– Ты с ума сошла, мам? – дочь смотрит на меня, глазами, полными слёз. – Ты посадила папу в тюрьму! Как ты могла?!
– Кира, я уже объясняла тебе, – терпеливо начинаю я снова. – Я никого никуда не сажала. Если бы твой отец не делал ничего противозаконного, никто бы не смог его арестовать.
– Но всё равно, ведь это ты получается его сдала, – перебивает меня дочь. – А ведь ему уже пятьдесят, как он там будет? В тюрьме…
Мне становится безумно жаль ее. Я прекрасно понимаю, как ей сейчас больно.
Сын молчит, уставившись в одну точку, мрачно нахмурив брови. Я поворачиваюсь к нему:
– А ты что думаешь, Костя? Тоже считаешь меня предательницей?
Он медленно поднимает глаза и откашливается:
– Мам, я понимаю, что у вас с папой свои отношения, но… почему ты не сказала нам раньше, что всё так плохо?
– Потому что это было дело между мной и твоим отцом. Я не хотела втягивать вас в это. И уж тем более не думала, что так всё закончится.
– Ты хоть понимаешь, – тихо говорит дочь, – что ты разрушила нашу семью?
– Нет, не я её разрушила, – отвечаю я, стараясь оставаться спокойной. – Семью разрушил ваш отец, когда решил меня предать. Я лишь защитила себя. И вас тоже.
– От чего защитила, мам?! От собственного отца?! – срывается дочь. – Ты хоть понимаешь, как мы сейчас себя чувствуем?!
– Да, я понимаю, – говорю я. – И мне очень жаль, что вам приходится это переживать. Но другого выхода у меня не было. Ваш отец обманывал меня годами. Он обманывал своих пациентов. Он воровал лекарства и продавал их, а людям давал пустышку! Если бы я промолчала, то стала бы соучастницей. Подумайте об этом.
Повисает тяжелая тишина.
– А бабушка? – спрашивает сын. – Как она теперь?
– Я не запрещаю вам с ней видеться. Ухаживайте, помогайте. Но у неё есть своя квартира, а у меня своя. Наши с ней отношения вас тоже не касаются.
– Ты не должна была! Ты не имела права так поступать с ним… и с нами! Не хочу больше тебя видеть! – Кира вскакивает, уронив стул, и бросается вон из комнаты.
– Кирка! – рявкает Костя. – А ну вернись!
– Не надо, Кость, – останавливаю я его. – Ей сейчас нелегко.
– Нам всем нелегко, – угрюмо говорит сын. – А она ведёт себя как ребёнок.
– Если ты тоже уйдешь, я не обижусь, – отвечаю я. – Я понимаю, вам нужно это принять.
Сын вдруг встает и крепко обнимает меня. Мне сразу становится наполовину легче.
– Мам, прости, что мы накинулись на тебя. Просто надо было заранее сказать, что всё так плохо. Мы же семья.
– Я не могла… – отвечаю я, чувствуя, как голос дрожит. – Это была моя война. Но я не хотела, чтобы пострадали вы.
– Что теперь будешь делать? – спрашивает он.
– Уеду, – твердо говорю я. – Съезжу куда-нибудь на море, может, на месяц. Сниму квартиру. Сейчас не сезон, недорого будет. Мне нужно прийти в себя.
Костя кивает.
– Делай, как считаешь нужным, мам. Я поддержу любое твое решение.
– Спасибо, – шепчу я. – Для меня это очень важно.
– Я пойду, мне пора, – сын направляется в прихожую.
– Кость, подожди, – я иду следом и протягиваю ему большую спортивную сумку.
– Что это?
– Отнеси отцу передачку, там его одежда и мыльные принадлежности. Ну и так, по мелочи.
– Хорошо, – Костя берёт сумку и уходит.
В квартире становится невыносимо тихо. Я остаюсь совсем одна.
Что ж, война закончилась, я, вроде, даже победила. Сделала всё, что задумала. Только почему же мне так тошно?
Наверное, потому что любовь не умирает так быстро, и я всё ещё думаю о Викторе. Как он там за решёткой? Я не могу отвыкнуть беспокоиться о нём, но назад пути нет. Всё кончено.
Теперь мне остаётся только одно: развестись и попытаться начать жить заново. Правда, пока совершенно не представляю, как это сделать. Я не привыкла принадлежать только себе. Но я научусь, обязательно!