Скотина! Подлец! Мерзавец! Идиот несчастный! С этими словами она засыпала вчера, с ними проснулась утром. Они звучали в ее голове, когда она принимала душ, обтирая свое прекрасное, такое желанное для всех мужчин тело массажной варежкой. Для всех — кроме одного! Скотина! Она даже в отпуске не была этим жарким летом, хотя Савин предлагал поехать в Бразилию, никак не могла решить, что же делать с этим идиотом Даниловым, то ли развестись и забыть, то ли попытаться возродить семью. Развестись-то нынче нетрудно, но вот забыть его… Почему-то казалось, что после развода это сделать будет еще труднее. Ведь не забыла же за год жизни порознь! Решала… И что же? Руки-ноги загорели, на груди, где вырез блузки, — красное пятно, а живот белый! Прямо-таки мозаика получается!
С этими словами она завтракала и ехала на службу. Припарковала свой коричневый «ВАЗ-21099» у подъезда банка, включила сигнализацию, а потом вспомнила, что забыла на сиденье сумочку. Рванула дверцу — сирена взвыла…
Ну прямо все из рук валится. И слова, которые звучали в ее голове, стучали в ее сердце, жестокие, грубые, не могли выразить весь накал ее злости.
И ведь не заставишь Данилова прибежать с извинениями, со словами раскаяния и заверениями, что ему без нее трудно! А ведь именно такое она предполагала как естественный ход событий, когда решилась вчера позвонить ему.
Скотина!
Или что-то можно сделать? Заставить… не прибежать, а приползти к ней, не извиняться, а умолять простить его, идиота несчастного?
Что он возомнил о себе? Подумаешь, писатель! Сейчас все кому не лень сочиняют романчики, и чем глупее получается, тем лучше покупают их книги! Уже и на трибуны не лезут, понимают, что всего-то развлекают домохозяек за деньги. Массовики… затейники! А этот? Все еще гением себя считает?!
Подлый лжец! Насочинял, как он любил, как ему трудно было пережить разлуку с любимой женщиной, — и ведь про нее, про жену свою, написал! А когда она позвонила — и встретиться с ней не желает! Так-то он любил, страдал? Надеялся? Ложь, ложь, ложь!
Ну разве можно работать в таком состоянии? Нужно было сказать отцу, что сегодня она плохо себя чувствует, он бы сам предупредил Савина. Но сидеть в одиночестве дома — еще хуже!
К полудню разболелась голова. Марина выпила таблетку растворимого аспирина и долго сидела без движения, глядя на свои ладони, лежащие на столе поверх сводок, счетов, компьютерных выкладок. Солнце продвинулось на запад, жаркие лучи уперлись в ее лицо. Марина вскочила с кресла, раздраженно дернула за шнурок пластиковых жалюзи. Похоже, всю силу вложила в этот рывок — жалюзи посыпались вниз, едва успела отскочить от окна.
В кабинет стремительно вошел Савин.
— Что случилось, Марина? — Он смотрел то на нее, то на пластиковые полоски, беспорядочно лежавшие под окном.
— Солнце… — пробормотала Марина, усаживаясь в кресло. — Хотела жалюзи прикрыть, а они упали. День какой-то жуткий, настроение паршивое… все из рук валится!
— Ну, это мелочи. Ты не ушиблась? — Он подошел почти вплотную, белоснежным носовым платком принялся стряхивать пыль с ее блузки. — Я вызову ремонтников, они мигом все исправят. Ты такая красивая, когда злишься, Марина…
Она нервно передернула плечами, несильно оттолкнула.
— Пожалуйста, Лева… У меня и вправду сегодня ужасный день. Я вчера позвонила ему…
— Кому? — насторожился Савин.
— Мужу своему, Данилову. Отец попросил. Прописка и все такое…
— И что же?
— Да ничего! Он вел себя отвратительно, разговаривал со мной по-хамски! Даже вспоминать противно.
— Ну, Мариночка, ну зачем же так себя расстраивать? Забудь ты о нем, вот и все. А выписать его из твоей квартиры — это не проблема. Если Григория Анисимовича беспокоит его незримое присутствие там, уберем нахала.
— Григория Анисимовича беспокоит совсем другое…
— Что именно?
Марина глубоко вздохнула и решила не говорить Савину, что именно беспокоит ее отца.
— Бизнес, вот что, — сказала она.
— Это естественно, — согласно кивнул Савин. — Григорий Анисимович настоящий деловой человек, хозяин.
— Этот хозяин мог бы посоветоваться с дочерью, прежде чем давать дурацкие задания тебе, Лева. Я ему так и сказала вчера. Ты знаешь, где взять деньги, Лева?
