Рай с привкусом тлена

Я реву, как раненый зверь, во всю мощь своих легких, и ныряю под меч — боги, он снова в атаке, и когда только успевает?! Сшибаю свой щит с его лезвием — и, о чудо! — Смерч открывает бок. Всего один удар — и победа за мной… вот только мне не нужна смерть этого бойца. От досады скрипнув зубами, увожу острие в сторону и оставляю между ребер противника скользящий порез. Так не пойдет, мне надо выбить меч из его руки — да так, чтобы лишить его возможности атаковать…

Смерч издает короткий вопль, но, словно не замечая боли, разъяренной коброй бросается на меня. Еще миг — и наши клинки скребут друг о друга, сомкнутые у гард. Враг скалит зубы, рычит как пес, тужится изо всех сил, чтобы достать мое лицо кончиком меча, а у меня в нечеловеческом усилии стонут все мускулы в теле. Живот превращается в камень, помогая ногам держать упор, жилы на руках готовы взорваться от напряжения; едва заметный рывок — и Смерч отступает, мечи расцепляются, мы вновь кружим вокруг невидимой оси, готовые немедленно схлестнуться вновь.

Не давая опомниться, Смерч повторяет атаку, обрушивая на меня серию сокрушительных ударов. Мне удается отразить их все, но правая рука превращается в сгусток пульсирующей боли. Чувствую, как предплечье деревенеет, движется тяжелее и медленнее. Выбрав момент, отвлекаю внимание противника обманным маневром, бросаю щит на песок и перекидываю клинок в левую руку. Губы Смерча кривит легкая ухмылка, он пытается отпихнуть щит ногой, одновременно направляя клинок мне в живот, но я ухожу от удара, перекатываюсь на песке и подхватываю щит правой.

Рев толпы врывается в уши, а в темных глазах песчаного дьяволенка мелькает растерянность. Следующий удар проходит мимо цели. Еще выпад: я резко меняю наклон туловища, и Смерч, ожидавший блока мечом, с ужасом на лице теряет равновесие. Массивное тело подается вперед, и тяжелый меч почти по самую гарду зарывается в песок. Эта ошибка могла стать моим триумфом: мне достаточно вонзить лезвие в незащищенную спину противника, и бой окончен. Но я ограничиваюсь невинной хулиганской выходкой: пинаю крепкий поджарый зад так, что Смерч валится в песок.

В воплях зрителей отчетливо звучит недовольство, и это плохой знак. Толпа требует зрелища и крови, а не скоморошьих кривляний. Даю Смерчу возможность подняться и атаковать.

Выпад за выпадом: он напирает, а я отступаю, уводя его по кугу вдоль бортика арены. Его рука тоже не высечена из камня и заметно слабеет. Я то и дело замечаю, как кончик вражеского меча начинает мелко дрожать. А вот это хороший знак. Надо дожимать.

Меняю тактику и вновь атакую Смерча со всей яростью, на которую способен. Он теряется, хотя и пытается этого не показать. Мой меч уже оставил несколько неглубоких порезов на его плечах, боках, бедрах. И все же парень не сдается, обнажает зубы в хищном оскале и рычит во всю мощь свой глотки, умело отводя от себя смертельные удары.

Мне удается основательно его вымотать к моменту финального маневра. Сделав обманный выпад, подныриваю под щит Смерча, полосую лезвием внутреннюю часть бедра, падаю на песок, уходя от контрудара, зажимаю между голеней вторую его ногу и валю противника на спину. Быстро вскакиваю, одним коленом давя ему на грудь, а другим прижимая руку над локтем, направляю острие меча в углубление над ключицей…

...и теряю дыхание от острой боли.

Некоторое время мы оба в изумлении смотрим друг на друга. Мышцы между ребер судорожно сжимаются, обхватывая холодное лезвие клинка, пронзившего мой левый бок. В глазах темнеет от боли. Пытаюсь сделать вдох — получается лишь отчасти, воздух входит в легкие со свистом, напоминающим стон.

— Сдавайся, — с натугой шепчу на выдохе, стараясь совладать со спазмом, сдавившим ребра.

Пустынный Смерч разрывает зрительную связь и неуверенно косит глазами в сторону своего плеча. Острие меча погружено в его плоть над ключицей почти на два пальца. Стоит мне лишь слегка надавить на меч или просто навалиться сверху, лишившись сознания, — и лезвие перерубит кровеносную жилу. Кровь толчками хлынет наружу, и никакая перевязка в этом месте не сдавит жилу так, чтобы спасти храбреца от неизбежной смерти.

Подобно противнику, я решаюсь взглянуть вниз, на свой бок. Вражеский меч вошел в меня до самой гарды и вышел наружу сзади. Чудо, что я до сих пор еще жив и способен мыслить. Рука Смерча все еще крепко держит рукоять, но вытащить клинок он не сможет, пока я крепко прижимаю его локоть коленом к песку. Рвануть клинок левее, добивая меня, у него не получится: не хватит усилия в пережатой руке, а я в это время успею вонзить свой меч глубже и утащить парня за собой прямо в пекло.

Боль наплывает волнами, но разум на удивление проясняется. Досада жжет похлеще боли. Вот недоумок! Так глупо напороться на меч в одном шаге от победы…

— Сдавайся, — повторяю я, с усилием разжимая зубы. — Ты же видишь, тебе не выжить.

Уголки черного рта вздрагивают, когда Пустынный Смерч вновь встречается со мной взглядом. В его глазах я читаю недоверие. Он уверен: стоит сдаться, и я зарежу его, будто молочного поросенка.

— Сдавайся, и будешь жить, — теряя терпение и жизненные силы, твержу я.

Как долго я смогу протянуть в сознании? Кровь из раны льется не так уж обильно: лезвие запирает сосуды внутри и спасает меня от кровопотери. Но если клинок извлечь…

— Разожми пальцы, — шепчу я сдавленно, стараясь не стонать. — И подними руку вверх. Клянусь, я не убью тебя. Ты мне нужен.

Пустынный Смерч колеблется еще пару мгновений и наконец отпускает рукоять. Не сводя с меня глаз, медленно поднимает руку, признавая поражение. Досадливое жужжание пронзает уши: толпа гудит, словно рой потревоженных пчел. Кажется, в этом гуле не слышно восторгов. Оно и понятно: благородные господа ожидали, что один из нас в муках умрет, роняя кишки на песок… Но мне все равно. Терпеливо дожидаюсь окрика распорядителя и осторожно вынимаю лезвие из ключицы Смерча.

Подбегают рабы, помогают ему встать на ноги. Я жестом отклоняю помощь и поднимаюсь сам. Застрявший во мне меч неприятно отягощает бок, и я стараюсь защитить левую сторону от случайных касаний. Распорядитель смотрит на меня и застрявший во мне меч с подозрением, будто ожидая, что я вот-вот испущу дух, однако все-таки поднимает мою правую руку, дергая так резко, что у меня вновь темнеет в глазах.

Из круга я ухожу сам, слабея с каждым шагом. А за решеткой меня подхватывают чьи-то крепкие руки. Последнее, что я вижу, перед тем как провалиться в кромешную темноту, это озабоченное лицо старика Гидо.

— Вельдана!

Голоса вокруг меня словно плавали в густых сливках, сливаясь в единое гудение и лишь время от времени разделяясь на отрывистые слова.

— Вельдана, ты меня слышишь?

Кажется, это голос Диего. Веки почему-то налились тяжестью и оттого плохо слушаются. В нос ударил резкий запах камфоры, и я со стоном повернула голову, уворачиваясь от него.

— Она приходит в себя, господин, — произносит тихий незнакомый голос. Или знакомый? Кажется, я уже слышала его раньше.

Ах да, Тея. Рабыня дона Вильхельмо, прислуживающая дамам в уборных Арены. Что она делает здесь?

— Вельдана, открой глаза! Ты в порядке?

Не без труда я приподняла тяжелые веки. Лицо Диего, склоненное надо мной, показалось мне неестественно бледным. И теперь до меня доходит, почему я здесь и что произошло.

В порядке? Как я могу быть в порядке, когда Джая убили на моих глазах?

Я тихо заскулила, подтянув согнутые в коленях ноги к животу. Низ живота мерзко тянуло, и я накрыла его ладонью.

— Тебе плохо? Живот болит? — участливо забормотал надо мной Диего, и тут же рявкнул на рабыню так, что я вздрогнула: — Да не стой ты столбом, позови кого-нибудь, моей жене нужен свежий воздух!

— Да, господин.

Наверное, я еще раз лишилась чувств, потому что в следующий раз очнулась уже в карете, которая мерно раскачивалась на мостовой. Моя голова лежала на коленях Диего, а его прохладные ладони не позволяли ей мотаться из стороны в сторону.

— Диего… — застонала я, ощущая неприятную тяжесть внизу живота, и свернулась калачиком на сиденье, подтянув колени к груди.

— Потерпи, Вельдана. Постарайся не двигаться. Я уже послал за доктором Сальвадоре.

— Пусть… его привезут… в поместье…

— Кого? Доктора Сальвадоре? — удивленно поднял брови Диего и взмахнул передо мной надушенным платком. — Ясное дело, его привезут в поместье. Или ты бредишь?

— Джая… Не отдавай… его тело… Вильхельмо…

— Тело? Хорошо, если он умрет, я распоряжусь, чтобы его тело привезли домой…

— Если?.. — в моей душе всколыхнулась невозможная надежда. — Если?.. Так он не…

Неужели Джай жив? Но как это возможно? Я же сама видела, что у него из спины торчал окровавленный меч!

— Этот раб и правда здоров как бык, — усмехнулся Диего, осторожно промакивая испарину с моего лба. — Не поверишь, но он ушел с арены на своих двоих, это с мечом-то в брюхе!

Боже всемилостивый! Неужели это правда?!

— Он… он…

— Не волнуйся, ему помогут. И привезут домой, живым или мертвым. Только не волнуйся, прошу тебя…

В покои меня отнес на руках один из телохранителей — рослый и сильный, как скала. Прикрыв глаза, я на мгновение представила, что меня несет Джай… Однако запах смазывал впечатление — от этого раба терпко пахло мускусом, совсем не похоже на запах Джая.

Живот снова скрутило спазмом, и я охнула, прижимая ладони к корсажу. Едва меня уложили на постель, вокруг суетливо захлопотали служанки. Лей коротко велела Сай принести воды и ароматные растирания, а сама, нахмурившись, взглянула на мои руки, плотно прижатые к животу.

— Болит, госпожа?

— Н-не знаю… То хватает, то отпускает… Что-то не так…

— Кровит?

Лей бесцеремонно задрала ворох моих юбок и осмотрела внутреннюю часть бедер. Я неловко заерзала, пытаясь поправить одежду, чтобы защититься от чужого пытливого взгляда.

— Ничего, пока ничего… — забормотала Лей, слегка успокоившись и поглаживая меня по голове. — Ничего пока не произошло. Лежите спокойно, госпожа, и постарайтесь расслабиться. Ноги вот так, чуть согните в коленях. Дышите глубже, вам нужен свежий воздух. Вы слишком бледны, это нехорошо.

Ласковый тон Лей вселял надежду в то, что и правда ничего страшного не произошло. Если я потеряю Джая, то потерю его ребенка не переживу ни за что в жизни. Я постаралась послушно расслабиться и задышала глубже и ровнее. Лей тем временем ловко расшнуровала корсаж и стянула с меня верхнее платье. Подошедшей Сай велела заварить успокоительных трав.

Дон Сальвадоре прибыл на удивление быстро. Коротко расспросив Лей и Диего о случившемся, он выставил Диего за дверь, а Лей, по моей настоятельной просьбе, позволил остаться. Я схватила ее за руку и держала так крепко, будто от нее зависела моя жизнь.

— Кровотечение есть? — лекарь деловито приподнял подол моей нижней рубашки, но я, вспыхнув, придержала одежду.

— Нет, господин, — поспешила заверить его Лей. — Я проверяла.

— Это хорошо, — складка между черных бровей доктора слегка разгладилась, и он не стал смущать меня дальше. — Прошу вас расслабиться, донна Вельдана, и довериться мне.

Он деликатно положил ладонь мне на живот через ткань рубашки и осторожно прощупал, едва ощутимо надавливая в разных местах.

— Мышцы слишком напряжены. Но пока, похоже, ничего непоправимого не случилось. Вам необходим отдых, донна Вельдана, и желательно долгий крепкий сон. Я напою вас каплями и останусь на некоторое время, чтобы убедиться, что все в порядке. Нервозность будущей матери совершенно ни к чему.

Не выпуская руку Лей, я послушно выпила лекарство и натянула легкое одеяло до самого подбородка.

— С ребенком все будет хорошо? — сонно моргнула я, почему-то ощущая невероятную усталость.

— С ним все будет прекрасно, если вы сей же час прекратите волноваться.

Я посмотрела на Лей, чувствуя, как по вискам скатываются жгучие слезы.

— Джай… прошу… помолись за его жизнь…

Я видела, как шевелились губы Лей, как мягко светились ее глаза, но ответа уже не слышала, мгновенно провалившись то ли в лихорадочное забытье, то ли в спасительный сон.

Если бы кто-нибудь спросил меня, чего я не люблю больше всего на свете, я бы ответил: валяться без дела, выздоравливая после ранений. Гидо заштопал меня добротно, как и всегда, и когда миновал период, которого он опасался, и меня отпустила лихорадка, с его усталого сморщенного лица сошло выражение вечного беспокойства.

— Наверное, твоя мать заговорила тебя от смерти при рождении, — ворчливо произносит он, сняв повязки и осматривая свежие струпья на ранах. — Заживает как на собаке. Мало того, что меч не задел почку, так еще и ребра целы. И никаких тебе внутренних кровотечений, да хоть нагноения!

— Тебя бы порадовало, если бы было наоборот? — выжимаю из себя ухмылку.

— Меня бы порадовало, если бы ты наконец прекратил драться. Тебе тридцать лет, куда тебе тягаться с молодыми?

— Но я победил! — не могу сдержать некоторого самодовольства.

— И снова слег в постель, — ворчит Гидо, смазывая мне раны вонючей мазью. — Благодари Творца, глупый хвастун, за то, что он не покинул тебя на поле боя.

— Я лучше поблагодарю Смерча за ошибку, а тебя за умение исцелять.

— Мальчишка! — гневно сверкает глазами Гидо.

— Ты только что говорил обратное, — напоминаю не без досады. — Как остальные?

— Живы, — коротко отвечает старик, сердито поджав тонкие губы. — Твой побежденный уже вовсю лупит мечом столбы на площадке, а тебе еще лежать и лежать. И как ты только умудряешься так побеждать?

— Может, перейдешь к нам? — интересуюсь вкрадчиво — и уже не в первый раз. — Зачем тебе оставаться у Вильхельмо? Донна Вельдана будет платить тебе не хуже, а работа та же.

