает медленно задыхаться, и понимает, что, если он не вмешается, Генрих добьется того, что по всей видимости, страстно желает в своем неутолимом горе. Стоит ли мешать тому, кто хочет умереть?

Стоит, решает Мэтью и мысленно кидает Лоренсу — «Может хватит уже? Вроде как за него жизнь отдали».

«Весьма опрометчиво», — отвечает Лоренс, но отпускает несчастного, и тот мешком падает на пол.

— Твоя жена поклялась мне в верности, Генрих, — сообщает он жадно глотающему воздух зумэ. — А ты обязан ей жизнью. Ты в курсе, что это означает.

Тот обреченно кивает, но тут же мотает головой.

— Я не смогу без нее жить… — стонет он.

Лоренс испытующе вглядывается в него, и по уже знакомому взгляду Мэтью понимает, что тот незаметно роется у Генриха в мозгах, наверняка проверяя, насколько глубоки его страдания, и решает, нужен ли ему еще один страдалец.

— Сможешь, — решает он, наконец.

Прочная решетка закрывается, оставляя Древо Жизни танцевать медленные танцы в полной темноте и тишине, ожидая свой очередной «выход».

Лоренс молча указывает головой в ту сторону, откуда они пришли, и Мэтью понимает, что он собирается покинуть человека — птицу.

— Даю тебе три дня, Генрих, чтобы прийти в себя, — они уже почти уходят, когда Лоренс оборачивается и добавляет. — И советую поменять форму. Птицам проще…

Зумэ все еще не обращает на Мэтью внимания, поглощенный собой, и Мэтью рад этому — неизвестно еще, как бы Лоренс отреагировал, начни тот задавать вопросы. Свернувшись на боку калачиком, Генрих начинает медленно уменьшаться в размерах, по частям покрываясь перьями. Не в состоянии оторвать глаз от превращения человека в птицу, Мэтью останавливается и смотрит. Руки зумэ скукоживаются и становятся крыльями, грудь покрывается белым пухом, лицо вытягивается и обзаводится толстым клювом. Наконец, птица — Генрих вскакивает на тонкие ножки, взмахивает коричневыми крыльями и улетает прочь по коридору.

А братец тот еще психопат, ни с того ни с сего думает Мэтью.

«Все еще желаешь провести свою жизнь в Темном Замке?» — доносится до него холодная мысль.

Так вот зачем ему все это показывали. Чтоб испугался, разочаровался или что — нибудь в этом роде.

— Не дождешься, — вслух говорит он, сует руки в карманы джинсов и, нарочито вразвалку, идет вперед. Постояв пару секунд, Лоренс усмехается и идет следом, догоняя его уже через пару шагов.

Загрузка...