Рай с привкусом тлена

Я молча переглянулась с Джаем, который явно чувствовал себя здесь не в своей тарелке.

— Дядюшка, тетушка, я хочу представить вам полковника Джайвела Хатфорда, который долгое время жил на юге, а теперь приехал на север уладить некоторые личные дела, — улучив просвет среди непрекращающихся тетушкиных объятий, представила я любимого.

— Хатфорд? — дядюшка Эван деловито наморщил высокий лоб. — Не родственник ли вы семейства Хатфордов из Эмбершира?

— Похоже на то, — я видела, как напряглось и застыло лицо Джая. — Вы их знаете?

— Лично нет, но у меня хорошая память на имена. Припоминаю, как подписывал семье баронета Хатфорда выплату военного довольствия за потерю кого-то из родственников.

Джай шумно выдохнул сквозь зубы, но промолчал. Я безмолвно сжала его ладонь, и этот жест не укрылся от цепкого дядюшкиного взгляда.

— Я пригласила полковника пока погостить у нас, — предвосхитила я дальнейшие расспросы и многозначительно посмотрела на дядюшку — по его челу пробежала едва уловимая тень осуждения.

— И правда, что же это мы! — всплеснула руками тетушка Амелия. — В столовой уже скоро подадут обед, а вы с дороги, наверняка захотите умыться и переодеться. Прошу, располагайтесь, а обо всем остальном поговорим за столом.

Хорошо чувствовать себя дома. Правда, теперь в дядюшкином особняке меня не покидало ощущение, что я здесь только гостья. Нет, приняли нас тепло и радушно, и я нисколько не чувствовала себя лишней или нежеланной. Расторопные слуги проводили нас в приготовленные комнаты и перетаскали вещи, согрели воды, помогли вымыться и переодеться. И все же… нечто неуловимое, витавшее в этом доме ранее, безвозвратно ускользнуло, и даже моя бывшая комната не помогла мне вернуть это ощущение.

Мой дом больше был не здесь.

Комнату для Джая приготовили в самом конце коридора. Поначалу я огорчилась, но затем решила: не беда. Все равно ночью мы будем вместе, даже если девичья кровать в моих покоях не слишком широка. Зато дети рядом; хватило мест и для Аро и Сай, для которых порядки в северных домах были в новинку.

За обедом общение возобновилось. Наконец-то я смогла получше познакомиться с мужьями моих кузин и их детьми. Габи и Сандро быстро освоились и даже принялись препираться с Эдгаром, старшим сыном Мари.

Расспросив меня по десятому кругу о жизни на юге, о невероятно пугавшем их восстании и войне, о моем муже и свекрови, родственники, наконец, иссякли. После обеда дядюшка вызвался показать Джаю поместье и подробней разузнать о делах, приведших его на север, а тетушка, подхватив мой локоть, ловко выдернула меня из общества кузин и увлекла в свою комнату.

— Ах, Вель, мне не терпится поделиться новостью. Мы с Эваном уже отправили приглашение на завтрашний ужин лорду Хэмилтону — помнишь, твой дядя писал тебе о нем?

— Лорду Хэмилтону? — растерянно моргнула я. — Но зачем?

— Как зачем? — удивилась тетушка. — Твой новый брак — дело уже почти решенное, но приличия следует соблюсти. Лорду Хэмилтону не мешало бы воочию увидеть свою невесту.

— Невесту?.. — опешила я. — Но…

— У лорда Хэмилтона от первого брака остался сын, — не обращая внимания на мою растерянность, тараторила тетушка. — Но он вам не помешает: ему тринадцать, и он почти взрослый, вскоре его отдадут на учебу при королевской военной академии. Поместье огромное, тебе с детьми будет где развернуться, а род Хэмилтонов весьма старинный: неужели ты его не помнишь? Лорд Хэмилтон еще вовсе не стар: ему нет и сорока пяти. Зато его годовой доход…

— Постойте, тетушка Амелия, — оборвала я непрерывный поток хвалебных речей в честь моего якобы жениха. — Я не собираюсь замуж за лорда Хэмилтона.

— Как не собираешься? — теперь уже опешила тетушка, от удивления выпучив глаза. — Но Вель, ведь это прекрасная партия, для вдовы с двумя детьми лучше просто невозможно найти!

— Я уже помолвлена, — без обиняков заявила я.

Тетушка на время потеряла дар речи, безмолвно открывая и закрывая пухлый рот.

— Но… с кем же, милая?

— С полковником Хатфордом.

— О… — губы тетушки округлились. — Но… почему ты не сказала?

— Как видите, времени у нас было слишком мало, а обсудить пришлось слишком многое, — уклончиво ответила я.

— Но… — тетушка запнулась, поджав губы. — Разве полковник Хатфорд — удачная для тебя партия? Кто он вообще такой? Обычный военный? Я ни разу не слышала об этих Хатфордах. Эван упоминал титул баронета? У него хотя бы есть поместье? Насколько большое? И велик ли его годовой доход?

— Не знаю, — смутилась я, потерявшись под градом ее вопросов.

— Не знаешь?! — изумилась тетушка Амелия. — Но позволь, Вель, как ты можешь выходить замуж за человека, которого не знаешь? А вдруг он проходимец? Где вы с ним познакомились? На корабле? Он охмурил тебя? За молодыми богатыми вдовушками нынче развелось немало охотников…

— О нет, мы знакомы очень давно, — вздохнула я. — Сейчас расскажу, если вы согласитесь меня выслушать.

И я рассказала. О том, как Джай оказался на юге, как оказался рабом, о его нелегкой судьбе. О том, как я выкупила его, спасая от смерти. О его роли в восстании против рабства, о его заслуге в победе над Халиссинией. Обо всем… кроме того, что он является отцом моим детям. Этого я говорить не посмела, просто не имела права, иначе опозорила бы имя Диего.

Тетушка потрясенно слушала, охала, моргала и время от времени вытирала платочком глаза.

— Что же вы… теперь намереваетесь делать? — наконец спросила она.

— Я собиралась просить дядюшку, чтобы он как можно быстрее устроил Джаю встречу с королем. Прежде, чем мы сможем пожениться, Джай должен вернуть себе имя, поместье и положение в королевских войсках.

— Ох, дорогая, — сокрушенно покачала головой тетушка. — Как нехорошо получилось с лордом Хэмилтоном. Придется слать письмо с извинениями. А ведь какая замечательная была бы партия!..

В комнате Вель жарко натоплено. Обволакивающее тепло напоминает о юге, а мне хочется насладиться северным холодом. Целую расслабленную после недавней неистовой любви Вель, выскальзываю из-под одеяла и настежь распахиваю ставни, впуская в душную комнату свежий морозный воздух вместе с роем колючих снежинок. Вель зябко кутается в одеяло, а я жду, пока голое тело все сплошь не покроется мурашками, и только потом возвращаюсь к ней.

— Аудиенция с королем назначена через два дня, — говорит она, вновь затягивая меня под одеяло — теперь тепло ее тела желанно и сладко. — У нас еще уйма времени. Завтра мы могли бы наведаться в Эмбершир, посмотреть, в каком состоянии твой дом.

Некоторое время я молчу, наматывая на палец локон светлых волос. Ее предложение одновременно манит и страшит. Моя душа столько времени рвалась к родному дому, а теперь я как будто стараюсь оттянуть этот момент. Когда я покидал родимый порог, родители были живы. Каково теперь будет увидеть опустевшие стены, лишенные жилого уюта, которых больше никогда не коснется заботливая рука матери, которые больше никогда не услышат сурового отцовского голоса?

— Ты поедешь со мной?

— Куда же я денусь, — ласково улыбается любимая, и мои безотчетные страхи понемногу рассеиваются, уступая место надеждам. — Дети пусть остаются здесь, а мы можем себе позволить небольшую прогулку.

Она обнимает меня, завлекая красотой, нежностью и сладкими словами, словно морская русалка, и я вновь вспоминаю, что ничего на свете теперь нет для меня важнее, чем любовь этой женщины, что соблазнительно выгибается в моих объятиях.

Утро встречает нас обильным снегопадом. Вместо обычной повозки приходится запрягать крытые сани: путь до Эмбершира не так уж близок, выехав после завтрака, мы прибудем после полудня. Я немного беспокоюсь за Вель, но для нее долгая дорога не кажется утомительной: она то и дело выглядывает за плотные кожаные занавески и с детским восторгом рассматривает снежинки, налипшие на меховую перчатку. Мое сердце превращается в мягкий студень, когда я наблюдаю за ней. Вот оно — счастье. И как же трудно не забивать себе голову страхами, не ожидать со дня на день подвоха, который может разлучить нас снова…

Дым над крышей родного дома замечаю издали. Сердце бешено ускоряет ритм и вновь застывает в груди: кто встретит меня внутри? Остался ли в живых младший брат, или теперь в моем доме живут совершенно чужие люди?

Мы останавливаемся у ворот, на порог выходит светловолосая женщина, кутающаяся в широкую вязаную шаль. Смотрит на нас настороженно. Я выскакиваю из саней, помогаю выбраться Вель. Подхожу к воротам. Они заперты всего лишь на засов, но я не решаюсь прикоснуться к задвижке. Останавливаюсь у незатейливой кованой решетки — и не могу произнести ни слова.

Выручает Вель.

— Здравствуйте, добрая госпожа, — звенит ее голос за моим плечом. — Это ли дом баронета Хатфорда?

— Так и есть, — с опаской отвечает женщина. — Вы к мужу? Как о вас доложить?

— Ваш муж — Джейкоб Хатфорд? — наконец вновь обретаю дар речи.

— Верно, — хмурится женщина.

— Тогда скажите, что приехал его брат.

Лицо женщины вытягивается, тонкие губы складываются в почти идеально круглую букву «О». Ее оцепенение настолько велико, что она не может сдвинуться с места. Однако вскоре за ее спиной дверь снова открывается, и показывается мужская фигура.

Не сразу в этом высоком широкоплечем мужчине узнаю своего младшего братишку. Да что там: столкнись я с ним нос к носу на городской улице, прошел бы мимо, не узнав…

— Джай? — раздается его хриплый от удивления голос.

— Джей… — произношу в ответ давно забытое имя.

Не случается между нами ни теплых объятий, ни слез радости, как было в доме дядюшки Вель. Джейкоб лишь шире распахивает дверь своего — моего! — дома и жестом приглашает нас войти.

Едва переступив порог, всей грудью вдыхаю запах родного жилища… и не узнаю его. В гостиную вбегают двое малолетних парнишек: оба сероглазые, светловолосые, и оба во все глаза рассматривают нас.