Гидо вздыхает, устало потирая виски.

— Не могу. Ты знаешь, сколько жизней зависит от того, насколько и быстро и грамотно лекарь может оказать первую помощь? Вы там, на Арене, рубите друг друга на куски, не имея ни капли жалости. А если Вильхельмо наймет вместо меня не лекаря, а мясника вроде Сальвадоре, у многих парней не останется шансов.

Я недовольно хмурюсь, но не могу не признать, что Гидо прав. Я еще не встречал за годы мытарств на юге лекарей, столь преданных делу, как предан ему этот несгибаемый старик. Что говорить — не раз он и меня собирал по кусочкам, упрямо выдирая из самого преддверия пекла… А чего стоит жизнь бойцового раба, которому на роду написано живописно погибнуть на Арене, в усладу жадных до крови взоров благородных господ?

— Ну что ж, оставлю тебя на попечение этой девушки, Лей. На диво смышленая молодая особа. Не будь она рабыней, из нее могла бы выйти недурная сестра милосердия.

— Мы все могли чего-то стоить, не будь рабами, — недовольно морщусь, когда Гидо вновь спеленывает меня повязками.

— Ах да, чуть не забыл! — спохватывается старик и с сухим щелчком бьет себя ладонью по лбу. — Мне прислали странную записку. И на ней твое имя. Ума не приложу, что это может быть и кто ее написал.

Мое сердце на миг останавливается в странном предчувствии. Выдохнув, я протягиваю руку и хватаю клочок плохо выделанной бумаги, где тонким углем выведены смазанные знаки. Большей частью цифры и символы тайного пиратского шифра. Не без труда понимаю, что означает записка. Дюжина рабов и пять аркебуз по весьма привлекательной цене будут дожидаться меня не дольше месяца в месте, зашифрованном в виде широты и долготы. В координатах цифры переставлены определенным образом — так, чтобы случайно обнаруживший записку свидетель ни за что не догадался об истинном смысле послания. Надеюсь, я сумею правильно растолковать эти цифры.

— Благодарю, — дрожащими пальцами сворачиваю записку и сжимаю в ладони. — Это добрые вести.

— От кого? — тусклые глаза Гидо вспыхивают надеждой. — От твоих родных? Тебя собираются выкупить?

— Нет, — задумчиво качаю головой. — Это послание от старого приятеля. Благодарю, что передал его.

Вскоре Гидо покидает меня в некоторой растерянности, и на его месте появляется Лей. Выполняя распоряжения лекаря, расставляет на столе приготовленные отвары и заставляет выпить один из них.

— Как здоровье госпожи? — интересуюсь будто бы невзначай.

— Улучшается, вопреки твоим стараниям, — глаза дикой кошки вспыхивают недобрым огнем. — Скоро ей разрешат вставать с кровати.

Пропускаю мимо ушей колкий выпад.

— Она все еще злится на меня?

Мне в самом деле важно знать, насколько сердита на меня Вель. Лишь когда я в горячечном бреду узнал, что ей стало плохо во время боя, до меня дошло, какую глупость я совершил. Она могла от волнений потерять сына! Самую большую ценность, которая у меня появилась. Но ведь кто бы мог подумать, что она так разволнуется!

— Сдался ты ей! — раздраженно ворчит Лей, уходя от ответа. Но, призадумавшись, все-таки сообщает: — Не знаю. Она почти все время молчит. Делает вид, будто слушает, когда я ей читаю, а сама думает о своем.

Я пытаюсь представить, о чем может думать Вель, прикованная к постели, и теряюсь в догадках.

Помолчав и взглянув на меня искоса, Лей добавляет:

— Госпожа ежедневно справляется о тебе. А ты о ней. Разумеется, это не мое дело, но… что-то есть между вами, да?

— Ты права. Это не твое дело.

Лей пребольно нажимает пальцами на мои ребра поверх раны и склоняется над моим лицом.

— Мог бы быть и повежливей, злобный боров.

— А ты могла бы быть и поласковей, — с шумом втягиваю воздух, считая звезды в глазах. — И чем ты только полюбилась Зверю, гремучая змея?

— Такому, как ты, этого никогда не понять, — криво усмехается Лей, но оставляет меня в покое. — Госпоже передать что-нибудь?

— Передай, — облизываю потрескавшиеся губы, — передай, что отныне я буду послушен, как ангел. И попроси, чтобы она берегла себя.

Лей брезгливо поджимает губы, подхватывает окровавленные тряпки, служившие мне перевязью, и направляется к выходу.

— Постой, — окликаю ее, перебирая между пальцев грубый обрывок бумаги. — Позови ко мне Зверя.

— Ты как? На вид уже не смахиваешь на свой собственный труп, — подчеркнуто весело скалится Зверь, в то время как его внимательные глаза пытливо ощупывают мое лицо.

Сам он все еще в бинтах и держит раненую руку на перевязи, но хотя бы не приговорен к постели вредным старикашкой Гидо.

— Мой труп еще способен сделать мертвецами других, — самоуверенно фыркаю и приподнимаюсь на локте, кивая в сторону двери. — Что у нас там? Спокойно?

— Да, все в порядке, — поспешно кивает Зверь, но от моего взгляда не ускользает то, как быстро Зверь отводит глаза.

— Эй! — хмурю брови и смотрю на него с подозрением. — Я не заслуживаю правды? Что ты скрываешь?

Зверь косится на меня темными, как маслины, глазами. Вторая пасть нервно подергивается вокруг его настоящего рта.

— Позапрошлой ночью случилась потасовка. Дикобраз перешел черту и задушил Грифа.

Мой язык намертво прилипает к гортани. Я тупо таращусь на Зверя, не в силах поверить в услышанное.

— Об этом… кто-нибудь знает?

— А то как же. Нашелся умник, кликнул стражу, аркебузиры заковали Дикобраза в кандалы, заткнули рот тряпкой и привязали к столбу. А утром доложили господину.

— И что господин?

Зверь судорожно сглатывает и опускает взгляд.

— Дикобраз умирал долго. У всех на виду.

— Адово пламя… я ничего не слышал!

— Ему залили рот воском. Бедняга не мог даже кричать.

— Что происходит? — бездумно скребу пятерней по отросшей щетине. — Как мы дошли до такого?

Мы встречаемся глазами и оба понимаем, как подобное могло случиться. Вспоминаются голодные взгляды, что провожали тонкую фигурку Вийе. Взгляды, которыми бойцы смотрят на Вель. На Лей. На рабынь, что приносят еду.

— Как Изен? — едва шевелю пересохшими губами.

— Хозяйничает, — чуть улыбается Зверь своим мыслям. — Скребет, чистит, моет. Не беспокойся: Жало всегда держит ее и детей под присмотром. Да и у твоих дверей каждую ночь сменяют друг друга двое.

— Это лишнее.

— Не лишнее. Зависть — не лучший союзник. Твое главенство не всем приходится по вкусу.

Его слова заставляют меня задуматься о другом.

— Скверно. Но я позвал тебя не за этим.

Зверь вопросительно приподнимает бровь.

— Ты нужен мне… на свободе.

Теперь обе брови Зверя ползут вверх, причудливо изгибаясь в густом орнаменте татуировок.

— К тебе вернулся жар? Ты бредишь?

— Нет. Слушай.

И я, решившись, рассказываю ему о своем замысле от начала и до конца, без утайки. Недоверие на его лице сменяется изумлением, а затем — почти благоговейным страхом.

— Ты безумец, Вепрь…

— Я это уже слышал, и не раз. Теперь скажи мне, готов ли ты разделить мое безумие.

Зверь судорожно сглатывает, не сводя с меня глаз.

— Но… почему я?

— А кому еще я мог бы доверять, как самому себе?

— Ну… например, Жало? Ведь он страстно желает свободы, отчего бы тебе не отпустить его? Он сделает для тебя все, что угодно…

— Нет. Все естество Жала сосредоточено на его семье. Получив свободу, он вскоре забудет о нас. А нам могут потребоваться месяцы, а может, и годы. Мне нужна истинная преданность. Ты можешь подумать и сделать выбор, но думай не слишком долго.

— Мне нечего думать, — чуть слышно заявляет Зверь. — Я готов. Но… как ты скажешь об этом госпоже? Ведь она наверняка поинтересуется, почему ты просишь отпустить именно меня, а не кого-то другого?

— Это и в самом деле непросто, — признаю я, неосознанно потирая раненый бок. — Вель почти наверняка сделает так, как я попрошу, но она не сможет объяснить это мужу. Ведь ты, без всяких сомнений, лучший боец среди наших. И приносишь господам хорошие деньги.

Зверь вопросительно смотрит мне в рот, будто оттуда должно выглянуть не что иное, как их халиссийское божество.

— Но у меня есть план. И он должен сработать.

Зверь остается у меня до самого вечера. Мы говорим обо всем, начистоту, обсуждая будущее в мельчайших подробностях. И лишь в конце, собираясь уходить, он неуверенно бросает:

— Как думаешь, если все получится, госпожа отпустит со мной Лей?

Его вопрос ранит меня сильнее, чем сумел ранить меч Пустынного Смерча.

— Хаб… Госпожа, разумеется, захочет ее отпустить, ее даже не придется просить. Однако… Лей не место рядом с тобой. По крайней мере, до дня перемен.

Зверь меняется в лице. В его глазах отражается неверие, боль от предательства, закипающий гнев.

— Но… почему?!

— Сам посуди, — утомленно растираю потяжелевшие веки. — Она — женщина. Тебе придется объяснять ей, почему ты держишь рабов, почему столько, почему ты обучаешь их стрелять. И даже если ты попросишь ее держать язык за зубами… Хаб, подумай еще раз: нам могут потребоваться годы. Если она сболтнет об этом хотя бы одной живой душе…

— Я понял, — с натугой выдыхает Зверь.

— Это не навсегда, — спешу заверить я. — Если она действительно любит тебя, то дождется. Кроме того, ты сможешь видеться с ней, когда будешь наведываться в Кастаделлу.

— Нет, ты не безумец, Вепрь, — задумчиво произносит Зверь. — Ты сам дьявол. И будь я проклят, если ты не добьешься своего. Или не утащишь нас всех с собой в пекло.

====== Глава 42. Поцелуи удачи ======

Комментарий к Глава 42. Поцелуи удачи Глава пока не бечена

К завтраку я спустилась только в пятницу утром, в первый раз за прошедшую неделю. Диего встретил меня с улыбкой, а Изабель — с внимательным беспокойством.

— Ты уже хорошо себя чувствуешь, милая? Голова не кружится? Живот не болит?

— Уже давно не болит, матушка, — спокойно ответила я, усаживаясь за стол. — Не могу больше лежать, умираю от скуки. Да и дон Сальвадоре сказал, что никакой угрозы больше нет.

Тихая и незаметная, но сноровистая рабыня тут же поставила передо мной прибор. Я потянулась к кофейнику, но Диего мягко перехватил мою руку.

— Доктор говорил, что кофе тебе пить вредно. Подожди немного, для тебя приготовят ягодный отвар. А пока попробуй сока.

Я улыбнулась ему в ответ: искренняя забота мужа была мне невероятно приятна.

— Ты сегодня не будешь задерживаться допоздна? Я бы хотела прогуляться с тобой к морю, если не будет дождя.

— Нет, собираюсь вернуться еще до обеда, — ответил Диего и почему-то взглянул на мать. — После хотел бы еще съездить к губернатору, но это можно и отложить.

— Сынок, но разумно ли… — обеспокоенно вмешалась Изабель и осеклась, когда Диего предупреждающе поднял руку.

— К губернатору? — удивленно переспросила я. — Но зачем? Эстелла ди Гальвез объявилась?

— Нет, это касается Туманных островов. Пираты бежали из своего логова, поджав хвосты, и Саллида заявила свои права на территорию архипелага. Однако мало кто хочет исследовать это гиблое место — его считают заклятым, — Диего криво усмехнулся. — Наверное, именно потому мне как первопроходцу решили выделить во владение один из островов. На мой выбор. Пока не знаю, зачем он мне, но дареными землями так просто не разбрасываются.

— О! — только и вымолвила я. — Поздравляю, милый. Конечно, тебе надо поговорить с губернатором. А мы можем прогуляться и завтра.

Диего проглотил кусочек овечьего сыра и деликатно прочистил горло.

— Кстати, насчет завтра… Мы с мамой считаем, что тебе больше не стоит показываться на Арене. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока ты не родишь. Лишние волнения тебе ни к чему.

— Согласна, — ответила я с огромным облегчением. — Но… мне не хотелось бы, чтобы из-за меня откладывалось участие в играх. Ты ведь можешь ездить на Арену и один и делать за меня ставки.

Диего вновь переглянулся с матерью и задумчиво прожевал ломтик ароматной дыни.

— Ты уверена, что хочешь этого? Мы можем распродать рабов, их охотно купят за неплохие деньги…

— Нет-нет, я не хотела бы терять доход, — поспешно запротестовала я. — Мне не хочется быть обузой для семьи.

— Ты никогда не была для нас обузой, Вельдана, — Диего сердито свел брови у переносицы. — Что за глупости? Ты моя жена и можешь по праву пользоваться моим состоянием!

— Но я вовсе не это имела в виду… — забормотала я растерянно. — Ведь столько усилий вложено, и вообще…

— Ничего, не волнуйся, — спохватился Диего и мягко накрыл мою руку ладонью. — Я сделаю так, как ты захочешь. Завтра я поеду на Арену, если это порадует тебя.

От сердца отлегло. Даже подумалось, что легкое недомогание невольно сослужило мне добрую службу: теперь малейший признак волнения на моем лице приводит свекровь и мужа в ужас. Трудно удержаться от соблазна покапризничать вволю.

— Ты не будешь возражать, если я сегодня навещу Джая? — я посмотрела на Диего широко раскрытыми невинными глазами. — Надо будет обсудить с ним планы на завтра.

Он обменялся тревожным взглядом с матерью, заставив меня напрячься, но, уловив легкий кивок Изабель, широко улыбнулся мне.

— Как пожелаешь. Но тебя проводит Хорхе. И дождется тебя, пока ты не уладишь там дела.

— Зачем Хорхе? — недовольно скривилась я.

— Для твоей безопасности. Прошу тебя, не спорь со мной. Я хочу быть спокоен за тебя, пока буду в Сенате.

Я в раздумьях покусала губы.

— Надеюсь, Джая не будут заковывать в кандалы сейчас, когда он оправляется от ран и прикован к постели?

— Хорошо, дорогая, — Диего легонько сжал мои пальцы. — Я распоряжусь на этот счет. А ты, будь добра, окажи мне услугу и не вздумай волноваться. Иначе я впредь буду вынужден ограничить ваше общение. — Он выразительно посмотрел на меня и поднялся. — Что ж, мне пора. Не провожай меня, не стоит переутомляться. Ты не успеешь даже соскучиться, как я вернусь домой.