— Пока нет. Честно тебе признаюсь, ночью я думаю о другом. Никак не могу сосредоточиться, понимаешь. Вот когда мы наш с тобой главный вопрос решим, этот просто смешным покажется. Не надо напрягаться, ссориться с отцом, положись на меня, любимая. И не огорчайся, если тебе нахамил какой-то чужой человек. Забудь. Ты выполнила просьбу Григория Анисимовича и не виновата, что пришлось разговаривать с хамом.
— Между прочим, он все еще мой муж! Мог бы нормальным голосом разговаривать!
— Пожалуйста, не огорчайся. Ну какой он тебе муж? Так, чистые формальности, штамп в паспорте.
— Нет, не формальности! — сердито сказала Марина. — Я, между прочим, серьезно отношусь к браку! И если этот человек по паспорту до сих пор мой супруг, значит, так оно и есть!
— Может быть, убить его? — со смехом предложил Савин.
— Как? Совсем?
Лева нахмурился. Не нужно было ему говорить такое. А вдруг с ее мужем и вправду что-то случится?
— Я пошутил, Мариночка, но в принципе можно попросить моих ребят проучить нахала. Чтобы знал, как разговаривать с прекрасными дамами.
— Нет… — нерешительно сказала Марина. — Пока не нужно. Я сама придумаю, как ему отомстить. Ты же знаешь, отец категорически против нашего участия в криминальных делах.
— Да разве я настаиваю? — удивился Савин. — Просто сказал первое, что взбрело в голову. И потом, это ведь твой муж. Разве я могу себе позволить даже думать о подобных методах?
— Ну, в общем-то, первое, что взбрело тебе в голову, не так уж и плохо, — усмехнулась Марина, впервые после вчерашнего звонка чувствуя растущую уверенность в себе. — Но пока не будем ничего предпринимать, подождем. — Помолчала минуту и со значением повторила: — Подождем.
Савин согласно улыбнулся и поцеловал ее сухие губы. На этот раз она не отстранилась, напротив, страстно обвила руками его шею, привставая с кресла. Она даже тихонько застонала, как это было в Женеве. Савина этот жадный поцелуй и обрадовал и напугал. Причина его радости была понятной, испуга — тоже: а вдруг кто войдет?
— Скоро ты получишь от меня фантастический подарок, любимая, — прошептал он, когда ее ладони медленно сползли с его плеч. — После этого ты не будешь читать романы своего бывшего мужа и даже вспоминать о нем не будешь, это я тебе гарантирую на сто процентов.
— Интересно, интересно! И что же ты мне подаришь?
— Это секрет. Но могу с полной уверенностью сказать: такого подарка ни одна женщина в Москве не получала.
— Ну хоть намекни, Лева!
— Не могу, Мариночка, это будет сюрприз. Потерпи немного, и ты увидишь. И не просто увидишь, а поймешь, как сильно я тебя люблю, как жажду тебя каждый день, как помню все, что между нами было.
— Нет, а правда, что ни одной женщине в Москве такого не дарили?
— Правда. Ну, я вижу, настроение у тебя немного поднялось, пошел к себе, надо еще поработать, — Савин опасался, как бы она снова не потянулась к нему губами — отказаться от поцелуя невозможно, а войти могут в любую минуту.
Он торопливо одернул пиджак, нежно улыбнулся и стремительно вышел из кабинета. Через пару минут, сидя в своем директорском кресле, он, прежде чем снять трубку телефона, нащупал во внутреннем кармане пиджака магнитофонную кассету и вдруг понял, что это не только подарок, но еще и ловушка для Марины! Только он и она будут знать, о чьей страстной любви рассказывает этот роман, но если Марина захочет увильнуть от него, об этой любви узнает вся Москва, а такое вряд ли придется ей по душе! Роман-то будет весьма и весьма откровенным. Автор же никогда не узнает, о какой женщине он все это написал.
Гениальная идея!
— «Ревела буря, гром гремел! Во мраке молнии блистали!» — Алтухов ревел погромче легендарной бури из песни про Ермака.
«Адидасовская» футболка плотно облегала его могучую грудь, подчеркивая рельефные мышцы, которые словно бы увеличились под эластичной синей тканью. А может быть, все дело в том, что через пару часов он встретится со Светланой и пригласит ее в квартиру Макса, и они там будут сидеть вдвоем и разговаривать, и пить шампанское, которое он уже положил в большую зеленую сумку, и закусывать ананасом, который еще нужно будет купить. Но теперь это не проблема. Ананасы в шампанском, как в знаменитом стихотворении Северянина. Именно такой представлял эту встречу Алтухов. Лучше гения серебряного века не придумаешь.
Окно было распахнуто, и его мощный голос раскатывался по всему дому. Однако пока никто из невольных слушателей не рискнул сказать, что с музыкальным слухом у певца не все ладно.