— Познакомьтесь, дети, это ваш дядюшка Джайвел, — деревянным голосом произносит брат. — А это твои племянники, Джай. Ричард и Доннел.

Мы все замираем в нерешительности, не способные подобрать нужных слов. И тогда на помощь приходит жена брата:

— Вы успели как раз к обеду, прошу разделить с нами еду.

На стол накрывает единственная попавшаяся мне на глаза служанка. Для нас с Вель приносят дополнительные приборы. После короткой молитвы приступаем к обеду — в неуютном молчании. Но постепенно, слово за слово, завязывается разговор.

— Нас известили о твоей смерти, — касается самой тяжелой темы брат. — Родители даже какое-то время получали положенное на тебя военное довольствие.

— Как видишь, известие о моей смерти оказалось преждевременным, — сухо говорю я.

— Но… — брат вскидывает взгляд — и теперь я удивлен, что не узнал его сразу. В серых глазах Джейкоба вижу острый, пронзительный взгляд своего отца. — Если ты выжил, почему не вернулся? Почему хотя бы не написал, не сообщил о себе? Мы бы не хоронили тебя заживо! Я бы… — он запинается и виновато опускает глаза. — Я бы не посмел присвоить себе твое наследство.

— Я писал, — говорю глухо. — Хотя это было трудно, учитывая положение, в котором я оказался.

Джейкоб вновь вскидывает взгляд, и я отчетливо читаю в нем искреннее изумление.

— Но… я не получал твоих писем! Ни единого!

В повисшей гнетущей тишине слышится звук падающей вилки. Краем глаза замечаю, как дрожит подбородок супруги брата, как наливаются бледностью ее запавшие щеки. Она медленно откладывает вилку и нож и поднимается из-за стола, словно тень.

— Мейбл? Что с тобой? — обеспокоенно спрашивает Джейкоб.

Но женщина не отвечает. Уходит из столовой, оставляя всех нас в недоумении. Я непонимающе переглядываюсь с братом, затем с Вель. Даже дети затихают, чувствуя всеобщее напряжение.

— Я понимаю, мой приезд стал для тебя неожиданностью, — пытаюсь сгладить возникшую неловкость. — Не беспокойся, мы скоро уедем. Я только хотел…

Не успеваю закончить мысль: бледная, как смерть, Мейбл возвращается и кладет перед мужем несколько перевязанных бечевкой писем. Пожелтевшая бумага, истрепавшиеся уголки — я, кажется, начинаю понимать, в чем дело. Джейкоб молча развязывает бечевку, разбирает письма, разворачивает некоторые. Его брови хмурятся все сильнее, по мере того, как он вчитывается в строчки, написанные много лет тому назад.

— Дети, ступайте к себе, — холодно велит Джейкоб.

— Но пап, мы еще не доели! — возмущается старшенький — кажется, его зовут Ричард.

— Немедленно, — голос брата обдает морозом до самых костей, и детей тотчас сдувает из-за стола будто ветром.

— Я скажу Кэти, чтобы она подала им еду в комнату, — робко произносит Мейбл.

— Нет, ты останешься, — резко обрывает ее Джейкоб, и худенькие плечи женщины испуганно вздрагивают. — Что это все значит? Почему ты прятала от меня письма брата?

Женщина начинает всхлипывать, по бледному лицу катятся слезы. Зачем он требует от нее объяснений, да еще и в моем присутствии? Все понятно без слов. Она боялась, что я вернусь, займу дом по праву наследника и выгоню их на улицу. Я прозябал в рабстве, и она наверняка надеялась, что рано или поздно я бесславно сгину на юге. А ей хотелось жить в большом доме, замужем за баронетом, родить детей в тепле и достатке…

— Оставь ее, Джейкоб, — говорю мягко — неожиданно мягко для самого себя. — Мне не нужно ничего вашего. Я не отберу у тебя дом, он твой по закону.

— Но… — он неуверенно поднимает на меня взгляд, и в нем я читаю стыд и вину. — Это неправильно. Ты старший, и поместье твое по праву наследования.

Я на мгновение замираю, облизнув губы. Боюсь смотреть на Вель — ведь она, вероятно, тоже ожидала, что после замужества я приведу ее хозяйкой в свой дом.

Вот только я не могу отнять дом у семьи своего брата. И пусть его жена — подколодная змея, из-за которой умножились годы моего рабства, я не желаю строить свое счастье, отбирая у своих племянников кров и титул. Не поступи Мейбл Хатфорд столь гнусно — и я никогда не встретил бы Вель. Никогда не бы не любил и не был бы любим так, как сейчас…

— Я попрошу тебя лишь об одном.

— О чем? — глухо спрашивает брат, сгорая от вины, которую не должен был испытывать.

— Послезавтра мне назначена аудиенция у короля. Я прошу тебя свидетельствовать перед ним, что я — это действительно я. Похоже, ты единственный, кто теперь может это сделать.

====== Глава 64. На распутье ======

Комментарий к Глава 64. На распутье Пока не бечено

Обратный путь в дядюшкино поместье казался куда более долгим, чем путешествие в Эмбершир. Виной тому отчасти была холодная угрюмость и даже мрачность Джая — давненько я не видела его таким. Он сидел, низко опустив голову, и рассматривал следы от старых ожогов на покрасневших от холода ладонях. Мои настойчивые просьбы надеть перчатки не были услышаны. Как и моя ничего не значащая легкомысленная болтовня, призванная отвлечь его от гнетущих мыслей. В очередной раз наткнувшись на ершистое молчание, я махнула рукой и оставила попытки расшевелить упрямца. Уж мне ли не знать, каков он? Надо либо оставить его в покое, либо прямо заговорить о том, что его тревожит.

— Ты боишься, что Джейкоб обманет и не признает тебя перед королем своим братом?

Джай вздрогнул, словно выныривая из поглотившей его пустоты, одарил меня тяжелым взглядом и неуютно пожал плечами под толстым медвежьим воротником.

— Он признает, или я ничего не смыслю в людях. Нет, я не боюсь предательства брата. Я даже рад, что все так обернулось. Было бы куда тяжелей знать, что брат получал мои письма и даже пальцем не пошевелил, чтобы вызволить меня из рабства.

Ледяная корка, сковавшая было мое сердце, внезапно растаяла от нахлынувшего облегчения.

— Тогда что тебя гложет? — я склонилась к Джаю, стянула перчатку со своей руки и накрыла ладонью его холодную кисть.

Он тяжело вздохнул, крепко, почти до боли, сжал мои пальцы, бросил на меня быстрый виноватый взгляд и вновь опустил глаза.

— Я отказался от наследства и тем самым лишил нас всех дома. Теперь… куда я приведу тебя, когда верну себе имя?

— Не беда, — с готовностью ответила я. — У меня ведь есть родительское наследство…

— Ты не понимаешь, Вель… Твой дом — это твой дом, а я хочу дать тебе что-то свое!

— Ты подарил мне свою любовь, жизнь и детей, — мягко возразила я.

Джай скрежетнул зубами, почти грубо отдернул руку и отвернулся к окну. Я прикусила губу, гадая, чем могла так сильно его задеть. Уж лучше бы молчала: очевидно, вышло только хуже.

— Прости, — Джай тут же сгреб меня в охапку, распахнув полы тяжелого мехового плаща и отдавая мне часть своего тепла. — Ты ни в чем не виновата, Вель. Просто… я не знаю, как теперь быть. Меньше всего я хотел бы пользоваться твоей милостью, жить в твоем доме, как безродный пес, и довольствоваться костью, брошенной мне королевством после того, как от меня отреклись.

— Ты не безродный пес! — теперь уже я возмутилась, упираясь ладонями ему в грудь. — Ты Джайвел Хатфорд, полководец и победитель! Тебя уже признали на юге, признают и на севере. А дом… что ж, дом можно и построить, если уж ты настолько упрям, что не хочешь жить в моем.

Он помолчал, словно раздумывая над моими словами. И даже оставил попытки меня удержать — впрочем, я не слишком и вырывалась.

— Уж и не знаю, Вель, — наконец сказал он уже совсем другим голосом — тихим, задумчивым.

— Не знаешь чего?

— Уж и не знаю, смогу ли я хоть где-нибудь почувствовать себя дома, — вздохнул он и плотно сжал губы. — Даже там, в родных стенах, я был словно чужой.

— Просто все слишком быстро меняется, — мягко сказала я, стремясь его утешить.

Хотя на самом деле и сама ощущала ровно то же самое.

Словно север настойчиво отторгал нас обоих.

Едва уловимый шелест бумаги нарушает неуютную тишину в малом королевском кабинете. Двое дюжих телохранителей пронизывают меня равнодушными, но цепкими взглядами. Мне нет до них дела: я завороженно слежу за плавными движениями августейших рук. Его величество аккуратно раскладывает исписанные моим почерком листы на безупречно отполированной столешнице и барабанит по ним холеными пальцами.

— Признаться, ваша история, полковник, вот уже два дня не выходит у меня из головы, — наконец произносит король. — Странное дело, но я не получал ваших писем.

— Очевидно, почта между югом и севером ходит с перебоями, — спокойно говорю я.

А что еще можно сказать? Сделанного не воротишь. Некий слишком усердный секретарь не счел послания от неизвестного лейтенанта чем-то важным и достойным внимания государя.

Мейбл не одинока в укрывательстве нежелательных писем.

— Я отдал поручение разыскать кого-нибудь из ваших сослуживцев. Но, увы, никого из тех, кого вы упоминали в своем письме, уже нет в живых.

О да, я знаю. Мой полк угодил в пиратскую ловушку вместе со мной. Кого не убили в кровавой схватке, тех продали в рабство. Я оказался настоящим счастливчиком, выжившим по прошествии стольких лет… Мой первый командир, капитан, рискнувший принять неоперившегося юнца под свое крыло, сложил голову в горах Халиссинии много лет назад. Как можно разыскать тех, кого не пощадила судьба?

Однако от осознания того, что я остался совсем один, становится неуютно. Невольно бросаю взгляд на закрытую дверь, за которой остались ожидать Джейкоб и Вель.

— Мой брат… — начинаю я, но король тут же отмахивается, заставляя меня замолчать.

— О да, я знаю. И не ставлю под сомнение подлинность ваших слов. Даже если бы Джейкоб Хатфорд не подтвердил вашу личность, полковник, я достаточно наслышан о случившемся на юге. Вы устроили настоящий переворот, заставив южан отказаться от рабства — кто, как не истинный лидер, сын севера, мог бы совершить такое?