Своим правом повидаться с Джаем я воспользовалась незамедлительно. Сердце стискивала затаенная тревога, хотя для волнений не было причин: доктор Гидо Зальяно наведывался ко мне вчера пополудни и клятвенно заверил, что опасности для жизни Джая больше нет. Однако мне следовало убедиться в этом самой.

Присутствие Хорхе, как и всегда, стало досадной неприятностью, но я постаралась отрешиться и не думать о нем на пути в бойцовский городок. Едва за ним захлопнулась калитка, я окинула взглядом песчаный участок, где тренировались рабы.

Все разом замерли, опустились на колени и почтительно склонили головы. Я отыскала глазами того человека, который ранил Джая — Пустынного Смерча. Мне показалось, что он первым поднял глаза, чтобы получше рассмотреть новую хозяйку, но в это время раздался отчаянный вопль с другой стороны:

— Госпожа! Госпожа, прошу вас, выслушайте меня!

Один из рабов, чье прозвище я, к своему стыду, попросту забыла, на коленях принялся подползать к краю площадки.

Хорхе придержал меня выставленной в защитном жесте рукой. Стражи, как по команде, рванули вперед и прикладами аркебуз принялись заталкивать несчастного обратно в толпу.

— Госпожа! — молил раб, неловко уворачиваясь от тумаков и отчаянно ловя мой взгляд. — Прошу вас!

— Оставьте его! — совладав с первой растерянностью, крикнула я аркебузирам. — Пусть подойдет. И, ради всего святого, не надевайте на него кандалы! Неужели вы не в состоянии справиться с безоружным человеком?

Аркебузиры неуверенно покосились на Хорхе, будто он был их господином. Тот, подумав, едва заметно кивнул. Я сердито нахмурилась: в этом поместье меня всегда будут считать пустым местом? Но устраивать скандал не хотелось, и я сосредоточилась на человеке, который жаждал разговора со мной.

— О чем ты хотел меня попросить?

Бритоголовый раб с опаской взглянул на стражей, потом на Хорхе, заметно поник, но все же решился:

— Госпожа! Вы нашли жену Жало. Может, вы будете так же добры и найдете мою жену? Ее зовут Мия. Нас разлучили два года назад, и теперь я не знаю, где она. Прошу вас, госпожа!

— И мою сестру! Госпожа, будьте милосердны! — крикнул кто-то из толпы, рванувшись ко мне. — Ей всего тринадцать, госпожа!

Выкрики из толпы участились: через мгновение я просто ничего не могла разобрать в бессвязном хоре. Каждый пытался перекричать друг друга. Люди не унимались до тех пор, пока стражи не налетели на них и не принялись колотить палками и прикладами; одному из аркебузиров даже пришлось выстрелить в воздух, чтобы волнения наконец прекратились.

Хорхе с вытянутым лицом пытался оттеснить меня назад, к воротам, но я оттолкнула его назойливую руку.

— Я постараюсь, — выдавила я из себя, глядя в наполненные мольбой глаза раба. А затем произнесла громче, чтобы слышали все: — Я постараюсь помочь каждому из вас. Сделаю, что смогу.

— Вам лучше уйти отсюда, госпожа, — процедил сквозь зубы Хорхе. — Эти скоты будут наказаны за дерзость.

— Не смейте! — слабо возразила я, чувствуя легкое головокружение. — Не смейте бить моих рабов! Это вас не касается. Проводите меня к Джаю.

Ленивая утренняя дремота заканчивается довольно неожиданно: появлением живодера Хорхе. Давненько мы с ним не видались! Он без стука переступает порог моей конуры и щурится, привыкая к полумраку. Сонливость рассеивается в одно мгновение.

— Меня продают? — выдаю я первое, что приходит в голову.

Иначе какого дьявола здесь делает управляющий поместьем? Валяясь на койке после ранения, я едва ли успел провиниться настолько, чтобы меня тащили к позорному столбу и секли плетьми.

Хорхе насмешливо хмыкает и ощупывает меня маслянистым взглядом, дольше всего задерживаясь на тугой повязке, покрывающей ребра.

— Продавали бы — купил бы тебя сам. И устроил бы себе знатную забаву. Но нет, я здесь не за этим.

С лица Хорхе не сходит глумливая ухмылка, пока он внимательно осматривает комнату. Проводит рукой по пустым верхним лежанкам, ощупывает тюфяк подо мной и на соседней, никем не занятой, постели, шарит ногой под кроватями, рассматривает плошки и чашки на столе, распахивает ставни и выглядывает за окно.

— Зачем же? Неужели подселиться хочешь?

— Гляди, как бы однажды ты не подселился в мои подземелья, где я укорочу твой длинный язык, раб.

Закончив неясный мне осмотр, он подходит ближе, широко расставляет ноги, будто собирается на меня помочиться, и пристально смотрит сверху вниз. Терновые глаза сужаются до едва различимых щелочек.

— Сейчас сюда зайдет донна Адальяро.

О! Сердце внезапно сбивается с ритма, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не выдать волнение. Вель здесь! И совсем скоро я ее увижу…

- Уж не знаю, что она собирается с тобой делать, — монотонно продолжает Хорхе, — но господин передал строгие указания. Первое: не распускать язык. Никаких смертей здесь у вас не было, все тихо-мирно. И твои похотливые жеребцы здесь не бьют друг другу морды, а занимаются исключительно тем, что собирают цветочки и ловят разноцветных бабочек, уяснил?

— Уяснил. Только цветочков и бабочек здесь нет.

— Я уже говорил, что укорочу твой язык? Еще слово, и сам у меня станешь бабочкой, когда я вырву твои ребра наружу.

Благоразумно молчу и изображаю из себя саму невинность.

— Второе. Госпожу не волновать. Если я замечу, что она вышла отсюда с учащенным дыханием, а ее щеки порозовели — или, наоборот, стали бледнее, чем обычно, — тебя угостят плетью. Третье: не вздумай с ней спорить. Отвечаешь лишь то, что она желает слышать, и всегда соглашаешься с ней. Понял, мерзавец?

Мои брови от изумления уже потерялись где-то на макушке, но я заставляю себя послушно кивнуть.

— И последнее. Убереги тебя дьявол прикасаться к госпоже. Иначе я найду способ укоротить тебе не только язык, но и пальцы. А теперь наслаждайся жизнью, раб. Пока она у тебя есть.

Странный монолог Хорхе оставляет мерзкое впечатление. Но когда на пороге появляется Вель в сопровождении аркебузира, мне кажется, что в комнате взошло солнце. Аркебузир, пыхтя от натуги, взгромождает на клочок пустующего пространства между койками ее любимое кресло и, низко поклонившись, уходит.

— Вель, — губы расплываются в глупой улыбке. — Ты все-таки пришла.

— Пришла, — кивает она, и уголки ее рта едва заметно подрагивают. Она подтягивает кресло ближе к кровати и неторопливо усаживается — словно королева на трон. — Как ты себя чувствуешь?

— Счастливым. А ты? Мне говорили, что тебя уложило в постель недомогание.

Кончики пушистых ресниц слегка вздрагивают, и она отводит глаза.

— Ты заставил меня поволноваться. Но теперь все хорошо.

В эту минуту мне хочется ей поклясться, что я больше никогда в жизни не стану причиной ее волнений, но вовремя осекаюсь.

Это будет заведомой ложью, а я не хочу лгать. Зато если скажу чуть иначе, то против правды не погрешу.

— Признаю, я был излишне самонадеян. Больше такого не повторится. Отныне я не стану выходить на поединок, если ты будешь возражать.

Тень улыбки на губах Вель становится чуть заметней. Более того: она слегка наклоняется и касается рукой моей ладони. Не задумываясь, нежно переплетаю ее пальцы со своими. Почему-то именно в этот момент становится очень стыдно за то, что я позволил себя ранить у нее на глазах. А участие в том поединке теперь и в самом деле кажется не более чем мальчишеской выходкой.

— Я… пока больше не буду ездить на Арену, — тихо произносит она, и ее ясный взгляд проникает мне в душу. — Эти… зрелища и впрямь не для меня.

При этих словах я невольно цепенею, но стараюсь не выдать липкого страха, поползшего по спине. Ведь если она будет избегать игр на Арене, это значит, что и поединки для нас закончены? Рабы не могут появляться там в отсутствие хозяев…

Вель, однако, чутко улавливает перемену в моем лице и сильнее сжимает пальцы.

— Не беспокойся. С вами будет Диего. И он обещал, что станет прислушиваться к твоим рекомендациям. Если желаешь выставить кого-то на завтрашний бой, тебе достаточно сказать об этом.

— Хорошо, моя госпожа, — выдыхаю с облегчением, разглядывая ее лицо. — Я буду крайне внимателен при отборе.

— Ты… здесь все время один? Или тебя кто-нибудь навещает?

— Лей приходит. Гидо был вчера. Говорят, Аро заглядывал, но в то время я спал. Но чаще всего заходит Изен.

— За тобой хорошо ухаживают?

— Все в порядке, Вель, правда. Изен очень заботлива.

— Изен… — произносит она и задумчиво опускает ресницы. — Знаешь… Наверное, я совершила ошибку.

Я вновь напрягаюсь. Когда Вель в таком настроении, нельзя знать наверняка, что у нее на уме.

— Ты жалеешь, что нашла ее?

Она проводит кончиком языка по губам, и мне хочется прижаться к ним ртом. Всосать жадно, слегка прикусить и оттянуть зубами нижнюю губу, пощекотать языком влажное нёбо.

— Я… не знаю, Джай. Все слишком запутанно. Жало счастлив, и его жена, но теперь другие тоже хотят, чтобы я нашла их жен, сестер, дочерей… А чем они хуже? С ними тоже поступили несправедливо. Эти люди, они… не должны быть в рабстве. Что мне делать, Джай?

Она смотрит на меня с надеждой, как будто я знаю ответ. Признаюсь, мои мысли были куда прозаичнее. Я не знал, как подступиться к Вель с разговором о том, что парням нужны шлюхи, хотя бы раз в неделю, а ее терзания уходят куда глубже. Она хочет вернуть им семьи… А что делать остальным? Которые никогда не имели семьи, но тоже хотят женщину?

— Вель, я… как раз хотел поговорить с тобой об этом. Здесь теперь слишком много мужчин и почти нет женщин. И поэтому становится… неспокойно.

— Мне тоже приходило это в голову, — Вель виновато опускает взгляд и проводит пальцем по моей кисти. — В божьей книге сказано, что нехорошо человеку быть одному. Но как мне разыскать их родных? Для них всех? В целой стране… Зная лишь имя… Это как искать песчинку на всем морском побережье!

— Вель, — вкрадчиво шепчу я и подношу ее руку к губам. — Все это очень великодушно с твоей стороны… Давай поступим так. Сейчас мне все равно нечего делать, поэтому я займусь тем, что составлю список тех, кого парни хотят разыскать. Ты передашь этот список Кайро, и он займется поисками. Но, — облизываю губы, подыскивая слова, способные убедить моего невинного ангелочка в необходимости попрать церковные запреты. — Вель, ты и сама понимаешь, что всех найти не удастся. И не у всех есть жены и подруги… Да и поиски займут немало времени. А успокоить парней надо прямо сейчас.

— И… как же их успокоить? — Вель широко распахивает глаза, которые сейчас кажутся прозрачно-голубыми.

Набираю в грудь воздуха, не обращая внимание на боль в ране, и решаюсь:

— Пусть Лей сходит в бордель и наймет там… женщин, которые способны утешить страждущих мужчин. Прямо здесь.

— Ты говоришь о шлюхах? — ужасается Вель, и глаза ее темнеют, как грозовое небо.

— Э-э-э… Да.

— К-как… ты можешь? — выдыхает она и вырывает из моих ладоней свою кисть.

— Вель, прости, я знаю, как это звучит… Но я думаю о своих парнях.

— А о женщинах из борделя ты не подумал?

— Но… ведь это их работа!

— Нет, это мерзость! Ты ведь знаешь, что почти все они — рабыни! Этих несчастных заставляют ложиться с мужчинами против воли!

— Да с чего ты взяла… — морщусь я с досадой, понимая, что разговор зашел не туда.

— Лей рассказала мне! Она сама была постельной рабыней! Разве ты не знал? Так спроси у нее сам!

— Хорошо, хорошо, только не волнуйся, — с огромным трудом пытаясь побороть волны гнева, уговариваю я, и кладу ладонь ей на колено. — Пожалуйста, забудь обо всем, что я сказал. А теперь вдохни поглубже и выдохни. Вот так. И еще раз.

Вель послушно дышит, уставившись в окно, пока я разглядываю ее порозовевшие щеки и успокаивающе поглаживаю колено, скрытое ворохом юбок. Наконец она успокаивается и расслабляет губы.

— Я знаю, что ты прав. Но я не могу допустить, чтобы страдали невинные женщины.

Не спорить. Не спорить. Я изо всех сил стискиваю зубы и отворачиваюсь к стене, чтобы она не заметила раздражения в моих глазах.

Слышится скрип кресла и шелест юбок. Набитый соломой тюфяк слегка прогибается, когда Вель садится рядом. Ее бедро в опасной близости от моего бедра.

— Давай попробуем решить это иначе, — тихо произносит Вель, и я чувствую легкое касание ее пальцев на своем предплечье.

На миг замираю, и перевожу удивленный взгляд на нее. Вель водит пальцами по моей коже, и от этих прикосновений по всему телу разбегаются мурашки.

— Изабель уже давно ворчит, что наши кухарки не справляются с такой оравой едоков. Прачки тоже изнурены бесконечной стиркой: ведь им ежедневно приходится обслуживать рабов с лесопилки и полей. Поэтому… что, если я куплю рабынь для работы в бойцовом городке? У меня теперь есть деньги, чтобы их содержать. Они будут жить и выполнять свои обязанности прямо здесь. Поселим их в свободные бараки, оборудуем кухню, добротную купальню, а после сезона дождей достроим жилища… И тогда — кто знает? — может быть, люди сами, добровольно, создадут пары… Не придется никого принуждать, и никому не будет обидно…

Глубокий вздох вырывается из моих легких. Уже сейчас понятно, что план Вель несовершенен. Раздоров между парнями все равно не избежать, а соперничество за женщин их лишь усугубит. Но отчасти она права: этот компромисс лучше, чем ничего.

— Ты очень умно придумала, — соглашаюсь я, не смея перечить.

Да и как тут перечить, когда от невинных женских ласк все тело охватывает жаром? Она довольно улыбается и проводит подушечками пальцев по моим губам. Не могу удержаться, захватываю ртом два непоседливых пальчика и легонько прикусываю зубами. Рукой обхватываю ее бедро и притягиваю ближе, незаметно собираю в складки верхнюю юбку…

— Нельзя, — ласково смотрит, качает головой и перехватывает мою руку.

