18 февраля

Думала, из дома мне сегодня не выбраться. После обеда Пит сказал, что все равно не наелся. Подогрела ему томатный суп и сандвич с ореховой пастой. Он заявил, что паста хрустит на зубах и он ее терпеть не может. Мы все в ней перепачкались. Пришлось выкинуть сандвич и сварить ему равиоли. Отскребая пасту, я зацепила дуршлаг, и все содержимое полетело в помойное ведро. Пит завизжал, замахал руками-ногами. Он так бесился, что слетевший ботинок разбил зеркало в прихожей. Я голыми руками собирала осколки, порезалась, испачкала кровью ковер. Жидкость для чистки ковров, естественно, куда-то пропала. Попробовала жидкость для мытья посуды — только все испортила.

Когда Пит наконец успокоился, пришел Роджер и объявил, что хочет обсудить планы на лето. Решил отправить нас с Питом на север Мичигана, к Верхнему полуострову, и навещать по выходным. Продолжая прикидываться, я с восторгом одобрила этот план. Все рассчитал, подлец. С понедельника по пятницу будет жить на Черном озере с другой женой, а по выходным ездить ко мне, «и эти двое ни разу не встретятся». Пусть так и думает!

Как только Роджер ввел наши летние планы в новую программу-календарь, зазвонил телефон. Потом еще раз. И еще. Сначала Грета Хаас (из церкви) спросила, не помогу ли я им на Пасху с яйцами. Потом позвонила мама — пожаловаться на папиного онколога. Говорит, умчался в больницу, как на пожар, только чтобы избежать разговора с нею. Охотно верю. Третьим был продавец на телефоне из маркетинговой ассоциации инвалидов, пытался продать мне электрические лампочки со сроком годности сто лет. Я нажала кнопку новой антимаркетинговой функции — какое блаженство было ее использовать! — и радостно слушала, как солидный электронный голос рекомендовал моему собеседнику бросить это дело. Потом телефон зазвонил еще раз, но почти сразу замолчал. На телефоне высветилась надпись: «Номер не определен». Наверно, продавец лампочек очухался и решил поругаться. А может, это Эдди звонил.

Было уже три часа. Сказала Роджеру, что пойду делать маникюр. Он рассеянно кивнул в мою сторону и опять уставился на «Зену — королеву воинов». Уверена, он даже не заметил, что я вышла из дому. Минут через двадцать наверняка позовет меня, начиная с выкриков средней громкости и постепенно переходя к пронзительным воплям, рвущим барабанные перепонки. Попросит Пита сбегать за мной наверх, а Пит ответит: «Мама пошла делать маникюр». Он-то, в отличие от своего отца, внимательно слушает, что я ему говорю. Я представила, как Роджер озадаченно скребет голову, и поблагодарила Бога, что мне не долго осталось жить с этой обезьяной.

Проехать на Черное озеро короткой дорогой оказалось невозможно: Кроуфордский проезд ремонтировали. Пришлось вернуться к рынку — еще двадцать минут потеряно. Добравшись до озера, я так вспотела, что блейзер промок под мышками и потные ладони оставляли пятна на руле. Свернула к жилищному товариществу, отыскала нужный квартал и дом Роджера. Дом был последним, в самом конце дороги, почти терявшейся среди высоких сосен. Припарковалась у обочины. Сердце так грохало — пульсировала даже серебряная булавка на лацкане блейзера.

Принялась рассматривать дом. Другие дома на этой улице почти все отличались какой-нибудь характерной деталью: там полосатый навес во дворе, здесь раскрашенный вручную веселенький почтовый ящик. Роджеров дом не выделялся ничем. Участок был заброшен, редкие кустики наверняка выросли там случайно. Ставни не покрашены, нет таблички с номером дома или фамилией хозяев, нет обычного для таких домов цветного флюгера. Шторы тщательно задернуты, никаких признаков жизни. Видимо, гостей здесь не любят.

Я подошла к двери и прислушалась. «Back-street Boys». Кроме музыки, доносился шорох, шаги, звяканье кастрюль. Я набрала в грудь побольше воздуха и постучала. Сперва тихо, потом сильнее. Никто не отозвался. Постучала еще раз. Музыка оборвалась — и с нею все остальные звуки. Ни звяканья, ни шагов. Я приложила к уху ладонь, прислонилась к двери и затаила дыхание.

Дверь приоткрылась. Я подняла глаза и наткнулась на хорошенькое личико девушки, изящной маленькой азиатки. Она открыла дверь чуть пошире, настороженно глядя на меня. На вид не больше шестнадцати, одета в простую белую рубашку на пуговицах, потертые дешевые брючки, на ногах белые носочки и сабо. Очень красивая. Сочные губы, темные, большие глаза. Черные волосы собраны сзади в узел. Ноль косметики, только блеск для губ. Девушка жевала резинку.

