Развод. Больше тебя не жду

Глава 48

День суда выдался серым и холодным. Мелкий снег лениво кружился в воздухе, слякоть скрипела под ногами, а мороз обжигал лицо. Я крепко держала Ксюшу за руку, её маленькие пальчики были холодными, но она упрямо отказывалась надевать вторую варежку.

– Мама, мы куда? – снова спросила она, нахмурив бровки. – Почему папа тоже здесь?

Я сжала её ладонь чуть сильнее, пытаясь придать себе уверенности, которой на самом деле не было.

– Просто нужно кое-что обсудить с папой, солнышко, – тихо ответила я, стараясь говорить максимально спокойно. – Я всё объясню, когда мы вернёмся домой.

Но Ксюша не унималась:

– А кто эта тётя рядом с папой?

Я резко посмотрела в сторону.

Саша действительно пришёл… Не один.

На его руке висела та самая девушка, которую я видела на дне рождения Ксюши. Высокая с наигранной ухмылкой на лице. Её волосы были уложены в идеальные локоны, пальто сидело четко по фигуре, а в глазах читалась явная победа.

Мне стало не по себе.

Я скользнула взглядом по Саше. Выглядел он слишком… довольным. Словно хотел меня задеть. Его рука обнимала её талию слишком демонстративно, а глаза смотрели на меня с холодным прищуром.

Где-то в груди сжалась неприятная горечь.

– Мам? – голос Ксюши дрожал.

Я снова опустила взгляд на дочь, встретившись с её непонимающим, растерянным взглядом.

– Так надо, солнышко, – повторила я, склонившись к её лицу и целуя её в макушку. – Дома всё объясню, обещаю.

Она кивнула, но в её глазах всё ещё светился вопрос.

В этот момент Саша встретился со мной взглядом. И ухмыльнулся. Мерзко.

Будто этим появлением с новой пассией он хотел сказать: Посмотри, я счастлив, а ты?

Я выпрямилась, сделала глубокий вдох и посмотрела прямо на него. Холодно. Спокойно.

Ты мне больше не важен, Саша.

Внутри бурлило возмущение, боль, обида. Но снаружи я не показала ничего.

– Пойдём, кнопочка моя, – сказала я, крепче взяв дочку за руку.

***

Зал суда был строгим и холодным, с серыми стенами и тяжелыми шторами на окнах, через которые едва пробивался серый декабрьский свет. Воздух казался напряжённым, будто сам пропитался важностью момента. В центре зала – высокий деревянный стол судьи, стопки бумаг, неприметные чашки с ручками вниз.

Я сидела на жестком стуле, сжимая в руках холодные пальцы Ксюши. Она тревожно поглядывала то на меня, то на дверь, а потом снова прижималась ко мне. Её детская ладошка была влажной от волнения, и я снова почувствовала эту горечь – всё это слишком тяжело.

Дверь скрипнула, и я вздрогнула. Саша. Он вошел в зал, высоко подняв голову, с той самой ухмылкой, от которой меня всегда передёргивало.

Началось.

Судья, невысокая женщина лет пятидесяти с аккуратной прической и очками на носу, заговорила монотонно, зачитывая официальные формулировки.

– Развод по взаимному согласию, наличие несовершеннолетнего ребёнка…

Она задала нам несколько стандартных вопросов:

– Желание развестись является обоюдным?

Мы с Сашей кивнули одновременно.

– Есть ли претензии по совместно нажитому имуществу?

Уже собиралась открыть рот, когда Саша поднялся с места.

– Уважаемая судья, – его голос звучал напыщенно и громко, будто он специально старался привлечь внимание. – Вот документы. На мне нет ничего. Ни недвижимости, ни машин, ни бизнеса. Я наёмный рабочий, живу на окладе.

Замерла, не веря своим ушам.

– Что?.. – сорвалось с моих губ, но голос был еле слышным.

Он обернулся ко мне. Его глаза были холодными, жесткими, губы скривились в презрительной ухмылке.

– Я голодранец, моя хорошая, – прошипел он так, чтобы слышала только я. – Ты ничего от меня не получишь. Даже алименты.

Судья постучала ручкой по столу, строго глядя на Сашу.

– Прошу соблюдать порядок.

Вцепилась в край стола, чувствуя, как всё внутри скручивается в узел.

– Папа… – снова тихо позвала Ксюша. – Мама, что он говорит?

Накрыла её руку своей, дрожащими пальцами погладила ладошку.

– Всё хорошо, солнышко, я рядом.

Судья кивнула секретарю, а затем снова обратилась к нам.

– Теперь вопрос о ребёнке. С кем остаётся несовершеннолетняя Ксения Александровна?

Ксюша сжала мою руку ещё сильнее, а затем вдруг, вырвавшись, кинулась ко мне, крепко обхватив мои ноги и прижавшись лицом к бедру.