Не без досады вспоминаю, что совсем недавно она едва не потеряла дитя. Да, нельзя. Как же обидно, что именно сейчас у меня свободны руки!

Но Вель склоняется надо мной, осторожно заводит обе мои руки мне же за голову, прижимая их к подушке, и заглушает мою досаду нежным поцелуем. Легко, почти невинно, трогает мои губы своими губами, и я закрываю глаза, целиком отдаваясь ее дразнящей ласке. В то время, как ее губы играют с моим ртом, одна ее рука сползает по предплечью и плечу, осторожно гладит грудь, ребра, живот…

— Тебе очень больно? — чувствую легкое дыхание на своих приоткрытых, чуть влажных губах.

— Нисколько… продолжай…

— Что продолжать, бесстыдник? — заливается смехом Вель, останавливая руку на моем животе у самого края набедренной повязки. — Ты ранен, тебе нельзя напрягаться.

— Как раз сейчас ты и занимаешься тем, что заставляешь меня напрягаться, — обиженно выпячиваю губу.

Она тут же прикусывает мою губу и смотрит игриво.

— Я думала, тебя это успокаивает.

— Лучше б ты не думала, — ворчу я, и недавнее напряжение между нами рассеивается. — Но, раз уж ты не собираешься продолжать, то давай обсудим еще кое-что.

— Что? — лицо Вель становится серьезным, она снова садится прямо и берет мою руку в свои ладони, баюкая ее на коленях.

— Завтрашний поединок. Ты знаешь, он… будет особенным.

— Особенным? — она хмурит брови и внимательно смотрит на меня. — Откровенно говоря, я не помню… Кажется, мы с Диего покинули Арену еще до того, как объявили правила. И я… не могла тогда слушать…

— Да, я знаю, — легонько стискиваю тонкие прохладные пальцы. — Завтрашний день не принесет тебе рабов, зато может принести хорошие деньги. И… кое-что еще.

— О чем ты говоришь?

— Завтрашний бой называется «пирамида». Все рабы по жребию становятся в пары и на первом круге бьются друг с другом. Победители выходят во второй круг и снова бьются в парах. И так далее, пока…

— Пока победитель не останется один? — понимающе кивает Вель.

— Верно.

— Но тогда… В чем же смысл? Разве нам не выгодно пропустить этот бой, позволив людям отдохнуть?

— Этот последний победитель законно получит свободу.

Вель удивленно приоткрывает рот и явно пытается понять, к чему я клоню.

— Брось, Вель, — улыбаюсь я беззаботно. — Парни хотят этого боя. Все как один. Если лишить их такого шанса…

— Тогда меня не простят, — вздыхает она понимающе.

— Пусть попытают удачи, — уверенно дожимаю я. — А ставки в этот день будут расти с каждым кругом. Ты сможешь неплохо заработать. У нас есть много отличных бойцов.

— Тебе видней, — сдается она без боя, и я внутренне ликую. — Я скажу Диего, чтобы взял с собой всех, на кого ты укажешь. А ты… жалеешь, что не сможешь принять участие?

— Нет, Вель, — я осторожно кладу ладонь ей на живот и проникновенно смотрю ей в глаза. — Мое место здесь, рядом с тобой. И нашим сыном.

Вель счастливо улыбается, а мою грудь изнутри вновь царапают острые когти вины. В такие моменты, как этот, я очень жалею, что не могу рассказать ей всей правды.

Утро субботы выдалось на удивление спокойным. Накануне я уснула в кровати Диего, где мы до полуночи обсуждали его встречу с губернатором, а утром оба благополучно проспали завтрак. После нашего пробуждения Изабель велела подать нам еду в покои, и мы позавтракали прямо в постели, дурачась и угощая друг друга медовыми орешками и спелым виноградом. После я проводила Диего и бойцов на Арену, поразившись тому, что для рабов пришлось снаряжать целых три телеги, и вернулась к ничегонеделанию в собственные покои.

Во время послеобеденного отдыха я откровенно наслаждалась покоем и редкими минутами умиротворения. Сегодня можно было не волноваться за Джая: в безопасности барака, где он остался, ему ничто не грозило. Можно откинуться спиной на подушки и слушать дождь, пока Сай мягко массирует мои ноги. По утрам они все чаще стали отекать, поэтому Лей велела растирать их ароматным лавандовым маслом. Сама Лей мягким, успокаивающим голосом читала мне книгу.

Но чем ближе день стремился к закату, тем чаще голос Лей стал сбиваться и дрожать. Я жестом остановила ее, отослала Сай, блаженно потянулась на чистых простынях и повернулась к верной служанке.

— Тебе не стоит волноваться за него, милая, — улыбнулась я, стараясь ее подбодрить. — Он очень сильный и умелый воин. Джай говорит, что выйди Хаб-Ариф против него в последнем поединке, то стал бы победителем. Сама посуди: еще ни разу он не получал настолько серьезного ранения, которое могло бы надолго уложить его в постель.

— Да, госпожа, — тихо произнесла непривычно бледная Лей.

— Кроме того, сегодня они не дерутся насмерть, — продолжала успокаивать я, приподнявшись. Осторожно коснулась пальцами ее щеки, где белели некрасивые, толстые шрамы. — И не меняют хозяев.

— Знаю, госпожа, — Лей опустила глаза и сжала длинными, тонкими пальцами грубоватую ткань своего платья. — Хаб-Ариф говорил мне то же самое. Но… в его глазах я видела обреченность. Не понимаю, почему.

— Тебе показалось, — заверила я. — Совсем скоро они приедут, и ты сама убедишься…

— Госпожа! — почти ворвалась обратно в спальню Сай. — Дон Адальяро возвращается!

Я не заставила себя долго ждать, резво соскочила с кровати и побежала встречать мужа.

Диего сегодня предпочел ехать верхом. Поравнявшись с воротами, он лихо спешился, бросил поводья Вуну и улыбнулся мне. Взъерошенный и слегка растерянный, он все же выглядел вполне довольным. Стянув перчатки из тонкой кожи одну за другой, он порывисто обнял меня и кивнул себе за плечо:

— Не поверишь: сегодня наше имя опять гремело на Арене. Встречай победителя!

Я посмотрела за спину Диего и увидела покрытого кровью Хаб-Арифа, который первым соскакивал с телеги. В отличие от остальных своих собратьев, он не был скован цепями. Его лицо, впрочем, оставалось непроницаемым, и он склонился передо мной, встав на колено, как и подобает покорному рабу.

— Хаб-Ариф? — моргнула я неуверенно.

— Догадалась? — рассмеялся Диего, подмигнул мне и хлопнул ладонью по увесистому кошелю на бедре. — Сегодня он нас просто озолотил. Безумно жаль терять такого бойца, он мог принести нам еще много побед. Но симпатии зрителей сегодня были на его стороне: правилами сегодняшнего боя мы обязаны даровать ему свободу. Ты оформишь вольную?

— Конечно, — пролепетала я, собираясь с мыслями. — А как остальные? Живы?

Я рассеянно проследила за тем, как рабы-телохранители подхватили едва держащегося на ногах Пустынного Смерча. Одна нога у него подгибалась, а голова отказывалась держаться на плечах. Невольное злорадство, вспыхнувшее во мне, тут же заставило меня устыдиться своих чувств. Ведь этот раб тоже принадлежит мне, и я обязана проявлять заботу о нем так же, как и о других.

— Ничего серьезного, дорогая, — Диего нежно обнял меня за талию. — Все живы и почти все здоровы. Я уже послал за лекарем, чтобы их осмотрели. Заодно у дона Сальвадоре будет повод повидать тебя.

Хаб-Ариф медленно поднялся, отер капельки пота с грязного татуированного лица и неуверенно посмотрел на меня. Один его глаз почти заплыл и с трудом открывался. Левая рука выше локтя была перевязана окровавленной тряпицей. Очевидно, о нем позаботился дон Гидо, однако раненая рука, без сомнений, причиняла ему мучительную боль. Я с улыбкой поздравила его с победой и жестом велела идти в дом. Тихий вскрик, донесшийся с веранды, свидетельствовал о том, что Лей дождалась своего воина и теперь окружит его любовью и заботой.

Диего взял меня под руку и увлек к дому.

— Я жутко проголодался. Бои на Арене сегодня затянулись. Как думаешь, еще не рано попросить Нейлин накрыть стол к ужину?

Я отвечала невпопад, ведь мысли мои витали далеко от голодного мужа, Нейлин и раннего ужина. Хаб-Ариф теперь свободный человек! Сильный, мужественный воин, который пользуется безграничным уважением Джая… Мог ли Джай предполагать, чем закончится сегодняшний бой? Теперь Хаб-Ариф волен уйти, куда ему вздумается, заняться своим делом, а может быть, уехать в родную страну, жениться, завести детей…

Подобные размышления немедленно натолкнули меня на мысль, что его возлюбленную Лей придется тоже отпустить. Грудь неприятно стиснуло. Только сейчас я осознала, насколько привязалась к преданной, заботливой служанке. Для меня станет большой потерей, когда я лишусь ее навсегда…

Однако это неизбежно.

Пока мы ужинали, Лей успела привести Хаб-Арифа в порядок. Теперь он был чисто вымыт и облачен в свежую одежду, скрывавшую большую часть синяков и ран. Следовало приступить к формальностям.

Дрожащей рукой я старательно вывела положенные слова на плотной бумаге, после чего заверила вольную фамильной печатью. Зато Хаб-Ариф не выказывал ни малейших признаков волнения, чем немало меня озадачил. Весь его вид выражал спокойную покорность судьбе и… нечеловеческую усталость после проведенных боев. Я спросила его, хочет ли он повидать Джая, и он с живостью согласился. Диего изъявил желание самолично сопроводить меня в бойцовский городок. В повлажневших глазах Лей я прочла немую просьбу, но взять ее с собой пока не решилась: разумнее было бы сперва поговорить с ней с глазу на глаз.

Собрались не в тесной каморке у Джая, а в более просторной и светлой конторе. Джай, несмотря на строгие предписания дона Зальяно оставаться в постели, явился к нам в сопровождении аркебузира — опрятно одетым и без кандалов. Он настороженно покосился на Диего, перевел взгляд на меня и Хаб-Арифа и медленно опустился на колено, склонив голову. Лишь когда Диего позволил ему подняться, я заметила, как от этого небольшого усилия побледнело его лицо, а на лбу выступила испарина. Диего по-хозяйски развалился в кресле и вытянул ноги, я расположилась рядом с ним.

— Ты можешь сесть, — великодушно распорядился Диего, глядя на едва стоящего на ногах от усталости Хаб-Арифа. — Ты теперь свободный человек и можешь сидеть в моем присутствии.

— Благодарю, господин, — глухо ответил он, грузно опустился на скамью и посмотрел на Джая.

Тот остался горой возвышаться у двери. Я закусила губу и украдкой посмотрела на Диего — ведь не может же он не понимать, что Джаю сложно стоять на ногах после тяжелого ранения? Однако извечное желание мужа показать собственное превосходство над рабом выходило за грань разумного.

— Я позвал тебя для того, чтобы выразить благодарность, — неожиданно произнес Диего, обращаясь к Джаю. — Признаю, поначалу эта затея со строительством домашней Арены и сбором рабов казалась мне глупой и бессмысленной. Но теперь я вижу, что ты неплохо потрудился во благо своих господ. Рабы, тренированные тобой, сильны и опасны. Их боятся остальные — потому, что они побеждают чаще других. Помнится мне, Зверь был первым из тех, кого ты победил и сделал нашей собственностью. Теперь ты привел его к свободе. — Диего окинул Джая оценивающим взглядом с головы до ног и насмешливо усмехнулся. — Готов биться об заклад, что сейчас ты хотел бы находиться на его месте. Видишь, как оно бывает, Вепрь? Неделю назад ты проявил своеволие и вышел на бой. Если бы не это, сегодня победа — и свобода — могла принадлежать тебе. Каково тебе осознавать это, а, Вепрь?

Джай молчал. Я недоуменно смотрела то на Диего, то на Джая, то на Хаб-Арифа, и решительно не понимала, к чему Диего вздумалось потешаться над Джаем. Но чувствовала, что вмешиваться в этот странный монолог сейчас неуместно.

В ожидании ответа Диего стал нетерпеливо похлопывать себя по бедру ладонью, и Джай наконец разжал губы.

— Я рад за него, господин.

— Рад. Что ж, похвально. Ну а ты, Зверь? Уже думал о том, чем бы хотел заняться на воле? Где будешь жить? В резервации?

Хаб-Ариф бросил неуверенный взгляд на Джая, словно ища поддержки, и облизнул губы.

— Еще не думал, господин. Победа… вышла случайной.

— О, не думаю, что так, — рассмеялся Диего. — Ты был очевидным фаворитом на этих играх. Ну да ладно. Раз ты еще не думал, у меня есть к тебе предложение.

Кажется, в конторе замерли все, включая вездесущих надоедливых мошек, появившихся вместе с сезоном дождей. Стало слышно, как за окном застучали первые капли начинающегося ливня.

— Я готов вас выслушать, господин, — осторожно произнес Хаб-Ариф.

— Речь идет о Туманных островах, — при этих словах Диего покосился на Джая, и я заметила, как тот подобрался, словно окаменел. — Семье Адальяро выделяют во владение один из островов, который я могу выбрать сам. Говорят, тамошние места богаты железом, — он снова бросил быстрый, испытующий взгляд на Джая, — и было бы грех не попытаться разбить там рудники. Мне нужен человек, который согласился бы наладить добычу руды в моих новых владениях. Ты смелый и храбрый мужчина, Зверь. Не чета тем трусливым лентяям, которые пугаются собственной тени и воображают, будто туман — не что иное, как пламя дракона. Если дело выгорит, за работу я стану платить тебе хорошие деньги.

Я затаила дыхание. Хаб-Ариф стал заметно нервничать и все чаще поглядывать на Джая. А тот молчал, сохраняя невозмутимость, и внимательно слушал Диего. Лишь складка между его бровей, прорисованная четче, чем обычно, свидетельствовала о напряженных внутренних размышлениях.

— Что скажешь, Зверь? По душе тебе это предложение? — Диего в нетерпении хлопнул себя по колену.

— Э-э-э… заманчиво, господин. Позволите подумать до утра?

— Разумеется. Ну а ты, Вепрь? Ты знаешь о Туманных островах куда больше других. Поможешь мне выбрать подходящий остров? За мной не постоит: ты же знаешь, я умею быть благодарным.

Диего лукаво подмигнул ему, а во мне вдруг взыграла ярость. Немедленно вспомнилась прошлая «награда», и мне бы отчаянно не хотелось, чтобы Диего вновь учудил что-либо подобное.

— Да, господин, — с готовностью ответил Джай — так, словно принял важное решение. — Более того, я могу дать рекомендации Зверю о том, с чего начать задуманное вами дело. Вы не пожалеете: железа там вдоволь, и Саллида отчаянно нуждается в нем.