Король удовлетворенно потирает ладони и смотрит на меня с отеческим теплом в голубоватых глазах под кустистыми седыми бровями. В голову закрадывается неудобная мысль, что если бы я устроил переворот здесь, в Аверленде, меня одаривали бы совсем иными взглядами.

— Вы знаете, что за вас поручился маршал южан, благородный дон ди Мендес?

Нет, я не знал. Удивленно вскидываю бровь и смотрю с недоверием. Его величество внимательно изучает мое лицо, ожидая ответа.

— Мне лестно осознавать, что на свете остались благородные люди.

Зачем я это говорю? Перед глазами само собой возникает укоризненное лицо Вель. И я целиком с ней согласен — слишком долго я ждал этой аудиенции, чтобы теперь высказывать монарху свои обиды. Одно неосторожное слово — и вместо вожделенной бумаги, подписанной королем, я могу получить приказ об аресте…

Кажется, и стражи поглядывают на меня неодобрительно.

Но разве язык когда-нибудь мне подчинялся?

Его величество, судя по изменившемуся выражению лица, намек улавливает. Но нисколько не сердится.

— Вы и сами поступили благородно, уступив титул и наследство брату, даже находясь в затруднительном положении. Это делает вам честь. А я, признаться, ощущаю вину перед вами. Вас долгое время считали мертвым, а вы, однако же, не теряли это время зря и хорошо потрудились на благо своей страны. Война на юге закончена, Халиссиния капитулировала, Саллида приняла наши условия, больше никто из наших сограждан не окажется в рабстве у южан — и все благодаря вам. Эти заслуги достойны подобающей награды, и мои советники полностью со мной согласны.

Награды? Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Его величество и правда думает, что медаль или даже орден смогут окупить годы, проведенные в рабстве?

— Вот подписанный мною указ, — августейшая рука протягивает через стол свернутую в трубочку бумагу. — Отныне вам пожалован чин генерала кавалерии северных войск и знак королевского отличия. Также вы получите членство в Большом королевском совете. Разумеется, за государственную службу вам будет выплачиваться пожизненная рента.

Государь пытливо смотрит на меня, ожидая оценить произведенное впечатление.

Я впечатлен. Однако ловлю себя на мысли, что членство в Большом королевском совете сулит больше мороки, чем выгод. Сдержанно киваю и так же сдержанно благодарю монарха. Он выглядит слегка разочарованным.

— Если пожелаете сделаться землевладельцем, вам предоставят список пустующих поместий и земельных наделов, принадлежащих казне, и выделят ссуду на покупку, — с меньшим воодушевлением продолжает его величество.

Вот это уже нечто более существенное. Мое настроение разом значительно улучшается, и я уже воображаю, как приведу Вель в собственный дом…

Король, нетерпеливо побарабанив по столу пальцами, добавляет уже совершенно другим, вкрадчивым тоном:

— Однако же у меня для вас есть более выгодное предложение.

Моя внезапная радость меркнет: жизнь научила меня, что к милостям власть имущих следует относиться настороженно.

— Какое же?

Прежде чем ответить, его величество долго вглядывается в мое лицо, словно желая отыскать в нем верную эмоцию. Я выдавливаю из себя натянутую улыбку.

— Вы очень долго прожили на юге, генерал Хатфорд. Знаете южан, так сказать, с изнанки, со всеми их потрохами. Вам известно, чем живет тамошний люд, и вместе с тем вы как никто иной близки к местной власти. Ведь ваша невеста, насколько мне известно, является сенатором одного из городов Саллиды?

— Кастаделлы, — бездумно киваю я. — Но только до совершеннолетия наследника.

— Наследника, который еще слишком мал, — небрежно отмахивается король. — Вельдана Адальяро урожденная северянка, а значит, лояльность к Аверленду у нее в крови. Надо ли говорить, что в это нестабильное послевоенное время, когда в Саллиде меняется уклад, мне как раз нужны на юге верные и влиятельные люди? Как вы смотрите на то, чтобы вернуться на полуостров в качестве консула от Аверленда?

В малом кабинете вновь повисает молчание. За высокими окнами бесшумно падает снег. Собственное дыхание кажется мне слишком громким, чужеродным звуком в этой неестественной тишине.

Консул Аверленда в Саллиде. Его величество готов доверить мне судьбы сограждан, волею Творца очутившихся на юге. Разумеется, я не наивен и понимаю, что к громкой должности полагается не слишком приятная обязанность шпионить на юге в пользу Аверленда и влиять на политику саллидианцев при помощи Вель… Но разве это не справедливая цена за почти безграничные полномочия? Картинка тихого, уютного семейного гнездышка где-нибудь под Эмберширом постепенно рассеивается, сменяясь куда более привлекательными картинами. Вчерашние господа, поглядывавшие на бывшего раба с оттенком брезгливости на лице, теперь станут смотреть с уважением, искать моего расположения…

— Я вижу, вы задумались, — король откинулся на высокую спинку стула и расслабленно повел плечами. — И то верно: подумайте, обсудите предложение с невестой. И если примете решение, о вашем назначении будет объявлено публично во время большого приема, назначенного на ближайший вторник. Мой секретарь выдаст вам приглашение. Уверен, ваша невеста, леди Адальяро, станет истинным украшением нашего скучного северного общества.

На приватную аудиенцию с королем Джай шел напряженным и сосредоточенным, а возвратился задумчивым и даже слегка рассеянным. Разумеется, мне не терпелось расспросить его обо всем, что произошло за закрытыми дверями, но пришлось сдержать любопытство до тех пор, пока мы не останемся одни.

С Джейкобом распрощались тепло, но сдержанно. От приглашения еще раз навестить семью брата Джай вежливо отказался. И я его понимала: слишком много воды утекло с тех пор, как братья Хатфорды виделись в последний раз, слишком тяжелым оказалось это время для Джая, а присутствие Мейбл лишь усугубило бы так и не сгладившуюся между братьями неловкость.

Возница, дожидаясь нас, энергично притаптывал снег вокруг повозки в попытках согреться. Прищурившись, я взглянула на затянутое сизыми облаками небо: размытые очертания солнца виднелись еще высоко, а значит, мы успеем вернуться домой засветло. Тетушка обещала подать к ужину запеченного в травах каплуна и имбирное печенье… мысль об уютном тепле родного дома заставила зябко поежиться: все-таки за годы, проведенные на знойном юге, я успела здорово отвыкнуть от северных холодов.

— Кажется, ты не слишком доволен разговором с государем? — отважилась спросить я, когда мы оба забрались в повозку.

Джай задумчиво посмотрел на меня, словно не расслышал. Но затем, спохватившись, стянул с руки перчатку, пошарил за пазухой и извлек аккуратно свернутую в трубочку бумагу — в уголке я разглядела гербовую королевскую печать. Развернув свиток, он прищурился, но уже через мгновение махнул рукой и отдал бумагу мне.

— Читай сама, я не взял с собой монокль.

Я послушно развернула документ, пробежала глазами крупно выведенные строчки.

— Но… это же прекрасно! — вырвалось у меня. — Новый чин, королевское отличие, пожизненная рента… Почему же у тебя такой подавленный вид?

Джай вновь прищурился, на сей раз вглядываясь в меня внимательно, будто видел в первый раз. Плотно сжал губы, поиграл желваками на скулах, и наконец произнес:

— Вель, скажи мне, чего бы ты хотела больше — остаться на севере или вернуться на юг?

Вопрос, которого я в глубине души боялась и невольно избегала, неумолимо повис в морозной тишине повозки. Я сделала последнюю попытку отсрочить решение.

— Ты ведь спрашиваешь не просто так, верно?

— Верно. Если ты выберешь север, я могу получить ссуду из королевской казны на покупку поместья. Ты сама можешь выбрать, где жить — поближе к столице или рядом с твоими родичами, на берегу океана или в далекой глуши на окраинных землях.

Я даже зажмурилась от такой мысли. Свой дом. Дом на севере, в котором я сама буду хозяйкой. Ни свекровь, ни дядюшка с тетушкой больше не смогут повелевать мной. Только Джай и я, и наши дети… О да, как мне хотелось бы жить в укромном, уединенном месте, но не слишком далеко от столицы, чтобы совсем не одичать. Шелест ветвей вековых лесов, пение птиц, журчание реки, питающей плодородные поля — все эти звуки уже раздавались в моей голове…

Открыв глаза, я встретилась взглядом с Джаем. Он пытливо всматривался в мое лицо, желая прочесть в нем ответ. Мои губы приоткрылись, чтобы произнести заветное «да», но с улицы вдруг раздался звонкий звук колокола. Джай встрепенулся, глядя в окно поверх моей макушки.

— Аббатство Духовных Хранителей, мы проезжали мимо на пути в столицу, — пояснила я. — Видимо, в их капелле началась месса. Не хочешь зайти послушать?

— Хочу, — слегка смутившись, ответил Джай. — Не уверен, что сохранил хотя бы крупицу веры в Творца, но… представь себе, почти двадцать лет не переступал порог святой обители! На войне было не до благочестия, а к рабам, как мы оба знаем, душа не прилагается, стало быть, о ней нечего и заботиться.

Жесткие губы на мгновение искривились, но горькая гримаса тут же стерлась с его лица. Мы в два голоса остановили возницу и, утопая по колено в белоснежном пушистом снегу, спотыкаясь и держась друг за друга, направились в сторону аббатства.

В маленькой капелле мы оказались единственными прихожанами, кроме молчаливых обитателей аббатства, но Джая это ничуть не смутило. Все время, пока немолодой капеллан служил короткую мессу, я, затаив дыхание, поглядывала на любимого и сознавала, что еще никогда не видала его таким одухотворенным. А ведь я и в самом деле полагала, что Джай не верит ни в каких богов…

Он внезапно оглянулся, посмотрел на меня в упор и произнес одними губами:

— Вель, ты станешь моей женой?

— Что? — ошеломленно переспросила я. — Сейчас?

— Сейчас, — он сграбастал теплой ладонью мои озябшие пальцы и посмотрел с такой страстью, что мои щеки полыхнули жаром. — Ты согласна?

— Да, разумеется, но…

Я растерянно моргала, потеряв все слова. Взгляд Джая, еще мгновение тому назад горевший лихорадочным огнем, внезапно погас.

— Да, я понимаю. Прости. Ты наверняка хотела свадьбу по всем правилам, с провожанием, красивым платьем, благословением дядюшки и гостями…

— Нет, Джай, — я сжала покрепче ускользающие из ладони мозолистые пальцы. — Ничего этого мне не нужно: в моей жизни это все уже было и не принесло счастья. Просто… ведь нас откажутся венчать — без подготовки, без поста, без исповеди и причастия…

Джай сделал глубокий вдох и облегченно улыбнулся.