Алтухов пружинистым шагом ходил по комнате, складывая в сумку свои книги, журналы со своими публикациями, потом добавил десяток книг самых известных когда-то авторов с дарственными надписями. Задумался, что бы еще взять? Даже петь на какое-то мгновение прекратил. Этой мимолетной задумчивостью воспользовалась Валя, тотчас же возникшая в дверном проеме.
— Ты что, уезжаешь, Юра? — грустным голосом спросила она.
— Уезжаю, покидаю тебя, Валентина, раба Божья! — густым басом пропел в ответ Алтухов.
— Далеко?
— В тундру! Там, говорят, сейчас прохладно. И медведей белых не так много. Испугались перестройки и убежали на полюс. Надеются, что демократы туда не скоро доберутся.
— Нет, я серьезно. Ты что, нашел себе другую женщину?
— Как найду, обязательно с тобой посоветуюсь, — пообещал Алтухов, застегивая «молнию» на сумке. — Мы детально обсудим все ее достоинства и недостатки и лишь после этого решим, подходит ли она нам или нет.
— Обиделся вчера, да?
— А за что мне обижаться на тебя? Все у нас было хорошо, много приятных воспоминаний осталось. Это ты, по-моему, обиделась, что была моей любовницей. Что в этом плохого? Екатерина Великая тоже была чьей-то любовницей и меньше от этого не стала. Памятник заслужила, даже большевики не посмели его разрушить. А почему не разрушили? Да потому, что на слово «любовница» не обижалась!
— Я не могу об этом говорить, это грубо и пошло, Юра! Не забывай, что ты мужчина, а я женщина.
— Правда? — удивился Алтухов. — Надо же! А теперь скажи мне, если мужчина и женщина лежат в одной постели, кто они?
— Муж и жена.
— И такое случается, но совсем не обязательно. Ну, Валентина, смелее, скажи мне, кто они? Правда, бывают еще — разведчики. У Кожевникова, кажется, в романе «Щит и меч» лежат двое в постели, но не раздеваются и ни о чем таком не думают, им главное, как задание партии и правительства выполнить. Ну так это железные люди, я бы так не смог.
— Ты вернешься?
— Обязательно.
— А книги зачем уносишь?
— Один коллекционер из Америки хочет купить, большие деньги предлагает. Они там собираются открыть в Нью-Йорке музей Юрия Алтухова.
— Я же серьезно спрашиваю тебя, Юра!
Алтухов вздохнул, хлопнул себя по бедрам, покачал головой.
— Ну я же тебя ни о чем не спрашиваю, Валя. Можешь уносить из своей комнаты все, что хочешь, и приносить — тоже все. Никаких возражений или расспросов с моей стороны не последует.
— Ты вчера прямо сам на себя не был похож, я это по глазам поняла. А сегодня — так и вообще… Принарядился, прямо не узнать. Наверное, все же нашел себе какую-нибудь оторву. Смотри, потом ведь все равно прибежишь ко мне.
Алтухов не успел ответить на это столь важное заявление: на знаменитом писательском столе зазвонил телефон.
— Если это меня, скажи, что сейчас подойду, — попросила Валя, намереваясь подойти к его телефону.
— Але! — рявкнул Алтухов, почти не сомневаясь, что звонят Вале. — Репетиция сегодня будет раньше или позже, или ее вообще не будет.
— Простите, мне хотелось бы поговорить с писателем, который дал объявление в газете «Из рук в руки», — послышался в трубке уверенный мужской голос.
Алтухов замер с раскрытым ртом. Неужели началось?! Черт побери, как же с ним разговаривать, с бизнесменом этим хреновым? Особо важничать не следует, но и выдавать свою заинтересованность — тоже. Надо же, клюнул! Ну-ну, интересно, что из этого получится.
— Ну да, это я. Слушаю вас внимательно, — сказал он, стараясь казаться невозмутимым.
— Это не меня? — совсем загрустила Валя, подходя к столу.
— Нет, нет, это меня, секретный важный деловой разговор, иди, пожалуйста, иди к себе! — громко зашептал Алтухов, прикрыв микрофон ладонью, а другой энергично предлагая Вале покинуть помещение…
Обиженно поджав губы, Валя вышла из комнаты, не сомневаясь, что звонит «какая-то оторва».
— Господин писатель, меня весьма заинтересовало ваше объявление, вернее… ваше предложение. Услуга, можно сказать, несколько экзотическая, но именно такая мне и нужна.
— Почему экзотическая?
— Прежде, по-моему, ничего подобного не было.
— Пишут же стихи на заказ, песни. Почему бы и роман не сочинить, если я умею это делать лучше многих из тех, чьи книги продаются на лотках?