— Тогда по рукам, — оживился Диего и пружинисто поднялся. — Завтра, когда я вернусь с мессы, обсудим детали.

====== Глава 43. Хрупкое равновесие ======

Комментарий к Глава 43. Хрупкое равновесие глава пока не бечена

Я не видела Лей до самого вечера, но не стала ее тревожить: после долгих волнений этого дня ей следовало побыть наедине со своим победителем и вместе с ним ощутить вкус свободы на губах. Разумеется, мне не терпелось поговорить с ней о многом. Вольную для Лей я выписала сразу же после того, как Диего проводил меня из тренировочного городка в мои покои. При этом лелеяла тайную надежду, что она проведет со мной еще хотя бы несколько дней.

Завтра к утру Хаб-Ариф должен принять решение относительно работы на Туманных островах. И, судя по непонятным мне переглядываниям между ним и Джаем, решение наверняка будет положительным. Разве что он немедленно захочет уехать в страну, где родился и вырос — в пустынную Халиссинию…

Однако что бы он ни решил завтра, пока он оправляется от полученных в поединке ран, ему придется оставаться в бараке. А значит, и Лей на это время останется тоже. Я весьма рассчитывала на ее помощь в переговорах с работорговцем Кайро. Лей прекрасно выполняла роль посредника между мной и работорговцем во время поисков Изен, избавляя меня от необходимости терпеть его общество и унижаться до просьб, меж тем добиваясь от него результатов. Теперь же, обдумывая дальнейшую жизнь без нее, я сомневалась, что пересилю себя и смогу вести дела с этим негодяем. Раздумывая об этом, теперь я несколько сожалела о собственной вспыльчивости при нашей с ним последней встрече. А уж если Диего узнает, что я унижаюсь перед работорговцем!..

Я тягостно вздохнула и погладила пальцем имя Лей в только что подписанном документе.

Нет, нельзя быть настолько самовлюбленным и бессердечным существом, чтобы удерживать возле себя человека силой, пусть и горячо любимого.

Лей пришла после ужина. Я ожидала увидеть радостное возбуждение на ее лице, разрумянившиеся щеки и горящие глаза, но передо мной предстала поникшая, словно выброшенный на солнце сорванный цветок, утомленная женщина.

— Что случилось, моя милая? — воскликнула я и взяла в свои ладони безвольно повисшие руки Лей. — Тебя кто-нибудь обидел?!

— Нет, госпожа, — сухим, безжизненным голосом ответила она. — Меня никто не обижал.

— Тогда почему ты так грустна? — я пылко сжала ее на удивление холодные пальцы. — Разве ты не рада тому, что Хаб-Ариф получил свободу?

— Рада, госпожа, — Лей подняла на меня огромные, кажущиеся темными бездонными провалами, печальные глаза. — Это… такой подарок… для нас обоих.

И вдруг меня осенило. Наверняка она грустит потому, что еще не знает о моем решении! Ну конечно! Пусть он теперь и свободный человек, но все же без гроша за душой, и думает, что не может ее выкупить. Еще бы ей не печалиться!

— Уверена, что сейчас тебя развеселю! — я едва не подпрыгнула, как в детстве, когда вместе с кузинами задумывала какую-нибудь увлекательную шалость тайком от дядюшки с тетушкой. — Подойди-ка сюда и прочти вот это!

Cхватив со стола вольную, которую даже не успела свернуть в трубочку, я протянула ее Лей.

Медленно, словно нехотя, она взяла бумагу, пробежалась по ней невидящим взором и тихо опустилась на колени.

— Благодарю, госпожа.

Я с сомнением взглянула на ее склоненную голову. Что-то радостнее Лей не стала…

— Ты что-то недоговариваешь? — настороженно спросила я и заставила ее подняться. — Присядь рядом со мной и объясни. Разве ты не хочешь уйти вместе с Хаб-Арифом?

Лей послушно села рядом и подняла на меня тоскливый, полный невыразимой муки взгляд.

— Он не хочет.

— Как?.. — я недоверчиво моргнула. — Этого не может быть! Ведь он влюблен в тебя, этого не увидел бы только слепой!

— Да… — безрадостно кивнула Лей. — Влюблен. Во всяком случае, так говорит.

— Тогда почему не хочет забрать тебя с собой?

— Сказал… что пока не может. Сказал, что хочет связать со мной свою жизнь, но пока не готов к этому. Сказал, что сперва ему надо освоиться на воле. Заработать денег, купить дом… И лишь потом он заберет меня.

Я в растерянности потеребила край шелковой ленты в отделке платья.

— Но разве нельзя жить вместе, пока он зарабатывает деньги? Ты ведь тоже могла бы наняться на службу… Или остаться на службе у меня!

— Он скоро уедет, госпожа, — продолжала Лей, задумчиво глядя в темную синеву вечера за окном. — На Туманные острова. Сказал, что условия там суровы и непригодны для женщины. Я могла бы помогать ему там, но он об этом и слышать не хочет.

— Значит, он уже решил…

— Решил. И завтра скажет об этом господину.

Часть меня мысленно порадовалась — и за Диего, который нашел себе верного помощника, и за Хаб-Арифа, которому не придется скитаться по Саллиде в поисках заработка, обивая пороги привередливых господ — ведь бывших рабов не слишком охотно берут на работу, это я уже знала… Но огорчение из-за чувств Лей не давало моей радости раскрыться в полную силу.

— Вот что, милая, — я обняла ее руку ладонями. — Ты не должна печалиться. Он ведь не бросил тебя навсегда, а обещает забрать, когда встанет на ноги. Работа на рудниках и впрямь нелегка, но я уверена, что скоро он освоится. А тем временем сможет навещать тебя, когда будет приезжать в Кастаделлу. Вы не потеряете друг друга, если оба будете находиться на службе у Адальяро.

Когда Лей взглянула на меня снова, в ее глазах затеплилась надежда.

— Вы правда так думаете, госпожа?

— Уверена. На первых этапах разработки рудников Диего наверняка будет требовать строгого отчета. Вы сможете встречаться. А с этим, — я постучала пальцем по плотной бумаге документа, — ты вольна уехать в любой момент, когда вы оба будете к этому готовы.

— Значит… вы все-таки отпускаете меня на свободу, госпожа?

— Отпускаю, — сердце на мгновение болезненно сжалось, но тут же затрепетало с надеждой. — Но прошу тебя остаться у меня на службе в качестве личной горничной, если я тебе еще не слишком наскучила. За работу тебе будет причитаться содержание и достойное жалованье. Ты сможешь откладывать деньги на красивую одежду или… на обустройство вашего будущего дома. Ты согласна?

— Согласна ли я? — в глазах Лей заблестели слезинки, но густая тень грусти на ее лице постепенно рассеивалась. — Я безмерно благодарна вам, госпожа!

— Тогда утри слезы и принеси из подвалов белого вина. Мы с тобой должны отметить этот радостный день!

Зарядившие на всем полуострове ливни и непрекращающиеся штормы делают очередное плавание к Туманным островам не слишком приятным. Однако небольшая маневренная каравелла, любезно предоставленная сенатору Адальяро владельцем торговых судов доном Абаланте, несмотря на весьма скромную скорость, обладает неплохой остойчивостью* благодаря широкому корпусу. Борта, скрепленные массивными поперечинами, хоть и затрудняют перемещение по палубе, зато с честью выдерживают натиск свирепых ударов стихии; рангоуты натужно стонут и скрипят под порывами урагана, однако надежно держат паруса, и крепкая малышка, гонимая попутным ветром, уверенно цепляется за волны.

Господину Адальяро в такую погоду нездоровится. Поначалу я надеялся, что он откажется от плавания, поручив осмотр новых владений поверенному, но гордый дон изволил отправиться в путь вместе с нами, желая самолично удостовериться, что выбранный мною остров подходит его планам. И если в первые дни красавчик еще держался, пытаясь делать вид, что контролирует управление судном, то по мере приближения к архипелагу он все реже показывается на верхней палубе, запершись в лучшей пассажирской каюте. Каждый раз, когда Киму приходится, хватаясь за такелаж, выносить к гальюну наполненное рвотными массами ведро, я не могу удержаться от злорадной ухмылки. Хочется верить, что упрямый муженек Вель вволю настрадался во время качки и не доставит мне лишних хлопот своими капризами на суше.

К несчастью, Аро, напросившийся в свое первое в жизни морское путешествие, тоже почти все дни пролежал в гамаке в общей каюте — с бледно-зеленым лицом и в обнимку с ведром для нечистот. Увы, помочь ему я почти ничем не могу, лишь внутренне радуюсь, что путешествие будет не слишком долгим и не успеет уморить мальчишку до смерти. Морская болезнь беспощадна к новичкам.

Однако в чем-то ливни сослужили и добрую службу, слегка рассеяв густой туман у самого архипелага. Словно сказочное чудище, неровный гористый рельеф ближней скальной гряды выныривает из пенистой поверхности моря, оскалив щербатые зубы. Становится почти видимым в легкой туманной дымке сложный, опасный проход в россыпь островов.

Мы на месте. Каравелла, на всякий случай ощерившись облегченными мортирами, беспрепятственно заходит в уютную внутреннюю бухту главного острова — бывшего пристанища пиратской флотилии Одноглазого.

Вырубленный в скале форт пустует. Бывшие хозяева оставили после себя в холодных каменных коридорах лишь вонь от нечистот, груду разбитых бочонков из-под рома, источающих тяжелый дух, обрывки окровавленного тряпья и кишащих вшами тюфяков, а также полчища обнаглевших крыс, подъедающих последние крохи заплесневелых объедков.

Бледный и заметно похудевший Диего Адальяро морщит тонкий аристократический нос.

— Одно слово — висельники. Жрут там, где гадят.

— Думаю, они просто не стали заботиться об удобстве тех, кто придет после них, и утруждать себя уборкой. В иное время, какая-никакая, но дисциплина у пиратов есть.

Красавчик надменно вздергивает бровь.

— Слишком уж ты хорошо осведомлен о повадках пиратов. Не из их ли ты числа?

— Нет. Я уже говорил, что был офицером королевского флота…

— Хватит, — обрывает он, и уголки его красивого рта опускаются вниз. — Я сюда не сказки слушать приехал, а осматривать остров. Ночевать, думаю, придется на корабле, — со вздохом добавляет он.

— В этом нет необходимости. Если изволите пройти чуть дальше, я покажу вам место, достойное стать вашей спальней на эту ночь. Просто велите рабам перенести ваши вещи и постель.

Диего Адальяро нервно дергает плечом и буравит меня злобным взглядом. Читать его мысли можно словно раскрытую книгу: ему не нравится, что презренный раб указывает ему, но и перспектива ночевать на корабле, пусть и в спокойной бухте, его не радует. Стиснув губы, он едва заметно кивает и следует за мной.

Бывшие покои Одноглазого и впрямь выглядят относительно опрятно. Прорубленные в скале длинные узкие окна выходят на юго-восток: если к утру ливень прекратится и разойдутся тучи, сквозь легкую дымку тумана в пещеру проникнут солнечные лучи. Довольно внушительная деревянная кровать — без постели — расположена как раз напротив окон. Одноглазый любил пробуждаться с рассветом, сколь бы долго накануне ни просиживал в компании пиратов за кружкой крепкого рома.

Мысль об Одноглазом напоминает о том, что выделенный им срок на исходе и следует поторопиться.

Несмотря на дождь, делаем первую вылазку на остров. Красавчик, завернутый в плотный парусиновый плащ, упорно вышагивает рядом со мной, не отставая ни на дюйм. С нами сосредоточенный Зверь и любопытный Аро.

— Вон там можно начать разработку рудников, — размашистым жестом указываю на видимую часть кольцевой горной гряды.

— Почему именно там? — вздергивает подбородок господин.

— Глядите.

Достаю компас и сую ему под нос на раскрытой ладони. Стрелка начитает бешено вращаться, а затем стремится указать как раз на ту самую гряду. Хотя она отнюдь не на севере. Господин молча хмыкает.

— Главное преимущество острова — небольшое озеро с водопадом, вон там. Нужды в пресной воде не будет. Внутри гряды — широкая котловина с кое-какой растительностью. Если завести сюда мелкий скот и домашнюю птицу, люди будут способны продержаться, на случай, когда доставка продовольствия задержится из-за погоды.

— Значит, ты рекомендуешь взять этот остров?

— Именно, — говорю я, наблюдая за Аро, который с восторгом принимается карабкаться на каменистый холм. Углядел, неугомонный, что над центром холма время от времени в воздух взвивается пар. — Для вашей цели он самый подходящий. Зверь составит подробную карту берегов и нанесет на нее места разработки.

— Я обдумаю это. Прежде я хотел бы осмотреть и другие острова.

— Как вам будет угодно, господин.

Дон Адальяро поворачивается к Зверю, словно теряя ко мне интерес.

— Я сделал запрос в муниципалитет — к нашему возвращению ты получишь лицензию на покупку рабов. Подбирай жилистых, выносливых и не старых.

— Да, господин.

— А теперь я хотел бы осмотреть будущие рудники и ту котловину. Показывай путь.

Возвращаемся к ночи. Усталость и тупая боль в боку вынуждают задуматься об отдыхе. Вымокший и утомленный хозяин тоже зол и раздражен. Аро приуныл, получив нагоняй от господина, которому наскучило слушать его восторженную болтовню. От парнишки разит серой, как от самого дьявола: в потухшем кратере вулкана он нашел грязную вонючую жижу, способную воспламеняться, и на ходу принялся выдумывать, как ею можно обогреть дома и использовать вместо дров на кухне. Он трещал без умолку до тех пор, пока дон Адальяро не рявкнул на него, ядовито заметив, что большей глупости в жизни не слышал: какой прок от обогрева этой жижей, если вонь от нее будет стоять такая же, как в самом сердце преисподней?

Каменные своды форта, пусть сырые и холодные, все же защищают от дождя, и это приносит некоторое облегчение. Верный Ким, успевший обустроить красавчику постель в бывшей спальне командора пиратов, принимает хозяина в заботливые руки. Мы со Зверем проверяем дозорных, разговариваем с командой, осматриваем перетащенные с корабля ящики с вещами и припасами.

В большом зале, где прежде пираты устраивали веселые пирушки, теперь разожжен большой камин и готовится ужин. Едим вместе — рабы, матросы, стражи, — не разбирая чинов и имен. Все, кроме господина и его дворняжки: они ужинают отдельно. Набив желудки и хорошенько сдобрив съеденное крепким ромом, моряки заводят разухабистые песни и угощают нас истинной ценностью: отменным халиссийским дурманом, нисколько не отсыревшим. Трубок всего несколько, все они набиваются зельем до отказа и передаются по кругу. Я принимаю трубку от Зверя, делаю глубокую затяжку. С наслаждением прислушиваюсь к ощущениям: голову наполняет приятная легкость, тревожные мысли уходят, ноющие мышцы расслабляются, а недавняя рана в боку перестает напоминать о себе постоянной болью. Передаю трубку Аро, который старается держаться рядом. Он вскидывает большие, по-девичьи красивые темные глаза, обрамленные густыми ресницами.