— Исповедаться и причаститься можно прямо здесь, а об остальном, я думаю, можно договориться с капелланом, — Джай многозначительно хлопнул себя по бедру, где был пристегнут поясной кошель.

— Что ж, генерал Джайвел Хатфорд, — я счастливо улыбнулась в ответ. — Тогда ведите меня к алтарю.

====== Глава 65. Семейная жизнь ======

Большая гостиная лорда и леди Несбитт с порога окутывает нас приятным теплом от жарко пылающих каминов. Расторопные слуги уносят верхнюю одежду, густо усеянную кристалликами снежинок: снаружи стеной валит снег. С кухни проникает аппетитный аромат запеченной птицы и мерный стук ножей, из танцевальной залы доносятся звуки клавесина, тихий голос Сай, недовольное ворчание Алекса и заливистый смех Габи. Я на мгновение зажмуриваюсь и всем существом впитываю звуки, запахи, ощущения — все, что наполняет жизнью большой уютный дом. Губы сами собой растягиваются в улыбке. Удивительно, как долго я мог обходиться без дома, находя вполне приемлемыми для жизни временные военные пристанища, походные палатки, рабские бараки и даже нагретые солнцем камни Саллиды и пески Халиссинии. А теперь, когда беды и невзгоды позади, так остро ощущается нехватка собственного дома…

— Ох, Вель, дорогая, я уж и не чаяла, что вы вернетесь к ужину! — рассеивает мою недолгую грезу тетушка Вель.

Открываю глаза. Леди Амелия уже хлопочет вокруг племянницы — невысокая, полноватая, вся какая-то круглая, леди Несбитт похожа на пышную сдобную булочку, по нелепой случайности закутанную в кружева и рюши. Она без конца всплескивает руками, сокрушается из-за покрытых морозным румянцем щек и обветрившихся губ Вель. Я усмехаюсь с долей самодовольства: губы Вель обветрились вовсе не из-за мороза.

— Дядюшка дома? — спрашивает Вель, когда в потоке причитаний и заботливого кудахтанья образовывается короткая пауза.

— Дома, куда ж ему деться. Ждет вас. Ну, как съездили? — леди Амелия наконец удостаивает меня строгим взглядом.

— Замечательно, — улыбается Вель и тоже оглядывается на меня. — Хочу поделиться прекрасными новостями, но лучше сделать это при всех.

В светло-серых глазах проскальзывает озорная искорка, которая мгновенно отзывается в груди жарким пламенем. Она уже давно не та юная угловатая девчонка, которая пыталась сбежать домой через окно поместья Адальяро. Теперь это молодая, цветущая женщина с горделивой осанкой, плавными движениями, округлыми формами, но ее глаза, губы… С трудом заставляю себя сделать вдох — хочу ее, прямо сейчас, хочу так сильно, что темнеет в глазах.

Моя жена.

Вель ловит мой взгляд, целомудренно опускает длинные ресницы и медленно проводит кончиком языка по губам. Дразнится, несносная женщина! Знает ведь, что сейчас у меня нет никакой возможности утащить ее наверх, закрыться в спальне, сграбастать в объятия, вжаться ртом в податливые губы…

— Тогда я зову Эвана, за ужином все расскажешь. Я попросила накрыть стол в гостиной — здесь сейчас куда теплее, чем в столовой.

Собираемся; дети выбегают из танцевальной залы, Габи с восторгом делится с матерью, как они с Алексом и Сай репетировали северный танец. Алекс словно стыдится рассказов сестры, сердито сводит у переносицы темные брови, подходит ко мне и деловито сует мне в ладонь руку. Вель нежно обнимает Габи, без тени смущения покрывает поцелуями ее личико, и я ловлю себя на том, что завидую им: женщины, что с них взять, они могут не таить своих чувств.

Лорд Несбитт появляется в гостиной последним, садится во главе стола, напротив него, на другом конце, располагается леди Амелия, посередине с одной стороны садятся Вель и Габи, с другой стороны мы с Алексом. Лорд Эван возносит короткую молитву, прислужница ловко назрезает сочными ломтями каплуна, раскладывает по тарелкам.

— Вель, не томи, рассказывай! — «сдобная булочка» леди Несбитт, тряхнув оборками на чепце, жадно вглядывается в лицо племянницы. — Как прошла аудиенция у короля?

— Как нельзя лучше, — расплывается в улыбке Вель и лукаво поглядывает на меня. — Джаю пожаловали чин генерала и сделали членом Большого королевского совета. Ему теперь положено пожизненное содержание, и мы подумываем купить дом.

— Дом? — лорд Эван сдвигает брови лишь самую малость, однако этот едва заметный жест весьма красноречиво выражает недовольство. — Зачем тратиться на дом, ведь у тебя есть собственное наследство. Да и о свадьбе не мешало бы подумать, чтобы избежать пересудов.

Дядюшка Вель бросает на меня исподлобья короткий взгляд, будто бы прозрачного намека недостаточно. Вель опускает глаза и прикусывает губу, пытаясь спрятать улыбку. Ну чисто девчонка! Пламя желания, жарким цветком распустившееся в моей груди, сползает вниз, к животу, заставляет думать не о прекрасном ароматном каплуне, а о белых коленях Вель, призывно разведенных для меня.

Боги. Меня бросает одновременно и в жар, и в холод. Ведь отныне мы можем больше не таиться, ночуя в общей спальне. Она моя законная жена, и мне больше нет нужды сдерживаться, оберегая ее от зачатия — она молода и может родить мне еще детей, и уже никто не помешает им открыто назвать меня отцом.

— Мы уже поженились, — сообщаю будто бы невзначай, но чувствую, как меня распирает от смешанных чувств — гордости, любви, вожделения; я готов вскочить из-за стола и на весь мир кричать о том, что Вель — моя жена!

Звук вилки, выпавшей из руки «сдобной булочки», нарушает повисшую за столом тишину.

— Как… поженились? — выдыхает она. — Когда?..

— Да вот только что, — охотно подхватывает Вель и делает знак глазами служанке; та спустя мгновение подает леди Амелии успокоительные капли.

На скулах дядюшки Эвана ходят желваки, но он старается не подать виду, что разгневан.

— Это такая шутка? — интересуется он сквозь стиснутые зубы.

— Нет, не шутка, — заверяю я, достаю из-за пазухи заветную бумагу и протягиваю ему. — Вот выписка из церковной книги аббатства Духовных Хранителей. Мы решили не тянуть со свадьбой, и леди Хатфорд не возражала.

Вновь повисает молчание. Я мог бы поклясться, что слышу в тишине гневное шевеление бровей лорда Несбитта.

— Без отеческого благословения? Без поста, седмицы молитв и причастия? Без венчального платья, свадебного пирога, гостей и торжества?

— Ах, оставь, Эван, — произносит леди Несбитт, запив капли изрядным глотком сливовой наливки. — Как случилось, так уж случилось, что теперь сетовать.

— Но что скажут соседи? — раздувает ноздри лорд Несбитт. — Вель, ты подумала? Да ведь пойдут слухи, что ты зачала дитя до брака и пытаешься спешно скрыть свой грех!

Вель фыркает, пытаясь заглушить приступ смеха деланным кашлем, Габи непонимающе моргает ресницами.

— Мама, а что значит «поженились»?

— Это значит, что мы с Джаем теперь законные муж и жена, — поясняет Вель, украдкой вытирая уголки глаз салфеткой.

На переносице Габи появляется вертикальная черточка — в точности как у Вель, когда та задумывается о чем-то серьезном.

— Джай, ты теперь будешь нашим папой? — наконец изрекает она.

Я встречаюсь глазами с бесхитростным взглядом дочери, и мой язык словно прилипает к гортани. «Я и есть твой папа, — хочется сказать мне. — Я держал тебя на руках, когда ты была еще совсем крохой пару дней от роду и помещалась целиком в моих ладонях. Я менял тебе пеленки, баюкал ночами и купал тебя, маленькую, в море. Я хочу быть рядом, пока ты растешь, оберегать дом, в котором ты живешь, и однажды хочу повести тебя к алтарю, передавая из рук в руки хорошему парню».

Ничего этого, разумеется, я сказать не вправе. Успеваю поймать напряженный взгляд лорда Эвана, прежде чем раздается звонкий голос Алекса:

— Мой папа — Диего Адальяро! Мне говорила бабушка! Мама, когда мы поедем домой к бабушке Изабель?

Вель закусывает губу, умоляюще смотрит на сына, а затем — виновато — на меня.

— Кхм, — деликатно прочищает горло лорд Несбитт, смерив меня оценивающим взглядом. — Александр, разве тебе не нравится у нас?

— Нравится, но тут холодно, — хмурится Алекс. — И скучно. Я не хочу танцевать и ездить в санях, я хочу кататься верхом на настоящем коне и стрелять из лука. Раньше меня учил Ким, но тут его нет. Мама и Джай все время уезжают, а теперь и Аро уехал.

— Кстати, а куда уехал Аро? — оживляется Вель, ухватившись за возможность отвлечь родственников от щекотливой темы.

— Пока вы были заняты своими делами, — лорд Эван вновь бросает на меня взгляд, все еще укоризненный, но уже не столь сердитый, — я попытался разыскать родню покойной матушки этого юноши. Представьте себе, его бабушка и дедушка живут здесь, в Сноупорте! Это Гилберты, они из обедневших дворян, но весьма достойный род. Правда, они были уверены, что их род прервался со смертью дочери, и чрезвычайно удивились, узнав, что у них есть внук. Я сегодня лично отвез Аро к ним, родня приняла его весьма тепло и пригласила остаться у них до отъезда.

Вот так дела. У Аро на севере нашлась родня. Что-то мне подсказывает, что уезжать на юг он теперь едва ли захочет…

— Потрясающий день, — выдыхает Вель, и глаза ее вновь загораются. — Как я рада за Аро!

— А я рада за тебя, моя дорогая, — «сдобная булочка» вновь трясет многочисленными рюшами на чепце и хватается за стакан со сливовой наливкой. — Как бы там ни было, сегодня день свадьбы нашей любимой племянницы. Давайте пожелаем молодым долгих и счастливых лет вместе!

Постепенно напряжение за столом развеивается. Лорд Эван изо всех сил пытается заглушить в себе обиду. Я вполне могу его понять. Если однажды Габи приведет ко мне за руку неизвестного сопливого юнца и заявит, что обвенчалась с ним без родительского благословения, то с большой вероятностью она станет вдовой, так и не успев побыть женой.