— Очень современная и, я бы сказал, своевременная идея. С вами трудно не согласиться. Будьте добры, представьтесь, пожалуйста.
— Зачем? Вы же не собираетесь представляться, насколько я понимаю. Если сочтете нужным встретиться и поговорить конкретно, я покажу вам свое писательское удостоверение. И свои книги, публикации в крупнейших советских журналах, десятка полтора положительных рецензий, есть мнения очень известных критиков. Я не халтурщик и за свою работу отвечаю.
— Ну что ж… можно и так. Если то, что вы перечислили, соответствует действительности, нам нужно встретиться.
— То есть вы хотите заказать мне роман о вашей личной жизни, я правильно понял?
— Правильно.
— Вы помните, что это стоит недешево? — Алтухов расправил плечи, победоносно усмехнулся.
— Разумеется. Думаю, о цене мы договоримся при встрече. Но этот разговор и все, что за ним последует, должно остаться между нами. Только между нами. Я предупреждаю, что если об этом станет известно еще кому-то, у вас будут крупные неприятности. Ни ваша жена, ни друзья — никто даже не должен знать о моем звонке. Пожалуй, это самое важное условие нашего сотрудничества.
Улыбка не сходила с лица Алтухова. Действительно бизнесмен! Именно таким он и должен быть. Конфиденциальность. Тайна. Да ради Бога! Можно и помолчать, и вообще не знать, с кем имеешь дело, лишь бы доллары платил исправно.
— Это я вам гарантирую.
— Обо всем прочем, я думаю, договоримся при встрече, если вы, конечно, тот, за кого себя выдаете.
— И если вы тоже тот, за кого себя выдаете, — парировал Алтухов.
— Что вы имеете в виду?
— Это ведь может быть розыгрыш или, например, какое-то журналистское исследование писательских нравов.
— Нет, я вполне серьезно. Мы могли бы встретиться сегодня? Скажем, часа через полтора-два?
Алтухов посмотрел на часы и с сожалением вздохнул. Надо ж такому случиться! Через два часа он должен встретиться со Светланой…
— Честно вам признаюсь, для меня этот звонок очень важен, — еще раз вздохнул Алтухов. — Но именно сегодня, сейчас у меня деловая встреча с представителями американского издательства. Не могли бы вы перенести встречу на завтра?
— Тогда еще один вопрос. Как долго вы будете писать роман?
Алтухов задумался, принялся лихорадочно вспоминать, как работает Данилов. Ну что ж, если теперь Данилов стал писать быстро, и он, Алтухов, тоже сможет. Десять страниц в день… да запросто!
— Вам же не, нужен роман-эпопея, вроде «Войны и мира»? Компактный, остросюжетный роман объемом в триста двадцать — триста пятьдесят страниц можно создать за месяц. По объему книга будет выглядеть вполне прилично.
— Месяц? Хорошо. Завтра я жду вас в три у магазина «Мелодия» на Новом Арбате. Стойте у края тротуара, я подъеду и заберу вас. Разговаривать будем в машине. Как вас узнать?
— В три? Договорились. А узнать меня… Рост сто восемьдесят восемь, вес девяносто шесть, волосы светлые, глаза голубые, серые брюки, синяя футболка «Адидас». Труднее не узнать меня.
— До встречи завтра. Всего доброго.
Положив трубку, Алтухов еще долго не мог оторвать от нее задумчивого взгляда. Не верилось, что эта странная, отчаянная затея даст какой-то результат… И не «какой-то», а такой, который вырвет его из нищеты! И уже не будет стыдно перед Светланой за то, что обманывает ее, притворяясь богатым писателем. Не нужно больше притворяться, он станет таким! И Светлана… О-о, прекрасная Светлана!..
— Я буду богатым, очень богатым, трам-па-ра-рам, невероятно богатым! — заорал Алтухов так громко, что из своей комнаты прибежала встревоженная Валя.
— Ты чего, Юра? — спросила она, с изумлением глядя на приплясывающего у стола соседа. И любовника, что ж поделаешь, если это так называется.
— Я скоро, Валя, буду богатым! И куплю тебе в подарок электрическую мясорубку! И ты больше не будешь заставлять меня прокручивать мясо на пельмени!
— Объясни же, что случилось?
— Что случилось? — Алтухов остановился, почесал затылок и объявил: — Американцы хотят издавать мои романы. Должны дать тысяч пятьдесят!
— Чего пятьдесят тысяч? — ужаснулась Валя.
— Долларов, конечно! А если вздумают предлагать меньше, я и слушать их не стану, вот так! — Он подхватил Валю, с легкостью закружил ее по комнате, потом чмокнул в щеку.
— Соглашайся, если будут предлагать меньше, — испуганно попросила она. — Это же все равно огромные деньги…
— Ни в коем случае! — рявкнул Алтухов.