— Можно?

— Нужно, парень. Ты уже совсем взрослый. Сегодня всем не мешает расслабиться, завтра нас снова ждет работа.

Не без веселья наблюдаю за тем, как Аро осторожно обхватывает трубку губами и делает глубокий вдох. Закашливается, на глазах выступают слезы.

— Тихо, тихо, парень. Не торопись. Вдыхай глубоко и медленно, выдыхай так же.

Аро с трудом восстанавливает дыхание, передает трубку следующему, а сам блаженно откидывается на мешок с тряпьем и смеживает веки. На его лице появляется умиротворенное выражение. Я лениво улыбаюсь, рассматривая его спокойные, расслабленные черты. Тонкий ровный нос, мягкие, насыщенные цветом губы, резко выдающиеся после недуга скулы, нежный пушок на светло-оливковых щеках. Со временем он обещает стать красивым, статным мужчиной. Вот только меня тревожит, что он совсем не хочет учиться владеть оружием, а когда я изнуряю его тренировками, пытаясь сделать из него воина, воспринимает их как сущее наказание и всякий раз норовит улизнуть.

Трубка обходит круг и вновь попадает ко мне. Я делаю еще одну затяжку, вполуха слушая нестройный хор пьяных голосов. В голове от заунывной песни приятно гудит, ноги наливаются свинцовой тяжестью. Перевожу взгляд на Аро, склонившего голову мне на плечо: мальчишка спит, чуть улыбаясь во сне. Осторожно перекладываю его голову и подбираю ноги, намереваясь подняться.

— Ты куда? — интересуется Зверь, сидящий рядом с другой стороны.

— Аро заснул. Пойду отнесу его к нам.

Мы со Зверем облюбовали небольшую каморку неподалеку от господских покоев, где раньше пираты проводили допросы пленников. Каморка глухая, с толстыми стенами: уединившись там, мы с ним сможем поговорить, не опасаясь лишних ушей. Аро, конечно, станет некоторой помехой, но о том, чтобы оставить его в общем зале, битком набитом пьяной матросней, не может быть и речи. Надеюсь, после нескольких глотков рома и затяжки дурмана он будет спать, как убитый.

Но не успеваю я подняться и наклониться к Аро, как возле меня вырастает гибкая тень. Вскидываю глаза, инстинктивно хватаясь за бок, где в прежние времена на перевязи висел меч или нож, и встречаюсь взглядом с немым Кимом. Он жестами велит мне следовать за ним.

— Не бойся, я отнесу мальчишку, — заверяет Зверь.

Я киваю и иду за Кимом.

В комнате господина чисто прибрано, жарко натоплено и витает легкий аромат благовоний. Сам дон Адальяро, развалясь, полусидит на низком пиратском ложе, застеленном тюленьими шкурами и плотным покрывалом.

— Подойди, — велит он, и я исполняю приказ.

Он смотрит на меня снизу вверх, но странным образом сохраняя привычную ему надменность в полуприкрытых глазах. На высоких скулах причудливо играют блики огня. В облике господина мне вновь чудится нечто демоническое.

— На колени, — велит он бесстрастно.

Я послушно опускаюсь и склоняю голову.

— Сними мои сапоги.

Что?

Неуверенно поднимаю взгляд и с удивлением смотрю вначале на господина, затем на Кима. Дон Адальяро делает небрежный жест рукой, и Ким бесшумной тенью выходит.

— Повторить еще раз? — хмурится красавчик и красноречиво ощупывает рукоять хлыста, валяющегося неподалеку.

— Нет, господин, — спохватываюсь я и поочередно стаскиваю с него высокие, добротные, но изрядно промокшие и изгвазданные в грязи сапоги.

— Теперь камзол.

Недоумевая, я аккуратно расстегиваю расшитый золотом камзол и помогаю стащить его с господина. Что он задумал, дьявол его дери?

— Штаны тоже? — интересуюсь я, прежде чем прикоснуться к ремню с серебряной гербовой пряжкой.

Диего Адальяро смотрит на меня в упор, оставшись лишь в штанах и просторной белоснежной рубашке, украшенной на манжетах и вороте широким кружевом.

— Что ты задумал, Вепрь?

Вопрос ставит меня в тупик.

— Господин?..

— Намерен сбежать? Я нутром чую твою гнилую натуру. Ждешь удобного случая? В этих крысиных норах затеряться — раз плюнуть, а ты их знаешь лучше всех. И рассчитываешь на то, что твой друг Зверь потом вывезет тебя отсюда на корабле?

Как бы ни пытался я сдерживать эмоции, но удивление, наверное, сейчас хорошо заметно на моем лице. Выкуренный дурман — плохой союзник, когда хочешь контролировать тело и разум.

— Нет, господин. Я даже и не думал об этом.

— Лжешь.

— Почему вы подозреваете меня? Разве хоть единожды я дал повод? Я сотню раз мог сбежать из поместья, да и тогда, когда мы приехали на острова впервые. Но ни разу не предпринимал таких попыток.

Темные глаза-маслины превращаются в узкие щелочки, красивые губы зло изгибаются.

— Снова лжешь. А тогда, когда ты пытался убить Вильхельмо?

— Это был не побег. Госпожа отпустила меня, вы же знаете, — глухо отвечаю я.

Вспоминать о собственной глупости неприятно. Но это даже кстати: раскаяние искреннее, изображать его не приходится.

— Госпожа… — задумчиво тянет Диего Адальяро и оглядывает меня с головы до ног. — Ты спал с ней?

— Что?.. — вырывается у меня изумленное, и в голове мгновенно проясняется. — Но вы же сами велели…

— Лишь до тех пор, пока она не понесет. А потом — не велел.

— Но, господин… Как бы я мог? Я не живу в хозяйском доме, и когда госпожа приходит, меня заковывают в кандалы.

Мое потрясение нелепым разговором так натурально, что маленькая ложь дается легко.

— Что она в тебе нашла? — продолжает размышлять красавчик, словно сам с собой, и ощупывает меня презрительным взглядом. — Боров боровом. Дикарь. Раб. Ничтожество.

Чувствую, как тело каменеет, а руки сжимаются в кулаки, но пытаюсь удержать лицо непроницаемым.

— Так что же, — давлю из себя, — штаны снимать?

— Пошел вон, пес. И запомни: если сбежишь, другие ответят вместо тебя.

— Я не стану никуда бежать, господин. Клянусь вам.

«Потому что мое место — в твоем доме, возле твоей жены, — вспыхивает в сознании мстительная мысль. — И ты мне еще нужен, сенатор Адальяро».

Поклонившись, выхожу из господских покоев и иду прямиком в нашу каморку. Зверь уже там, растянулся у стены. У другой стены крепко спит Аро, подложив под щеку ладонь.

— Зачем ты ему понадобился? — любопытствует Зверь.

— Сапоги не мог снять.

Он прыскает в кулак, и я с трудом давлю в себе неуместный хохот. Гребаный дурман…

Когда нас обоих перестает корчить в судорогах от глупого веселья, я делаю серьезное лицо и кладу руку на плечо друга.

— Теперь слушай. Если Адальяро не дурак, он возьмет этот остров. Ходов и пещер, как ты видел, здесь столько, что за жизнь не обойдешь. Есть и такие, что выходят в подводные гроты. Видел котловину? Там можно устроить стрельбище. В пещерах есть расщелины с извилистыми лазами и тупиками — в них удобно хранить оружие и боеприпасы. И самое главное… на острове имеются укромные бухты, где можно скрыть корабли.

— Корабли?

— Они понадобятся, чтобы к условленному сроку привезти людей в Кастаделлу. Из своего жалованья отложишь деньги на фрахт. Людей корми сытно, не перегружай работой в горах, выгуливай на свежем воздухе. Им понадобятся силы к назначенному часу. Охрану из сторонних не нанимай: назначишь своих. Я постараюсь найти способ связать тебя с Одноглазым — он будет передавать тебе отличных рабов, минуя легальные рынки. Время от времени, думаю, господин станет наведываться сюда, так что будь начеку. Да и тебе не реже раза в месяц придется появляться на полуострове, пополнять запасы продовольствия и получать у господина деньги на издержки. Тогда и будешь рассказывать мне, как идут дела.

Зверь молчаливо слушает, не сводя с меня глаз. А затем крепко сжимает мое предплечье.

— Можешь на меня положиться. Знай: что бы ни случилось, я с тобой.

Спустя три недели после отъезда мои мужчины вернулись из плавания. Изабель по этому случаю устроила роскошный обед, за которым мы обе внимательно слушали увлекательные рассказы Диего об удивительном острове. Рассеянно улыбаясь, я украдкой рассматривала своего мужа — мне казалось, что за время поездки он возмужал и стал держаться еще увереннее, чем прежде. Он упомянул о том, что в пути его донимала морская болезнь из-за штормов, и я видела ее последствия в его постройневшей фигуре и слегка осунувшемся лице, где стали резче выделяться точеные скулы и гордый, слегка изогнутый нос. Я невольно сравнивала его бесспорную красоту с несколько грубоватой, но мужественной внешностью Джая. Должна признать, мне нравились оба моих мужчины, каждый по-своему… и эта мысль неприятно задевала мою совесть. Законами божьими позволялось быть женой только одного мужчины, его любить и оберегать, хранить ему верность… Но я любила двоих: Диего — нежной любовью сестры, а Джая — сильной, необъяснимой, греховной любовью. Он стал моим первым мужчиной, он подарил мне дитя… которому суждено стать ребенком двух отцов.

Я со вздохом отвела глаза и потеребила край полотняной салфетки, лежащей у меня на коленях. С Джаем я увиделась лишь мельком, встречая карету с путешественниками. Диего четко разграничил статус своих спутников: Хаб-Арифу и Аро, как свободным людям, он позволил сидеть внутри, вместе с ним, а Джай, оставаясь рабом, ютился на запятках вместе с Кимом и рабами-телохранителями. Мне очень хотелось перемолвиться с ним хотя бы словом, приветствовать его, осведомиться о его здоровье — ведь он уехал, еще толком не оправившись после тяжелого ранения… И сообщить ему новость, которая со вчерашнего дня наполняла меня невыразимой радостью.

Но, увы, сделать это при муже и свекрови не представлялось возможным.

— Да, кстати, — заметила Изабель, когда Диего закончил рассказ. — Я слышала, что Эстелла ди Гальвез снова объявилась в своем поместье.

— Вот как? — он приподнял бровь. — Надеюсь, ее арестовали?

— Насколько мне известно, нет. Но раз уж ты будешь встречаться с губернатором, возобнови вопрос о слушании по ее делу. Не могу простить ей кражу нашего хлопка. Эта мошенница доставила всем нам столько неприятных хлопот!

— Непременно, — он утер губы салфеткой и расплылся в ехидной усмешке. — Однако она крупно просчиталась. Я не только вернул хлопок и получил признательность от муниципалитета, но и благодаря ей стал владельцем острова, который обещает стать для нас золотоносной жилой. Как тут не уверовать в силу провидения!

— Ох, это чудесный, чудесный день! — улыбнувшись, воскликнула свекровь.

День и впрямь выдался чудесный: с самого утра светило солнце, а сквозь легкую дымку облаков небо не уронило на землю ни единой капельки. После обеда Диего отправился в муниципалитет с картой выбранного острова, которому он сам дал название «Драконий Дар», для того чтобы оформить право владения и получить разрешение на разработку железных рудников, а также забрать лицензию на право покупки рабов для Хаб-Арифа. Изабель, переволновавшаяся из-за встречи с сыном, отправилась прилечь в свои покои, а я, покрутившись перед зеркалом, отослала Сай и поспешила к Джаю.

К моему огорчению, его снова заковали перед тем, как проводить ко мне. Но, разумеется, это не помешало мне броситься к нему на шею, покрыть заросшее щетиной лицо поцелуями и прильнуть к любимому всем телом, чтобы в полной мере ощутить его близость.

— Я тосковала по тебе, — оторвавшись от желанных губ, шепнула я ему на ухо.— Диего сказал, что ваша поездка сложилась удачно?

— Вполне, — улыбнулся Джай, не сводя с меня жадных глаз.

— А ты вовсе не похудел, выглядишь даже крепче, чем был!

— Я хорошо питался, — его улыбка стала еще шире. — Хорошо иметь луженый желудок. А вот Аро и твоему красавчику так не повезло.

— Как твоя рана?

— Почти не чувствую. Тебе не о чем волноваться. Лучше расскажи, как ты, милая?

Я обняла его лицо ладонями и нежно приласкала широкие скулы. Заглянула в бездонные колодцы серых глаз. Мне не хватило бы всего времени мира, чтобы насмотреться на него…

— Очень хорошо. Я хотела сказать тебе… Вчера малыш начал шевелиться.

— О!.. — выдохнул Джай, и его глаза округлились. — Правда? Значит, он и в самом деле там? — Он скосил взгляд мне на живот. — А с виду и не скажешь. Все жду, когда ты станешь кругленькой, как бочонок.

— Глупый, — я щелкнула его по носу кончиком пальца, и он зажмурился, словно довольный кот. — Я и так уже не влезаю в старые платья.

— Новые тоже неплохи, — хмыкнул Джай, мимоходом скользнув взглядом по моим открытым плечам. — И… на что это похоже?

— Ну… — я растерялась, пытаясь подобрать подходящие ощущения, — как будто внутри меня плавает крохотная рыбка и выпускает пузырьки воздуха. — Я внезапно прислушалась к себе и улыбнулась. — Вот сейчас…

— М-м-м, как бы я хотел тебя потрогать, — с сожалением протянул Джай и дернул оковами. Увы, в этот раз все заклепки упрямо держались на месте.

— Не думаю, что ты смог бы это ощутить, — попыталась я его утешить, целуя в колючий подбородок. В шею. В выпуклую косточку у основания ключицы. — Еще слишком рано.

— Вель… — он закрыл глаза и слегка запрокинул голову, нежась под моими легкими поцелуями. — Мне невыносима мысль, что я больше никогда не смогу обнять тебя.

Я вздохнула, прижавшись лицом к его могучей шее. Чувствуя губами пульсацию кровеносной жилы, вдохнула его запах — терпкий, мужской, успокаивающий.

— Возможно, стоит еще раз попытаться переубедить Диего. Но все же я не думаю, что он позволит…

— Если не дурак, то не позволит, — хмыкнул Джай и, опустив голову, запечатлел поцелуй на моей макушке. — А он не дурак.