– С мамой! Я с мамой хочу! – закричала она, её голос дрожал, срывался на рыдания.

Я наклонилась к ней, крепко обнимая, у самой к горлу подступали слёзы.

– Тш-ш-ш, солнышко, всё хорошо. Всё хорошо, – я гладила её по голове, чувствуя, как дрожат её плечики.

Судья внимательно наблюдала за нами.

– Всё ясно. С учётом отсутствия разногласий по имуществу и ясного желания ребёнка, бракоразводный процесс будет завершён в течение месяца.

– Подождите! – вдруг выкрикнул Саша, резко вставая. Его лицо побледнело, а глаза полыхали злостью.

– Как это нет имущества? Её машина! Я её купил!

Я резко вскинула голову.

– Саша, как ты можешь так говорить?! – голос дрожал от негодования. – Как ты можешь лгать? Эту машину мне купил отец! Она оформлена на него, а у меня доверенность.

Он сделал шаг вперёд, но я не отступила.

– Ты хочешь забрать у меня последнее? – гнев заставил голос прозвучать громче. – Единственную машину, которой я вожу нашу дочь в садик и на занятия?

Судья устало постучала ручкой по столу.

– Господин ответчик, все претензии к имуществу третьих лиц беспочвенны. Прошу соблюдать порядок.

Саша молча сел на место, скрипнув стулом.

Я почувствовала, как к глазам подступают слёзы. Но это были слёзы не слабости. А злости.

Судья тяжело вздохнула, снова взглянула на бумаги перед собой и, немного помедлив, начала зачитывать решение официальным, ровным голосом, как будто только что в зале не было этих эмоций, криков и слез:

– В соответствии с Семейным кодексом, бракоразводный процесс начат. Процесс вступит в законную силу через тридцать дней при отсутствии обжалования. Местом жительства несовершеннолетней Ксении Александровны устанавливается адрес проживания её матери. Обязанности по содержанию ребёнка возлагаются на обоих родителей согласно нормам действующего законодательства.

Она сделала паузу, хмуро посмотрев на нас обоих поверх очков:

– Стороны свободны. Заседание объявляется закрытым.

Тяжёлый звук удара молоточка о дерево отозвался эхом в тишине зала. Всё было официально. Всё было кончено.

Я медленно поднялась со своего места, ощущая, как ватными стали ноги. Ксюша не отпускала мою руку, прижималась ко мне, словно боялась, что я исчезну.

Саша сидел, уставившись в одну точку, сжав челюсти, а его пассия что-то шептала ему на ухо, коснувшись его плеча.

Я не собиралась даже смотреть в их сторону. Всё кончено. Я держала Ксюшу за руку, и мы с ней вышли в коридор, где серые стены давили, а воздух был таким густым, что казалось – им невозможно дышать.

Но стоило мне сделать пару шагов по направлению к выходу, как сзади послышался громкий, злой голос:

– Меркантильная сука!

Я замерла.

Повернулась медленно, боясь поверить своим ушам.

Саша стоял на середине коридора, побагровевший, с перекошенным от злости лицом. Его новая «подруга» была рядом, с ядовитой улыбкой на губах, поддерживая каждое его слово:

– Да, Саша, правильно! Вечно ей всё мало!

– Мало?! – в груди вспыхнуло возмущение. Я сделала шаг вперёд, но не отпускала Ксюшу, прикрывая её собой, чувствуя, как она испуганно вжимается в меня. – Ты вообще понимаешь, что говоришь?

Он фыркнул, губы скривились в неприятной усмешке:

– Я тебя содержал, обува́л, кормил, всё покупал! Всё! Машину! Дом! Всё было моим! И тебе всегда было мало!

– Саша, прекрати! – я почувствовала, как дрожит мой голос, но теперь не от страха. От ярости. – Ты совсем белены объелся?! Как ты смеешь говорить такое при ребёнке?!

Повернулась к Ксюше.

– Пойдём, солнышко, нам здесь больше нечего делать.

– Вот и уходи! – крикнул он мне вслед. – С чем пришла, с тем и уходи!

Резко остановилась, обернувшись к нему.

– Нет, Саша. Я ухожу не с тем, с чем пришла. Я ухожу с нашей дочерью. Она выбрала меня. И знаешь почему? Потому что я никогда не использовала её как инструмент для манипуляций.

Саша замер. Его новая подруга вдруг смолкла, отступив на шаг.

Вздохнула, сдерживая комок в горле.

– И тебе стоит это осознать, – добавила я тише, уже развернувшись к двери.

Мы с Ксюшей вышли на улицу. Снежинки падали мягко, кружились вокруг нас, и я наконец почувствовала, как из груди уходит этот камень, что давил весь процесс.

Теперь всё.

Я сделала это.