Правда, я ведь не сопливый юнец и не какой-нибудь безродный выскочка. Сам король Аверленда отметил мои заслуги перед страной, и будь ты хоть членом Малого королевского совета, меня теперь просто так не выставишь из-за стола, не выгонишь из дома.

Однако едва я позволяю себе понадеяться, что инцидент со свадьбой исчерпан, как лорд Несбитт рушит мои ожидания, приглашая после ужина в курительную.

— Итак, генерал Хатфорд, как долго на самом деле вы знаете Вель?

— Довольно долго, — не вижу нужды лгать. — Почти с самого ее приезда на юг.

— Так значит, глаза меня не обманывали, — мрачно заключает лорд Эван, затягиваясь трубкой и намеренно не глядя в мою сторону.

— Простите?

— Ума не приложу, как могло случиться так, чтобы сразу после свадьбы в супружескую постель моей племянницы проник другой мужчина, — глухо произносит лорд и на этот раз пронизывает меня тяжелым взглядом.

От этого взгляда все мои старые раны начинают ныть все разом.

— Вы пытаетесь оскорбить свою племянницу? Я не стану обсуждать с вами Вель за ее спиной.

Моя надежда, что на этом лорд прекратит меня прощупывать, не оправдывается.

— Кто-нибудь еще знает о том, от кого Вель родила детей?

Сжимаю зубы до хруста в челюстях. Лорд Эван Несбитт активно напрашивается на хорошую зуботычину, но не стану же я бить хозяина в его доме? Тем более человека, заменившего Вель отца.

Однако ответить мне нечего. Подтвердить его догадки я не имею права, а открещиваться от собственных детей у меня не повернется язык.

— Превосходный табак, лорд Несбитт, — произношу я наконец, делая последнюю затяжку. — Простите, вынужден вас покинуть: жена наверняка меня заждалась.

***

Наконец-то этот длинный день, наполненный событиями, подходил к концу. За окном вовсю завывала разгулявшаяся вьюга, но тяжелые ставни не поддавались порывам ветра, а в спальне жарко пылал камин, создавая иллюзию защищенности. Я сидела за столиком у зеркала, облаченная после купания в длинную ночную рубашку, неторопливо расчесывала локон за локоном и улыбалась сама себе.

Пожалуй, еще никогда в жизни я не чувствовала себя так спокойно и умиротворенно.

— Ну сколько можно возиться? — послышался нетерпеливый голос Джая. — Ты нарочно меня сегодня изводишь?

Я взглянула на него через зеркало и еще раз провела щеткой по волосам. Он лежал, развалившись поверх подушек, прикрытый до пояса одеялом, поигрывал мышцами на обнаженном теле и прожигал меня жадным взглядом.

— Подожди немного, — я невозмутимо повела плечом. — Мне надо привести себя в порядок.

— Хватит меня томить, Вель, ты и так в порядке. Ты целую вечность отмокала в лохани, и теперь что-то не торопишься. Что толку чесать волосы, если они тут же снова растреплются?

— С чего бы вдруг? — прищурилась я, хотя прекрасно поняла прозрачный намек.

Джай надул губы, словно сущее дитя. Но сегодня меня одолело желание его поддразнить. После венчания любимого будто подменили: всю дорогу от аббатства до дома мы целовались, как юные влюбленные, невзирая на мороз, от которого тут же трескались губы. За столом он то и дело бросал на меня такие жаркие взгляды, что я и сама боялась воспламениться… И эта игра, хождение на грани, нетерпение насладиться нашим новым статусом безумно нравились мне.

Разумеется, я понимала, что эта игра не продлится долго.

Джай вскочил, скинув с себя одеяло, стремительно подошел, выхватил из моих рук щетку, сгреб меня в охапку и потащил к кровати.

— Женщина, каким местом ты слушала капеллана в храме? Мужу надо повиноваться, а не пререкаться с ним, — проворчал он мне на ухо.

Силясь не расхохотаться, я предприняла попытку вырваться, бодаясь, щипаясь и лягаясь.

— Ты что это о себе возомнил?

Джай легко пресек мои попытки сопротивления и дерзко защекотал в самом уязвимом месте — пониже ребер.

— Я не возомнил, а жду, пока ты вспомнишь о своем долге и примешься ублажать меня, как положено добродетельной жене, — самодовольно ухмыльнулся он.

Извиваясь и хихикая, я все-таки вывернулась из его хватки и попыталась отползти на край кровати.

— Вот еще выдумал, ублажай себя сам!

— Не для того я женился, — заявил благоверный, ухватил меня за щиколотку и рывком подтянул к себе.

Потеряв опору, я ничком рухнула на постель, но тут же была подхвачена вновь и прижата спиной к твердой мужской груди. Сопротивляться жаркому потоку желания, волнами исходящему от Джая, уже не было никакой возможности.

— Ах вот как?.. — выдохнула я, чувствуя на мочке уха, шее, плече горячие поцелуи. — Все это ты имел и до брака, так зачем же…

— Чтобы любить тебя не как вор, прячась по углам от чужих глаз, а открыто, как честный человек. Чтобы при всех держать тебя за руку и знать, что никто не осудит. Чтобы все знали, что ты — моя, и пусть только посмеют посягнуть на мою семью.

Его губы и руки спустились ниже, ласкали чувственно и нежно, добиваясь отклика от моего тела. Сопротивляться ему?.. Невозможно… Из груди вырвался тихий стон, бедра соединились с его бедрами.

— Чтобы брать тебя когда хочу и как хочу, — шептали тем временем его губы. — Чтобы оставить в тебе свое семя, чтобы ты родила мне еще детей…

На миг меня охватило оцепенение. Тяжесть бремени, родовые муки, боль от потери младенца Максимилиана — горькие воспоминания вихрем пронеслись в голове. Почему он не спросил меня, хочу ли я еще детей?..

— …Чтобы они носили мое имя. Покорись мне, Вель. Я люблю тебя. Я хочу тебя. Будь моей!

Слова протеста так и застряли на языке. Резковатая, порывистая речь мужа всколыхнула во мне и другое понимание: насколько важен был для него наш брак, освященный в церкви. Насколько важно для него, чтобы никто не осуждал его за связь со мной, чтобы наши дети признали в нем отца…

Вздохнув, я уронила голову на широкое плечо. Больше не противилась, позволяя Джаю заявлять права на меня. На мое тело, на мою душу. Покорилась ему, как он того хотел. И приняла его семя.

— Ты моя, — шептал он много позже, откидываясь на подушки и не выпуская меня из объятий. — Моя жена, моя любимая.

Утомленный, он уснул почти сразу, а я еще долго лежала в кольце его рук, гладила широкие плечи, расслабленную спину, целовала гладко выбритый подбородок.

— Да, я твоя. Теперь навсегда.

— И ты говоришь об этом только сейчас?!

Я наблюдаю за тем, как до предела распахиваются бездонные глаза Вель, и мне хочется то ли нервно рассмеяться, то ли сжаться до размера улитки.

— Ну прости, вчера как-то не выдался удобный момент…

— Но это же сущий кошмар! — неподдельно ужасается Вель, прикрывая рот ладонью. — Королевский прием уже во вторник, а мне совершенно нечего надеть!

И это говорит мне женщина, которая не побоялась сразиться с рабством в целой стране, пережила смерть мужа и тяготы войны — и только вчера согласилась венчаться без свадебного платья!

Следом за Вель готова рухнуть в обморок и «сдобная булочка» леди Несбитт. А это уже куда хуже. Если одна женщина способна создать истерику из ничего, то две женщины могут сотворить в доме настоящую бурю.

— Ну, Вель, — пытаюсь возразить я. — Ведь твоими платьями был забит целый отсек грузовой каюты! Что-нибудь да подойдет.

Вель смотрит так, будто у меня на лбу начал расти рог. А может, и не один.

— Ты что, правда не понимаешь?! На севере совершенно другая мода! А еще здесь зима, если ты не заметил!

Я бросаю тоскливый взгляд на лорда Несбитта, но тот, оставаясь пока незамеченным, потихоньку бочком отступает в курительную. Мне остается одному держать ответ перед разъяренными женщинами за непростительную оплошность — почему это я вдруг сообщил о приеме не вчера, а сегодня. Как будто сообщи я об этом накануне, платье бы чудесным образом сразу появилось!

Буря над моей головой разражается незамедлительно. Я стойко выдерживаю град упреков и обвинений, пока на помощь не приходит святая женщина — младшая кузина Вель. Она отвлекает внимание на себя предложением отдать Вель свое праздничное платье, которое готовила к крестинам первенца. Женская армия, наголову разгромив врага в моем лице, тут же объединяет силы и приступает к стратегическому планированию, рассматривая принесенное платье: где и что удлинить, где ушить, где задрапировать.

Женская метушня продолжается до самого вечера, когда наконец Вель вспоминает обо мне.

— Так ведь Джаю тоже не в чем пойти на прием! — ахает она, распахивая глаза вполлица.

— Как это не в чем? — удивляюсь. — У меня есть мундир.

— Надевай-ка! — командует Вель, и мне ничего не остается, как подчиниться.

Осмотрев меня с ног до головы, женушка закусывает губу. Кажется, недовольна увиденным.

— Габи, будь добра, принеси из нашей спальни черепаховую шкатулку — ту, что на комоде у зеркала, — велит она дочери.

Габи с готовностью повинуется, возвращается со шкатулкой, в которой Вель хранит мои награды. Извлекая одну за другой, их пытаются приладить к мундиру, то и дело качая головой.

— Здесь прореху можно закрыть орденом, но латку на рукаве ничем не скроешь. И ворот потерт.

— Разумеется, потерт, — оправдываюсь я. — Я свой мундир носил, в отличие от некоторых.

— Потертость на вороте можно спрятать под тесьмой, — вступает в женский совет «сдобная булочка». — И на обшлагах тоже. Но вот что делать локтями и коленями?

Я тяжко вздыхаю: моего мнения тут не спрашивают. Краем глаза замечаю, что лорд Несбитт, ненадолго выбравшийся из укрытия, критически осматривает меня издали, а затем исчезает в сенях.

Алекс бросает возню с кузенами у камина и подбирается ближе, сосредоточенно рассматривая натертые до блеска награды.

— Джай, за что тебе дали вот эту? — тыкает он в одну из медалей, отлитую из чистого халиссийского золота.

— За операцию по освобождению восточной границы, — отвечаю я.

Целый полк убитыми со стороны саллидианцев. Несколько сотен со стороны халиссийцев. Воспоминания о войне вызывают тошноту. Не хочу об этом думать сейчас, здесь, в тепле и уюте большого дома, в окружении хлопочущих женщин.

