Разорванный круг, или Двойной супружеский капкан

21

Какой же это кошмар — писать роман по заказу! Страшная пытка, издевательство над самим собой, втаптывание в грязь самого святого, что у тебя есть, — свободы. Свободы творчества.

Ну и за что ж вы боролись, господа писатели? Левые, правые, красные, зеленые, бронзовые, звездно-полосатые, голубые? За то, чтобы писать так, как вам хочется? Ну и пишите, господа хорошие, только ваша писанина теперь и на хрен никому не нужна! Раньше был госзаказ: давай о передовиках труда; госприказ: на фермы, на заводы — изучать жизнь пролетариев! А теперь частный заказ: давай о зеленоглазой блондинке, с которой предприниматель отдыхает в Париже! А свобода так и осталась недостижимой, как Шарон Стоун. Да еще хуже стало. Славное советское государство обдурить можно было: напишешь о деревенском плотнике, и столько шпилек советской власти в задницу навтыкаешь, сколько западным критиканам и не снилось. А ему хоть бы хны! Задница толстая, не чувствует хитроумные писательские шпильки.

А бизнесмену, который отдыхал в Париже с зеленоглазой блондинкой, попробуй воткни! Заставит переписывать, а то и не заплатит обещанное. Вот ведь времена пришли, не дай, не приведи, как говорится!

Так думал Алтухов, обливаясь потом в своей комнате, где и раскрытое окно не спасало от духоты, потому что влетала в него та же духота, лишь изрядно приправленная гарью с Волгоградского проспекта.

Едва проснувшись, он сел за сочинение плана заказного романа. И вот сейчас, когда солнце уже исчезло за крышами домов на западе, приближался к драматической развязке с непременным счастливым концом. А завтра нужно будет уже сочинить первую главу, страниц десять — и это за день! Такое и представить было трудно, да нужно постараться, ведь вечер он намеревался провести со Светланой. Сегодня не получится… Уже и голова тяжелая, ни черта не соображает, а драматическая развязка пока не видна. Как это Макс умудряется писать такими темпами, уму непостижимо!

Когда сюжет романа заходил в тупик, ярость охватывала Алтухова. За все трудные перестроечные годы не срывалось с его губ столько проклятий в адрес новых порядков и тех, кто их установил, сколько за этот жаркий день. Треть каждого часа он матерился, мечась по душной комнате, но все же работа мало-помалу двигалась вперед.

Единственное, что согревало душу, — скоро он получит аванс. Четыре тысячи долларов — громадная сумма, никогда прежде он не держал столько в руках. А через месяц получит еще четыре, и тогда можно будет не беспокоиться, что обманывает Свету, выдавая себя за богатого писателя. Так оно будет на самом деле! А еще он снимет квартирку где-нибудь в приличном районе, и будут они там жить со Светланой…

Хорошо было думать об этом! Ради такого Алтухов готов был в дугу согнуться. Только ради Светланы он позволил себе издеваться над самым ценным, что у него было, — собственным талантом, успокаивая себя мыслью, что талант от этого не исчезнет, а его обладатель приобретет еще одну ценность — любимую женщину. Драго-ценность!

Время от времени он хватал телефонную трубку, пытаясь дозвониться Лене, попросить, чтобы та предупредила Светлану: сегодня он никак не сможет с нею встретиться, однако в телефонной трубке неизменно слышались длинные гудки. Все утро никто не подходил к телефону. Позвонил Максу, и его дома не оказалось. Разозлился, полдня не прикасался к телефону, но и позже, вечером, и Лена и Макс упорно не желали брать трубку.

Вместе они, что ли, куда-то умотали? Прямо с утра? Ну, молодец, Макс, увел связную и даже не предупредил! А ведь знал же, что он, Алтухов, сегодня будет звонить Лене!

Ушли прямо с утра и до сих пор не вернулись? Интересно, что ж они такое придумали? Или Макс сдался на милость своей бывшей «Мадам Банк»? Очень уж озабоченная ворвалась она вчера в его квартиру.

Ничего не понятно, черт побери!

В комнату без стука вошла Валя, оторвала его — даже и сам не знал, от чего — то ли от работы, то ли от размышлений, куда подевались Данилов и Лена.

— Юра, — жалобным голосом сказала она. — Ты вчера опять пришел домой поздно и сильно пьяный…

Алтухов сердито взглянул на нее, отметил густой слой грима на лице. Несмотря на позднее для Вали время, одета она была не в привычный глазу халат, а в строгую темную юбку с легкой кофточкой бежевого цвета. Неужели это все — ради него? Негодяя, который приходит поздно, да к тому ж еще и пьяный?

— А откуда ты знаешь, что я был пьяным? — поинтересовался он. — Ты же не выходила из своей комнаты, а я туда не заходил.

— Перегаром несло знаешь как?..

— A-а, перегаром… Так это с улицы, у меня в комнате окно открыто, сам всю ночь мучился от этого запаха, а закрыть окно — совсем задохнешься, — объяснил Алтухов.