— Хозяйка дома? — спросила я.

Она продолжала смотреть на меня, словно не понимая.

— Вы говорите по-английски?

Девушка закивала, но по-прежнему молча. И от двери не отцепилась.

— Хозяйка. Мэри Тисдейл. Она дома?

Девушка долго смотрела на меня.

— Я миссис Тисдейл.

Показалось, что я ослышалась.

— Ты Мэри Тисдейл?

Внезапно нахлынули нелепые мысли: может, это какая-то дальняя родственница Роджера? Седьмая вода на киселе, происходящая из азиатской ветви Тисдейлов? Но у них нет никакой азиатской ветви! Может, она ему сводная сестра, незаконная дочь моего свекра? Мозг лихорадочно искал какое-то естественное объяснение. Не может быть, что это жена Роджера. Невероятно. Я постаралась собраться, но паника развязала язык, и меня понесло.

— Как зовут вашего мужа?

— Роджер Тисдейл. — Она просияла. — Мистер Роджер Тисдейл.

Господи! Она же совсем ребенок! У меня перед глазами поплыло, кровь застучала в ушах. Я схватилась за косяк двери.

— Скажите прямо, вы женаты — женаты, как муж и жена, — с Роджером Тисдейлом?

Она радостно закивала.

— С Роджером Тисдейлом, сценаристом?

— Да! Да! Это мой муж! — воскликнула она.

Ее муж? Спокойно, спокойно, пусть продолжает. Я вдруг пожалела, что не взяла с собой каких-нибудь М&Мов, — таких детей можно подкупить конфетами.

— Что вам нужно? — У нее в глазах мелькнуло беспокойство.

— Что нужно? Я тут живу неподалеку, просто хотела познакомиться с соседями и все такое. Меня зовут миссис Райан.

Мэри заулыбалась было, но потом что-то вспомнила и посерьезнела снова. Еще уже прикрыла дверь.

— Я, вообще-то, не должна ни с кем разговаривать.

— Почему?

— Муж не велел. Говорит: «Сиди дома, Мэри, и следи за ним хорошенько». Я так и делаю. Сижу и жду его. — Она надула губы. — Но я очень скучаю. Он все время в разъездах, ставит свои пьесы.

Ставит пьесы? Значит, ей он так объясняет свое отсутствие? Для меня он ездит в дома творчества и на репетиции, для нее — ставит пьесы. Денди.

Вышла толстая кошка и потерлась о ноги Мэри. Вот-вот должна окотиться. Мэри взяла ее на руки и погладила.

— Я играю с Типпи. Ем. Смотрю телевизор. Танцую под музыку. Убираюсь дома. Вот и все, наверно.

Я старалась вести себя как нормальная соседка, внимательная и дружелюбная. Как друг. Как старшая сестра.

— О, я вас прекрасно понимаю! Прямо мой распорядок дня. — Я улыбнулась, покачала головой. — И все время ждешь. Ох уж эти мужчины!

— Ох уж эти мужчины! — эхом отозвалась Мэри — теперь она тоже улыбалась.

— Слушайте, можно мне зайти на минутку? Меня что-то подташнивает. Наверно… может быть, я беременна…

Это не всерьез, конечно, просто такая стратегия показалась мне подходящей. Ее колебания были просто на лбу написаны: «Роджер не велел мне разговаривать с чужими. Но эта леди вроде ничего, симпатичная. И потом, он все равно не узнает».

«Пожалуйста, Господи, пусть она выполнит мою просьбу. Пусть она даст мне войти. Господи, пожалуйста!»

— Ну, заходите. — Она сделала наконец шаг назад и открыла дверь.

Мебель я сразу узнала. Весь этот дом был набит хламом, который раньше пылился у нас в подвале. Мы собирались отвезти его на рас продажу, но руки никак не доходили. В конце концов Роджер погрузил это барахло в фургон и сказал, что отвезет в «Дом надежды» — приют для женщин, перенесших насилие. Я заметила пару складных пляжных стульев, дешевые книжные полки, которые уже начали слоиться, плетеный диванчик и стулья, купленные еще после окончания школы. Над софой висела картинка — я ее нарисовала на девятом месяце, когда от скуки на стенку лезла. Даже не знаю, что меня больше злит — то, что он подарил ей мой рисунок, или то, что он подарил ей нечто настолько убогое. Чего я не обнаружила, так это телефона. С Роджера станется запереть девушку в загородном доме без всякой связи с внешним миром.