Вель, тетушка Амелия и обе кузины отходят в сторонку и бурно держат совет: как привести в чувство мой совершенно безнадежный, по их мнению, мундир. Получив толику свободы, отхожу к креслу: ноги уже не те, все чаще дают о себе знать нытьем старые раны. Алекс и Габи забираются ко мне на колени и продолжают расспросы.

— А вот это за что?

— За прорыв окружения в южной части Халиссинии.

Полторы сотни убитыми со стороны саллидианцев, а потери неприятеля и не сосчитать…

— Я хочу посмотреть на эту Халиссинию, — заявляет Алекс, насупив брови. — Джай, мы поедем туда?

— Если мама позволит, — неопределенно пожимаю плечами.

— Скоро я стану сенатором, и мне не нужно будет мамино позволение! — гордо вскидывает голову Алекс.

Внутри что-то тоскливо переворачивается. Я смотрю на сына, взъерошиваю его темные волосы и думаю о том, что если мы останемся здесь, в Аверленде, никакого сенаторства ему не светит. Пока он подрастет, власть в Кастаделле может сотню раз смениться, о семье Адальяро забудут вовсе…

— Если мы поедем в Халиссинию, мы можем навестить Лей? — вдруг задает вопрос Габи.

Невольно вздрагиваю, услышав имя из прошлого, которое тоже хотелось бы забыть.

— Лей? Ты ее еще помнишь?

— Помню. Лей добрая. Она пела нам колыбельные, а мне заплетала красивые косы. Мама так не умеет.

Перед глазами встает гордое лицо Лей, виднеющееся из-за плеча Хаб-Арифа. Ее круглый живот под простым платьем. Должно быть, теперь она уже родила. Интересно, кого? Мальчика или девочку?

Как им живется там, в далеких неизведанных восточных землях Халиссинии?

Боги, кажется, я скучаю по ним.

— А сколько мы еще пробудем в Аверленде? Тетушка Мэри обещала подарить мне маленького щенка. У меня никогда не было щенка. Хочу показать его бабушке Изабель. Как думаешь, бабушка Изабель нас еще не забыла?

На выручку приходит Вель, отбирая у меня детей.

— Никто вас не забыл. Бабушка Изабель наверняка молится за вас каждый день. А теперь идемте, уложу вас спать.

— Я не хочу спать! — привычно возмущается Алекс.

— Сандро! — строго хмурится Вель.

— Вот стану сенатором, хоть всю ночь не буду спать! — упрямо топает ножкой Алекс, глядя на мать исподлобья.

Вель бросает на меня короткий взгляд, грустно улыбается и уводит детей, продолжая приговаривать что-то сыну.

Я откидываюсь в кресле, чувствуя в теле приятную расслабленность. Отчаянно хочется затянуться крепким халиссийским дурманом, с которым местный табак не идет ни в какое сравнение. Но для этого надо встать и уйти в курительную, а мне совершенно лень двигаться.

Мирная, размеренная жизнь даже кровь в жилах замедляет.

К вечеру следующего дня к нам доставляют посылку с курьером королевской почты. В посылке обнаруживается новенькая, с иголочки, парадная генеральская форма, к всеобщему восторгу женщин. Остается лишь удивляться, как лорд Несбитт сумел на глаз определить размер, но подгонять почти ничего не приходится.

Ночью, выпустив из объятий Вель и чуть отдышавшись, утыкаюсь носом в ее висок, дразнящий нежным, едва уловимым ароматом. Виновато признаюсь:

— Есть еще кое-что, о чем я не сказал тебе сразу.

— Что же? — ее сонливость как рукой снимает, она приподнимается на локте и выжидательно смотрит на меня.

Выкладываю все начистоту: о предложении короля, о перспективе консульства в Саллиде, о возможности вернуться в Кастаделлу. Ожидаю очередной взбучки за сокрытие важных сведений, но Вель слушает молча, медленно лаская пальцами шрамы на моей груди.

Потом умолкаю. Молчит и она, опустив ресницы и погрузившись в собственные размышления.

— И что ты думаешь об этом? — наконец спрашивает Вель. — Ведь ты так мечтал вернуться в Аверленд.

Я глубоко вздыхаю. Произношу вслух мысль, которая вот уже два дня омрачает мой счастливый брак.

— Наш сын — потомственный сенатор. Нехорошо лишать его возможности жить в стране, которой он со временем станет управлять.

Вель тоже вздыхает — но, кажется, с облегчением. Виновато прячет глаза, целует меня в грудь.

— Тогда нам надо торопиться. Совсем скоро гавань Сноупорта может затянуть льдами, да и на юге начнет штормить.

— В среду, после приема, и займемся сборами.

— Кстати, о приеме. Как будущему консулу, тебе следует обзавестись полезными знакомствами, — деловито произносит она.

— Вы чрезвычайно мудры и рассудительны, госпожа сенатор, — хмыкаю я, чувствуя, как рассеивается тяжесть в груди. — И как вас угораздило выйти замуж за недалекого вояку вроде меня.

Откидываюсь на подушку, забрасываю руки за голову. Вель лукаво щурится, дразняще проводит ладонью по моему животу. Мышцы сжимаются, откликаются привычным трепетом в ответ на ее смелую ласку.

— Показалось весьма заманчивым уложить на лопатки генерала, — фыркает Вель и по-хозяйски устраивается сверху.

Я зажмуриваюсь, ослепленный красотой обнаженного тела любимой. Как же хорошо, дьявол меня побери, что я еще не ослеп.

Вель двигает бедрами, срывая хриплый стон с моих губ.

Что ни говори, а семейная жизнь у меня определенно удалась.

— Почему так тихо? — удивилась я, не заметив у ворот поместья Адальяро сутулой фигуры Вуна.

Втайне я ожидала, что он приедет встречать нас в порт Кастаделлы, но этого не случилось. И то правда: мы собирались так спешно, что не успели присылать никакого письма, извещая Изабель о нашем прибытии. Зачем бы она присылала Вуна каждый раз, когда с севера прибывает пассажирское судно?

— А кому здесь шуметь? — ловко выпрыгув из наемного экипажа, спросил Джай. — Дети-то с нами.

— И то правда, — согласилась я, подавая ему руку.

Но под ложечкой засосало в неприятном предчувствии. А вдруг с Изабель, одинокой пожилой женщиной, за время отсутствия произошло что-нибудь плохое?.. Не к месту вспомнился Хорхе, чтоб его праху бесконечно гореть в преисподней.

Дети выскочили из экипажа, не став дожидаться помощи, и наперегонки бросились к воротам. Габи затрясла запертую калитку:

— Бабушка! Бабушка Изабель!

Детский крик слегка расшевелил сонную тишину в поместье: наконец появился Вун с заднего двора, изумленно распахнул глаза — и тут же бросился отпирать ворота. На веранду выглянула служанка, всплеснула руками, устремилась навстречу Сай, которая пыталась догнать детей.

Габи и Сандро вприпрыжку добежали до веранды. Я тепло приветствовала Вуна, обнялась с Нейлин, которая вышла на веранду, вытирая руки о фартук.

— Святой Творец, счастье-то какое! — бормотала она, то и дело осеняя себя крестным знамением. — Мы уж и не чаяли вас увидеть!

— Что госпожа? Жива ли, здорова?

— Жива, жива, донна Вельдана. Только сдала совсем, днями сидит в кресле и смотрит в одну точку. Есть отказывается, насилу кормим. Боюсь, как бы Творец не сократил ее дни на земле.

Я вздохнула, мельком взглянула на Джая, который вместе с Вуном занимался разгрузкой сундуков и многочисленных тюков с нашими пожитками, и поднялась по ступенькам веранды.

Остановилась на пороге, едва прикрыв за собой дверь.

Изабель, совершенно седая и похудевшая до неприличия, стояла на коленях у плетеного кресла и плакала, обнимая детей.

— Вернулись! — шептала она, целуя в лоб то Габи, то Сандро. — Вернулись!

— Вернулись, — подтвердила я, поймав ее полный радостной надежды взгляд.

Позади скрипнула дверь. Не оборачиваясь, я почувствовала спиной присутствие мужа. Сильная рука обняла меня за талию, виска легко коснулись теплые губы. Изабель всхлипнула, поднялась с колен и промокнула глаза кружевным платочком.

— Как раз к обеду успели, — произнесла она дрожащим голосом. — Сай, будь добра, распорядись на кухне, чтобы поставили достаточно приборов. И пусть подготовят комнаты наверху, да поскорее: негоже господам с дороги дышать пылью.

Габи и Сандро, наперебой забрасывая бабушку рассказами о северных кузенах, снеге, морском путешествии и подросшем щенке, вместе с Изабель направились в сторону столовой.

— Боюсь, с покупкой своего дома придется повременить, — вздохнула я, обернувшись и уткнувшись лбом Джаю в грудь.

— Ничего, родная, — тихо ответил Джай. — Мой дом там, где хорошо тебе и нашим детям.

Комментарий к Глава 65. Семейная жизнь Не сразу написала примечание, но думаю, что стоит все же написать: эта глава финальная. Будет еще небольшой эпилог, пока думаю, с какой стороны к нему подойти.

====== Эпилог ======

Сандро не терпелось покончить с завтраком. Как глупо рассиживаться за столом, когда можно проглотить еду в один присест и не тратить время на нудные семейные посиделки, способные растянуться на целый час. А ведь день обещает столько интересного! Зур сказал, что отлив сегодня будет особенно сильным и обнажит скрытые гроты у южного побережья бухты. Во время одного из таких отливов Зур нашел там выщербленный, покрытый ржавчиной пиратский стилет и подарил его Сандро. Пришлось почти месяц упрашивать Зура, чтобы в следующий отлив взял его с собой поискать пиратские сокровища. Ведь этим путем много лет назад пираты везли золото и самоцветы из Халиссинии! Могли бы и припрятать кое-чего в потайных расщелинах.

Но нельзя выдавать нетерпения. Мать и Джай не должны догадаться о том, что задумал Сандро, иначе ни за что не согласятся отпустить наследного сенатора исследовать неприступные берега. И без того удивительно, как Сай ничего не прознала, иначе опять устроила бы мужу знатный нагоняй за то, что «морочит голову молодому господину».

Но ведь он уже давно не мальчишка! Ему уже скоро пятнадцать! Через три с лишним года Алессандро Адальяро вступит в права сенатора и станет управлять целым городом! А уж защитить себя он может и подавно.