— А что ты сейчас делаешь?

— Работаю, — с гордостью сказал Алтухов.

— Что это за работа?

— Что за работа бывает у писателя? Роман сочиняю. Вот, план уже почти готов. Теперь буду каждый день писать по десять страниц. Так что ты, пожалуйста, не отвлекай меня.

— Правда роман, да? — не поверила Валя, осторожно приближаясь к столу.

Алтухов предусмотрительно перевернул лицом вниз страницы с планом, прикрыл их ладонью.

— Роман. Ты же слышала, как мне звонят, заказывают, бешеные деньги обещают. Ну, один и уломал. Так уж и быть, Алтухов напишет про него роман. И все, Валя, больше я тебе ни слова не скажу, коммерческая тайна.

— А ты все еще злишься на меня? Да, Юра?

— С чего ты взяла?

— Не заходишь ко мне…

— Как же я зайду, если ты обещала милицию вызвать и посадить меня? Да и некогда мне, видишь — ра-бо-та-ю.

— Все равно, я чувствую, ты злишься. Может быть, я не так с тобой разговаривала, но я же хотела как лучше. Я всегда тебе желаю только добра.

— Спасибо, Валя. Я знаю, ты замечательная женщина, добрая, заботливая, а мне надо работать.

— Мы завтра на гастроли уезжаем в Тулу.

— Правда? — обрадовался Алтухов. — Вот и замечательно. Отдохнешь там от вечно пьяного писателя, развеешься, вернешься помолодевшая и с новыми силами будешь развлекать московских детишек. А когда уезжаете и на сколько?

— Завтра вечером, в четыре часа сбор. На целую неделю уезжаю, — печально вздохнула Валя.

— Вот и хорошо.

— А тебе хочется, чтобы я уехала, да?

— Ну почему же… просто я буду работать как проклятый. Зато когда получу много денег, куплю тебе… — Он в задумчивости почесал затылок. — А что ты хочешь, чтоб я тебе купил, Валя?

— Я мясо приготовила на ужин и бутылку вина купила. Пойдем посидим вместе, а то ведь целую неделю не увидимся.

Что-то вроде жалости шевельнулось в душе Алтухова. Какая же она некрасивая, несчастная, как хочет удержать его… Вот уже и разговаривает с ним совсем по-другому, назови он сейчас ее своей любовницей — не обидится.

Не назовет. Как же он жил с нею все эти последние годы? И ни о чем больше не думал, ничего не хотел. Не жизнь, а сплошная пьянка, когда желанной становится любая женщина, оказавшаяся поблизости, и даже не сама женщина, а только ее тело, способное разрядить пьяную ярость, принять в себя, погасить пьяную боль… И — ничего больше.

Он протрезвел? Проснулся, очухался?

Похоже, что так. Светлана разбудила.

— Спасибо, Валя, но я уже перекусил. Когда ты была в театре, выскочил к метро, купил сала и зеленого луку, да чайку попил, так что — сыт по горло. Да и работы столько, что придется сидеть часов до двух. Ты не жди меня, ужинай сама.

— Значит, не хочешь? — Валя нервно закусила губу.

— Только без обид, ладно?

— Юра, у тебя все равно ничего не получится с той женщиной! — неожиданно выкрикнула Валя.

— С какой? — уставился на нее Алтухов.

— С той шлюхой, которая тебя окрутила! Запомни: ничего, ни-че-го не получится! Она поступит с тобой так же, как ты поступил со мной, точно так!

— Не бери дурного в голову, Валентина, — нахмурился Алтухов. — Не надо истерики устраивать, поезжай себе в Тулу.

— А ты приведешь ее сюда? Ничего у тебя не получится! Ишь ты, роман сел писать, деньги начал зарабатывать, когда его прибрала к рукам какая-то шлюха! Совсем другим человеком стал, а все хорошее, что я для него делала, — забыл!

— Да помню я, все помню! — взмолился Алтухов, не зная, что предпринять. Слушать Валины речи сил не было, но и вытолкать ее из комнаты он тоже не мог. — И всегда буду вспоминать о тебе с благодарностью. Клянусь! А вот о любви и вообще о моей личной жизни говорить больше не будем. Давай останемся друзьями, Валя, хорошими соседями…

— Ты так решил, да? Ты сам так решил?! А меня спросил?!

— Незачем было спрашивать. То, что было, — прошло. И все.

— Нет, не прошло! Оно еще аукнется тебе, вот увидишь! — кричала Валя. — Когда эта шлюха высосет из тебя все соки и вышвырнет — поймешь! Так оно и будет, именно так!

— Не каркай, — пробурчал Алтухов, отворачиваясь к столу.

Валя заплакала и выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью. Алтухов вставил в машинку чистый лист бумаги и долго смотрел на него, тщетно пытаясь вспомнить: на чем же он остановился?

Поработаешь в таких условиях!