— Можно от вас позвонить?

— У нас тут в поселке нет телефонов, — сообщила она как нечто само собой разумеющееся. — А муж говорит, что такие, без проводов, слишком дорого стоят. У вас ведь такие, да? Без проводов?

— Да, у нас такие. Без проводов.

Господи!..

Шагая за ней к софе, я рассматривала ее фигурку и с ужасом представляла, как Роджер наваливается на нее. Алиса по сравнению с ней матрона! Интересно, что у нее за акцент? Наверное, филиппинский. Мэри принесла мне стакан с водой, я жестом попросила ее присесть. Она села, скрестив ноги. Кошка прыгнула ей на колени, потерлась о плоский животик девушки и соскочила обратно. Я оглядела комнату. Скудно обставлена, но убрана чисто, просто безукоризненно. У меня мелькнула жестокая мысль: может, она и в нашем доме могла бы убираться? Это можно отнести на счет моего состояния в тот момент. Только в совершенно безумном состоянии мне могло прийти такое в голову. Мой муж сделал эту девочку своей женой, держит ее запертой в домике на лесной дороге, запрещая общаться с людьми. Так, сейчас надо выяснить две вещи: сколько ей лет и как они встретились.

— Когда будет ребеночек? — Мэри кивнула на мой живот.

Я даже не поняла, о чем она, пока не вспомнила свою легенду.

— Не знаю. Зимой, наверное.

Даже собственный голос показался мне чужим.

Я пыталась восстановить равновесие. Мэри подхватила кошку и перевернула ее, погладила выпуклое брюшко.

— Типпи тоже беременна! — Она прошлась пальцами по кошачьим сосочкам, улыбнулась и погладила свой живот. — И я хочу ребеночка.

— А вы… — я постаралась улыбнуться, — беременны?

Мэри пожала плечами.

— Не знаю. Может быть, да. — Она надула из жвачки пузырь и втянула его в рот. Мечтательно улыбнулась. — А может, и нет. Надеюсь, что да. Я люблю детишек.

«Еще бы! — чуть не сказала я. — Ты же сама практически зигота».

— Детишки — это классно. У вас есть маленький братик или сестричка?

— Есть. Четыре брата, три сестры. Дома остались. — Она посмотрела куда-то вдаль.

Я сама уже с трудом понимала, что происходит.

— Здорово! Какая большая семья! Вы старшая?

Она кивнула, все еще глядя в пространство.

— Сколько вам лет?

Я затаила дыхание, Мэри закусила губу и явно растерялась.

— Двадцать один год.

Морочит мне голову. Я захихикала:

— Да нет, по-настоящему! Сколько вам лет на самом деле?

— Шестнадцать, мэм, — послушно сказала она.

Значит, я теперь «мэм»? Вообще-то, я должна была быть довольна, что добилась ответа, но было неприятно, что она так меня назвала. Опять это мерзкое слово.

— Мэри, вы такая красивая, — продолжала я, — вы, наверное, актриса. Вы с мужем познакомились в театре?

Это польстило ей. Девушка смущенно улыбнулась:

— Да нет, что вы! Я познакомилась с ним через КЛИТ.

— Через что, простите?

— Вы это не знаете? «Классные леди по интернациональному топ-каталогу».

Выяснив, что я понятия не имею об этом КЛИТе, Мэри объяснила, что это всемирная организация, которая знакомит воспитанных леди из разных стран с представительными американскими джентльменами.

Интересно, долго ли она пыталась выучить эту фразу. Неужели не догадывается, на что намекает аббревиатура? Это было бы жутко смешно, если бы не касалось меня таким убийственным образом.

— Как интересно! — сказала я.

Что делать дальше? Объявить ей, что я настоящая жена Роджера? Что этот брак не более чем развлечение для него, а она сама фактически секс-рабыня? Не хочется ранить ее, да и Роджер не должен узнать раньше времени, что я его разоблачила. Подожду, пока Омар даст отмашку. Я поднялась, поблагодарила ее и пошла к двери. Внезапно меня охватило сочувствие к ней. Будет сидеть тут, в маленьком домике среди всякого барахла… Ни друзей, ни машины…

— Слушайте, может, вам что-нибудь нужно?

— О, нет. Мы в полном порядке. У нас все есть. — Она старалась говорить солидно, как взрослая.

Я добралась до дома без приключений, позвонила Омару, потом Либби. После этого вышла в сеть, поискала «Классных леди по интернациональному топ-каталогу». И узнала такое — до сих пор в себя прийти не могу. Но об этом позже.

На сегодня все.

В.

Загрузка...