Зур, правда, отнесся к такому заявлению с недоверием. Так что в их тайный сговор посвятили и Кима, который согласился сопровождать их в дальней вылазке. Успеют ли они вернуться до обеда? Если нет, в поместье разразится скандал, а скандала Сандро как раз не хотелось. Возможно, придется предупредить сестру, чтобы в случае чего прикрыла тыл…

Как же обидно терять время! Сандро нетерпеливо заерзал на месте, но тут же застыл под бдительным взглядом бабушки, выпрямив спину и гордо расправив плечи. В выцветших, но все еще темных глазах Изабель Адальяро мелькнуло одобрение. Сандро уже давно научился читать по лицу старой донны — ему льстило ее обожание. К Габи бабушка тоже относилась благосклонно, но Сандро, без сомнения, пользовался ее безграничной любовью. С мелкими, Коннором и Инесс, Изабель Адальяро была безукоризненно деликатна и мила, но за всеми ее вежливыми улыбками скрывалось обычное равнодушие.

Сандро знал, почему так. Они с Габи носят фамилию своего отца, Диего Адальяро. А Коннор и Инесс — всего лишь отпрыски бывшего раба.

Наследный сенатор опасливо покосился на крупную фигуру Джая, восседавшего во главе стола. Сложно было представить, что генерал Джайвел Хатфорд, бессменный консул Аверленда в Саллиде, весьма уважаемый в Кастаделле человек, когда-то был рабом.

— Папа, можно мы с Кимом сегодня поедем на стрельбище? — вдруг раздался за столом голос Коннора.

Сандро напрягся. Ким сегодня нужен ему самому, этот мелкий не посмеет нарушить его планы!

— Зачем? — спросил Джай. — Разве мишеней на заднем дворе вам недостаточно?

— Ким считает, что у меня получится попадать в цель верхом с лошади…

— Ах, Ким считает, — усмехнулся Джай. — Это он сам тебе сказал?

— Да какая разница? — вспыхнул Коннор. — Я сказал, а он согласился. Ну, во всяком случае, не возражал.

Сандро от души позлорадствовал над тем, как замялся Коннор под насмешливым взглядом отца.

— Не возражал, — повторил Джай, поддразнивая мелкого.

— Да, не возражал! — с вызовом вскинул голову Коннор, готовый противостоять отказу. — А на заднем дворе на лошади не развернешься.

— Возьми пони, тебе будет в самый раз, — не удержался от издевки Сандро.

Коннор побагровел, его светло-серые глаза злобно прищурились.

— Ты имеешь в виду того пони, которому ты едва достаешь носом до стремени? — вернул шпильку младший брат.

Кровь хлынула к лицу; Сандро едва удержался, чтобы не вскочить из-за стола и не запустить в обидчика тарелкой. В свои одиннадцать высокий и плечистый Коннор уже почти догнал ростом старшего брата, не уставая напоминать об этом при каждом удобном случае, чем безмерно бесил.

— Прекратите, — рявкнул Джай, окинув тяжелым взглядом поочередно одного и другого. — Взъерошились, как молодые петухи. Неделю ни шагу с поместья, оба.

— А я тут при чем?! — взвился Сандро, отшвырнув вилку на пол.

Джай невозмутимо смерил его взглядом с ног до головы.

— А ты будешь сидеть в своей комнате, пока не научишься вести себя за столом. И сегодня останешься без обеда.

— Кто ты такой, чтобы мне приказывать?! — вскочил на ноги Сандро, от бессилия сжимая кулаки.

— Сынок, сядь на место, — мягко сказала мать. — И веди себя подобающе.

Нехотя, он подчинился. Краем глаза заметил, как побледнели губы бабушки Изабель, не сводившей с него взгляда.

— Я, конечно, никто, — подозрительно охотно согласился Джай, накалывая на вилку кусочек мягкого овечьего сыра. — Но за вас, господин будущий сенатор, пока еще несу ответственность. К ужину как раз выучите первое правило, которым должен руководствоваться правитель.

Сандро насупился. И без занудных нотаций Джая он знал это правило — думать, прежде чем говорить. Но что это меняет? Коннор уже давно напрашивался на взбучку. Ну ничего, пусть только сопляк попадется ему после завтрака…

На некоторое время разговоры за столом снова умолкли. Тихо позвякивали ножи и вилки — у всех, кроме Сандро, который сидел неподвижно, не смея попросить новый прибор, и бабушки Изабель, которая больше не ела из солидарности с внуком и лишь смотрела на него с сочувствием. Габи старательно прятала улыбку, поглядывая то на одного брата, то на другого. Притихшая Инесс из кожи вон лезла, чтобы состроить из себя благовоспитанную леди. Скажите, пожалуйста! Всего восемь лет, а уж подлиза, каких свет не видывал.

Как всегда, обстановку за столом разрядила мать.

— Кстати, дорогой, забыла тебе сказать: как раз перед завтраком посыльный принес письмо от Аро, — будничным тоном произнесла она.

— И что он пишет? — Джай, до этого молча поигрывавший желваками на скулах, явно заинтересовался новостью.

— Много чего, в двух словах и не расскажешь. Получил научную степень в Технической академии Аверленда. Во второй раз стал отцом. Собирается приехать к нам в гости вместе с семьей будущим летом, если здоровье супруги не подведет.

Сандро краем глаза перехватил восхищенный взгляд Джая, брошенный на мать, и насупился еще больше. Ну конечно, какой-то там Аро всегда вызывал у отчима безудержный восторг, будто он ему сын родной. А Сандро достаются бесконечные упреки и нравоучения…

— Тогда возьми письмо и проводи меня в сад, — сказал Джай таким тоном, что Сандро едва не затошнило от сладости. — Я погрею на солнце старые кости, а ты мне почитаешь.

Отчим вытер губы салфеткой и поднялся из-за стола. Сандро вздохнул с облегчением: с этого момента завтрак мог считаться оконченным. Мать тут же последовала за мужем, подав ему трость и подхватив его под локоть с другой стороны.

— Алессандро, милый, не откажешь проводить меня в комнату? — ласково спросила бабушка Изабель. — Боюсь, мои старые кости сегодня тоже нуждаются в поддержке.

Сандро с готовностью проводил старую донну, своего единственного союзника в этом доме, до дверей ее покоев.

— Не огорчайся, милый, — заговорщицки подмигнула бабушка уже на пороге. — Ты прав: только ты, и никто иной, имеешь право распоряжаться в этом доме, ведь это был дом твоего деда и твоего отца. Потерпи немного: скоро ты станешь сенатором и больше ни перед кем не станешь отчитываться. И пожалуйста, ни на миг не забывай о своем происхождении.

— Спасибо, бабушка, — растрогавшись, Сандро поцеловал запястье старой леди. — И ты тоже, как всегда, права: мне следует быть сдержаннее, я ведь из рода Адальяро.

Просияв, бабушка Изабель скрылась за дверью покоев.

Сандро, помешкав на пороге, гордо вскинул голову. Если уж ему и придется сидеть взаперти до самого вечера, то сначала он отыщет выскочку Коннора и покажет, кто в этом доме настоящий хозяин.

Коннор отыскался на заднем дворе, что-то виновато докладывая Киму. На лице Кима, по обыкновению невозмутимого, блуждала рассеянная улыбка. Заметив Сандро, Ким едва заметно склонил голову, выражая молодому господину почтение.

— Оставь нас, Ким, — властно велел Сандро, с удовольствием заметив, как подпрыгнул от неожиданности Коннор. — Передай Зуру, что мы никуда не едем, а мне покамест надо поговорить с братом по душам.

Ким вновь поклонился и молча исполнил приказ.

— По душам? — хмыкнул Коннор, презрительно прищурившись. — Да кто ты такой, чтобы лезть мне в душу?

Сандро вновь почувствовал, как в жилах закипает кровь. Коннор, будучи ненормально высоким для своего возраста, оставался все же на половину ладони ниже Сандро, и тем не менее вечно умудрялся смотреть на него сверху вниз.

— Я скажу тебе, кто я такой, — процедил Сандро сквозь зубы и схватил наглого братца за грудки. Тот с бычьей силой вцепился в его запястья, пытаясь освободиться. — Я — сын сенатора Адальяро. А ты — сын бывшего раба! Так что знай свое место, раб!

Коннор взревел, неожиданно быстрым движением сделал подсечку и повалил Сандро на взрытую лошадиными копытами землю заднего двора.

— Сам ты раб! — заорал он, норовя укусить брата за ухо. — Да еще и дурак!

— Оба вы дураки, — раздался над ними звонкий хохоток. — Ну-ка встаньте и отряхнитесь, а то позову мать, и вам обоим не поздоровится.

Коннор послушно отпрянул, едва заслышав голос сестры. Габи возвышалась над ними, сверкая глазищами и уперев руки в бока. Сандро, зловеще взглянув на младшего брата, медленно поднялся и нервно дернул плечами.

— Коннор, ступай на кухню и умойся, пока мать не увидела тебя в таком виде, — по-хозяйски распорядилась Габи, и мелкий не посмел ей перечить.

Едва он скрылся за углом дома, Габи прищурилась и снова хохотнула.

— Ну ты и дурак, — повторила она, качая головой.

— Что ты заладила, дурак да дурак, слов, что ли, других не знаешь, — буркнул Сандро.

Старшую сестру он по-своему любил и даже уважал, но терпеть оскорбления не собирался даже от нее.

— А как мне еще тебя называть, если ты такой и есть? «Сын сена-а-атора, сын раба-а-а…», — протянула она насмешливо. — Неужели ты до сих пор еще не понял, что мы все — дети Джая?

— Что?! — Сандро оторопело уставился на сестру. — Что ты несешь, глупая женщина!

— В зеркало на себя посмотри, — продолжала веселиться Габи. — А потом на Джая, и сравни с портретом Диего Адальяро. Дурак ты и есть дурак! А еще сенатором собираешься стать. Просто страшно становится за Кастаделлу!

От потрясения Сандро едва не потерял дар речи.

— Да ты просто спятила! — выдохнул он.

— А вот и не спятила. Я давно догадалась, — Габи невозмутимо расправила на платье кружевные оборки. — А потом и проверила.

— Как?.. — шевельнул непослушными губами Сандро.

— Будто невзначай назвала Джая папой, — улыбнулась она.

— И что… он? — Сандро все еще не мог поверить, что он не спит и не видит дурной сон.

— Обнял меня и едва не заплакал. Ох, братишка… может, Диего Адальяро и считается нашим отцом, но на самом деле…

— Вздор! — вскричал Сандро. — Этого не может быть! Если так, то наша мать… наша мать…

Не в силах больше сдерживать себя, он взвыл, как от боли, и со всех ног побежал в сад, намереваясь тотчас же разыскать Джая под его любимым раскидистым платаном и вытрясти из того правду.