Едва способная контролировать себя, я запустила ладони ему под рубашку, погладила поясницу, нащупав подушечками пальцев старые неровные рубцы от плетей. Почувствовала, как он вздрогнул от прикосновения. Как напряглись литые мышцы на его спине.

— Лучше пусть все остается как есть, — вздохнула я с сожалением. — Иначе я не сумею сдержать слова, данного Диего.

— Ты ведь и так его не сдержала, — ухмыльнулся он и тяжело задышал мне в ухо. — Разве не помнишь?

— Это была твоя вина, — нахмурилась я, уткнувшись лбом ему в грудь.

— Ну конечно.

Даже не глядя на него, я ощутила его насмешливую улыбку. Слушала взволнованное дыхание, биение сильного сердца и просто не в силах была разомкнуть объятия. Поерзав носом у меня в прическе, Джай глубоко вздохнул.

— Зато ты сдержала другое слово. Я видел женщин, что прислуживают теперь в нашей мужской обители.

— Верно. Мне пришлось переселить кое-кого, чтобы отделить место для женской половины. Керуш-Зиб обещал проследить, чтобы никто не обижал рабынь. И ты уж, будь добр, проследи.

— Керуш-Зиб? — удивленно переспросил он.

— Так зовут Жало, разве ты не знал? И еще мы снова начали поиски — по списку, который ты составил. Это будет… сложно, я понимаю. Но я сделаю все, что в моих силах.

— Я тоже, милая, — прошептал он мне в волосы, и от его жаркого дыхания меня охватило сладким трепетом с головы до ног. — Я тоже.

После встречи с Вель настроение значительно улучшается. Несмотря на то, что мои мечты на ее более смелое поведение остались мечтами, и собственная неудовлетворенность здорово мешала разумно мыслить, на душе почему-то остается приятная легкость. Некоторое время наблюдаю за ходом тренировок: парни, время от времени поглядывая на меня, усердно делают вид, что прилежно трудятся, и что на девчонок-рабынь, снующих теперь туда-сюда в хозяйственном закутке, им глубоко плевать.

После того как Зверь, взявший на себя сегодня роль наставника, объявляет отдых, парни разбредаются кто куда. Зверь, не таясь, уходит миловаться с Лей, что вьется вокруг него с самого приезда. Остальные же, воображая, будто ведут себя как обычно, начинают исполнять брачные танцы: то поигрывают мышцами у бочки с водой, с фырканьем окатывая друг друга, то затевают мальчишечью потасовку, чтобы якобы случайно выбить из рук прачки кадушку с бельем, самые смелые норовят заглянуть в огромные кастрюли с готовящейся едой и весело скалятся, огребая по лбу деревянным половником.

Усмехнувшись, подзываю к себе Жало.

— Госпожа сказала, что ты здесь следишь за порядком.

— Так и есть, — кивает он, поскребывая бритый затылок.

— И… как?

— Тихо, — лаконично отвечает Жало.

Я смотрю на его лицо, освещенное мягкими лучами закатного солнца, и замечаю, как сильно он изменился. Отпечаток безграничной печали и отчаяния исчез без следа, оставив место спокойной уверенности. Сейчас он собран, сосредоточен на деле и примирен сам с собой. Я знаю, что он все так же стремится на свободу, но вижу, что ему хорошо быть там, где есть его семья.

— Девицы… хм… не жалуются?

— Не слышал. Мы смотрим за ними, Вепрь. Ночью они запираются, у дверей обязательно дежурят двое наших. Если и проберется какой лис в этот курятник, то они такой переполох устроят, что мы точно услышим, будь уверен. А если которая из них и захочет ночью уйти, так то ж по доброй воле.

Я глотаю недоверчивый вздох и ловлю себя на том, что качаю головой. То, что здесь тихо — это хорошо… Но удержать бы эту тишину.

— Драк не было?

— Как же без них, — скалится Жало. — Но до увечий пока не доходило. Никому не хочется умирать на столбе, как Дикобраз.

Мои плечи судорожно передергиваются. Я пообещал себе, что однажды дон Диего ответит мне и за Дикобраза… и за многое другое. Однако сейчас я не могу не признать, что его жестокость возымела действие на горячих парней.

Ладно. Пусть пока все так и остается.

После свежести морских вечеров ночью в моей каморке слишком душно. Дождь так и не соизволил пролиться с небес и унять жар высохшей земли. Некоторое время ерзаю на кровати, пытаясь найти себе место, но тело от духоты кажется распухшим, будто вареные потроха. Сдергиваю с себя промокшую от пота одежду, переворачиваю набитую соломой подушку другой стороной, ложусь навзничь, закидываю за голову руки и закрываю глаза.

Сквозь распахнутые ставни в комнату наконец-то проникает поток прохладного воздуха. Колышется у лица, освежая разгоряченную кожу. Мне чудится, что если я открою глаза, то увижу Вель, склоненную надо мной. Ее прохладные ладони лягут мне на грудь, распущенные волосы шелком коснутся плеч, а нежные губы прильнут ко рту. Охваченный желанием и сбитый с толку реальностью собственного видения, раскрываю губы ей навстречу… но ловлю ими лишь пустоту.

Вель. Шевелю губами, беззвучно произнося ее имя. Как могло случиться так, что девушка с севера нашла меня здесь, в этой знойной южной дыре? Почему судьба не сложилась иначе? И почему я вообще так привязан к ней?

Дни проходят за днями. Зверь уезжает на остров Драконий Дар, оставляя меня в одиночестве. Я впервые вижу слезы в глазах Лей и думаю, что порою не так уж она и ядовита, эта пустынная змея. Повинуясь желанию Вель, избегаю участия в поединках, выступая лишь наставником юных. Наши ряды неизменно пополняются новичками.

Все идет своим чередом, пока однажды, переступив темным вечером порог своей комнаты, я не получаю удар ножом в шею.

В какой-то момент показалось, что дожди прекратились, однако это был лишь временный просвет: Изабель, уверявшая, что небо не успокоится, пока не извергнет из себя всю накопленную за полгода влагу, оказалась права. Днем дожди все чаще запирали меня дома: Лей читала вслух книгу, а я вышивала или что-нибудь шила. Однажды мне пришло в голову собственноручно сшить для Джая рубашку — из хорошего, тонкого, выбеленного полотна, не той грубой холстины, что выделяли на одежду рабам. Я не раз представляла его себе красиво одетым — как вот Диего. В рубашке с кружевами на вороте и пышными рукавами, в обшитом позументами строгом жилете, в добротных суконных бриджах, перехваченных ремнем с гербовой пряжкой, и высоких сапогах. Он говорил, что был военным — и в нем в самом деле чувствовалась военная выправка. Однако я никогда не видела его в достойной одежде: на нем были либо рабская мешковатая рубаха с полотняными штанами, либо просто набедренная повязка.

Закончив шитье, я показала рубашку Лей.

— Как тебе? Хочу подарить Джаю.

Мне показалось, что Лей подавилась вздохом, уставившись на меня.

— Джаю?..

— Ну да. Красиво?

— Очень, — кивнула Лей, бегло взглянув. — Хотите, чтобы я ему отнесла?

— Нет, — я улыбнулась. — Хочу сама отнести. Жаль, что посмотреть на него в обновке сразу не получится — растреклятые стражи каждый раз заковывают его в кандалы, и упросить их никак не удается. Даже золотом пробовала соблазнить, но никак! Упрямые ослы.

Лей сглотнула, не сводя с меня глаз.

— Ну ничего, попрошу его надеть эту рубашку к нашей следующей встрече. Проводишь меня?

— Сейчас, госпожа?

Мне почудился испуг в ее темных глазах.

— Отчего бы и не сейчас? — удивилась я.

— Так ведь дождь на дворе!

— Ничего, возьму плащ.

— Э-э-э… — Лей явно прятала от меня глаза, и я не могла понять, что с ней творится. — Я его не успела почистить, госпожа.

— Не страшно, я ведь не на прием к губернатору собираюсь, — я против воли ощутила, как мои брови сползаются к переносице. — Что-то случилось, Лей?

— Нет, что вы, госпожа! — Лей попыталась радостно улыбнуться. — Дайте мне немного времени, я схожу к себе и поищу свой плащ.

Я кивнула, все еще недоумевая. Лей выбежала из покоев, и я отмахнулась от собственной глупой подозрительности. Любовно разгладила складки у ворота рубашки, аккуратно сложила ее, завернула в чистую ткань, чтобы не промокла в пути, и открыла дверцы гардероба. Придирчиво осмотрев свой плащ, не обнаружила на нем никаких изъянов или пятен. Может быть, Лей забыла, что чистила его? Или это сделала Сай?

Лей мешкала непозволительно долго. Слишком долго, как для того, чтобы просто захватить плащ. За это время она могла бы не только полностью переодеться, но и как следует вздремнуть. Чувствуя раздражение, я накинула на плечи плащ, спрятала под него сверток и вышла из комнаты.

Лей с испуганным лицом столкнулась со мной нос к носу в коридоре, взбегая по лестнице. И она была без плаща!

— Да что случилось, ты можешь сказать в конце концов? — негодуя, спросила я.

— Ах, госпожа! Простите. Донна Изабель задержала меня. Я сейчас спущусь.

— Изабель? — я недоуменно подняла брови. — Чего она от тебя хотела?

— Ничего особенного, госпожа, — натянуто улыбнулась Лей. — Я мигом, прошу вас еще немного подождать.

Она стрелой умчалась в свою комнату, а я продолжила путь, все еще недоумевая.

Спускаясь по лестнице, я услышала в холле голоса — мужские и определенно знакомые. Спустя мгновение к ним присоединился и голос Изабель. Завидев меня, собеседники — а их было трое, в их числе дон Гидо Зальяно и мой муж, вот так неожиданность посреди белого дня! — разом смолкли и уставились на меня.

— Вельдана, дорогая! — широко улыбнулся Диего и ступил мне навстречу.

— Ты почему здесь? — я удивленно моргнула. — Разве ты не должен быть в Сенате?

— Освободился сегодня пораньше, — весело проговорил он и обнял меня за талию.

— Дон Гидо? — я вытянула шею, чтобы из-за плеча Диего увидеть старого лекаря. — А вы здесь какими судьбами?

Мне показалось, что доктор Зальяно и моя свекровь напряженно переглянулись, и нахмурилась. Но дон Гидо тоже широко улыбнулся — кажется, я едва ли не впервые увидела его улыбку — и поспешно заговорил:

— Донна Вельдана, очень рад вас видеть. Я был здесь проездом, решил заглянуть к Аро. Мы с ним давненько не встречались.

— К Аро? — еще больше изумилась я. — Но ведь его нет дома, я отправила его с поручением к дону Монтеро!

— Э-э-э… Ну да, я его не застал, — смущенно отвел глаза дон Гидо, лишь усилив во мне нехорошие предчувствия. — Простите, донна Адальяро, я вынужден откланяться — дела не ждут.

Он и вправду ушел, торопливо и немного нервно. Я недоуменно повернулась к Диего, который все еще держал меня за талию.

— Что все это значит?

— Да ничего особенного, просто случайная встреча, — не прекращал улыбаться он.

— А ты куда-то собралась, моя дорогая? — прощебетала Изабель, излучая счастье. — Такой дождь! Разве твои дела не подождут?

— Подождут, — буркнула я недовольно, понимая, что сегодня, пока Диего дома, мне уже никуда не выбраться.

— Вот и хорошо! — засияла она, словно бриллиант под ярким солнцем. — А мы с Диего как раз обсуждали будущий прием у сенатора Леандро Гарденоса по случаю помолвки его старшей дочери, Ребекки…

Я горестно вздохнула. Необходимость улыбаться на приемах у важных персон скорее тяготила меня, чем вызывала радость, как у Изабель. Но та болтала без умолку, рассказывая мне о сенаторе — очередном из них, я продолжала путаться в именах и лицах, — и никак не хотела меня отпустить.

Вышла Лей, закутанная в плащ. Я недовольно оглянулась, выбралась из рук Диего, сунула ей в руки сверток и плащ.

— Мы никуда не идем, ступай отнеси это в мою комнату.

Праздная суета в поместье Адальяро продолжалась до вечера. Утомившись, я укрылась в своей комнате и вновь попыталась устроить допрос Лей. Но моя верная служанка, явно сидевшая как на иголках, упрямо отрицала любые предположения и продолжала натянуто улыбаться.

Я отпустила ее. Отпустила, дождалась темноты и тишины в доме, накинула на себя плащ и выскользнула во двор, подсвечивая себе фонарем. Дождь хлестал как из ведра, но я не обращала на это внимания — ноги несли меня туда, куда неизменно возвращались все мои дурные предчувствия.

— Куда-то собрались, донна? — словно призрак, вынырнул из темноты Хорхе, преградив мне путь.

Я вскрикнула и выронила фонарь. Стекло вдребезги разлетелось — и сразу стало темно, как в подземелье.

— Я… я…

— Решили сбежать под крылышко к полюбовничку? — вкрадчиво поинтересовался невидимый в темноте Хорхе.

Отпрянув от него, я вгляделась в непроглядный мрак.

— Что вам нужно?

— Не трудитесь, донна. Полюбовничек сегодня не сможет вас принять, — так же вкрадчиво протянул Хорхе над самым моим ухом и схватил меня за локоть. — Подрезали его.

— Что?.. — опешила я, ощущая, как холодеют ноги.

— Все гадают, доживет ли до утра. И лекарь у него там безвылазно, с прошлой ночи.

— О чем ты говоришь?

— Не о чем, а о ком. О вашем ненаглядном Вепре, конечно.

Он сказал «подрезали»? Он хочет сказать, что…

Я ринулась в темноту, толкнув Хорхе плечом, осознавая, что нахожусь на грани безумия; но через несколько шагов запуталась в мокром подоле юбки, споткнулась и упала прямо в скользкую грязь.

— Джай… — услышала собственный всхлип.

Капюшон слетел с головы, мгновенно намокшие волосы упали на лицо. Размазывая по щекам слезы вместе с каплями дождя, я пыталась убрать с глаз холодные, будто змеи, волосы, одновременно силясь подняться. Но ноги уже не держали, и я ползком, не разбирая дороги и не понимая, в правильном ли направлении двигаюсь, устремилась вперед.

— Донна?.. — сквозь шум дождя долетел до моих ушей мерзкий голос. — Донна, вы где?

Низ живота свело судорогой. Охнув, я прижала к нему ладонь.

— Джай…

Прохлюпали по грязи тяжелые шаги. В голове поплыло, тело пробил нехороший озноб. Холодно было везде — и онемевшим ногам, беспомощно ерзавшим по грязи, и рукам, к которым прилипли холодные рукава, и шее, потому что за шиворот стекали капли дождя. Тепло было лишь между бедер — тепло и мокро…

В глаза ударил свет фонаря. Надо мной склонилось усатое лицо Хорхе.

— Ну, будет, донна. Повалялись, и хватит. Пора идти в дом.

