Разрыв

28 февраля

Сегодня в четыре, вернувшись от онколога, родители наткнулись на взломанную дверь. Дом был перевернут вверх дном, но на первый взгляд ничего существенного не пропало. Мамины драгоценности были на месте, серебро и деньги в столе у отца не тронули.

Увидев сбитый замок и разбросанные вещи, папа упал в обморок. Ударился о крыльцо и разбил передний зуб. Мама, причитая и охая, позвонила по 911, тамошний диспетчер вызвал полицию и врача.

Когда приехали медики, она уже привела отца в чувство и отправила их обратно. Полицейские осмотрели дом, ничего существенного не обнаружили и позвонили мне. Всю дорогу я неслась на красный свет. К моему приезду полисменов уже не было, папа уснул, а мама заваривала чай с жасмином и мятой. У двери возился слесарь, меняя дешевый старый замок на новый. Рядом лежал засов.

— Полиция считает, это здешние мальчишки. — Мама достала чашки из шкафчика. Глаза у нее были заплаканные. — Говорят, они, скорее всего, искали наркотики, болеутоляющие. Такое случается иногда. Пронюхают, что кто-то умирает…

Слово было сказано. Раньше никто из нас не говорил, что папа умирает. Раньше мы говорили только о временных ухудшениях.

— Чш-шш, — зашипела я на нее. — Услышит еще.

— Это уже не важно, дочка… — Мама печально улыбнулась.

Пахло дряхлостью, несвежим бельем. Поглощенная заботой о папе, мама перестала следить за собой. Ногти поломались, в рыжих волосах появились седые пряди. Больно видеть папу таким разбитым, но еще мучительнее видеть такие перемены в маминой внешности — внешности женщины, которая и подумать не могла о том, чтобы выйти из дому без макияжа. Даже к ящику за газетами. Я смотрела, как она моет чашки у раковины, на ее расплывшуюся талию, опущенные плечи и старалась думать о чем-нибудь другом.

Только мама опустила чехол на чайник, как зазвонил телефон.

— Не бери трубку, — сказала я, — пусть автоответчик сработает.

Она не согласилась: вдруг это полиция или папин доктор?

— Простите? — раздался ее голос.

Я обернулась. На лице у нее было недоумение.

— Кто это? — спросила она, и я почему-то поняла, что звонок относится ко мне.

— Кто это, мам? Что ему надо?

— Не знаю. Ошиблись, наверное. — Она налила мне еще чашку. — Мужчина какой-то.

— Мама, что он сказал? — У меня сердце упало.

— Говорит: «Скажите вашей дочери, я нашел все, что искал». Ошибся, да?

Я бросилась наверх, лихорадочно дернула дверь и ворвалась в комнату. Сейф. Сейфа нет! Золото пропало. Я кричала и плакала, рвала волосы, одежду. Пол закачался под ногами, навалилась душная безнадежность. Не оттого, что пропало золото, — человек, бывший моим любовником, вломился в дом умирающего и стащил сейф своими грязными лапами! Я рассказала маме о своих подозрениях. Она чуть ли не с отвращением посмотрела на меня, скрестила руки на груди и прошептала:

— Во что ты вляпалась, Вэлери?

Я чуть снова не заплакала, как пристыженный ребенок. Мама настаивала, чтобы я позвонила в полицию, но что я могла им сказать? Что мой бывший любовник украл золотые слитки, которые я сама стащила у своего почти уже бывшего мужа? Я сказала маме, что сама разберусь. Потом помогла ей убрать разгром в доме, уложила в постель рядом с папой и захлопнула за собой дверь. Забралась в джип, стоявший на дорожке перед их домом, заперла все дверцы и долго сидела в нем.

На сегодня все.

В.