Он не ошибся: Джай, закрыв глаза и откинув затылок на подголовник плетеного кресла-качалки, блаженно подставлял лицо утренним лучам солнца.

— Это правда?! — Сандро казалось, что он кричит, но на самом деле едва мог дышать от гнева.

— Что правда? — удивленно поднял голову Джай. — То, что я велел тебе до ужина сидеть в своей комнате, а ты опять пропустил мой приказ мимо ушей?

— Это правда, что ты… и мать… — Сандро только теперь понял, что не может подобрать слов, и вспыхнул до кончиков ушей.

— Правда, — вздохнул Джай. — Я думал, ты уже достаточно взрослый, чтобы это понимать. Так всегда происходит между мужем и женой. А как бы еще появились Коннор и Инесс? Но ты выбрал странное время, чтобы об этом поговорить…

— А мы с Габи?! — теперь уже Сандро и в самом деле чувствовал себя круглым дураком.

Лицо Джая закаменело. Он нащупал возле ручки кресла свою трость и медленно, неуклюже встал на ноги, возвышаясь над Сандро, как гора.

— Кто тебе сказал?

Сандро едва не завыл, теперь окончательно убедившись, что каждое слово Габи — чистая правда.

— Но ведь… но ведь тогда мать была замужем за Диего Адальяро! Ты… ты… как ты посмел! А она… как посмела она! Да ведь она, получается, никакая не благородная леди, а настоящая…

Тяжелая пощечина обожгла скулу, да так, что у Сандро из глаз посыпались искры. Переведя дух, он ошалело уставился на человека, к которому всю жизнь испытывал противоречивые чувства. Человека, чье одобрение он долго и безуспешно пытался заслужить. Человека, о котором в Кастаделле до сих пор ходили легенды. Человека, перед которым склоняли головы благородные доны из самых знатных семейств города. Человека, который изредка давал ему уроки боя на мечах, делая Сандро самым счастливым мальчишкой на свете. Человека, которого Сандро не без причин побаивался и втайне лелеял свое превосходство над ним, взращенное ласковыми словами бабушки Изабель…

Человека, который внезапно оказался его отцом.

— Если я еще раз услышу хоть одно неуважительное слово в сторону матери, — грозно зарычал Джай у него над ухом, — сниму с тебя штаны и отхожу хворостиной так, что неделю не сможешь сидеть. Ты меня понял, господин будущий сенатор?

— Понял, — все еще держась за скулу, пробормотал Сандро.

— Что здесь происходит? — послышался за его спиной взволнованный голос матери. — Джай, что ты сделал с Сандро?!

— Вель, ступай в дом, — властно велел Джай, не взглянув в ее сторону. — У нас с Алексом серьезный разговор.

— Но…

— Хоть однажды в этом доме меня могут послушать с первого раза? — рявкнул он.

Мать, не осмелившись спорить дальше, послушно ушла, оставив их наедине. Джай, поморщившись, потер ногу над коленом и уселся обратно в кресло. Сандро только теперь почувствовал, как неприятно у него дрожат колени.

— А теперь садись и слушай, — кивнул Джай в сторону небольшой скамейки, на которой любила сидеть мать. — Я расскажу, как все было на самом деле, и после этого сам будешь решать, чей ты сын и что тебе с этим делать.

Вернувшись в дом, Габи застала мать нервно мечущейся по гостиной.

— Что случилось, мам?

— Ах! — мать закусила губу и расстроенно протянула к ней руки. — Габриэла, милая, иди скорее сюда и обними меня, пока я не натворила глупостей.

— Тебя огорчила ссора мальчишек? — Габи сочувственно обняла мать. — Не переживай, они все такие. Бенито говорит, что они с Альфредо тоже постоянно дерутся. Мужчины! Ссоры у них в крови.

— Ты права, моя милая, — мать позволила Габи увести себя к широкому дивану. — Сколько войн удалось бы избежать, если бы решать позволили женщинам!

— Ты о войне с Халиссинией? — уцепившись за возможность отвлечь мать от грустных мыслей, спросила Габи.

— И о ней тоже, — вздохнула та. — Сколько жизней погублено, сколько судеб сломано, сколько друзей стали врагами…

Габи не стоило большого труда догадаться, о чем сокрушается мать.

— Ну почему врагами. Когда в прошлом году мы ездили к тетушке Лей, папочка был очень даже рад встрече со своим старым другом Хаб-Арифом, а ведь тот чистокровный халиссиец.

— Папочка?.. — насторожилась мать, вглядываясь блестящими от слез глазами в лицо дочери.

— Ой, брось, мам, — отмахнулась Габи. — Я давно уже все знаю. А сегодня и у Сандро открылись глаза.

— О Творец! — мать едва не рвала на себе волосы. — Так вот что у них там за разговор!

— Но…

— Габи, тебе следует молчать об этом! Ведь если все это выйдет за пределы поместья…

— Мам, ну что ты, — Габи прильнула к матери, стараясь ее успокоить. — Я же не дура. Да и Сандро не такой уж дурак, каким кажется на первый взгляд.

— Габи!

— Молчу, молчу.

Они просидели так, в обнимку, бесконечно долго. Мать то и дело всхлипывала, а Габи, как могла, пыталась ее успокоить. В конце концов их уединение нарушила хлопнувшая входная дверь. Мать всполошилась, вскочила с кресла, сделала шаг в сторону появившегося на пороге Сандро, но тут же замерла, словно натолкнувшись на невидимую стену.

Габи с интересом наблюдала за тем, как брат, весь пунцовый от шеи до кончиков ушей, виновато поглядывал на мать. На его левой скуле начинал наливаться внушительный синяк.

— Джай… кхм… спрашивал, когда ты наконец принесешь ему то письмо, — пробормотал он, не зная, куда девать глаза.

— А ты как, сынок?

— Нормально, — буркнул он, втягивая голову в плечи. — Пойду к себе. Мне ведь там до ужина сидеть, изучать законодательный уклад Саллиды. Если сегодня не выучу и не сдам урок, завтра снова придется сидеть до ужина.

— Я провожу тебя, — засуетилась мать, виновато взглянув на Габи.

— Ну мам! — заартачился Сандро. — Я ведь уже не маленький!

— Но ты ведь не знаешь, где та книга. Я покажу тебе, где именно читать. И расскажу о том, чего там не написано. И вообще…

Сандро обреченно вздохнул, сдаваясь. Габи проводила их взглядом, хихикнула и толкнула входную дверь. Миновав лужайку и задний двор, вышла в тенистый сад и вскоре разыскала Джая на его излюбленном месте под платаном.

— Вель? Почему так долго? — отец открыл глаза, но, увидев Габи, расплылся в улыбке и приглашающе хлопнул себя по бедру.

— Боюсь, тебе придется подождать маму еще немного, — сказала Габи, по привычке усаживаясь на отцовское колено, как в детстве, и обняла его за шею. — Сильно повздорили?

— Да нет. Я ожидал худшего. Но Алекс, кажется, наконец-то взрослеет. Ну а ты как, крошка? Поведаешь старику свои девичьи секреты? Чем собиралась сегодня заниматься?

— Скоро за мной заедет Бенито. Донна Лаура снова устраивает девичьи посиделки, — Габи вздохнула и уткнулась лбом в висок отца. — Пап, я должна тебе кое-что сказать.

— Что? — широкие плечи под ладонями Габи внезапно закаменели.

— Мы с Бенито теперь помолвлены.

— Что?! — взревел отец, отстраняясь и глядя на Габи в упор. — Да как этому сопляку такое в голову пришло?! Ты ведь еще совсем ребенок!

— Не такой уж и ребенок, — поморщилась Габи. — Мама была почти в том же возрасте, когда приехала в Саллиду, чтобы выйти замуж за Диего Адальяро.

— Тогда времена были другие! — упрямо набычился отец. — И потом, ничего хорошего из этого не вышло. А тебе еще расти и расти! Этот твой Бенито теперь пусть и носа не кажет в нашем доме, если хочет цел остаться! Каков пострел! Жениться ему приспичило!

— Пап, ну что ты, в самом деле, — надула губки Габи — это всегда действовало на отца безотказно. — Что плохого в помолвке? Свадьбу мы планируем не раньше, чем через полгода…

— Не раньше, чем через три года, или через мой труп!

— …я его хорошо знаю… и вообще, бабушка Изабель говорит, что Бенито для меня — лучшая партия. Мой брат будет сенатором, Бенито тоже однажды станет сенатором, а я, получается, сделаюсь женой сенатора. Чем это плохо?

— Твоя бабушка слишком много говорит, — проворчал отец, впрочем, уже не так сердито.

Но от Габи не ускользнуло то, как он потер грудь в области сердца.

— Что с тобой? Тебе нехорошо? — теперь уже всерьез разволновалась она.

— Да нет, все в порядке, — заверил отец. — Видно, и впрямь я потерял счет времени — превращаюсь в старую развалину. То там заболит, то тут заноет.

— Я принесу тебе успокоительные капли, — Габи соскользнула с отцовского колена и, приподняв юбки, поспешила в сторону дома.

На окраине сада она столкнулась с матерью, которая тут же окинула ее встревоженным взглядом.

— Что случилось, милая?

— Отец слегка разнервничался, — наспех пояснила Габи. — Бегу за каплями.

— Не надо капель, — усмехнулась мать и взмахнула письмом. — Там за тобой уже приехал Бенито. А за отца не волнуйся, — она снова загадочно улыбнулась. — Уж поверь, я сумею его успокоить.

Габи поверила: присутствие матери всегда действовало на отца благотворно. Улыбнувшись в ответ, она на прощанье махнула рукой и поспешила встречать жениха.

День, слегка не заладившийся с утра, теперь обещал быть прекрасным.

Конец

Комментарий к Эпилог Дорогие читатели! ) Вот и подошел к концу мой полуторалетний труд. Хочу выразить благодарность всем, кто поддерживал меня в процессе написания этой работы – вопросами, подсказками, отзывами, ждунами, лайками, отметками в публичной бете. Спасибо всем, кто воодушевлял меня подарками, фанфиками, картинками, и еще раз большущее спасибо анонимному картографу ) Отдельную благодарность хочу выразить Женечке Зарубиной, которая, пока могла, отбетила большой кусок этой работы, и моей любимой музе – Гадюке, без мудрых советов которой я бы просто не дотянула до финала.

Всех люблю, до новых встреч! 💖💖💖