— Джай…

— Да и пекло с ним, донна. Мало ли таких Джаев будет на свете.

Проклятый мерзавец вздумал меня утешать!

Живот все сильнее скручивало узлом. Хорхе неловко приподнял меня одной рукой, удерживая в другой фонарь, и, словно куль с соломой, поволок к дому.

В доме случился переполох. Потерявшись в изматывающей тревоге, я услышала обеспокоенный голос Изабель и резкий возглас Диего.

— Вельдана! Ради всего святого, что случилось?! Где ты была?!

— Джай… — шевельнулись мои озябшие губы.

— Кто ей сказал?! Ты, негодник?! — взвизгнула Изабель.

Снова ощутив между бедер теплую влагу, я успела ужаснуться — и провалилась в туман.

*не ошибка: так называется одна из характеристик судна (https://ru.wikipedia.org/wiki/Остойчивость)

====== Глава 44. Не все мечты сбываются ======

Комментарий к Глава 44. Не все мечты сбываются глава пока не бечена

Комната, казалось, плавилась от нестерпимой жары. А в комнате, словно кусок сбитого сливочного масла в печи, плавилась я. Опахала из павлиньих перьев, с помощью которых домашние рабыни с утра до ночи усердно создавали надо мной подобие ветерка, мало спасали: мое грузное, неповоротливое тело неизменно покрывалось испариной. Я заерзала, тщетно пытаясь отлепить от взмокших бедер тонкую ткань рубашки.

— Полежите неподвижно, донна Адальяро, — строго нахмурился дон Сальвадоре. — Я хочу услышать ваше сердцебиение в состоянии покоя.

— Шутите? — глубоко вздохнула я и отерла лоб смятым носовым платком. — Я и так только и делаю, что все время лежу.

— Весьма вам сочувствую, донна. И все же, сделайте милость, расслабьтесь и дышите спокойно.

Сухощавая рука доктора мягко коснулась моего запястья. Он внимательно прослушал биение крови в едва заметной жилке, после чего несколько раз приложил к моему животу небольшую костяную трубочку, расширявшуюся с одного конца. Малыш недовольно завертелся внутри и пнул трубочку пяткой. Впрочем, это мог быть и кулачок — если внутри и в самом деле мальчик. Я усмехнулась. Сын, достойный своего отца.

— С ребенком все в порядке, — чинно отпрянув, вынес вердикт дон Сальвадоре.

— Он все время пинается, — пожаловалась я и, наконец повернувшись на бок, потерла поясницу.

Лей немедленно села на край кровати и принялась мягко растирать мне спину.

— Просится на белый свет, — глубокомысленно заметил доктор, укладывая трубочку и белые перчатки в лекарский ларец. — Время подходит, уж недолго осталось. Вы хорошо потрудились, выполняя мои рекомендации, теперь осталось только благополучно разродиться.

Лей возмущенно фыркнула за моей спиной, но тут же сделала вид, что поперхнулась и закашлялась.

— И… теперь мне можно вставать? — я с надеждой посмотрела на дона Сальвадоре.

В течение нескольких месяцев после несчастного случая, когда на Джая было совершено покушение, а я едва не потеряла дитя, мне запрещали не то что гулять по поместью, но даже вставать с кровати. Запрет я, разумеется, нарушала, время от времени измеряя неторопливыми шагами комнату — под чутким надзором Лей, — однако чувствовала себя запертой в тюрьме узницей, не имея возможности выйти за ее пределы. Казалось, еще немного — и я вовсе разучусь ходить.

— Думаю, можно, — тонкие губы лекаря тронула едва заметная улыбка. — Как начнутся схватки, немедленно посылайте за мной. А теперь позвольте откланяться, донна Вельдана.

— Старый гусь! — зашипела вслед Лей, едва за доном Сальвадоре закрылась дверь. — Много он понимает! На сносях вредно лежать, ребенок может задохнуться, если кровь матери застоится без движения! И вот что, госпожа. Не доверяю я этому сушеному стручку. Как вспомню, что он лечил вас кровопусканием — подумать только! Да он едва не уморил вас тогда!

— Но ведь это… подействовало, — я глубоко вздохнула, но все равно не насытилась воздухом — такое в последнее время случалось часто.

— Глупости! — черные глаза Лей сверкнули гневом. — Подействовали травы, которые я вам заваривала. Они укрепили ваше лоно, да заодно и внутренний дух. И — послушайте мое слово, госпожа! — не надо звать этого надутого гуся, как начнутся схватки! Негоже мужчине быть возле роженицы, не к добру это! Поверьте мне на слово, я справлюсь сама.

Несмотря на некоторое волнение перед приближающимся событием, от слов Лей я почувствовала облегчение. Я и сама не слишком-то жаловала дона Сальвадоре, давно подозревая, что похвальбы в нем куда больше, чем лекарских умений.

— В самом деле? Где ты могла этому научиться?

— В борделе, где же еще, — Лей неприязненно покосилась на девушек-рабынь с опахалами, которые с опаской поглядывали на нее. — Дети там являлись на свет не столь уж редко.

Я помрачнела, задумавшись над судьбой тех несчастных детей. Едва ли им позволяли надолго оставаться рядом с матерями. Их судьбой наверняка стали невольничьи рынки — сразу после тепла материнской груди…

— Лей, — воспользовавшись позволением, я неуклюже сползла с кровати и оперлась на предплечье служанки. — Помоги мне вымыться и одеться! Раз я теперь свободна, то хочу пройтись. Прямо сейчас.

— С удовольствием, госпожа, — улыбнулась Лей, сверкнув крепкими белыми зубами. — Желаете погулять по саду?

— Нет, хочу к морю. Уверена, воздух на берегу куда свежее, чем здесь, в этой душной комнате, а в саду ветер путается в листьях и сразу гаснет.

Спуститься по лестнице оказалось непросто, с таким-то животом. Но Лей крепко держала меня за руку, помогая делать шаг за шагом. На веранде я столкнулась с Изабель — вероятно, она только что проводила почтенного гостя и возвращалась в прохладу мраморных стен гостиной.

— Вельдана? — она изобразила участливую улыбку. — Куда-то собралась?

— Да, на прогулку, к морю. Доктор разрешил, — воинственно насупилась я.

Цепко оглядев и меня, и стоящую рядом Лей, Изабель согласно кивнула и взяла меня под руку.

— Да, знаю, дон Сальвадоре говорил мне. Позволь же и мне прогуляться с тобой. Давненько я не выбиралась на набережную.

Я скисла. Скосив глаза на Лей, уловила легкое, словно извиняющееся, движение ее плеч. Придется ей сопровождать меня, идя на полшага позади — как и подобает служанке в присутствии благородных дам.

Прогулка, тем не менее, пошла мне на пользу. Морской бриз весело растрепал волосы, остудил лицо и наполнил легкие свежестью: наконец-то я сумела надышаться вволю, после долгого душного заточения. Вопреки ворчанию Изабель, я даже спустилась к самому берегу, разулась и прошлась по кромке воды босиком, с удовольствием ощущая под ступнями тугой спрессованный песок и то, как вода смывает усталость с ног, отвыкших от долгих прогулок.

К возвращению в поместье мои коленки уже изрядно тряслись, однако я чувствовала себя счастливой. Правда, для полного счастья мне не хватало кое-чего важного…

Сегодня удача определенно улыбалась мне. Изабель, надышавшись вместе со мной морским воздухом, во время обеда с трудом сдерживала зевки, и вскоре ушла отдыхать в свои покои. Бдительная Лей сообщила, что Хорхе укатил на торги — следовало сбыть крупную партию винограда, что в изобилии дозревал на отягощенных богатыми лозами склонах. Самое время было наведаться к Джаю, разлука с которым мучила меня столько месяцев…

Вель.

Имя стучит в висках, бьется в груди, перекатывается на языке, маревом проходит перед глазами. Мне удается увидеть ее лишь мельком: невысокая фигурка в длинном платье без кринолинов, что шла медленно, почти скрытая от моих глаз служанкой и стражем, от ворот до конторы. Не дожидаясь распоряжений, с бешено колотящимся сердцем иду к бочкам, чтобы смыть с себя пот и песок и наспех переодеться. Перед тем, как на меня надевают оковы, привычным жестом потираю широкий шрам в том месте, куда ударил нож. И стараюсь держать голову ровно. Это трудно: края разрубленных сухожилий, заживая, стянули мышцы и слегка перекосили шею.

Удар не достиг цели и не рассек сонную артерию, сказал потом Гидо — благодаря моей невероятной удачливости. Но я и сейчас думаю, что дело тут не в удачливости, а в чувстве самосохранения, появившемся за годы жизни в постоянной опасности. Помню, что успел дернуться, а дальше… Как бы ни пытался восстановить в памяти ту злополучную ночь, выходило плохо. Удар, изумление, падение — и кровь на собственной ладони, перехватившей лезвие занесенного вновь ножа. Убийце, чье лицо скрыл холщовый мешок с прорезями для глаз, не удалось меня добить. Грохот падения привлек дозорных снаружи — и нападавший молнией выскочил в окно, я успел лишь углядеть краем глаза голую спину.

Его не нашли. Слишком долго возились со мной, пытаясь закрыть дыру в шее, слишком долго суетились, посылая за стариком Гидо, и к тому времени, как рабов среди ночи вытащили из бараков и провели досмотр, все оказались на месте — и без следов крови на руках.

Допросы длились несколько дней — ровно столько, сколько Гидо боролся за мою жизнь. Нескольких человек показательно выпороли, но казнить кого-либо господин Адальяро не осмелился, справедливо опасаясь бунта.

И я ему благодарен. Теперь я внимательно наблюдаю за каждым.

Гидо помог лишь одним: предположением, что нападавший высок, почти как я. Будь он ниже, не смог бы нанести такого удара. Это знание я оставил при себе, все последующие недели и месяцы наблюдая за собратьями.

Дюжина человек. Один из них пытался меня убить. Однажды я его найду.

Тычок аркебузы меж лопаток приводит меня в чувство. Переступаю порог конторы — и моргаю, пытаясь привыкнуть к мягкому полумраку после яркости солнечного дня.

— Госпожа, — раздается голос Лей, который я едва способен услышать из-за шума крови в ушах, — вот… я позволила себе…

Светловолосая голова склоняется над смуглой ладонью.

— Ох… как тебе удалось?.. — бледные пальцы касаются раскрытой ладони и неуверенно берут тронутый ржавчиной ключ.

— У меня много талантов, — улыбается Лей. — Вы желаете?..

— Ну разумеется. Благодарю тебя, милая.

Лей тенью проскальзывает мне за спину, почти бесшумно поворачивает ключ в оковах и на удивление ловко избавляет меня от них. И правда, как ей удалось?..

— Я побуду снаружи, — слышится из-за спины ее голос. — Понадоблюсь — позовите.

— Конечно, Лей, — другой голос, манящий и родной, выбивает из головы последние мысли.

Дверь за спиной закрывается, а я все еще стою у порога, не в состоянии сдвинуться с места, и лишь жадно ощупываю взглядом фигурку Вель. Лицо бледнее, чем обычно, — или я уже просто забыл, как она выглядит? Глаза кажутся большими из-за нездоровых голубоватых теней под ними, но на угловатых ранее скулах появилась непривычная, уютная мягкость. Черты лица приобрели округлость линий, прежде скрадываемых худобой. На шее под тонкой кожей пульсирует жилка, а вот рассмотреть плечи мешает платье, наглухо застегнутое до самого ворота. Платье скроено по северной моде — слишком скромное по южным меркам, — без пышных юбок и тугих корсетов, подчеркивающих соблазнительность груди.

Ну да, какие уж тут корсеты. Огромный живот смотрится чужеродно в этой знакомой до боли фигуре. Но отчего-то он не вызывает раздражения, и желание ее обнять становится непреодолимым.

— Здравствуй, Джай, — произносит она тихо. — Я так рада, что ты выжил. Прости, что не приходила…

Вглядывается в меня широко распахнутыми глазами, где таится тревога. Наконец обретаю способность двигаться и шагаю навстречу, уничтожаю разделяющее нас расстояние, аккуратно сгребаю ее в объятия и прижимаю к себе.

И лишь тогда понимаю, что все это время не дышал. Выдыхаю ей в волосы над ухом, ощущая головокружение:

— Вель. Я все знаю. И ты меня прости.

Раздутый живот мешает ощутить вожделенное тело целиком: я боюсь прижать его слишком сильно и сдерживаюсь изо всех сил. А губы уже вспоминают — нежный висок с едва заметным бисером испарины, изящную форму ушной раковины, мягкую мочку, трогательную впадинку на шее под ухом, линию челюсти. Ее руки ложатся мне на плечи, и я вздрагиваю от удовольствия; терпким медом разливается внутри меня желание.

Вель чуть поворачивает лицо, и кончик моего носа скользит по ее скуле, наши губы встречаются, словно их тянет друг к другу неведомая сила. Не понимаю, что со мной. Спина взмокла от напряжения, от борьбы с порывом стиснуть женское тело до хруста в ребрах. Вместо этого осторожно целую мягкие губы, провожу ладонью по спине, погружаю пальцы в чуть влажные волосы на затылке. В паху становится тесно, но из меня почему-то льется только нежность, только желание прикасаться — легко, бережно, чтобы не разрушить нереальную хрупкость. Наш странный поцелуй еще никогда не был столь целомудренным: я просто трогаю слегка раскрытые губы своими, прослеживая контур ее рта едва ощутимыми касаниями, а она время от времени прихватывает то одну, то другую мою губу, словно боится не получить от меня необходимой ей ласки. Решаюсь слегка усилить нажим, обвожу языком внутреннюю сторону ее рта, а она пьет мою нежность уже не таясь. Кажется, мы целуемся так целую вечность, как пара подростков на заднем дворе церковной школы, но мне все еще мало. Обхватываю бледное лицо ладонями и целую каждый дюйм ее кожи: чистый, словно фарфоровый, лоб, шелк светлых бровей, тонкие синеватые веки с трепещущими ресницами, выступающие скулы и мягкость щек. Легким движением побуждаю ее запрокинуть голову и с наслаждением покрываю поцелуями нежную шею от подбородка до ямки у основания ключиц, ниже которой лишь край раздражающего платья. С наслаждением вдыхаю аромат — такой родной, такой волнующий, чистый и как-то неуловимо изменившийся, словно вместо душистых масел в ее ванну добавили топленое молоко.

Запах матери.

Спрятав лицо у нее на груди, шумно выдыхаю. Рука сама ложится ей на поясницу, а пальцы другой руки осторожно прикасаются к выпуклому животу, несмело скользят то выше, то ниже. Ее ладони обхватывают мою шею, локти ложатся на плечи, и мы замираем на миг в тесном, но бережном объятии.

В голове так много вопросов, но я не знаю, какой задать первым. С губ внезапно срывается жалобное: